Последняя молитва

Андрей Русов
-Тогда моли, своего Боженьку, шваль юнкерская - человек в кожаной куртке, ткнул холодное дуло маузера, под ребра мальчугана-уж сороковой сегодня.
-Петро - раздался недовольный окрик - мы чего тут всю ночь торчать будем.
Харкающая, холостыми полуторка, заглушала мольбы, проклятия и выстрелы.
-Погоди, шас с сопляком белым погутарю и амба - отвечал, принявший пару стаканов "горячего" на грудь Петро.
-Шо, сучий вы****ок, страшно помирать? - просипел он в лицо мальчику, лет пятнадцати.
-Дай помолится – ломающийся голос, раздетого по пояс мальчугана, глох в реве двигателя.
Ну валяй - прорычал расстрельщик - я поки цибарку кручу - и криво усмехнувшись, присел на скамью, прямо возле горы мертвых тел .
Опустившись на колени, Саша зашептал, еле шевеля, разбитыми губами:
-Отче наш, Иже еси на небесех,
да святится Имя Твое,
да приидет Царствие Твое,
Но перед глазами, вставала картина прошлой зимы. Одетая, лишь в легкую форму гимназистов, стайка ребятни, счастливо повизгивая и хохоча, бросала  друг  в друга снежки, из еще неплотно легшего на землю снега.
-да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли.
Хлеб наш насущный даждь нам днесь
и остави нам долги наша, якоже и мы
оставляем должником нашим
Любочка, прячущая руки , в меховое манто, бредет по аллее, едва- едва, касаясь его своим плечиком:
-Я все равно буду генералом, как дед - молодецки задирая подбородок, Саша стегает воздух прутиком молодой ивы. В другой портфель.
-Врунишка - тихонько говорит Любочка - ты еще, и целоваться не умеешь, а уже в генералы метишь.
Бог мой, какая она красивая.
Саша, стесняясь и краснея, декламирует Лермонтова «Мцыри».
-Глупенький - смеется, над будущим» генералом Любочка, целует его в щечку, а после краснея прикрывает личико.
-и не введи нас во искушение ,
но избави нас от лукаваго.
Яко Твое есть Царство и сила и слава во веки.
Фамильная сабля с позолоченной рукояткой, в детской руке, рубит красноносую морду, пьяного в вдрызг  матроса. Мама мертва. Штык проткнул ей грудь. Вокруг тела, большая лужа, похожей на вишневое варенье крови. Он уже не будет генералом.
-Повернись к стенке, щенок – человек в кожаной куртке, снова берет в руки маузер-расплодили вас, патроны жалко.
На стене, кто-то успел черкнуть углем,"За Веру, Царя и Отечество".
Аминь.
Детство кончилось.
-Ну чего ты там?-надрывался голос.
-Иду, уж все-Петро, осмотрел тело, сорвал с груди нательный серебрянный крестик, и сплюнув, сунул пистолет в кобуру