Пролог
(Лебадийское прорицалище в Беотии; месяц гермей, 4-й год 101 Олимпиады)
Главный жрец лебадийского прорицалища Трофония неспешно прохаживался по дорожкам сада, когда появился служитель-неокор и попросил его поскорее явиться в храм.
Старик повернул полное, обрамленное длинными седыми волосами лицо и с удивлением посмотрел на своего помощника. Стояла зима, перевалы Фокейских гор и Парнаса завалило снегом, а болотистая долина Кефиса вся раскисла после недавних дождей. Время для паломничества было самое неблагоприятное, и последние дни жрец почти не встречал в священной роще богомольцев. Храмы и дом, где обычно жили больные, прибывавшие в Лебадию в надежде на чудесное исцеление, также пустовали.
- К нам кто-то приехал, Телевтий? – спросил старик у неокора, - кто-то из тех, что нуждаются в моем наставлении?
Служитель отрицательно покачал головой.
- Нет, светлейший, - отвечал он с ноткой глубокой почтительности, но в то же время доверительно наклоняясь к собеседнику. – Один придурковатый хромец будет ночевать сегодня в святилище. Что же до тех двоих, что остановились в храме Тихи, то они уже получили прорицания и готовы поднести дары. Я решил их не задерживать.
Главный жрец улыбнулся краешками губ, показывая, что понимает чувства Телевтия. Незнакомцы, о которых шла речь, были прибывшие четыре дня назад и не пожелавшие назвать своих имен спартанец и фиванец. Учитывая, что между Спартой и Фивами уже шесть лет шла война, соседство это оказалось для всех крайне неприятным. Ведь по давнему обычаю, прежде чем быть допущенными в подземное прорицалище Трофония, богомольцы должны были на протяжении нескольких суток приносить установленные жертвы, совершать очистительные обряды, пить воду из священных источников и купаться в реке Геркине. Сталкиваясь то и дело в разных местах, враги обменивались неприязненными взглядами и хранили ледяное молчание. Все это порядком надоело общительному неокору. Не удивительно, что он спешил поскорее избавиться от несимпатичных гостей.
- Хорошо, - промолвил главный жрец, - я сейчас распоряжусь кухарке, - и пойдем принимать анафему.
Он вошел в дом, а Телевтий остался ждать на пороге. Время близилось к вечеру. Солнце уже прошло большую часть дневного пути и садилось между облаками, отражавшими вокруг бледный, умирающий свет. Далеко на северо-востоке, среди горных цепей, набегавших одна на другую, красовалась в заходящих лучах узкая, укутанная снегом вершина Парнаса. Вид ее менялся с каждой минутой. Поначалу представлялось, что гора покрыта тонкой пленкой расплавленного металла. Затем она подернулась розовой дымкой. Когда же дымка сошла, вершина вновь засияла первозданной белизной, расчерченной кое-где черными прожилками (чернота проступала там, где не выпал снег). С противоположной стороны, на юго-востоке, тянулась низина Кефиса, а за ней темнели окутанные туманом невысокие прибрежные горы. Внизу, у входа в ущелье, видны были дома богатого торгового города Лебадии. От его окраин по направлению к священной роще поднимался известковый, поросший кустами склон горы. Все это было очень хорошо знакомо Телевтию. Занятый своими мыслями, он рассеяно пробегал взглядом окрестности, ни на чем не задерживая своего внимания.
Появился главный жрец, увенчанный лавровым венком, со священническим жезлом в руках. Кивнув помощнику, он свернул на широкую тропу, ведущую в священную рощу и дальше - на вершину горы, к прорицалищу. Неокор молча последовал за ним. Оба шли не торопясь, высоко подняв головы, со спокойным величием, подобающим служителям прославленного и глубоко почитаемого в Греции святилища. Их длинные белые одежды из тонкой льняной материи мягко спадали с плеч. В роще царила благоговейная тишина, нарушаемая только шорохом прошлогодней листвы под ногами. Стволы священных деревьев возносились вокруг, как колонны храма. Над головами тянули свои голые ветви кряжистые, вековые дубы. Редкие, еще оставшиеся на них с осени листья побурели, высохли и свернулись на концах трубочкой. Сквозь эту редкую, золотистую, бледнеющую по краям листву, просвечивало чуть тронутое пурпуром зимнее небо.
Идти было совсем недалеко. Вот за поворотом показалась черепичная крыша, а потом и весь храм Трофония, окруженный соснами и благородными кипарисами. Здание было приземистое, даже неказистое. Весь его внешний облик, - кирпичные стены, простые деревянные колонны со стороны фасада и почти полное отсутствие новомодных скульптурных украшений, - говорило о значительной древности постройки. И в самом деле, история нынешнего храма насчитывала никак не менее трехсот лет, а сколько простояли на этом месте его предшественники никто в точности не знал. Культ Трофония восходил к глубочайшей древности, и начало его терялось во тьме времен.
На периболе за низкой оградой главного жреца дожидались четверо - все в чистых белых одеждах. Двое из них, со свертками в руках, были приезжие - уже упоминавшиеся спартанец и фиванец, двое других – служители храма: юноша-неокор, исполнявший роль служки при жертвоприношениях (он держал в одной руке корзинку, а в другой - короткую палку, обмотанную паклей), и дежурный музыкант с заткнутым за пояс авлосм. Главный жрец с любопытством оглядел гостей, которые очень мало походили друг на друга.
Спартанец был высокий, чуть сутуловатый мужчина, лет шестидесяти, обладавший настолько характерной внешностью, что его невозможно было не заметить даже в густой толпе. Фигура его отличалась массивностью и какой-то поразительной несоразмерностью: руки были чрезмерно длинны, а одно плечо заметно ниже другого. Увидев приближающегося жреца, он сделал несколько шагов навстречу, раскачиваясь при этом из стороны в сторону и по-медвежьи расставляя огромные ступни ног. Его грузное, мускулистое тело двигалось не прямо, а словно наискосок, заносясь вперед одним боком. Голова с большими мясистыми ушами, клонилась в сторону. Высокий лоб, убегая назад, переходил в поблескивавшую на солнце лысину, тонкие губы, вытянувшиеся в прямую линию, придавали лицу замкнутое, непроницаемое выражение. В густой черной бороде кое-где серебрились седые волоски. Но самой необычной чертой его были большие, ярко-голубые глаза; и взгляд - острый, пронзительный и настолько цепкий, что от него, казалось, не могла укрыться никакая даже самая незначительная мелочь.
Фиванец выглядел значительно моложе своего соперника. Это был невысокий, худощавый, сероглазый мужчина лет сорока пяти, немногословный и спокойный. Его ясное, открытое лицо с крупным, немного горбатым носом, украшенное короткой вьющейся бородкой, свидетельствовало о твердом характере. Глубоко сидевшие, умные, проницательные глаза глядели прямо в лицо собеседнику. В каждом его движении, начисто лишенном какой-либо суетливости, в каждом слове и даже в каждом взгляде чувствовался человек, хорошо знающий то, что ему нужно и готовый упорно добиваться поставленной цели.
- Итак, - спросил жрец после обычного обмена приветствиями, - вы покидаете нас, господа? Надеюсь, данные вам пророчества оказались благоприятными?
- Они туманны и двусмысленны, как всегда, - сухо заметил спартанец, - по крайней мере, те, что касаются меня!
Тут он выразительно посмотрел на фиванца.
- Прорицатели не предопределяют наш путь, они лишь подсказывают правильное направление движения, - спокойно отвечал тот, - не каждому дано услышать ясный голос бога!
- Раз вы твердо решили ехать, не буду вас задерживать, - поспешно сказал главный жрец. – Приступим к церемонии!
Музыкант поднес к губам авлос. Юноша-неокор затянул торжественные слова просодии. Жрецы и гости подхватили знакомый припев. Выстроившись друг за другом, они чинно приблизились к жертвеннику, и служка зажег от тлеющих углей свой факел. Затем все поднялись по ступеням храма и через притвор, заставленный сундуками со священной утварью, прошли в святилище. Последнее представляло собой просторную продолговатую комнату, лишенную окон и освещавшуюся через узкое отверстие в крыше. Багровые лучи солнца, проникая внутрь, падали на древнюю, вырезанную из дерева статую Трофония (предания утверждали, что ее изваял сам легендарный Дедал). Перед кумиром возвышался жертвенник для курений. Тут же располагался изящный стол с мраморной крышкой (сюда следовало класть приношения).
Главный жрец, возглавлявший процессию, остановился в пяти или шести шагах от статуи. Музыкант смолк. Гости с интересом осматривались вокруг себя. Каждый из них уже однажды побывал в этом храме перед тем, как провести ночь в прорицалище. Но то посещение происходило в темноте, уже после захода солнца, и ничего кроме статуи, едва проступавшей из мрака в свете курильницы, они не разглядели. Впрочем, и сейчас они не увидели ничего особенного: святилище оказалось совершенно пустым (богатые приношения, стекавшиеся сюда со всей Греции, жрецы хранили в особой сокровищнице). Рядом с дверью на расстеленной шкуре сидел, вытянув ноги, невзрачного вида богомолец и с глупой улыбкой чесал пятерней заросший клочковатой бородой подбородок. На его правой щеке виден был уродливый шрам – след давней раны. Рядом валялись самодельные костыли. Это был тот самый хромец-калека, о котором предупреждал главного жреца Телевтий. Кирпичные стены не украшали никакие изображения. Лишь над самой головой статуи висел старинный круглый щит, на поверхности которого был нарисован орел, гордо распустивший широкие крылья. И поскольку щит оказался единственной светлой точкой в темном храме, все взоры невольно обратились в его сторону.
- Мне рассказывали про вашу реликвию! – сказал фиванец. – Но я представлял ее иначе.
- Вещица явно побывала в хорошей переделке! – заметил с ноткой пренебрежения спартанец. – Мне даже отсюда видно, что весь обод щита покрыт глубокими зазубринами.
- И не мудрено, - вмешался Телевтий. – Щит принадлежал мессенянину Аристомену, а он никогда не прятался за чужую спину.
- Он был всего лишь смутьяном, поднявшим мятеж против могущества Спарты, - возразил спартанец.
- А мессеняне приносят Аристомену жертвы как герою и надеются когда-нибудь обрести с его помощью свободу! – с вызовом парировал фиванец.
- Боюсь, им придется ждать слишком долго.
- Пусть так, но несправедливость не может длиться вечно!
- Что ты называешь несправедливостью, фиванец?
- Что я называю несправедливостью, лакедемонянин? Это когда один греческий народ поработил другой и тиранически правит им, словно они варвары или иноземцы.
Спартанец хотел ответить какой-то резкостью, но главный жрец остановил его движением руки.
- Нет смысла пререкаться по этому поводу, - мягко сказал он. – Для нас, для служителей Трофония, этот щит важен как свидетельство благорасположения, которое боги порой проявляют к недостойным смертным. Именно потому мы и уделили ему такое выдающееся место.
- Кроме того, - опять вступил в разговор Телевтий, - сама история этого щита достойна величайшего удивления.
И с видимым удовольствием неокор начал рассказывать гостям давнее предание о том, как во время второй Мессенской войны, в разгар известной битвы у «Могилы кабана», Аристомен, уже обративший в бегство лакедемонян, оказался возле груши, приближаться к которой ему категорически запретил прорицатель Феокл. В этот момент с героем случился странный обморок или временное помутнение сознания. Очнувшись, он увидел, что его щит бесследно исчез, и стал его разыскивать. Происшедшая вследствие этого заминка позволила многим лакедемонянам благополучно ускользнуть от мщения мессенян. Самое же замечательное заключалось в том, что щит в тот день так и не был найден. Спустя некоторое время Аристомен посетил Лебадию и провел ночь в подземном прорицалище Трофония. Каково же было его удивление, когда, проснувшись поутру, он обнаружил рядом с собой свой таинственно исчезнувший щит! Уезжая, Аристомен преподнес эту знаменитую реликвию (несомненно, побывавшую в руках бога) в дар Трофонию.
Поведанная Телевтием история была хорошо известна обоим гостям, но они покорно выслушали ее от начала до конца – фиванец с легкой усмешкой, а спартанец с непроницаемо-холодным выражением лица. Отдав дань былому, и ненавязчиво подчеркнув славу и древность своей обители, жрецы приступили к обряду жертвоприношения. На алтаре перед кумиром уже лежали маслиновые лучины, вперемежку с кусками древесного угля, добытого из виноградной лозы. Служка приблизил к ним горящую паклю. Сухое дерево немедленно занялось. На стенах храма заплясали багровые отблески пламени. Музыкант обхватил губами мундштук авлоса и, ловко перебирая пальцами, стал наигрывать известный ном Клона. Телевтий затянул гимн в честь Трофония. Его юный помощник опустил горящий факел в кархесион, наполненный водой из источника Мнемосины, и тот с шипением потух. Освященную таким образом воду перелили в серебряную кропильницу в форме змеиной головы. Главный жрец тщательно окропил из нее пол вокруг жертвенника, стол для даров, а потом и всех присутствующих. Когда дело дошло до воскурений, он осторожно извлек из золотой ладаницы несколько янтарно-желтых кусочков дорогих аравийских благовоний и выложил их в курильницу рядом с раскаленными углями. Волны густого, сладковатого аромата быстро распространились по целле храма и устремились в отверстие над головой.
Дождавшись окончания гимна, главный жрец обратился лицом к кумиру и вытянул вперед обе руки. Музыка тотчас смолкла. Выдержав паузу, жрец проникновенно обратился к божеству:
- Волю твою приемля, в горе и радости воспеваем тебя о Всемогущий, Великий и Всезнающий Зевс Трофоний! Прими дары этих честных людей, алчущих света истины. Пусть осветит их путь сияние твоей божественной мудрости, и пусть свершится все, предначертанное судьбой.
Проговорив установленную обычаем формулу, жрец уступил место спартанцу, который возложил на мраморную крышку стола свое приношение – короткую лаконскую махеру с чуть изогнутым массивным лезвием. Отступив затем на шаг, он, повторяя жест жреца, протянул руки к деревянному идолу и веско, выговаривая каждый слог, произнес:
- Моим соотечественникам не пристало просить ни о чем ином, кроме новых побед! Да будет благорасположение богов с нами и нашими детьми, как оно было на наших отцах и дедах! Да внушает грозное имя Спарты трепет всякому, кто вознамерится посеять в Элладе сумятицу и хаос!
Молитва лакедемонянина была по обычаю кратка и по-военному груба. Но он знал, что никакие пышные славословия не смогут произвести на присутствующих большего впечатления. Это была речь человека, представляющего самое знаменитое и самое сильное государство Греции. Его слова, резкие, как свист рассекающего воздух меча, несли в себе отзвук грозной поступи наступающих лаконских мор.
Хотя фиванец прекрасно понял, против кого направлена скрытая угроза его соперника, он никак не выразил своего возмущения. Подойдя к столу приношений, он поставил на него небольшой медный треножник изящной работы, потом протянул к кумиру руки и произнес:
- Всеведущим богам известно, что беотийцы не ищут чужого. Однако они никогда не отдадут обретенную с таким трудом свободу. Боже всемогущий Зевс Трофоний! Открой глаза нашим недругам! Заставь их смириться с неизбежным. Пусть несчастная Эллада обретет, наконец, мир, и греки перестанут убивать греков. А если враги не внемлют твоим знамениям, будь нашим покровителем и защитником.
Смиренно склонив голову, фиванец замер в позе просящего о защите. И вдруг издалека, словно в ответ на его мольбы, донесся гул горного обвала. Плиты под ногами задрожали, а висевшая на длинной цепочке масляная лампа стала мерно раскачиваться из стороны в сторону. Все это были признаки часто случавшихся в этой местности землетрясений. Но поскольку сила толчков оказалась незначительной, и явно не грозила прочной кладке здания, никто не тронулся с места. Главный жрец поднял руку, призывая всех сохранять спокойствие. И как раз в это мгновение щит, висевший над головой кумира, сорвался со своего места и с грохотом рухнул на пол. От сильного удара несколько клинообразных деревянных плашек, забитых (как это было в обычае у старых мастеров) между деревянной основой щита и загнутой по краям верхней бронзовой его частью, вылетело из своих гнезд. Тонкий кусок кожи, выстилавшей щит изнутри, отогнулся, и Телевтий, поднимая с пола упавшую реликвию, заметил под ним какую-то надпись.
- Взгляни на это, светлейший, - воскликнул он, - не иначе, здесь посвящение!
Главный жрец взял щит, подошел к статуе, на которую падали последние лучи солнца, и осторожно сдвинул кожу. Текст был вырезан прямо на деревянной основе. А чтобы выделить буквы, их еще обвели охрой. Пробежав глазами начертанные неведомой рукой строки, старик спокойно возразил:
- Нет, Телевтий, это не посвящение; это знамение!
Он повернул щит к свету и громко прочитал:
«Аристомен, мессенянин, сын Никомеда Эптида
Воле послушный богов, и славу отчизны блюдя,
Скрыл Талисман - дар афинянина Лика
Тайну о том меж четверкой щитов разделя.
Место заветное сыщет избранник богини Великой
Вместе пути их узлом воедино сведя».
Воцарилась тишина. Старик погрузился в глубокую задумчивость. Гости и младшие жрицы смотрели на него с выражением недоумения на лицах. Выждав некоторое время, Телевтий тихо кашлянул.
- Людям малосведущим, - вновь заговорил главный жрец, - прочитанное мной покажется бессмысленным. Но для тех, кто привык размышлять над божественными предметами, слова эти станут ключом к одной древней и весьма важной тайне.
- И что это за тайна? – спросил спартанец.
- Я не знаю, - ответил старик. – Но мне совершенно точно известно: тот, кто сумеет ее разгадать, изменит судьбы целых народов, и прежде других, судьбы мессенян и лакедемонян.
- Сомневаюсь, что такая тайна существует. Но, как бы то ни было, ты должен объяснить, в чем дело.
- Так я и поступлю, - кивнул жрец. – Да будет вам известно, господа, что Лик, сын Пандиона, упомянутый в надписи, есть тот самый афинянин, который научил мессенян торжественным таинствам в честь Великой богини. Он же преподнес им во время своего пребывания в Мессении некий Талисман – тайную вещь. Что представлял собой этот Талисман, никто теперь не знает, да и раньше его могли видеть лишь немногие посвященные. Зато известно пророчество, данное на его счет Ликом: если Талисман погибнет, исчезнет или окажется в руках врагов, то Мессении суждено навеки исчезнуть в безднах небытия. Однако, если Талисман уцелеет, мессеняне, даже лишившись своей страны, с течением времени смогут вновь получить ее обратно.
- Другими словами, - вмешался фиванец, - Великая богиня связала воедино судьбу Мессении и Талисмана Лика?
- По крайней мере, так мне рассказывали, - осторожно ответил жрец.
- Бред, блажь, - насмешливо парировал спартанец. – Один из фальшивых мифов, выдуманных на потребу черни.
- А я слышал совсем другое! – горячо возразил Телевтий, задетый пренебрежительным тоном гостя. – Когда лакедемоняне после одиннадцати лет осады с немалым трудом взяли Гиру – последний оплот восставших мессенян, спартанский царь Анаксандр велел перекопать в крепости всю землю. Что, интересно, он надеялся там найти?
- Кто же теперь об этом расскажет? – спросил спартанец. – С тех пор минуло лет триста, не меньше.
- Три века без трех лет, - подтвердил главный жрец. – Гира была взята в первом году 28-й Олимпиады. После этого большая часть мессенян бежала из страны, а те, что остались, обратились в спартанских рабов - презренных илотов. Но вот, что для нас важно: не смотря на усердные поиски, Анаксандр так и не нашел Талисмана. Ведь Аристомен не мог допустить, чтобы единственная надежда его соотечественников оказалась в руках врагов. Еще до падения Гиры он спрятал Талисман в каком-то уединенном месте и молил Великую богиню хранить тайну, ведомую ей одной.
- Допустим, что все, сказанное тобой, правда, - сказал спартанец. – Что это меняет? Триста лет о Талисмане (чем бы он не являлся) не было ни слуху, ни воспоминаний! Очевидно, что он пропал навсегда.
- Три века для богини, все равно, что три дня для человека, - невозмутимо проговорил главный жрец. – Все, предначертанное божественным замыслом неизбежно сбывается в назначенном месте и в назначенное время. Раз Талисман так и не был найден, судьба мессенян не решена окончательно, продлись их рабство хоть сотни лет.
- Разбившийся щит убедил тебя в этом? – криво усмехнувшись, спросил спартанец. – О чем, в конце концов, идет речь?
- Я думаю, ты и сам уже догадался, - глядя ему в глаза, ответил жрец, - этот щит лишь один из четырех, принадлежавших Аристомену. Тот, кто найдет три остальных, сумеет отыскать путь к Талисману.
- Из твоих слов видно, что ты принимаешь меня за легковерного простака. Или, по-твоему, тон в Спарте задают суеверные бабы?
- Мне нет до этого дела. Ты явился в наше святилище, желая проникнуть в будущее. Бог дал тебе ответ. Сам решай, что делать дальше.
- Я ничего не намерен делать! – воскликнул гость. - Господство Спарты над мессенянами длится уже сотни лет. Если среди этого народа и встречались когда-то мужи, достойные скрестить с нами оружие, то теперь он состоит из одних только жалких рабов. И сколько бы старых щитов не сыскали враги – им никогда не поколебать нашего могущества!
Не прощаясь, лакедемонянин быстро вышел из храма. Фиванец проводил его насмешливым взглядом.
- Я должен возвращаться в город, светлейший; мой товарищ, - произнес он, с иронией ударяя на последнем слове, - был недопустимо груб. Но, к сожалению, он прав: старая история Аристомена вряд ли теперь кого-нибудь заинтересует. И все же я рад, что вы сумели щелкнуть его по носу.
Когда фиванец ушел, неокор с возмущением сказал:
- Какая самонадеянность! Отвергнуть столь очевидное знамение Трофония! Их речи были дерзки до богохульства!
- Не беспокойся, Телевтий! – с тонкой улыбкой ответил главный жрец. – Они все прекрасно поняли. И оба сделают надлежащие выводы! Благо, нас почтили посещением не последние люди в своих государствах. Не знаю, кто окажется в выигрыше – Спарта или Фивы, но одно для меня несомненно: события сегодняшнего дня будут иметь последствия для всей Эллады.
- Я верю в твою проницательность, светлейший.
- Отнеси дары в сокровищницу, - приказал старик, - и обязательно упомяни в своих записях о чуде сегодняшнего исцеления.
- Какого исцеления?
Вместо ответа главный жрец указал в угол храма, где на полу была расстелена овчина. Рядом валялись самодельные костыли. Их хозяин, придурковатый хромец со шрамом, бесследно исчез. Никто не заметил, когда он выскользнул за дверь.
Телевтий был явно озадачен его бегством.
- Как видишь, - с комической серьезностью, - сказал главный жрец, - воздух нашего храма оказался благотворным для бедняги. Такого стремительного и полного выздоровления не случалось, наверно, даже в косском святилище Асклепия…
Словарь терминов http://www.proza.ru/2011/04/01/346
Гл. I. http://www.proza.ru/2009/12/31/266
Перекресток эпох http://www.proza.ru/2015/08/24/345