Даша возвращалась домой темными глухими переулками. Прогулка с подружками на этот раз затянулась допоздна, девушка мысленно прикидывала, что можно сказать сестре, с которой они вместе снимали небольшую комнату в старой трехкомнатной хрущевке. В голову ничего не лезло, вернее, там еще раздавались тамтамы ночного клуба, разбавленные крепкими напитками. Каблуки, подкованные железными набойками, как назло, громко цокали по бетонной дорожке. Даша в страхе остановилась, идти предстояло три квартала, самых неуютных и враждебных в этом районе города, здесь постоянно происходило что-то нехорошее.
Даша сняла туфли и неуверенно потопталась на месте, дорожка еще хранила солнечное тепло. «А и ладно! – решила Даша – подумаешь, ноги будут грязные, фигня». В сумочку туфли не помещались, немного повозившись с ней, девушка неожиданно вытащила наружу маленькую книжицу в твердом переплете. «Новый завет» - догадалась Даша. Сестра познакомилась на курсе с набожным парнем и с тех пор медленно, но верно впадала в веру. Вот и подсунула. Девушка повертела в руке подарок и быстро убрала в сумочку, мало ли, пригодится. Сердце быстро-быстро постукивало бойкими молоточками в груди.
На улице ни ветерка, тихо, словно всё вокруг замерло и чего-то в предвкушении ожидало.
Даша осторожно ступала по дороге босыми ногами, стараясь не смотреть по сторонам, но глаза то и дело ныряли в темноту, встречали там ощеренные черные провалы оконных глазниц, или причудливое корявое дерево, да точно, дерево, дерево. Еще немного осталось, вон мосток через речку Бурдалашку, хотя, какая там речка, помойка, даже воды нет, так, болотце. В горле пересохло, страх пробежался ледяными пальчиками вдоль позвоночника, пощекотал затылок. Мосток этот Даша особенно не любила, он хитро горбился и скрывал всё, что происходило на нем. Высокие разлапистые деревья прятали мосток и мир друг от друга. Даша вцепилась в перила и немного перегнулась через них, вглядываясь в черноту – туда и прыгать-то страшно, можно напороться на стекло, ржавые банки, прутья. Однако глаза выловили какое-то смутное движение, слабые отсветы. Даша ахнула, замерла и стала прислушиваться. Точно! Под мостиком раздавались чьи-то глухие голоса, смешки. Девушка отпрянула от перил, присела на корточки. Мысли лихорадочно заработали: тихонечко проползти через весь мост, ноги в руки и бегом домой, или подождать пока неизвестные пройдут мимо. В это время голоса стали громче, послышались чьи-то шаги, Даша быстро отошла от моста и спряталась за толстое дерево.
- Блин, ну, и зачем мы в ту грязь поперлись? - ветки ивняка раздвинулись в стороны, и показалась высокая девушка, одетая во все черное, следом за ней в такой же одежде следовало еще три человека. Предводительница поддерживала одной рукой длинную юбку, в другой руке находился какой-то продолговатый предмет.
- Так, давайте попробуем здесь. Гроб, положи книгу на землю, так, где зажигалка? Ага. Давай её сюда. А ты, Крик, очерти круг, у тебя ровнее получается.
В темноте вспыхнула огонек, и Даша увидела, что предводительница сжимала в руке черную свечу. По раскрашенным лицам и мрачным одеждам было похоже, что вышедшие из под моста – готы. Даша с облегчением вздохнула, все ж таки люди, да и возраста такого же, как она. Интересно, что они тут собрались делать? Судя по сосредоточенным серьезным лицам, странной книге, черной свече и рисунку на земле – вызывать духов. И место выбрали подходящее, тут под мостом когда-то давно находили мертвые человеческие тела. Последний раз и не вспомнишь, но когда в речке текла вода – рассказывали, что такие случаи были.
Всякие обращения к нечисти Даша на дух не переносила, хотя и не верила во всю эту чепуху, но всегда становилось как-то не по себе от подобных экспериментов. И сейчас девушка понимала, что пройти незамеченной мимо готов не получится, но и показываться им на глаза совсем не хотелось. Оставалось подождать, когда готы уберутся сами, но ритуал по всему затягивался – предводительница часто запиналась, глухим голосом выговаривая странные слова, к смыслу которых Даша не прислушивалась, завороженная ровным пламенем свечи, разгоравшимся все сильнее. Прошло минут пять и Даше показалось, что тени вокруг сгустились, ночь стала душной и вязкой на ощупь, потянуло затхлым и приторным запахом с гнильцой, худые тела подростков раскачивались в такт ставшему монотонным голосу заклинательницы. Даше вдруг стало дурно, к горлу то и дело подкатывала тошнота, наваливалась слабость, сон, словно спохватившись, тяжестью давил на веки. Временами сознание проваливалось в какое-то тягучее зыбкое пространство с колыханием серых теней, мельканием грязно-красных пятен, навстречу выплывали чьи-то страшные уродливые морды с выпученными глазами, а то и без глаз, с вывернутыми губами, обвисшими щеками, вот из темного угла, дёргаясь, лезла сгорбленная старуха, тянула свои скрюченные желтые пальцы, дышала смрадом. Даша вскрикнула и очнулась, поначалу никого и ничего не было видно. Чувствуя странную слабость в теле, девушка отряхнулась от налипшей коры и осторожно подошла к мостику. Рядом с потрескавшимися и частично разрушенными временем перилами, на земле, валялся огарок свечи, чуть ниже, белела страницами разорванная пополам книга. Даша увидела примятые кусты и взрыхленную тропинку, уводящую куда-то под мост. В голове странно шумело, окружающее выглядело нереальным. «Это сон, сон» - слабо усмехнулась Даша и посмотрела вверх – там, в окружении черных кривых веток гипнотически смотрела на девушку огромное сияющее око луны. Даша провела пальцами по перилам, «теплые». Отсутствие заклинателей совершенно не смущало девушку. Она чего-то уверенно ожидала.
Листва вокруг ожила, зашелестела, девушка стояла посередине нарисованного на земле круга и слабо покачивалась. Странное предощущение полета охватило её, и она стала кружиться на месте, поднимая и опуская руки. Одежда стала вдруг стеснять движение, царапать и жечь кожу, мешать. Даша с остервенением стала срывать с себя платье, бельё, пока не почувствовала себя свободнее, но и этого показалось мало, хотелось чего-то большего, девушка ощутила сильную жажду. Обезумевшими глазами она обвела вокруг, но не увидела того, чего хотела, только, как голодная собака уловила еле слышный след и пошла по нему, под мост. Под ногами захлюпало, свод моста становился все ниже и ниже, девушка издала глухое рычание, встала на четвереньки и поползла дальше – на запах. Происходящее не удивляло, не обескураживало её, двигаясь рывками, она отмечала пройденный путь, и её чутьё подсказывало, что осталось совсем немного. Лаз расширился, но стал уходить под уклон, и девушка часто скользила в черной вонючей жиже вниз, руки, ноги и длинные волосы были испачканы в грязи, но она этого не замечала, только сердце начало стучать громче и внизу живота разгорался совсем иной жар.
Впереди замаячил свет: тусклый, желто-грязный, когда девушка выбралась наружу, то не увидела солнца, ни луны, ни искусственного освещения фонарей, кругом блуждали неясные вспыхивающие огоньки, между низких покосившихся домиков, часто ушедших в землю по самые окна. Зрение, как и сознание, тут было неясным, и чем ближе становился поселок, тем чаще девушка просто ныряла в черный омут забытья, двигаясь только подвластно желаниям, жажде. В движениях стал проявляться четкий ритм, так танцуют под музыку марионетки, когда их дергают за тонкие ниточки, одновременно тело ощущало небывалую силу и мощь, оно жаждало обладания. Дробный мягкий стук переходящий в громкий и режущий скрежет, крики, подвывания, чьи-то ноги, мерно отбивающие такт. Картинка выхватила испуганные глаза молоденького гота, его страх осязаемым потоком вошел, в раздувавшиеся ноздри девушки, и она жадно втянула в себя этот запах панического ужаса. Где-то изнутри рождался утробный вой, и она поддалась и истошно завыла.
Дальше память выдавала мелькающие кадры пляшущих маленьких уродцев, её тело под копошащейся над ней грудой мохнатых липких тел, ощупывающих её, царапающих острыми коготками, потом на неё навалилось что-то огромное, черное, душащее и овладело ей. Она не понимала, сколько всё это длится, и в каком порядке, адская карусель кружила перед глазами, ритмичный топот множества ног, жадные движения, шумное дыхание, жар, нескончаемая, неутолимая жажда, хохот, визг, гнилой влажный запах, перемешанный с запахом крови и чужой безумный страх, дающий силу всему происходящему. В какой-то момент ей стало плохо и сильно затрясло, вокруг бесновались тени, но она согнулась пополам и выплевывала из себя крупные кислые сгустки, которые к её ужасу падали в грязь, извивались и расползались в стороны. В животе неприятно похолодело, словно чья-то ледяная рука шарила по внутренностям и время от времени больно сжимала их. Боль приводила девушку в чувство, и она с омерзением наблюдала за происходящей мистерией: сотни мелькающих в нелепой, судорожной пляске уродливых тел вокруг привязанного к сухому корявому дереву изможденного подростка. Вряд ли он понимал, что происходит, на его искаженном лице страшно блестели белки закатившихся глаз, по подбородку из полуоткрытого рта стекала кровавая слюна.
- Отпустите его! – закричала девушка и бросилась в гущу толпы, и все они послушно расступились в стороны, показывая разодранные внутренности привязанного человека, и со всех сторон послышался смех, который нарастал и становился все громче и громче, пока не заполнил всё пространство, и девушка снова впала в беспамятство.
***
Серые стены, потолок, всё оббито мягким материалом, ничего нет в этой комнате, кроме такой же мягкой скамьи-кровати, кроме небольшого зарешеченного окошка.
- Я сумасшедшая? – Даша спрашивает тихо, покачиваясь всем телом, смотрит исподлобья.
В её глазах нет этого вопроса, там сквозит равнодушие, пустота, пропустившая за много-много дней один этот невзрачный, ненужный вопрос-утверждение. Девушка молчит, она не ждет ответа. Ей всё равно.
- Ты помнишь, что произошло в ту ночь? Расскажи? Расскажи? Ты помнишь? Кровь. Ты знаешь кто? Ты? Кто ты? А тот подросток? Кто его? За что? А что было? Что было? Было? Мнишь?
Вопросы складываются в один монотонный гул, шипение, вопросы тревожат, тревожат, но зачем? Так хорошо ни о чем не думать, сидеть, лежать, спать…Нет, спать плохо. Спать, значит, замирать в ужасе и ждать, когда к ней из углов начнут тянуть свои длинные черные пальцы – тени, душить, давить, а тело станет непослушным, недвижимым, даже язык в пересохшем рте будет еле ворочаться, чтобы произнести всего одно слово, одно оставшееся слово «Бог». И тогда отступят тени, и она проваливается в сон без сновидений, до утра.
***
Выныривает солнце и смотрит в окно, девушка отползает в сторону, прячется за одеялом. В дверях мама всплескивает руками и отворачивается, чтобы поспешно оттереть слезы с лица. Батюшка важно шествует к девушке, размахивая кадилом, когда запах ладана касается ноздрей – она кричит, выгибается на кровати, неестественно выкручивая руки, глаза закатываются и её начинают бить судороги. Больно! Больно!
Временами она слышит слова, нашептывания, мирные, ласковые, успокаивающие, пока она их слышит – не страшно.
Однажды её выводят на очередную прогулку в парк, что расположен недалеко от дома. Теплое неяркое августовское солнце, местами пожелтевшая листва, тихие игры детей в песочнице, грустное поскрипывание качелей, прохладный ветер гоняет пыль, редкие опавшие листья и какие-то белые клочки бумаги. Мама, поседевшая раньше времени, поддерживает под руку, помогая медленно ступать по натоптанной среди травы тропинке. Чуть поодаль идет папа, беседует с батюшкой.
- Её надо отвезти в нашу обитель, там будет лучше, там ничего не побеспокоит, там она обретет успокоение.
- Успокоение? Она молода, у неё всё еще может быть. Она окрепнет и всё вспомнит.
- Ей лучше не будоражить память. Поймите, она была одержима, а сейчас слаба и пуста.
Еще один человек постоянно приходит, долго сидит рядом, вглядываясь в лицо девушки, он читает странную книгу, произносит странные слова, но родителям нужна дочь, они готовы на многое ради её счастья.
- Что с ней? Вы знаете?
- Это похоже на путешествие в нижние миры, но вот в какой из них? Её дух остался там, и пока он там, ею могут овладеть демоны, поэтому важно, чтобы сейчас ваша дочь жила в спокойном и чистом месте, чтобы ничто её не тревожило, тогда душа окрепнет и наполнится, а дух очистится. Возможно, в одной из прошлых жизней она обитала в том мире, и теперь эта память довлеет над ней.
- Как долго это будет длиться?
- Вам необходимо набраться терпения, и не следует торопить события.
***
Даша открыла глаза, раннее утро золотило верхушки деревьев, а белый туман постепенно рассеивался, показывая кустарники и деревья, и широкие клумбы с заспанными цветами. Прямо перед окном росла белоствольная стройная березка, мелодично шелестящая молодой нежно-зеленой листвой. Девушка открыла створки окна, на неё пахнула утренняя свежесть:
- Весна. – улыбнулась Даша и обернулась на вошедшую в комнату мать.
- Мама, почему ты седая? Мама? Что с твоим лицом? А глаза? – девушка заплакала и прижалась к матери. Где-то недалеко зазвенел колокол.
- Пойдем, дочка.
***
Вечером произошел долгий разговор с батюшкой. Священник упрашивал родителей оставить девушку жить в обители, но они качали головами:
- Она же нормальная. Вы же видите, она почти всё вспомнила. Рассказывать о трагедии мы и не будем, и дело то закрыли, так что тревожить никто не станет. Да, мы в лепешку расшибемся, но в обиду дочку не дадим.
- Вы поймите, слабая она. Если спокойствие души её будет чем-то нарушено, то вернуть девушку на путь божий будет куда тяжелее. Пусть окрепнет, поживет здесь, а там, даст Господь, и замуж выйдет и детей нарожает, божьим человеком станет.
- У нас старшая дочь замужем за священником, присмотрят.
Родители настояли на своем, увезли дочь в родное село. Даша каждое утро выходит на улицу, мимо домов, на самую окраину – встречать солнце. Дышать глубоко нельзя. Глубоко – рождает память, память рождает – боль. Даша идет всегда тихо, бежать – опасно, бежать – взбудоражить нечто, прикрытое тонкой наледью беспамятства. Легкие шаги, легкое дыхание навстречу солнцу: раз, два - вдох, раз, два - выдох. Лишь бы не всколыхнуть то, о чем и не знаю, и не знать – выжечь солнечным светом. Иногда рядом идет парень, провожает до самой рощи, а потом так же тихо ведет домой. Домой идти легче с ним. Он смешной, рассказывает так здорово, что смех и слова сами срываются с губ. Даша шутит в ответ. Даша смеется. Родители рады. Они часто разговаривают с ним, а он смотрит на Дашу, и на сердце радостно, смотри, смотри еще.
***
- Мама, да не переживай ты так. Видишь, я здоровая, смеюсь, всё нормально. Я даже немного вспомнила про тот случай, и ничего. Рассказала следователю про девушку, представляешь, там четыре человека кроме меня было. Три парня, а думали, что только я и тот, погибший. Они там какой-то ритуал совершали. Психотерапевт объяснил, что у меня просто шок от увиденного, так что, как найдут остальных, сразу всё станет ясно. Мама. Ты лучше фату мне заколи шпильками, ага, вот так. Классно! Степану понравится. Ну, как я? – девушка крутанулась перед зеркалом.
Свадьба шумела далеко за полночь, на улице были расставлены и накрыты столы, гремела музыка. Молодоженам то и дело кричали «Горько!». И вот пошли танцы. Даша со Степаном отошли немного в сторону, отдышаться, но их всё время перехватывали, наливали шампанское и просили выпить на брудершафт. Невеста слегка опьянела и почувствовала усталость, но вдруг кто-то схватил её за руку и поволок за собой в танцующую толпу, которая тут же закрыла девушку от жениха. Бум, бум, бум – гремели динамики, и невеста закружилась в середине круга. Бум, бум, бум – ты разве куда-то уходила? – шепот, трогающий холодными пальцами в животе. В мелькании лиц почудился знакомый зловещий блеск глаз. И вот уже пожилой мужчина, сосед, выгибает голову и начинает завывать, падает в грязь. Грязь, откуда столько? Босые ноги топчут, мнут склизкую грязь, она красная – эта грязь, с запахом крови. Мужчина корчится там, внизу, но не отводит от невесты взгляда, пустого, равнодушного взгляда, извне.
- Не-е-е-ет – кричит девушка, падает на четвереньки и пытается быстро уползти в сторону, но её хватают чьи-то мокрые руки, царапают чьи-то когти, душат, сминают, тонкая скорлупа разума трескается и она проваливается глубоко в ледяную воду, потом снова выныривает на поверхность…вокруг скачут и дико завывают уродцы, в тусклом свете все напоминает смазанный дергающийся кадр, тошнота подкатывает к горлу…ты разве куда-то уходила? запах становится вязким и слегка соленым на вкус….ты здесь всегда….всегда…. навсегда….ты идешь туда, где чернеют ветки сухого дерева, где на черном стволе ярким белым пятном выделяется искаженное страхом лицо…Да, ты уходила….скалятся острые зубки….ты уходила…сжимаются острые коготки….ты уходила, чтобы забрать ….своего…очередного... жениха….
…дробный стук…тррррррр….отблески памяти, душа, в темноте, в тишине, плотно укутана, ничего, никого…дробный стук, следом легкий перезвон, мерцание, и по тонкой кромке сознания тихий напевный голос: «Баю-баюшки-баю-у-у-у-у»…
И грохот врывается в уши, скрежет вырастает в визг на высокой ноте, вокруг тени, множество теней, мелькающих, вязких, мажущих…безумные голоса, бессвязный шепот, и по телу проходит дрожь, и горячий смрадный воздух наполняет легкие, липкие соленые губы… эта…пляска…когда-нибудь…а ноги месят холодную склизкую грязь…
-Мама!
Глаза улавливают смутное шевеление, сердце неистово колотится в груди, заезженной пластинкой играет один и тот же скрипучий мотив, затягивает в забытие. Искры гаснут и вспыхивают вновь. Хрупкое сознание ломается и снова нет опоры, темнота, глухота, полет вниз, краткие мгновения, когда можно зацепится и расплавленным кадром мелькает жизнь, чья жизнь? Круговорот, карусель, вращающееся в бешенном темпе колесо или бесконечное падение. Можно строить миры, но тот первый детский, чистый, прозрачный, светлый мир – это дар от рождения. Дар, который так легко можно утратить. Чьё-то жесткое слово, злой взгляд, обида, и тонкие стеклянные барьеры рушатся, мир становится шире, но дальше от солнца, и с каждой разрушенной верой, все больнее, а прежнее выглядит смешно и нелепо, искареженым взглядом и кажется свысока, но падение не бывает вверх. Шаг, поиск, шаг, поиск, поиск правды? Скрытой правды? Шаг в сторону, слепой удар: так вот в чем дело? И чужая подлость заполняет некий пазл, вытесняя собой светлый мир, мир становится некрасивым, меняются лица.
Гримасы тьмы, смешки, подвывания, и вот обличение чужой грязи расшатывает еще одну опору: и в это верить нельзя потому как…да все они….да всегда так…а что в итоге…И хочется удариться о дно, пусть больно, пусть невыносимо больно, но удариться и сказать себе: «Всё! Дальше некуда!» И подняться.
Но и эта надежда мнимая, ибо нет отправной точки, есть движение вниз или вверх. Чувствуешь, как это движение затягивает, как меняет тебя самого. Можно строить ложные опоры, когда надо, а потом с всё возрастающим удовольствием их ломать, крушить, разрушать…потому что свет притягивает, а вокруг тьма, как может быть свет, если тьма?
- Любимый – шепчут сухие потрескавшиеся губы, а в шею впивается шепот: «Смотри, вглядывайся, здесь нет света, есть жажда. Есть бездна. Падай, падай, падай…тебе понравится» и безвольный рот послушно раскрывается навстречу страшному глотку, укусу, удовлетворению.
- Нет. – щелкают зубы, руки испуганно зажимают рот, а изнутри выворачивает, трясет, колотит, неистово бесится неисчислимая яростная дрожь.
- Нет? Нее-е-е-е-ет? Ах, не-е-е-е-ет? Ну, уж-ж-ш-ш-ш-ш сама почуеш-ш-ш-шь, поймеш-ш-ш-шь
Когда совсем не остается веры – рождается новая вера. Непонятно как, почему, требование веры перерастает все сломленные пределы мира. Сгоревший мир возрождается, и Свет – не требует доказательств.
Нащупываешь в себе гадкий, чужой, вживленный чуть повыше солнечного сплетения клубок мерзости, который сопротивляясь крепкому намерению, подкатывает к самому горлу, но всё же отпускает твое сердце, выуживая свои скользкие щупальца. Изыди! Вырван прочь! С кровью, болью и горечью, с длинными белесыми вплетениями мучительных одержимых мыслей, эмоций, желаний. Чуждое.
- Любишь? Верю!
- Верю и Люблю! И Надеюсь! Надежды уголек почти незаметен, но подуй на него с Любовью и пламя Веры вознесется.
- Степан, ты был всё время рядом? Со мной? Ты верил.- Даша слабо улыбнулась
сидящему у пастели мужу.
- Очнулась.- обрадовался Степан.
- Пожалуйста, раскрой шторы, окно, пусть солнце, воздух будут здесь. Скажи, сколько дней прошло?
- Немного, немного, Даша. Ты ...ты со мной...и всё будет хорошо...
- Да, Степан, всё будет хорошо. Я так рада тебя увидеть. - Даша нежно дотронулась до немолодого лица мужа, седых висков, погладила его руки.
****
Женщина отложила в сторону распечатанные листки бумаги:
- Хорошо, что ты прочел их. Думаешь, всё на этом заканчивается? Нет. Семена зла многочисленны и часто падают в благодатную почву, и каждый раз происходит борьба за Душу, за Мир. Когда осязаемо столкнешься с этим, делаешь свой выбор, сомнения веры исчезают, остается решимость продолжать свой путь, шаг за шагом.