Скоро, скоро жизнь моя закончится, а самая заветная мечта так и останется неосуществленной.
Поэтому я решил отбросить всяческое стеснение и обратиться к вам, уважаемые писатели. Напрямую, так сказать, без посредников.
Пожалуйста, сделайте меня героем романа. Или повести. Или, на худой конец, рассказа.
Зачем мне это надо?
Стать героем – это, знаете ли, мечта моя. С самого раннего детства мечта. Когда я читал книжки всякие, то сравнивал себя с их героями и думал – почему про них пишут, а про меня – нет. Ведь я ничуть не хуже.
Конечно, в жизни моей не было ничего особенно героического. Ну, родился. Ну, в садик пошел, в школу. Пионером был, комсомольцем. Женился. Вступил в партию.
Но про партию да комсомол сейчас разве что в ироническом смысле пишут, осуждают, значит. А мне вовсе не хочется, чтобы жизнь мою осуждали.
Тогда – что же? Может быть, взять рядовой эпизод, да и описать его эдак смачно. Вкусно эдак. Но сам-то я не умею, уважаемые писатели, поэтому и обращаюсь к вам.
Какой же эпизод выбрать?
Да хотя бы с шляпой.
Вот вы, юмористы наши, сатирики, могли бы про это очень смешно рассказать. Как у меня с головы шляпа слетела, да как я за ней побежал, на одну ногу припадая – нога-то у меня с войны плохо действует, из-за контузии. А шляпу собаки бродячие подобрали, да на кусочки разорвали. Не смешно разве? Нет? А ребятишки, которые за нами со шляпой наблюдали, пальцем показывали да животики надрывали, наверное, по-другому думали.
Или вы, которые в духе реализма пишут.
Отчего бы вам не написать про то, как я эту собаку, которая меня за контуженую ногу тяпнула, потом три дня по всему району искал. Чтобы, значит, проверить ее на бешенство. Не нашел. Пришлось уколы делать. Это сейчас три укола – и готово. А тогда все сорок пришлось выдержать. Но это ничего, боль терпеть мне не впервой. Одно только плохо. Никто больше не посочувствует, не скажет одобряюще, когда я зубы сжимаю: «Молодца, Сан Санашвили!» У моей Ниночки поговорка такая была. Очень меня интересовало, кто он есть, этот Сан Санашвили. Наверное, герой какой-нибудь. Но за всю нашу совместную жизнь я так и не спросил, не решился. Вдруг и правда - герой?
Кстати, сентиментальные авторы могли бы про нас с Ниночкой красивый роман написать. Мне ведь шляпу эту знаете почему жалко до слез? Потому что она – Ниночкин подарок. К тридцатой годовщине свадьбы. Понимаете, тогда не очень-то этих шляп в магазинах было. То есть, совсем не было. А она где-то достала. Клетчатую такую, с полями закрученными, как я давно мечтал. Да, я знаю, что сейчас ничего похожего не носят. Но я даже представить не мог, что другую надену. Проклятые собаки.
Вот кого прошу не беспокоиться, так это фантастов. Ничего нереального в жизни моей не было. Все, как у всех. До войны успел на заводе поработать, токарем. А как призвали, повезли в учебку, потом сразу на фронт. Стал я летать на бомбардировщике. Бомбером был. Нет, ничего героического в этом тоже не было. Страшно было. Я об этом предпочитаю не вспоминать, потому что потом по ночам кричу и Ниночку бужу. Ах, да, я все забываю, что сейчас уже будить некого. Но от этого еще страшнее делается.
А контузию я потом уже получил, когда летать перестал. Как перестал? Да вот так. То ли нам тогда координаты неправильные дали по ошибке, то ли... Не знаю. В общем, скинули мы на своих. И были у нас, как говорится, два массива – массив лесной и массив мясной.
В этом месте писатель-разоблачитель обязательно рассказал бы про лагерь, и как Ниночку потом арестовали, и про сломанную судьбу. Только было бы это все неправдой. Не было ни лагерей, ни сломанной судьбы. Обычная судьба – была. Как у всех. После контузии комиссовали, я обратно на завод пошел, за свой токарный станок, потом мастером, начальником цеха, парторгом... Верите, нет – за всю жизнь только и заработал благ, что цветной телевизор да садовый участок. Можете, если хотите, назвать это совестью. Тогда все так жили. И я жил, как все.
Только про это как раз не надо, не пишите.