На стене висит керамическое блюдо. На нем изображен Эльбрус. Вечные снега поблескивают белой эмалью. Шероховатые коричневые скалы выступают рельефом на переднем плане. Светит яркое пятнышко горного солнца. Сижу и любуюсь. А внучка настойчиво повторяет:
– Что лежит в этом блюде? Ну что, деда?..
– Ничего не лежит, разве не видишь? Оно висит пустое. Разве не так?
– Разве не так! – торжествующая внучка подпускает в голосок назидательную ноту. Обожает учить меня уму-разуму. – В это блюдо ничего не кладут. Значит, в нем уже что-то есть.
– Да? И что же в нем?
Внучка оглядывается по сторонам перед тем, как сообщить мне тайну, и переходит на шепот:
– В нем красота. В нем целая порция замечательной красоты. Она несъедаемая и поэтому никогда не кончается. Поэтому блюдо с красотой может висеть на стене, только с него иногда нужно стирать пыль, чтобы красоту было видно.
Закончив очередной сеанс просветительской деятельности, она чарующе улыбается и уплывает обратно к своим куклам.
Мне остается любоваться блюдом. Это подарок моего друга, с которым мы тогда вместе ходили в горы. Он керамист. Мы стояли там рядом, и он видел Эльбрус таким же, каким видел его я, каким он потом изобразил его на этом блюде. И все-таки видели мы с ним нечто другое. То, перед чем мы оказались в горах, захлестывало нас и в нас не помещалось. Приоткрывшееся нам имело иные масштабы существования – не только по размеру, но и по своей необозримости, по своей немыслимой щедрости. Сколько порций красоты мог бы создать мой друг, вспоминая один лишь этот взгляд на панораму Эльбруса...
Кажется, моя внучка мимоходом коснулась самой сути искусства. В том, наверное, и состоит его дело, что оно воссоздает красоту в человеческом масштабе. В масштабе человеческого охвата, человеческого чувствования, человеческой мысли.
А вот и снова она, моя юная искусствоведка. В одной руке у нее кукла, в другой – крошечный ярко размалеванный подносик.
– Гляди, деда! В твоем блюдце человеческая красота, а в моем блюдечке кукольная. Помоги мне его у кукол на стенку повесить.
Я почтительно следую за внучкой, завороженный новым предложенным ею тезисом, который начал уже оборачиваться целой теорией в моей безнадежно взрослой голове: теорией противопоставления человеческой красоты красоте кукольной...