Начало.
14.12
- Вы видели, что происходит на улице? – поднялся и громко произнес профессор Иванов. В нашу больницу никогда не было так трудно попасть из-за митингующих людей, и это всего-навсего после того как они узнали, что мы имплантируем выращенные органы. Штат охраны постоянно пополняется, но она все равно едва справляется с напором толпы. Если, там, за окном, узнают, о вашем предложении использовать “конектор”, ни охрана, ни военные, ни кто-либо другой их уже не остановит.
- Наука движима безумием единиц. Когда мы пришли в Институт скольких мы спасали? А теперь? Все благодаря таким же невероятным на первый взгляд проектам: регенерация органов, омоложение, лечение СПИДа. И этот ничем от них не отличается. Тем более, и оборудование и персонал для проведения операции есть, осталось официальное согласие научного совета. В перспективе найдем некую систему, и будем спасать «условно мертвых». Конечно, остаются и этические проблемы, но каждый для себя сможет решить, когда прейдет его время, что действительно важно: второй шанс или небытие.
В слепяще-белом зале на мгновение воцарилась тишина. Все прекрасно знали, что доктор Альбертов недавно потерял дочь, хоть и скрывал это. По слухам она покончила жизнь самоубийством. В красных от бессонницы глазах доктора горело желание мести. Мести к невидимому врагу. До трагедии они были совсем другие.
- У нас лежит пациент, биологические часы которого остановятся - он по привычке взглянул на руку, на которой ничего не было – скоро, очень скоро...
- Вы - безумец. Но для меня главное - хороший специалист. Так рисковать я вам не позволю. Вы ставите под удар не только себя, но прежде всего репутацию нашего учреждения, будто сами не осознаете, как опасно подключение, даже при “простых” условиях – безапелляционно заявил директор. Если с вами что-то произойдет, что сказать общественности?
- Ничего не...
- А сколько эта так называемая «операция» длится? – на полуслове прервал директор.
- Не менее часа. Иногда больше.
- Не стройте из себя невежду. За всю практику данных исследований лишь одна завершилась через час. Когда пациент и врач были близнецами. Хотите сказать, что присоединяясь перед самой смертью, успеете вернуться? И, вообще, подключение около года запрещено законодательно без согласования с департаментом здоровья. Вы нас отвлекли от серьезных подготовительных работ к операциям, от пациентов, ради своих, надо сказать, весьма спорных предложений...
- Валентин Анатольевич, в этом Институте мы только и делаем, что нарушаем закон. Я уже написал заявление о самовольном уходе из жизни и сделаю то, что задумал в этой клинике или нет. Подсчитайте в уме финансовую выгоду от проекта. В случае провала, все равно, ведь, ничего не теряете.
- Доктор, а как же права человека? Вы вторгаетесь в его “личность”. Родственники, близкие - они с легкостью нас закроют.
- Я все перепроверил, того пациента уже давно никто не посещает...
В больнице на каждого лечащегося заводили электронную регистрационную карту, в которой указывалась подробная информация о пациенте и его посетителях. Перед сложными операциями научный совет знакомился с ней и выносил решение по поводу возможности их проведения. Альбертов ещё до совета изучил карту, к своему удивлению обнаружив, что пациент перед комой некоторое время находился на лечении в клинике для душевнобольных. Зная, что научный совет не одобрит операцию, если это всплывет, стер информацию из базы данных... так, чтобы никто ничего не заметил.
14.12
В палате для тех, кого уже не лечат, лежал человек неопределенного возраста. Немногочисленные посетители, изредка появлявшиеся раньше, не были у него давно. Врачи ждали, когда же он уйдет, а он не уходил. Тт, тт, тт – медленно стучало в темноте палаты его сердце. Он не спал – это было совсем другое состояние.
Ему снился один продолжительный, невероятно реальный сон, как и память, состоящий из обрывков.
Он стоит на крыше. Велико желание спрыгнуть. Всем рано или поздно этого хочется... наконец ничего не держит. Падение вниз... в море. Такого шторма на Земле не бывает. Стук сердца ускоряется. Но и он постепенно глохнет в шуме морской бездны...
Необитаемый тропический остров. Солнечно. Он герой любимого романа. Море дышит бирюзовым спокойствием. В лесу верещит неизвестная птица. Песок греет ноги. Соленый ветер развивает волосы. Это, то чего он хотел всегда… Возможно, скоро появится здесь та, которую он по-настоящему любит. А пока неизвестность её ожидания и бесконечное тепло, которое излучает здесь каждый предмет. Надо хорошо подготовиться к встрече. Это путь его искупления и начало отхода в совсем другой мир.
Доктор Альбертов даже не догадывался, что сейчас происходит «Там».
15.24
Палата для смертельнобольных №6 Института Новых подходов лечения (ИНПЛ).
В палату принесли “конектор”, представляющий собой симбиоз компьютера и мозга человека, обладавшего, по словам создателей, при жизни паронормальными способностями. Один вид аппарата у большинства вызывает не столько страх, сколько омерзение, но не у Альбертова. Странное пьяно-спокойное состояние окутало его уже после разговора с научным советом. Пациент не чувствовал ничего, но в воздухе над ним что-то летало – словно «душу» держали невидимой цепью. У доктора не было практики в подключении. Да и не могло её быть. Только два человека обладали достаточным опытом, чтобы написать несколько десятков страниц о пребывании «Там». Он знал их дословно, пытаясь найти закономерность, но ее не было. При подключении люди попадали в совершенно разные места, ситуации, куда угодно. И найти им необходимо было, каждый раз что-то новое - все было индивидуально. Доктор даже не представлял, как выбраться из «зазеркалья», но подозревал, что это возможно лишь при обнаружении объекта поиска и огромном запасе времени. А его как раз не было. Он не знал, кем или чем будет, но был уверен, что узнает, как спасти, нет, не этого пациента и не себя самого, а все человечество от заразы. От неминуемой и страшащей всех смерти. Подключение завершено….
Иная вселенная. Вне времени.
Он ничего не может контролировать. Он попал в бесконечное течение мыслей.
Поток уносит его в пустыню к своему рождению, к своим мертвым зимним дворцам. Свист северного ветра проникает в сердце, как крик первенца, и обжигает страстью холода. Этот северный пейзаж - это пейзаж умирающей “души” пациента. Доктор – часть этого пейзажа.
Взошли несколько лун, несколько солнц, несколько молний блестят над землей. Тучи несутся, приближаясь к горизонту, молнии летят в небесах, одевая их в неловкие полупрозрачные одеяния – все это отлаженный механизм уничтожения.
Он восхитился снежными замками, растущими в этой ледяной стране и кристаллами, в которых запечатлено чье-то лицо, раскинутыми словно валуны, после ледникового периода. В каждом элементе этой картины живут мысли, живет память, живет замерзающее сердце. Раскаты грома, от уничтожаемых предметов накатывают все с ускоряющейся частотой. Пациент, хоть и способен, не борется с этой разрушительной вспышкой в небесах. Когда доктор видит промежуток между сиянием небесного света, он вспоминает, с какой целью здесь. Но только огонь загорается, все забывает... Чувства, идеи, мечты, новые и забытые – все сплеталось в огромный хаотичный ком.
- Началось, - донеслась мысль где-то в этом стремительном потоке.
Память.
Мир, что-то совсем другое, чем кажется остальным. У всех существуют границы между сном и реальностью, а у меня этого нет. Иногда я вспоминаю детство, когда просыпался и ходил. Я был в сознании, но не мог контролировать тело. Оно жило своей жизнью. Очень страшно, когда ты все видишь и ничего не можешь изменить, когда не поднимаются руки, не можешь ускориться, не можешь нажать на курок, не можешь удержать, а это так надо...и умираешь...предсмертие ужасно...и интригующе. Что там?
Наградили бы меня бессмертием, вечной молодостью и вдохновением, чтобы жизни моей хватило на всех, кого люблю, и кто любит меня. Чтобы за изгибом времен не мчался, а остановился, не думая о кончине. Чтоб никогда не остался один. Одиночество было лишь звуком пустым. И страдания от смерти. И расставание, и предательство. И не было физической боли, не было глупых попыток куда-то успеть. Остается вспоминать о том, что потерял. А кто, кроме меня, будет об этом жалеть?
Я вечно буду Молодым.
Увижу пирамид паденье,
Несущий небесами дым,
Отца смертельное прозренье.
Увижу то, что без названья.
Чего не будет через вечность.
Увянут облака незнанья
За миг, за жизнь, за бесконечность.
Узрю людей осколки мертвых.
И дней последних затуханье.
И жизней наших кем-то стертых
Услышу запах загниванья
Стальные крылья трепетать,
Вдавив в пространства тишину,
Порхая, будут поднимать,
Пока не рухну я ко дну.
От рая украду ключи.
У дьявола - разрушу ад.
Огонь - у зарева свечи,
А у змеи – смертельный яд.
Познаю все, что в силах знать.
Присяду на землю спокойно.
И вмиг я прекращу дышать.
Умру, как и прожил – достойно.
Я стою в лесу. Передо мною гора, куда следует попасть, и ноша тащит к подножью. Поднимаюсь, а ноги вязнут в снегу и грязи, и я снова, снова скатываюсь вниз. Вершина для меня непреступна...
Этот сон мне снился каждый день. И только вчера я добрался.
На вершине стоит дом, белый дом, мой дом. Он кажется новым и устойчивым. Внутри же него я чувствую себя небезопасно. Слышен свист ураганного ветра, но моя «крепость» стоит. Проносятся многометровые волны, падают метеориты, а он по-прежнему крепок.
В окно видна смена эпох, строятся небоскребы и невиданной формы храмы. Они разрушаются и возводятся новые, а мой дом стоит, этот маленький, хрупкий дом...
Я устал от непонимания.
От всеобщего порицания.
И то, что я немного чужой,
Совсем не значит, что я другой….
Я знаю, сделал что-то не так,
А чуть иначе. И вроде пустяк,
От грубых слов
Я когда-то смеюсь, а когда-то и плачу.
Мне говорят – ты идиот.
Как так можно – ты просто урод.
Но никто не ставит вопрос: Почему?
А стоило б. Вот я к чему.
Я человек.
И ненавижу, когда меня научают.
Не дают совет, не понимая, ругают.
И жизнь моя – моя, а не ваша.
И от приказов она не становится краше.
Вы говорите, я перегнул палку.
Перешагнул чрез приличия планку.
Что ж, извините, прощенья прошу.
Но ученья в сторонку – их не хочу.
Бывает такое – когда нет ничего.
Меня окружает пустое ничто.
Да….! Нет ничего, и этим горжусь.
Не надо учить – молчите, молюсь.
Что ж, поток жизни течет.
И тело пускай по теченью плывет.
В одном я уверен. И нет тут сомненья.
Даже сильный, порой, ищет простые решенья.
Опять в больницу. Длинные очереди ради минутной консультации.
Возле поликлиники, как и предполагал толпа.
- Кто крайний?
- Я,- говорит странный человек, разворачиваясь в мою сторону.
У него нет левого глаза, вместо – сгустки свернувшейся крови. Вся очередь такие больные... Становится не по себе...
...Доктор, что происходит. Это болезнь?
- Да, она поражает всех. Лекарства нет. Странно, что у вас все в порядке. Уходите. Уходите. Люди очень завистливы.
В коридорах пусто.
Возле больницы автомагистраль, с бешеным потоком машин, уносящимся за горизонт.
Я взлетаю с целью преодолеть это препятствие.
Это не было той беспомощной попыткой полёта, не зависящей от нас. Он был сознательным. Я знал, что умею летать. Знал.
Лица, как они не похожи, как индивидуальны, как необычны. А вы замечали когда-нибудь, что с ними происходит, когда их становится много. Они превращаются в громадную одноликую массу. И теряют свою индивидуальность, превращаясь в лица-призраки. Я люблю рассматривать эти исчезающие и появляющиеся неизвестно откуда и вновь исчезающие тени. В отражении окон, в отражении витрин, зеркал, а иногда и не скрываясь, я любуюсь ими – все они так похожи на мое.
Утром лица не бывают радостными. У большинства они скукоженно-сконфуженные. И очень редко, отражающие какие-то приветливые эмоции. Но такое яркое лицо, схваченное и замеченное утром, дает положительный заряд окружающим на всё то время, которое они бы провели в потерянном состоянии. Какие тайны скрывают эти лица, какие мысли их сейчас беспокоят, почему у них уставшие глаза? Это не список самых часто задаваемых вопросов, но самых безответных. Разве они устали жить? Как лицо может устать жить? Лицо это же просто маска. Наверное, все-таки может, если оно такое нейтрально спокойное. Но не умиротворенное, а спокойно безысходное.
Лица растеряли свои мечты по пути своего преобразования в такое монотонно безразличное состояние. Или причина такого состояния, не реализованные и уже забывающиеся надежды?
Хладнокровие и нейтральность - это не индивидуальное лицо какого-то компонента толпы, а лицо ее самой. Именно она имеет такое давящее, убогое лицо, которое состоит из миллионов живых лиц. Из миллионов наших с вами лиц.
Смерть, имеет такое же лицо. Лицо полное спокойствия. Лицо полное боли. Каждый делает свою работу с таким лицом. И толпа, и смерть, и мы... А разве «Там» лица другие?
Черные тучи вижу в окне.
Холодный ветер на промокшем стекле.
И грустно, грустно мне на душе.
Не знаю, что беспокоит меня:
Родные, молодость, семья?
Томит сердце мое что-то.
Может капля меланхолии - всего-то?
Может то, чего не узнал?
Как в северном море забытый коралл.
Я также потерян - оттого одинок.
От мыслей холодный оторван кусок.
А может дождь всему причиной?
Я знаю только, что пахнет чужбиной.
Я вскоре вновь вернулся назад. Но следил всегда за её успехом. Сегодня кружит надо мной листопад. Назло всех несчастий помехам.
Не помню своего рождения. Начинаю забывать то, что кажется ценным. Кто-то сохраняет старые вещи, видя в этом некую магию, заполняющую внутреннюю пустоту, но не я.
Пьяное сознание и отсутствие желания жить и двигаться по накатанной колее дальше, как это делают окружающие. Всё. Ничего, кроме этого нет.
За моей спиной лишь стена пустоты. Я живу в настоящем, но гораздо больше в будущем. Моем будущем. Том, которое я хочу видеть.
Так легче...
Это был странный сон. На обочине проселочной дороги стояла маленькая девочка. В ней не было ничего особенно, кроме того, что она стояла одна в лесу. Ночью...
Только вблизи удалось рассмотреть огромный шрам на всю шею.
- Я родилась странной. Все говорят я - необычная. Делали много операций на шее и на руках. Вместо них были крылья. Говорили, что так лучше, теперь ты похожа на нас. Но даже операции не способны изменить то, что скрыто от взглядов.
Меня зовут в машину – мы опаздываем на военный парад, где я должен маршировать в одной из колонн.
И все-таки это определенно странный сон.
Мне ясно, сегодня ещё вчера.
Небо вновь и вновь наполняет лужи.
Кто-то скажет – дождей пора.
Нет, я чувствую запах стужи.
В этот сезон приходит любовь.
В этот сезон она покидает.
В парке, вчера играл Мендельсон.
Сегодня жених украдкой рыдает.
Я просыпаюсь, чтоб просто встать.
Чтобы пойти и продолжить дело.
Трудно все время цикл повторять.
Хватит жить. Мне надоело...
Я подошел к стулу. Петля уже висела. Стул упал. Что это? Что там, в углу – блики меркнущего сознания?
Ты пришла из страны Ниоткуда,
Нет такой точки на карте,
Появление было, как чудо,
В этом раннем месяце марте.
Ты возникла из зимних просторов,
Не покрытых черными льдами,
Из небесных северных стонов,
Заметающих землю снегами.
Твои волосы сотканы тканью,
С синевой отдающей косою,
А глаза – прикрыты вуалью,
Ты давно уже рядом со мною.
Вскоре скажут мне: не бывает,
Не бывает таких, в божьем свете.
А улыбка нет-нет и сверкает,
Я-то знаю - есть на планете.
Ты придумана из Ниоткуда,
Разве можно другую представить,
Появление было, как чудо,
С днем рожденья хочу я поздравить.
Я проснулся в своей кровати другим человеком. Я никогда себя так не чувствовал. Был ли это сон, была ли эта попытка умереть, была ли ты?
Это не было тем, что описывают порою стихами.
Это не объяснишь ни фантазией, ни словами.
Это не было так, если б восход и закат являлись процессом одновременным.
Это не было взрывом, но и не было постепенным.
Это не было расплатой кому-то, словно месть.
Это было, как факт, ты появилась и все - это есть.
Я жду, каждой ночи – времени, когда приходишь Ты...
Давай будем наслаждаться тем, что нам дано. Принимать и встречать каждый день как очередной шанс. Может быть последний, а может и совсем нет. Давай будем любить мир, как и быть должно. И вместо рук, вырастут крылья. Потом полетим на Луну, и будем танцевать на фоне Земли. Давай будем любить тишину и улыбаться при виде чудес. Мы будем сидеть на Меркурии, и греться у Солнца. Посетим любую из звезд, затерявшихся в пустоте вселенной. Будем кружиться на кольцах Сатурна и спасем ту одинокую девочку. Ты мне хочешь сказать, что это невозможно. Моя милая, это только, то малое, что мне пришло сейчас в голову. Мы сможем сделать гораздо больше, чем тебе кажется...Только не уходи.
Хочешь, мы построим мост прямо от моего окна до любой из планет. Хочешь, мы погрузимся в океанские впадины. А хочешь, пойдем в пустыню, и будем вдыхать аромат сухого воздуха... Только останься.
Это ведь так просто и сейчас уже так поздно. Все это мы сделаем завтра. У нас впереди еще целая жизнь и тебя у меня никто не отнимет.
Спокойной ночи.
Пусть тебе приснится день.
Пусть не снятся печальные грезы.
Пусть по городу бродит тень,
Бросая к ногам белые розы.
Ты по розам этим пройдешься,
Улыбнувшись, касаясь ногами.
И в припадке счастья забьешься
На земле покрытой цветами.
Спи же больше,
Не просыпайся.
Как можно дольше
В мире моем останься.
Я люблю смотреть на песок. Я все время вижу новые картины, новый мир в этом маленьком саду камней. Они всегда не похожи одна на одну, иногда песок рисует смерть, иногда свет и возвышение. Иногда, когда песок становится мокрым, он похож на море. Это море погружено в шторм и смятение. Когда же он сух и на него падает солнечный свет, он переливается подобно радуге, подобно нашим чувствам, подобно бескрайним просторам наших мыслей. Он так уникален этот песок.
Я люблю смотреть на облака. Я все время вижу новые сцены на небесном помосте. Это удивительный и динамичный мир образов. Кажется, с сотворения мира там идет музыкальная пьеса. Ветер - это голос, солнце - освещение, облака – декорации и актеры. То кто-то умирает, то воскресает, не важно, пьеса все равно продолжается и продолжается. И они никогда не повторяются эти сцены. Как же удивительно наше небо.
Я люблю смотреть на тебя. Ты каждый раз новая. Ты непредсказуема и удивительна. Каждый день ты имеешь новое лицо, новое платье, новое тело, новый, жаждущий борьбы, дух. И чтобы не случилось, я не прекращу смотреть и восторгаться тобою. Пусть ты бушуешь и ненавидишь весь мир, я все внимание уделю тебе. Только ты этого достойна. Какая же ты изможденная временем. Ты весь мир и вся моя вселенная. Ты и небо, и песок, ты все, что существовало и когда-нибудь еще зажжется в нашей человеческой жизни. Ты неподвластна временам, неподвластна бурям и ураганам. Какая же ты уставшая. Ты борешься со всем миром, но не можешь победить этот наступающий сон, и не надо, тебе это никогда не удастся, ты должна отдохнуть, чтобы обрести новую внешность и силу, а главное твое такое убедительное спокойствие. Спи милая.
Смешно, окно закрыто.
За ним кружится лист.
Стекло разбито,
И ветра лишь свист.
Он ворвался беззвучной походкой.
Хочет глаза залепить.
Будто, движимый водкой,
Себя и друзей веселить.
Сколько можно вообще врываться?
Не стучась со словами презренья?
В комнате темной печалью остаться.
Глядя на Хаоса творенье.
Смешно, окно закрыто.
За ним печаль лиц,
Но дверь солнцем залита,
И падает лист.
Осень…
Легкой шуткой шелестит на губах ветер, придавая уверенность в том, что наступила моя осень. Она незаметно входит в дом и играет солнечным светом с глазами. Где-то вдали ездят автобусы, стучат своими колесами трамваи, ходят люди и мчится в своем обычном ритме жизнь, но это все не здесь, а где-то совсем далеко, будто бы в другом измерении. Осень, как пожилая модница, лучшее её время уже прошло, но все равно она радует глаз, день, ото дня преподнося свои новые наряды.
Листья все еще зелены, и трава сочна, как и раньше, но ветер... Он другой.
Осень печалью касается душ, оставляя после себя пьянящую сладость меда и горечь полыни, а еще некоторое чувство безысходности. Листья ведут свою неторопливую беседу, иногда замирая на несколько мгновений, чтобы вскоре вновь ее продолжить. Солнце постоянно пытается укрыться под одеялом облаков, но как-то не очень удачно выставляет на обозрение свое тело, которое нежно обогревает нас.
И вот снова оно исчезает под белесой тканью небес. Сейчас видимо должен наступать приступ одиночества, но его нет, потому, что рядом ты. Я тебя не вижу, но знаю ты здесь в моей комнате. Сидишь рядом на стуле и смотришь на меня, на этот холодный свет, на эти говорящие листья, на эти грустно-белые облака и на все то, что происходит за стеклом. Этот мир твое творенье, это твой ребенок, который часто шалит, но от этого не менее любим. Пошли со мною поближе к окну я покажу тебе, как ты красива.
Ты стоишь у прилавка с хризантемами. Очень далеко от меня. Продавец суетится, предлагая цветы. Неспешно подхожу. Протягиваю руки, пытаясь закрыть глаза, но ты растворяешься в воздухе, появившись невдалеке. Вновь иду к тебе, но ты ускользаешь. Перехожу на бег, продолжая бессмысленную игру. Глупую и бесполезную – ты не уловима.
Я стал бояться, что могу тебя потерять.
Фальшь за истину принимаю.
Вначале может быть деньги.
Но отрекаюсь от них, забываю.
Уходят они, как и жизни людей
В крематорий и землю, в царство чертей.
……
Однако, есть ценность такая.
Как просто слова, совсем никакая.
Слепа и нелепа, но все же моя.
Люблю я тебя. Пойми ты меня.
Она вечна.
И все-все вокруг бескрайняя ложь.
И вакуум - жизнь. Ты одна, одна, одна.
Понимаешь меня? Нет, ты не поймешь.
Пусть через ссоры, и ревность мою.
Я твой навсегда, для тебя я живу.
Тебя не предам на коленях стою.
Меня не разлюбишь? Не надо. Прошу.
Пойми, для тебя я живу.
Хотел стихи тебе написать, но звуки застыли в руках. Невозможно любовь описать. Невозможно – уж точно в словах.
Мне сказали, что ты не существуешь, что тебя нет вовсе. А всё это мое воображение. Лжецы как они посмели такое утверждать и пытаться убедить меня в обратном. Я вижу тебя, хоть ты и из другого мира. А если они не способны открыть глаза, то они все больны. Все. Мир сошел с ума. Спрячься. Хорошо? А я солгу и скажу, что тебя нет, чтобы они от нас отвязались.
Косматым вороном взберусь
На край небесного ущелья.
Над склоном облака взовьюсь,
И провалюсь я в подземелье.
Взберусь подальше от людей.
Взовьюсь туда, где нет пути.
Не буду ждать теперь гостей.
Никто не смог еще пройти.
И здесь задумаюсь о вечном,
О том, кого я потерял
Гордился чувством безупречным
Врач - не реальна уверял.
Я поставил в вазу цветы,
А они завяли в мгновенье,
Сегодня исчезла ты,
Новый мир был с тобой – наслажденье.
Да, я знаю, солгал,
Для того, чтобы были мы рядом.
Доктор сердце мое обжигал,
Этим мерзким бичующим ядом?
Сегодня исчезла ты,
Ничего не уходит навечно,
Ты убила эти цветы,
Поступив со мной бессердечно.
И рассыпалось в тленный прах,
Приглашенье мое вернуться.
Затерялась в других мирах,
Но и я не могу очнуться.
И клянусь, я найду тропу,
Что ведет к твоему заключенью,
Сам себя затолкнул в тюрьму,
А теперь молю о прощенье...
Так недавно ты была моей.
Была со мною от дня ко дню нежней.
Любил тебя. Я, как любить нельзя.
И на ладони замерла слеза.
Всего одна и нет уж больше сил.
Как же любил тебя, у бога слов просил.
Везде ищу - но эха лишь следы.
Куда же ты пропала? Куда же делась ты?
Избавь же хоть на миг
От ужасов тоски.
Скажи же только раз:
А вот и я. Прости.
Когда мы с тобой на расстоянии,
Одиночество любовью обернется.
Я мечтаю об одном свиданье,
Но оно никак не удается.
Океан выходит с берегов,
Только мы с тобою, только мы.
Люди тонут в отраженье облаков,
Погружаясь в холода зимы.
Города мне кажутся пустыми,
Солнца лик мерцает в небосводе,
Жаль, что были мы с тобой слепыми,
Каждый день, мечтая о свободе.
Закричу, в сердцах, пытаясь не любить,
Только рябь забрезжит, отражая блики.
Не могу я, не могу забыть.
И немые воздух заглушает крики.
Мы расстались - некого винить,
Пустота терзает осторожно.
Без любви так тяжело прожить,
Без тебя - и вовсе не возможно.
Мир болен. Он заражен шизофренией. Вы этого еще не знаете, а я иногда становлюсь невольным слушателем ваших мыслей. Эти гротескные тела, эти мерзкие физиономии, они не дают мне покоя. Но они не мои, они ваши. И если вы пытаетесь их заглушать, я не могу. Все они лезут в мою голову, лишь воспоминания о тебе спасают...
На грязном пироне нет поездов.
Стою я, пытаясь не делать шагов.
Белесую дымку везде я ищу.
Где же ты, где, я так тебя жду.
Лишь в небе закатном сверкают огни.
И ждать им не надо. Они не одни.
А я на пироне пустом гляжу вдаль.
И видится только вечерняя гарь.
И нет пассажиров, и нет поездов.
Проносятся тени пустых городов.
Пустые квартиры, пустые дома
И на полках пылятся пустые тома.
Пустынный вокзал, как мысли мои.
Где же ты, где? Ко мне загляни.
Полон любовью - слоняюсь как встарь.
И жду, что пройдет дневная печаль.
Чтоб снова войти с растущей зарей.
Я знаю, придет он точно с тобой.
Но дни выцветают, проходят, бегут,
А я все стою и жду тебя тут.
Где же ты, где? Хоть сегодня зайди.
Но крики напрасны. Черт побери.
Я иногда бываю жестоким. Все понимаю, но сделать ничего не могу. Не знаю, может от того, что остаюсь одиноким и даже себя никак не найду. Навеки боясь привязаться - в бетонной квартире скрываюсь опять. А ты продолжаешь хитро улыбаться - когда за окном начинает светать. А если, увидеть рядом захочешь, то я на тебя смотреть не желаю. Как больно быть ежедневно жестоким, и я как никто это всё понимаю.
Когда-то давно, я помню, казалось, что миру наступит конец. Не видно было в тумане дыханий живых и живущих любовью сердец.
Но вскоре такие сердца появились. Печально… Так быстро с тобою простились.
Чувствую, скоро закончатся страхи. Вы знаете, все же есть потребность любить. И чтобы любили меня, я все понимаю, должен жестокость свою позабыть.
Говорят, есть приграничные миры, где наши мысли обретают форму. Наверное, живешь там ты, и знай, я все равно тебя помню. И приду в этот мир не один, а с любовью в сердце к тебе...
Когда - нибудь закончатся дожди.
Впервые солнце выйдет из-за туч.
Осталось только слово - подожди.
Прошли и так немало гор и круч.
И так любить не сможем никогда.
Как будем мы в тот светлый день.
И точно уж прозреем навсегда.
Не будет больше даже темной тень.
Зажгутся ночью небеса,
А мы вперед пойдем без слов сомненья.
И темная дороги полоса
Дождется душ несчастных потепленья.
Пройдут года, столетья пронесутся
И с оптимизмом новых поколений,
Вздохнут деды, немного пошатнутся,
Без памяти ужасных впечатлений.
Когда-нибудь простим долги.
Не вспомним, что они порой бывали.
Осталось только слово – подожди,
Чтоб навсегда забыть, куда они пропали.
Наконец удалось заснуть.
Вертолет несет меня в неизвестном направлении. Тюрьма выглядит совсем иначе, чем я её представлял. Бетонные одноэтажные здания и тысячи людей – это и есть она.
Вертолет садится, вокруг, как из-под земли появляются охранники, выволакивают меня и ведут к малоприметной казарме. Нет кандалов, наручников или ещё чего-либо затрудняющего движения.
... не помню, что было дальше...
Я сижу за столом внутри серого помещения. Вокруг суетятся мои родители и сестра. Все мы одеты в робы заключенных. Молодая мама подходит к столу с большой тарелкой мутной гадости.
- Давайте поблагодарим Бога за посланные нам испытания.
На её груди висит золотой медальон, не известно, как попавший в эту трущобу.
- Мама, откуда это у тебя?
Две руки обхватывают мой живот и начинают тащить вниз, сквозь стул – во сне, сквозь кровать – в реальном мире. Нежно тащат, не прилагая усилий зная, что не вырвусь. Я лечу в ад.
- Господи помилуй, Господи помилуй - первые слова, приходящие на ум.
Я поворачиваю голову и вижу ... Дьявола.
- Господи помилуй, Господи помилуй.
Просыпаюсь: холодный пот и радость – я вернулся.
Утром, окончательно придя в себя, вспоминаю, что кто-то очень давно рассказывал о объектах-проводниках. Они сидят во снах и ждут, когда мы на них обратим внимание, для того, чтобы раскрыть все возможные тайны. Не знал, что они способны провести даже «Туда».
Но тебя и там не было...
За мною кто-то следит. Не знаю кто это. Но иногда, когда неожиданно поворачиваю голову или обращаю внимание на случайных прохожих, я замечаю их. Они среди нас. Они вводят в заблуждение и армию, и ученых - в океанах превращаясь в подводные объекты, высоко в небе – в неопознанные летающие. Они указывают жизненный путь не только для каждого человека, но и для всей нашей цивилизации. В то же время убивают тех, кто отклоняется от него. Вот почему в последнее время так участились бесследные исчезновения.
В каждую эпоху их называли по-разному: атланты, химеры, боги, а теперь и инопланетяне, но их всех можно объединить одним словом - демоны, создающие армии послушных рабов из homo sapiens, являя псевдочудеса.
И живут все в том мире, в который нам уготовано попасть после смерти.
Не говори, что тебе грустно.
Мне сейчас также пусто.
Не говори, что время прошло.
И что у нас с ней чувство ушло.
Не понимаю, это твое мученье?
Неуместно сейчас такое леченье.
Не надо плакать, будто жалеешь.
Ты час от часу звереешь.
Ты хотела забыть.
Не смогла, не спала.
Ты не можешь простить?
От чего ты спасла?
- Да хватит уже рыдать.
Делать вид, что ты причитаешь.
Забыла и выкинула, как рваный башмак.
Ты ничего обо мне не знаешь.
И сколько не спорь, во всем есть запрет.
С судьбой споры плохи. Ответ судьбы - нет.
А я - человек, и знаю - она
Совсем уж не добрая - эта штука судьба.
Наверное, я сам тебя выдумал из моих грез. Но все равно ты уже реальна.
Любовь похожа на лестницу, которую мы шаг за шагом проходим, а затем скатываемся вниз. И чем быстрее на неё забежать, тем больнее паденье.
На небе звезды зажгутся,
Они загорятся в домах.
Лучом неярким коснутся,
Цветов на небесных холмах.
Они запылают сверкая,
Дотронувшись светом до нас.
Как будто искрой зажигая,
Природой приглушенный глас.
Очнувшись от сонного полдня,
Лампы взорвутся в домах.
Осколки потухнут немедля,
В наших уставших сердцах.
Уйдем, забывая невзгоды,
На небе не тухнут огни,
Звезды кружат хороводы
А может быть люди они?
Это мой крест его надо тянуть,
Это мой крест - его не столкнуть,
Это мой крест - он за спиной,
Этот крест, только мой, только мой.
Я так счастлив с крестом за спиной.
Я за ним как за железной стеной.
Я так счастлив, что сейчас тишина.
Рядом крест - там мои имена.
Я сегодня с крестом за душой,
Иду к яме с кровавой водой,
Я превращу воду в вино,
Напьюсь, как хотелось давно.
Я так счастлив - нет рядом друзей.
У меня есть вино, напьюсь же скорей.
Забуду, что ангелом был.
Но крест за спиной меня погубил.
Я сегодня один остался.
Я сегодня с раем расстался.
Я сбросил крылья - мне все равно.
Они выпали сами слишком давно.
Каков наш мир? Рано или поздно этот вопрос задает каждый, и вот Вам ответ.
Есть множество параллельных измерений. В одном из них живет Бог – это для нас он кажется однородным объектом, но на самом деле этот организм состоит из наших душ. Он огромен. Это все мы, с нашими родственными душами. И даже, когда их нет в нашем материальном мире, они все равно рядом, ибо любят абсолютной бескорыстной любовью.
Душа, остановившаяся в развитии, не может быть принята в семью, она как вирус способна разрушить изнутри. Она отгораживается от остальных и отправляется в добровольную ссылку…иногда даже на Землю.
Все тяжелее просыпаться
и разбирать запасы снов.
От них порой хочу спасаться,
Проснувшись в тысячи потов.
Так много боли в снах тоскливых,
что мне приходится смотреть.
Что жизнь в туманах тех трусливых,
Невольно привлекает смерть...
Мне сниться, будто наступает ночь. В это позднее время я спешу в магазин за чем-то. Нет никого: ни прохожих, ни автомобилистов. Куда все делись? Где-то невдалеке слышу взволнованные голоса. Озираюсь по сторонам и замечаю толпу возле телевизионного щита. Иду к нему. На экране какой-то ученый. Этого человека я вижу впервые, но в том, что он ученый не сомневаюсь.
- ... события, сейчас происходящие на Солнце. Какое-то непонятное нам явление.
Тут же показывают солнце, наполовину покрытое странной черной субстанцией.
- Мы не знаем, что там происходит. Но с такими темпами поглощения солнца через полтора часа оно полностью скроется.
- Доктор, это правда, что температура этой черной субстанции гораздо меньше стандартной солнечной?
- Да.
- Из-за чего это могло произойти?
- Это неизученный нами процесс, во время термоядерных реакций. Возможно, это связано с изменением структуры материи, в результате попадания некоторого инородного вещества, изменившего ход реакции. Но я не специалист в этой области. Это лишь мое мнение.
- Через полтора часа наступит “конец света”?
- Не знаю...
Картинка на экране покрывается помехами. Звук пропадает также. От щита никто не отходит. Все стоят и смотрят на экран. Но там уже ничего нет, кроме телевизионного “муравейника” и чувства безысходности. Я не хочу верить в происходящее. Но толпа рядом говорит о том, что это реальность: часы отсчитывающие время и солнце, медленно затягивающееся черной жижей.
Сколько раз уже говорили о “конце света”. Но всегда ошибались. Может это чей-то неудачный розыгрыш. Я могу, лишь молится о спасении. Время так быстро идет....
Четыре, три, два, один...
Быть хочу я ближе к небесам.
Пройтись рукой по звездным волосам.
Увидеть яркость млечного пути.
А может и с ума сойти.
И остаться там так далеко
Я знаю, это очень нелегко.
Могу ускорить я к звездам путь.
Пробив курка нажатием грудь.
Могу выпрыгнуть вниз из окна,
Испив бытия чашу до дна.
Могу просто разрезать вены
Принеся к звезде твоей перемены.
Могу нажраться таблеток.
Разорвать тело меж лесных веток.
Нахожусь я на пороге. На краю черты.
Так проще всего достигнуть мечты.
Пролетают дни и все. Я жду
Далекую ненужную звезду.
Гляжу я вслед своим летам.
И ничего там нет. Один лишь только хлам.
Я ничего не сделал – никчемный человек
Чего же я хочу, блуждая средь калек?
Кому я нужен? И кто нужен мне?
Как и та чаша уже лежу на дне.
Я - механизм, который разлажен. Я перестал приносить пользу и гнию на заднем дворе.
Мое сердце – двигатель, с трудом передающий вращение зубчатым колесам, которые в свою очередь заклинивают все чаще и чаще.
Мои глаза – микроскоп, прекративший увеличивать, с разбитым стеклом, запотевшим изнутри.
Мои руки и ноги - поршни, скрипящие при каждом движении.
Мои легкие - фильтры, забитые каменной пылью.
Мои кости – ветхие балки.
Рот – микрофон.
Уши – радар.
Мозг – умер.
Палата пылала блеском своей безразличной больничной белизны при искусственном освещении. Я очнулся – на меня с интересом смотрела медсестра. Знаете, такая молодая медсестра, которая только-только закончила учебу, и для неё каждый пациент был, словно родной. С опытом это проходит.
Увидев, что я открыл глаза – она с испугом попятилась назад, но через секунду в зеркале её глаз страх сменился изумлением. Она подошла ближе к койке и заботливо поправила сползавшее одеяло. В палате был я один.
- Как вы себя чувствуете? Вам лучше?
Но я был очень слаб. Казалось, что любое слово, произнесенное мною, будет последним. Во рту было сухо, так сухо, что, наверное, даже вода показалось бы колючей. Я знал, что Бог подарил последнюю исповедь. Мне хотелось произнести её всему человечеству в огромный рупор, так, чтобы эти слова услышал каждый. Но передо мною стояла лишь медсестра.
- Хотите знать, что «Там»?
Она, молча, кивнула.
Люди всегда хотели парить в небесах, как птицы, потому, что там все умеют летать. Где-то очень глубоко спрятаны наши воспоминания о полетах, которые и зовут нас ввысь. Человек на земле как гусеница, неизящная и оскорбительно медлительная. Там все иначе. Не надо бояться смерти – это просто переход из одного состояния в другое. Лучшее...
У неё на глазах появились слезы, а комната закружилась и начала удаляться.
Я знаю, как это умирать. Мне часто при жизни снились сны, где я умирал. Но после этого не вскакивал, судорожно протирая пот, а спал дальше. И становилось так легко, так свободно на душе, словно исполнялись все твои заветные желанья. Словно ты сбросил камень, висевший у тебя на шее с рожденья. Чувство абсолютной любви непередаваемо.
Я бы мог ей рассказать многое: как время там бежит вспять, как близкие души обволакивают тебя, как светит солнце, на которое можно смотреть, не боясь ослепнуть, как поет космос...
Но мне дали слишком мало слов, которые должна была услышать только эта молодая медсестра. Совсем юная, для которой еще каждый пациент был, словно родной ей человек. С опытом это проходит...
Постоянно пытаясь бежать,
Как во сне имеешь свинцовые ноги.
Остаешься на середине стоять
Этой грязно-чудесной дороги.
Закрываешь глаза. Тьма начинает давить.
Ждешь неминуемой кончины.
Молишься, просишь простить,
Вспоминая в жизни прожитой личины.
Страх все сильней и сильней
Достигает пика страданья.
Нет ничего тяжелей
Этой странной точки незнанья.
Сердце жижей взрывается красной,
Задыхаясь агонии криком.
Смерть приходит такой разной,
Убивая своим неожиданным ликом.
Наконец мы освободились.
Ветер небо расчистил мгновенно.
Мы этого вместе добились.
Давайте пойдем вдохновенно
Огни осветили арены,
Где тьма была вечно во власти.
Свобода не терпит измены.
Ушли мы из сомкнутой пасти.
Теперь не будет изгоев,
Никто стороною не пройдет.
И этих царских покоев
Ничто и никто не найдет.
Свободными стали и эти,
Надежду кто позабыл.
Кровавый след плети
Свободу всем подарил.
Свободу навеки оставить,
Мы в силах. Так будет всегда.
И смерти демону памятник ставить
Не будем уже никогда.
Так необычно когда вокруг над твоим телом толпятся люди. Каждый из них хочет помочь. Но уже поздно, да и не надо сейчас ваша помощь. Тебе ведь не больно. И ты стоишь рядом вместе с ними сочувствуешь, жалеешь себя. Твое тело для тебя было же гораздо ближе, чем им. Вот, стоишь в этом новом состоянии и думаешь, а что дальше? Все я умер, чего я здесь стою, кого жду?
И в этот самый момент, будто в голове, которой надобно сказать, уже-то и нет, появляется голос:
- Успел ли ты сделать, все что задумал?
А ты ему в ответ:
- Нет. Мне жаль, что «Луч звезд» исчезнет вместе со мной...
Я тоскливо смотрю на деревья голые,
И ничего не вижу.
Я слушаю, будто звуки полые,
Но, к сожалению, не слышу.
Я за основу беру злобу немую.
Злобу - как сладость, ты не забудешь.
И линию жизни прямую.
Проведешь, когда у края будешь.
Я часто плачу по ночам,
Просто слезы текут сами.
И бессердечным палачам
Присущи слезы ручьями.
Я не могу ответить
Выбор, какой же правильный?
И даже, если убийцу заметить.
Он жертвой давным-давно раненый.
Но ладно, забыть все приятней.
Время лучший врач
Доктор, стало понятней
От чего этот плач?
И слова донеслись,
Словно плакал клиент:
“Ну же. Давай же. Очнись.
Новый мой пациент”.
Ответь мне, почему я не стал таким как ты? А ты не стал таким как я? От чего это зависит? Правда? Смертная тоска? А мне интересно услышать твой ответ. Молчишь. Просто ответа на этот вопрос и нет. Тебе нравиться что-то, что нравится мне? А мне кажется наоборот, то, что люблю я, любишь ты. Скажи мне, что я стал вольным, стал свободным, отрекся от тебя. Не правда? А ты умел что-то? Нет. Ты боролся за меня? Нет. Ты хотел остаться со мной? Нет. Ты даже сейчас не можешь ответить ни на один вопрос. Кто же ты? Я.
Тогда ты утреннее солнце, которое радовало меня по утрам, ты печаль, которая мне мешала чувствовать, ты все, что у меня было. Ты просто пустая коробка, в которой я жил.
Мои небеса, так, где вы?
Вы улетели, ушли.
Но меня, я уверен, забыть не смогли.
Мои небеса, так, где вы? Где вы?
Куда улетели, ушли?
Почему же меня забрать не смогли?
Мои небеса, так, где вы? Где вы?
Я знаю, ушли далеко, не спеша.
Но меня не забыли, мои небеса.
Мои небеса, я так жду, так надеюсь.
Где вы?
Нет, вы просто еще до меня не дошли.
Мои небеса я жду вас. Где вы?
Я знаю, вы просто застряли в пути.
Не добрались. Лететь еще далеко.
Мои небеса вам нелегко.
Спешите, спешите ко всем небеса.
Мои небеса.
Твои небеса.
Мы все только часть судьбы колеса.
Я скучаю.
Не редко бывает.
И закатное солнце в небе пылает,
Оно столь прекрасно - не передать.
А я загрущу и продолжу рыдать.
Не манит меня его красота.
Планеты несутся - кругом пустота.
Я скучаю.
Не редко бывает.
Золотистый восход в небе пылает.
И солнце дает новый виток.
Жизни земной заструится поток.
А я загрущу и продолжу рыдать.
Пусть солнце встает, я буду страдать.
Я скучаю.
Не редко бывает.
Что же творится, не понимаю.
Все хорошо, а я донимаю.
Печальной тоской гляжу за окно.
Я одинок, я умер давно.
Я скучаю.
Не редко бывает.
Вот кто-то гвозди в гроб забивает.
Я рядом стою. И нюхаю дым.
Хватит лежать, с ним улетим.
Сегодня необычный рассвет, закрытый зеленой тучей.
И небо служит большой мусорной кучей.
И разорвано в клочья, и не видно высот
Какой-то странный свет это солнце несет.
Поднимается круг забвенья. Осень и старость.
Может этот закат, чья-то глупая шалость?
Но налилось металлом свинцовое блюдо,
Рассвет всегда прекрасен, а этот просто чудо*...
* - Рассвет всегда прекрасен, а этот просто чудо - Урсула Ле Гуин, «Крылья ночи»
Луч звезд.
Комета.
Комета, улетая от земли, обдуваемая хаосом звездной пыли, уходит куда-то в бесконечность миров, бесконечность событий, жизней и смертей. Она уносит с собой печали и радости от повседневного, обыденного существования всего на один миг и на бессмертие, непознаное и неизведанное, как и она сама. Унося что-то с собою, оставляет она и гораздо более важное - солнечный свет, глоток ключевой воды, что-то совсем еще непознанное и одновременно такое близкое и знакомое, как любовь матери. Эта комета, будто жизнь наша неумолимо бежит, но для кого-то это движение, означает начало чего-то нового и более совершенного, чем наша «повседневщина». Она своим хвостом делится теплом и памятью с каждым из нас, ныне живущих. И отросток этот также подобен бытию нашему, который возник с движением и с остановкой умрет. И летит комета в неизведанность, которая ей знакома как отчий дом, но каждый миг она познает все новое и новое. И новое это есть наша жизнь, ведь человеку дано увидеть комету только один раз за куда-то вечно убегающее и уносящееся к кончине существо. Комета вернется обратно, а мы вряд ли так быстро.
Луч звезд.
Летит сквозь вечность, укрощая темноту
Луч звезд, приближаясь и уносясь вновь в пустоту.
Время, пространство, скорость - несутся вперед
И назад этот луч ничто не вернет.
Свет звезд, как ветер, его жизнь бесконечна,
От того дыханье так скоротечно.
Звезды сгорают пеплом вселенной,
А луч остается пленником верным.
Поцелуй кусочка этого света коснется меня,
В бесконечность, с собой навек унеся.
Я чувствую каждой клеточкой кожи,
Свет как мы с тобою похожи.
Мир к миру, а война к войне.
Ты доверяешь лишь мне, я только тебе.
Я лечу с тобой через сотни миров
И к этой жизни, к бессмертию, уже я готов.
Моя кожа не чувствует космоса холод.
Я свободный, и сильный с тобою я молод.
Свист в ушах от планет, да скитаний мерцанье
Это мое и твое достоянье.
Иногда мы свободны, иногда ждем ответа.
Ты можешь солгать энергия света.
Год за годом обманывай меня.
Я раб, ведь, я - частичка тебя.
Темная ночь, холод, позади неизвестность.
Для меня - это лучшая в мире прелестность.
Моя кожа чувствительна к сиянию звезд.
Вселенная, свет-это вечный наш мост.
Поцелуй кусочка этого света коснется меня,
В бесконечность, с собой навек унеся.
Я чувствую каждой клеточкой кожи,
Свет как мы с тобою похожи.
Поиск.
Рожденный в безмолвном безразличии он нервно озирается по сторонам в поисках источника света. Вскоре поднимается на ноги и идет ему на встречу. Ноги его налиты металлом и движения подобны неумелому касанию двух сердец. Будто сотни оков заставляют его вернуться обратно. И он возвращается снова и снова на место своего создания. Он никто и ничто в одном лице. Но надежда вырваться из этого круговорота не покидает его. И в конце концов через сотни попыток ему это удается. Нет больше тяжести, но и легкости также нет. Гордо выпрямившись и направляясь к выходу, он жаждет глотка неизведанности. Но чем ближе к выходу, тем сильнее ощущение, что что-то в этом не правильно. Ему так не хватает цепей, которые его держали. Он подобен птенцу, вывалившему из своего гнезда. И еще страх нечеловеческий, объемный и живой преследует его по пятам. Обернувшись, боится встретиться с ним лицом к лицу. Страх может принимать любые формы и размеры и он это прекрасно знает. Манящий аромат свободы все сильнее и сильней. Он вне пространств вне времен. У него есть цель, ради которой стоило родиться. Цель увидеть впереди источник, дарящий ему надежду. Он знает, что все равно его не увидит. Но за кончиной будет снова рождение в этих цепях. И может тогда через миллиарды попыток все же дойдет. А пока он следует тому приказывающему голосу в голове. И споткнувшись один раз, не споткнется на этом месте второй. В этом и цель его жизни учиться на ошибках. Своих и только своих.
Это не человек это совокупный образ всего человечества. Мы также боимся звезд и неизвестности, но все равно стремимся к ним. Мы хотим знать их, хотим сделать их ближе и обязательно сделаем пусть не сегодня и пусть не мы, но сделаем это наверняка. Почему? Просто они кажутся ближе, чем мы друг другу.
Бабочка и тараканы.
В грязи что-то возилось, пытаясь из нее выкарабкаться. Это была бабочка, севшая в песчаную западню. И теперь, она дергаясь и карабкаясь из своего неожиданного капкана, тряслась также как трясется девушка во время своего первого поцелуя, неумело и неловко, боясь и краснея на глазах. Это создание было похоже на упавшего ангела, для которого падение означало конец всех его надежд. Еще она была похожа на опустившегося, на самое дно человека, у которого могло бы быть будущее если бы….
И теперь, погружаясь на дно ее бездны, неловкие колебания крыльев были всего-навсего крайне неудачной попыткой что-то изменить.
А где – то, совсем рядом, бегали тараканы, которые не замечали агонии. Они привыкли к грязи, где каждый день происходит убийство. А тем более какой-то малознакомой им бабочки, которая в этой вони ни чем не отличается от них. И у каждого на лице появлялась лишь малозаметная ухмылка “хорошо, что это не я”. А воля в ее попытках угасала с каждой секундой.
Действительно “хорошо, что это не я”.
Клоун.
На арене цирка, что стоит за парком Цветочным.
Нервно толпятся взрослые (Дети - если быть точным).
Сегодня дает представление, гримом намазанный клоун.
Люди хаотично толпятся, так, как сказал Броун.
Выступление уже началось. Объявили следующий номер.
Споткнулся при выходе клоун. Зал чуть от смеха не помер.
И что бы ни делал он, заходились овацией смеха,
Дети, дергая мам, надрывались - такая потеха.
Представление длилось не мало. Проносясь по арене раскатом.
Никто из толпы не заметил, что клоун был дубликатом.
Не смеялся один мужчина, сидящий с гостем почтенным.
Завтра опять выступать. Надоело, если быть откровенным.
Зима.
Однажды, возвращаясь с вечерней прогулки, я заметил молодую девушку, сидящую на асфальте и отчего-то рыдавшую. На улице было холодно, кое-где лежал черный от городской жизни, снег. Шел небольшой дождь. Зима опять плакала, как она делает это часто в последнее время.
Было темно, но людей по этой дороге проходило много. Они все смотрели на нее, видимо, жалея, но с участвующим взглядом проходили мимо. Я тоже прошел мимо нее, но не далеко. Не знаю почему, вероятно дали знать о себе остатки совести.
Несколько мгновений и я вернулся к ней. Не мог я пройти.. По ее неловким движениям и всхлипываниям было заметно, что она пьяна. Человек в таком состоянии обычно ничего не помнит на утро. Все мои попытки узнать, что же случилось, заканчивались странным смехом и пьяным бессмысленным лепетанием. Девушка была очень красива, даже в таком состоянии она казалась настоящим ангелом. Русые волосы падали на легкую не по погоде куртку, блуждающие голубые глаза и такая же улыбка кого-то пытались найти, но не могли. Они просто терялись на этом милом лице. А самое главное от нее исходила странная энергия. Внутренняя энергия. Сильная и положительная. Вначале, я пытался ее приподнять, затем уговорить ее встать самой, но это были лишь попытки. Она просила меня уходить, но когда я разворачивался, умоляла остаться. Не знаю, сколько времени прошло, но даже за этот миг безумия она стала почти родной... все это время не прекращая плакать. Нет, это был не плач, а зов о помощи. В метрах двухсот стояло такси. Я поднял девушку и попросил оставаться на месте. И тут в ее глазах появился след радости и благодарности, след востребованности и надобности кому-то, след надежды. Она обещала подождать…
Через пару минут на этом месте уже никого не было. Она исчезла. Только небольшая вмятина на черном снегу осталась от незнакомки. А дождь продолжать проливать воду на нас, будто хотел этим что-то сказать.
Это была зима…
Город.
Мы все стремимся в большой город, в надежде облегчить себе жизнь. Вначале совершенно не понимаем, как можно жить в этом шумном, грязном, озлобленном месте. Но жизнь идет своим чередом, и мы к нему привыкаем, признавая, что, да, здесь и вправду легче. Мы не видим ни закатов, ни самого солнца, которое кажется частью рекламных щитов. И даже иногда врываясь в нетронутое нами место, подстраиваем его под себя. Привозим с собою город. Только приехав извне, мы замечаем, каков он.
Город усыпляет и гипнотизирует, ускоряет и останавливает, делая беспомощным. Вскоре, если нам позволит Земля, она будет одним большим городом. Каждый год появляются самозваные пророки, вещающие конец света. Но зачем нас уничтожать, если мы сами с этим так здорово справляемся. Город нас учит эгоизму и пристрастию к излишествам. И чем их становится больше, тем город нам более симпатичен. Он не лишен своей красоты, четкой симметрии, новизны урбанистических пейзажей и отказаться от них гораздо сложнее, чем от тяжелых наркотиков…
Над горизонтом простирались красные цепи облаков, обнимая и отделяя город от остального мира. Но он не замечает эти неловкие попытки отгородить его... Солнце падает на землю все быстрее. Холод близится, приближаясь к городу. Холод спокойной беспечной жизни, к которому он не привык, но сегодня поддается…
Если хоть иногда город становится таким, значит, всё-таки может быть единым целым со всем остальным, достаточно только изменить его характер и убрать эти красные стены облаков.
Новая жизнь.
Каждый день, просыпаясь, думаешь - этот день наверняка будет особенным, случится что-то такое, что изменит твою жизнь. И этим мы живы. А день оказывается самым занудным в твоей зануднейшей жизни. Ни чего не происходит и как-то так получается само собой жить. Бесцельно, совершенно никак. Хочется праздника, а он теряется задолго до порога твоего дома. Любое занятие не приносит ни малейшего удовлетворения. Становишься роботизированной машиной, частью своего рабочего места или рабочее место частью тебя, гораздо значимее, чем семья, чем дети, чем ты сам. Как-то все по кругу, все это уже видел, делал.
Очередной богатей купил себе машину в десять раз дороже стоимости человеческой жизни, убийства, насилие - сплошной телебред, привлекающий аудиторию, который уже порядком поднадоел. А на новое постоянно нет времени. И еще этот постоянный бардак.
А вот если бы были деньги, бросил бы и работу и город. Укатил бы под тропическое солнце, плевать бы хотел, на все что творится. У нас, вон, по два месяца его не видно. И, что? Живем, нормально все, кроме нашей молодежи. Посмотрите на них – как они боятся остаться незамеченными.
Пойду спать, завтра еще только среда. На работу надо рано вставать. Скорей бы закончилась эта неделя. А, да, не забыть бы купить лотерейный билет. Обещал же. Вон сосед недавно, что-то выиграл. Ему всегда везет. Вымотался что-то сегодня. Ааа..
Раздался взрыв кометы, разрушившей эту зануднейшую жизнь планеты.
Окончание.
… Ах, небеса, сегодня особый день. Спокойствие, чувства – это все видела бесконечность в вышине. Настоящий город, город пустыни с миллионами разрушенных замков, расположенных где-то между землей и водой, раскинулся сейчас пред его взором, но казался гораздо более привлекательным, чем раньше.
Вдали засиял последний замок, доктор догадался, что там пациент и стоит в него войти – этот дом, где ютились остатки его чувств, где доживает его судьба, превратиться во что-то совсем иное…
.. Лед таять начал, обнажая любовь и превращаясь в океан взаимопонимания. Вспышки молний смерти продолжались. Все прекратилось, преобразившись в тропический остров, затерянный в глубине сознания.
Доктор заметил оазис жизни и попробовал управлять потоком, повернув к нему. Это была его первая неловкая попытка изменить что-то. Неудачная. Вторая. Третья. Он начал обретать форму и поворачивать.
Пациент уже ждал его. Молодой, здоровый, но пока еще такой же одинокий, как и тот, который лежит в палате.
Доктор догадывался, что человек, стоящий внизу, не вернется. Но все равно приземлился на землю, превратившись в то «святящееся существо», о котором писал еще Моуди.
- Я вас нашел. Пошлите со мною. Скорее. Пока еще можем успеть.
- Кто вы?
- Я ваш лечащий врач.
- Лечащий от смерти? Мне говорили, что в этой клинике творят чудеса, но чтобы такие? Доктор, посмотрите вокруг - мир, который я хотел создать. Здесь появилась цель и жизнь. Меня уже давным-давно проводили сюда. Не хочу обманывать надежды... А как бы вы поступили на моем месте?
- Вернулся и тем самым доказал, что смерть можно обмануть. Что человек может все. И первым, победившим, будете вы. Все равно, так или иначе, окажитесь здесь.
- Доктор, мне не нужна такая слава, пусть лучше она достанется в свое время вам. Вы сами будете выбирать, быть ли рядом со своей дочкой или остаться, если есть цель. Но я знаю, она у Вас есть.
Наступило неловкое молчание.
- Это мой мир, в котором пришло время мечтать, время жить, время наслаждаться. Я хочу жить, доктор, в таком мире в такое время. Здесь нет плачущих родителей, боящихся ступить на шаг ближе, чтобы защитить своих детей от смерти. Ребёнок, загнанный в угол болезнью здесь имеет право на существование. Нет типографических машин, наполненных вмиг разрушающим сознание смертельным денежным ядом. В летающие сети этого яда уже попали все, но в этом мире они превратились в пыль. Я перестал бояться за каждый день. Здесь нет страха, боли и одиночества. Здесь ничего этого нет. А самое главное, здесь скоро я увижу её…
…Доктор не смог дослушать мысли пациента до конца, он начал исчезать, и через туман исчезновенья, заметил, как тот расправил руки, словно, наконец, научился летать.
Надо будет искать нового пациента, который захочет вернуться обратно. Это займет гораздо больше времени, чем Альбертов предполагал раньше.
16.13 Территория возле ИНПЛ.
На головы митингующих, все также падал снег... Никто из них не подозревал, что к тем идеалам, за которые они борются, так или иначе, придет каждый и без этих корявых транспарантов и возгласов ненависти.
Послесловие.
«Мысль о смерти более жестока, чем сама смерть».
Боэций