Появился Леонид на свет преждевременно, с зажатым в кулачке кусочком угля. Врачи успокоили мать, уверив ее, что это не патология, аккуратно завернули черный продолговатый предмет в стерилизованную марлю и вручили при выписке.
— Художником будет, — пробасил врач и протянул ей конвертик с синей ленточкой.
Леонида на самом деле интересовало изобразительное искусство. С углем он не расставался и вскоре украсил беленые торцы лестничных маршей в подъезде батальными сценами с первого этажа по пятый.
— Ты, Михайловна, мальчонку своего куда-нибудь пристрой, а то его государство вперед тебя определит сама знаешь куда, — прогромыхала в тот же день старшая по подъезду, заполонив собой весь дверной проем.
Матери идея понравилась, и она отвела Леню в дом пионеров в изостудию. Потом он продолжил образование в Москве и стал дипломированным специалистом.
Леонид был посредственным художником, он сам это прекрасно осознавал, но не терял надежды, что когда-нибудь проснется знаменитым. Свои картины он рисовал только углем, считая эту лаконичную и сдержанную технику безупречной.
В его небольшой холостяцкой квартире всегда царил творческий беспорядок: рамы от картин захламили узкую прихожую, на кухне валялось грязное белье и скомканные салфетки, а в единственной комнате громоздился складной диван да разнокалиберные стопки книг.
Зато стены олицетворяли четкий порядок: повсюду висели ровные ряды нацарапанных углем картин, разбитые на тематические группы. На стену около окна он привинтил жестяную мыльницу для того самого кусочка угля, что родился вместе с ним. Почему уголь не уменьшался, было непонятно; наверное, при родах в его программе случился сбой, но Леонида это не волновало — очень удобно, не нужно без конца в художественный салон бегать затариваться.
— Старик, ты на меня не обижайся, но ты такой хренью занимаешься, — ворчал его бывший одноклассник Генка, когда они собирались на кухне выпить пива. Он жил прямо под ним и после каждого скандала с женой прибегал поплакаться в жилетку. Генка внешне смахивал на Мела Гибсона — был его упрощенной версией, словно у изображения убрали яркость и пустили поганую пиратскую озвучку.
— Ну да, а ты у нас атом расщепляешь, — вступился за друга Никита и вытянул ноги, которые тут же уперлись в кучу грязного белья.
Никита тоже был их бывшим одноклассником и с самого рождения жил такой жизнью, о которой Леня с Генкой только мечтали. Сколько ни менялась в стране политическая и экономическая ситуация, Никита с завидным постоянством занимал в ней удобную нишу. Но, надо отдать ему должное, своих друзей детства он не забывал, и они частенько собирались втроем.
— Звезд с неба не хватаю, что верно, то верно. Но на пивко всегда есть. — Генка отломил вобле голову и бросил на стол.
— А помнишь, Ген, ты хотел стать гонщиком «Формулы-1»? — Никита достал из пиджака тренькающий сотовый телефон и выключил его.
Генка уже открыл рот, чтобы пуститься в разглагольствования на эту тему, но на кухне загремели батареи и снизу раздался истошный крик его жены.
— Генка, мать твою так! Быстро домой, за хлебом сбегать надо!
Тот вскочил как ужаленный и убежал.
— Прямо как англичанин, не прощаясь, — усмехнулся Никита и развернул свой породистый профиль к окну. — Деньги-то у тебя есть?
— Пока есть, в прошлом месяце картину в салоне купили, — ответил Леонид и вытер тряпкой большую лужу на столе.
— Старик, давай выставку тебе сделаем, пропиаришься. Нам за сорок уже, пора выходить в люди. — Никита подошел к окну и засунул руки в карманы.
Леонид тоже подошел к окну и посмотрел вниз. Во дворе тетка в пестром халате яростно выбивала ковер.
— Тебе бы ее напористость. — Никита достал из внутреннего кармана мелованную бумажку и быстро что-то на ней нацарапал. — Держи, это адрес ателье. Закажешь там себе костюм, не маши руками, плачу я.
Спорить с Никитой было бесполезно, и на следующее утро Леонид открыл дверь престижного ателье в центре города.
— Вы Леонид Сергеевич? Проходите, проходите, Никита Александрович звонил, предупредил меня. — Его встретила кругленькая портниха c такими красными щеками, словно их натерли свеклой. — Вы не переживайте, и за костюм, и за уборку он мне уже заплатил, — защебетала она, снимая с него мерки.
— Какую уборку? — опешил Леонид.
— В вашей квартире, — радостно известила портниха и поставила на бумажке жирную точку.
Их взгляды встретились, и неожиданно для самого себя Леонид спросил:
— Что вы делаете сегодня вечером?
Так в его жизни появилась Варя. От нее пахло кипяченым молоком и медом. Это был совершенно не его типаж, но ему необъяснимо хотелось, чтобы она приходила снова и снова.
Он никак не мог взять в толк, как ему могла понравиться женщина, лицо которой так трудно запомнить. Переступая порог, Варя словно переставала существовать как личность и превращалась в окружающую среду. С ней было легко и свободно, а еще она постоянно хвалила его картины, прижимая при этом руки к груди.
Через две недели они стали жить вместе. Варя изменила квартиру до неузнаваемости. В первую очередь она сняла картины над диваном и повесила ковер, потому что панически боялась, что на нее ночью что-нибудь свалится. Затем рассовала по антресолям книги и поставила на кухне швейную машинку.
Через месяц у Леонида намечалась выставка в фойе концертного зала, он старался приготовить как можно больше новых работ. Варя как-то ухитрялась успевать везде, и на работе, и дома.
В то утро она, как всегда, распахнула окно, звонко, три раза тряхнула покрывало с дивана, сварила кофе и побежала в ателье.
Леонид сидел за кухонным столом и рассеянно смотрел в окно. Что-то не так с его картинами. Он машинально взял мел, которым Варя обводила выкройки, и стал вертеть его в руках. Что если эта выставка закончится полным провалом? Как он посмотрит Никите в глаза? Тот уже столько денег в него вложил, а отдачи пока никакой.
Картина, над которой он работал сейчас, называлась «Город». В самом центре композиции располагалась мощеная площадь, от которой разбегались извилистые улочки.
Леонид стал растушевывать нижний угол, там, где стояла в наброске девочка с собачкой. Забыв, что пальцы его запачкал мел, он мазнул девочку по лицу и изумленно приподнял брови. Девочка поправила соломенную шляпку и, натянув поводок, убежала в проулок.
— Мел! — Леонид бросился на кухню, к швейной машинке.
Он касался мелом, как волшебной палочкой, то здесь, то там, и город под его руками стал оживать. У Леонида бешено заколотилось сердце от радости.
По улицам его города с ревом понеслись машины. На центральной площади зажглись фонари, столики в кафе набились до отказа. Две девушки громко ссорились у дороги: одна хотела идти пешком, а другая ехать на такси. Пожилая женщина на третьем этаже распахнула окно и позвала кота домой, постаравшись перекричать музыку из кафе.
Художник внимательно посмотрел на белый продолговатый брусочек и положил его в жестяную мыльницу рядом с углем.
Выставка прошла с аншлагом, все его картины ушли за неплохие деньги. Картину «Город» приобрел Никита, они вдвоем еле впихнули ее в раскрытый багажник джипа.
Настало то самое утро, когда Леонид проснулся знаменитым. Он потянулся на диване и хрустнул костяшками пальцев. Сегодня он начнет новую картину, у него столько заказов!
Однако что-то не так, чего-то не хватает. Он приподнялся на локте и обвел взглядом комнату. Варя! Она не ночевала дома. Сейчас она должна была распахнуть окно и громко, три раза тряхнуть покрывало с дивана.
Варя как сквозь землю провалилась. Леонид оборвал телефон, но никто ничего не знал. На работу она не приходила, в больницах, моргах и милиции не числилась. Леонид распахнул шифоньер. Все на месте. Но что-то определенно пропало. Он подошел к жестяной мыльнице и замер — там не было ни мела, ни угля.
— Ленечка, ты так не убивайся, найдется твоя ненаглядная. — Мать Никиты поставила на стол серебряный поднос с кофейником и разрезала торт.
Никита сидел во главе длинного стола в махровом халате и разговаривал по мобильнику.
— Никита очень тяжело два развода пережил, больше жениться не хочет. — Алевтина Алексеевна перешла на громкий шепот.
— Что там за шпионские разговоры? Мам, чего к человеку прицепилась, думаешь, он из-за этой портнихи переживает? Да ты представь себе всю комичность ситуации: раньше он рисовал картины круглосуточно, которые на фиг никому не были нужны, а теперь к нему очередь — а он ничего делать не может. — Никита положил телефон и заправил салфетку за ворот.
Леонид с тоской посмотрел на картину «Город», что висела прямо напротив него. Девочка привязала собачку к фонарному столбу и зашла в кафе за мороженым.
— Просто он пережил стресс. — Алевтина Алексеевна положила ему большой кусок торта с розочкой и стала рассказывать про свою приятельницу, у которой мужа сбила машина.
Ее монотонный голос вывел Леонида из оцепенения, он откинулся на стуле и стал медленно пить кофе.
Вдруг он отчетливо услышал три хлопка: на его картине в доме с резной башенкой распахнулось окно и появились знакомые руки, вытряхивающие клетчатое покрывало.
Леонид так и застыл с чашкой в руках. Он не спускал глаз с того самого окна, где пузырилась от ветра занавеска.
Он дождался, когда хозяйка пошла мыть на кухню посуду, а Никита завороженно стал следить за жизнью львиного прайда на экране, подошел вплотную к картине и нагло заглянул в окно.
Там была Варя, причем не одна. С ней весело хохотал мордастый водитель троллейбуса, который часто встречался ему по дороге в художественный салон.
Первым желанием было запустить в них серебряным подносом c импозантным кофейником, но, сжав кулаки, Леонид продолжал за ними наблюдать. Варя принимала клиенток дома. Рядом со швейной машинкой стояло затертое блюдечко, на котором лежали мел и его уголь. Она отутюживала очередной костюм и незаметно посыпала его угольной пыльцой. Костюмы и платья после пыльцы превращались в настоящие шедевры. Видимо, ее дела шли в гору, она собиралась открывать собственное ателье.
— А теперь чай! — Алевтина Алексеевна зашла в зал с дымящим чайником. — Ой, Ленечка, что это ты бледный такой?
— Ма, ну неужели непонятно. Человек смотрит на свою картину и переживает, что у него в делах застой. — Никита не спускал глаз с экрана, где катались в драке два льва.
— Мне лучше воды со льдом, — ответил Леонид, расстегнул ворот рубашки и снова уставился в ненавистное окно.
Город, который он создал своими руками, принадлежал теперь этой отвратительной парочке! Они ходили по его мощеным улочкам, взявшись за руки, ели мороженое в кафе за круглым столиком, которому он старательно нарисовал витые ножки, и ездили по оживленным улицам на дребезжащем троллейбусе. Темные очки на их дородных лицах смотрелись как-то неуместно — словно баннеры в деревенской избе. Каждый шаг этих отвратительных людей по городу отдавался в его сердце громовым раскатом, эхо которого не умолкая стучало в голове.
Эту картину нужно срочно уничтожить — изорвать на мелкие кусочки, а еще лучше — сжечь! Боже мой, но как! Как объяснить все это им?
Леонид посмотрел на Никиту, болтающего по телефону, и на Алевтину Алексеевну, которая подкрашивала губы перед зеркалом, и спешно засобирался домой.
В течение недели Леонид трижды напивался с Генкой и два раза собирался уйти в монастырь. Он бесцельно слонялся по комнате, старательно продумывая план уничтожения картины. Но все его идеи было трудно воплотить, так как они напоминали сценарии в духе голливудских вестернов.
Голова стала сильно раскалываться, и он, набросив на плечи плед, шагнул на балкон. На улице палило солнце, и наглые воробьи скакали по перилам балкона почти у самых его рук.
Во дворе толстая тетка в пестром халате бросила свернутый ковер на скамейку.
«Ну, сейчас начнет стучать, гарпия», — с отвращением подумал он и поморщился. Но та стала мыть ковер вместе с двумя пацанами.
— Ма, ты на этот угол еще плесни! — горланил тот, что поменьше, и тер ковер ногами.
Леонид впервые увидел соседку совсем в другой роли — материнской. Перед его глазами снова всплыла злосчастная картина.
— Ну и хрен с ними! — сказал он вслух и широко махнул рукой, спугнув воробьев с балкона. Потом он зашел внутрь и огляделся. Его комната была какая-то сжатая, потускневшая и походила на ребенка, которого родители забыли забрать из детсада.
— Ну, Генка, держись, сейчас мебель буду двигать, — весело сказал Леонид и засучил рукава. Он почувствовал, как вдохновение переполняет его через край: непременно вечером он начнет новую картину. Правда, в какой технике он воплотит новые образы, Леонид еще не знал. Они тихо скользили по комнате, словно пассажиры в зале ожидания.
Внизу у Генки загромыхала музыка — «Свежий ветер» Газманова, окна задребезжали в такт ухающим басам. Леонид бросил тряпку и пошел в пляс по комнате. Он приседал и подпрыгивал, встряхивая ногами то в одну сторону, то в другую. Четко представилось лицо Генки, задранное к потолку — словно Мелу Гибсону неожиданно врезал под дых партнер по фильму.
А вечером позвонил Никита.
— Старик, нас соседи затопили — хана итальянским обоям и твоей картине, вся раскисла. Мать с утра на валидоле, в доме такой бедлам… — Его голос тихо потрескивал в трубке, как будто он находился на другой планете.
В этот миг пронзительно заверещал дверной звонок.
— Никита, я тебе перезвоню, — проорал в трубку Леонид и пошел открывать, переступая через стопки рассортированных книг.
У дверей стоял щуплый паренек с огромным рюкзаком за плечами.
— Здравствуйте, Леонид Сергеевич. Меня Димой зовут. Звучит, конечно, как-то дико, но я ваш сын. Город Зима вам о чем-то говорит?
Лариса?! В голове Леонида промелькнул вихрь воспоминаний. Почему она ничего не сообщила об этом? Сколько лет она ничего не давала о себе знать…
Дима поправил очки на переносице и вопросительно посмотрел на застывшего в дверях хозяина.
Леонид молча пригласил его войти, размышляя о том, что если ему что-то и могло свалиться как снег на голову, так только из города Зима.
— Я на программиста буду поступать. Мама говорила, что вы художник, вот мы вам купили подарок. — Его руки нырнули в рюкзак и достали оттуда большой набор масляных красок.
— Масло? Всегда боялся смешивать краски…
— А вы не бойтесь, они же не кусаются, — просто и бесхитростно сказал Дима и поднял с пола книгу. — Лукьяненко? Я у него все «Дозоры» прочел, а вы?
Леонид крепко обнял паренька, сдерживая рвущиеся наружу слезы.
— Ты давай, раздевайся, сейчас покормлю тебя.
Он подскочил к телефону и набрал номер Никиты.
— Старик, не расстраивайся из-за картины! Я новый город нарисую, цветной! Если помощь нужна, мы приедем. Кто «мы»? Я во множественном числе! — рассмеялся он в трубку.
Дима на кухне делал бутерброды и раскладывал их на широкой тарелке.
— Смотрите, похож на флаг с корабля, — кивнул он в окно и придвинул поближе стулья.
Во дворе на ветру развевался чистый ковер.
Иллюстрация автора