Я иду с мечем судия

               




Я медленно шел по лесополосе, тянувшейся вдоль водохранилища. Берега его заросли ивой так, что жиденькие пару рядов невысоких березок выглядели скромной сироткой в гостях у богатых родственников. Но вскоре ивняк закончился и у открытой воды я увидел его. Мужчина сидел у костра, вороша веткой угли. Как обычно это бывает - не с какой-то конкретной целью, а так, для удовольствия более.

- Привет!- произнес я традиционное, подойдя ближе, так, что стали видны его глаза.  -  Меня твой товарищ послал. Сказал, – Пойдешь по берегу, у красной «Нивы» сидит мужик в коричневом камуфляже. Он с моими друзьями сейчас сидит, треплется. Просил предупредить, что бы не волновался.

- Толик еще живой?- спросил мужчина с легким недоумением, разумеется, подразумевая насколько пьян его товарищ. Я хмыкнул – Они только пузырь начали, сидят, балагурят. Я то не пью сейчас, язва. И для большей весомости заявления, сделал рукой круг в области живота, скорчив страдальческую мину.


Вот идиот! – мужчина покачал головой. Да ладно, махнул я рукой, пусть поговорят. И показав на лежащий у костра коврик, спросил – Я присяду?

- Валяй! А я тогда выпью, пока Толян на халяву напал. И нагнувшись левее, к рюкзаку, подтянул его ближе, выудив из его необъятных недр бутылку водки, пластиковый стаканчик и пакет, видимо с закуской. – Меня Валера зовут, - сообщил он, скручивая пробку. Семен! – я просто поднял руку, поскольку сидел от нового своего знакомого по другую сторону костра, а вставать не хотелось.


Валера налил себе полстаканчика и махом опрокинул в горло. Не поморщившись отставил хлипкую посудину и вынув из пакета кусок колбасы принялся сосредоточенно жевать с задумчивым каким то выражением лица. Судя по тому, что не произнес он тоста, обычного в таких случаях или пожелания просто, даже самого коротенького, выпить хотелось ему просто смертельно. И действительно, спустя некоторое время он обмяк как то внутренне и взгляд стал менее настороженным.


На вид ему было лет тридцать, крепкий, с короткой стрижкой. Но  хорошее питание и спокойная жизнь уверенно делали свое дело. И если сейчас у него из лишнего веса присутствовал только массивный второй подбородок и брюшко, то через пяток лет Валеру можно смело будет записывать в толстяки.


Я просто сидел, сцепив на коленях руки, наслаждаясь тихим, теплым вечером. От воды несло свежестью, а иногда ветер менялся и с соседнего свежеубранного пшеничного поля доносился приятный, сладковатый запах соломы.


Мой новый знакомый принял еще пару стаканчиков и стал немного словоохотливее. Закурив, он с наслаждением затянулся и спросил – Как поохотились сегодня? Или вы приехали рыбу потягать? Я улыбнулся – Пролета не было. И пострелять не получилось, ребята с горя  решили оторваться на водке.

- Да… - протянул Валера, - с каждым годом утки меньше и меньше. А какая есть, лететь начинает только ночью, когда кроме свиста крыльев ничего не слышно. На охоту сейчас езжу так, больше для традиции.

- И не говори, - согласился с ним я. – Что утка, что заяц, пропали совсем. Мне знакомый один рассказывал, что это из за гербицидов. Раньше ведь грядки сахарной свеклы вручную пололи. Теперь это не выгодно, сорняк травят химией. А то, что вместе с осотом и повиликой и заяц дохнет – никому кроме нас дела нет.


Валера встрепенулся и мы некоторое время поговорили о чудовищной несправедливости во всем царящей. О том, как хорошо было раньше  и насколько плачевны дела сейчас. Я старался больше слушать, чем говорить и отметил вскоре, что в качестве собеседника вполне устраиваю Валеру. Он оживился еще более и отчаянно жестикулируя, живописал подробности последней своей охотничьей вылазки. 

А Толян спуделял! Я ему сколько раз говорил, - отпусти дичь подальше и только потом стреляй! Нет же, лупит на пять метров, в упор. Разве можно быть таким идиотом!

Я, при упоминании имени Валериного друга перебил, - Слушай, когда я уходил, Толя начал рассказывать ребятам о каких то людоедах. Что за история? Валера неожиданно осекся и помрачнел. Мне показалось, что он протрезвел моментально.

Некоторое время он молчал, просто уставившись в одну точку, а затем заговорил медленно, подбирая слова – Толик вечно про всякую ерунду буробит спьяну. Было заметно, что воспоминания были не из приятных и действительно была в жизни Валеры неприятная история. Настолько неприятная, что он похоронил ее где то в глубине своего сознания и вытаскивать наружу не собирался. Даже малейшее напоминание об этом вызвало очень негативную реакцию.

Я просто молчал, давая возможность собеседнику прийти в себя. И правильно сделал. Валера прямо из горла опрокинул в себя оставшиеся в бутылке граммов двести водки и вытянул из рюкзака вторую. Согревая ее в руках, он сидел, втянув голову в плечи, словно большая нахохлившаяся птица и неожиданно решился. – Да, была одна история…

И вот что я услышал. – Прошлой зимой мы гоняли лося под Ранино.  Я кивнул, давая понять, что знаю, где находится эта деревенька. Валера покусывая нижнюю губу, продолжал отрывками, будто выдавливая тяжело дающиеся ему слова               

                – Приехали мы еще затемно и сразу почти нашли свежую лежку. Помешать нам никто не мог, потому как охотнадзор в полном составе отбыл в областной город, на совещание. Мне об этом надежный человек сказал. Можно было ничего не опасаться. Сам понимаешь – откуда у меня лицензия. А лося взять хочется.

Нас было всего двое – я и Толик. Обнаружив лежку, стали резать след, пытаясь обойти лосей справа, с подветренной стороны. Однако они шли быстро и целенаправленно, нигде долго не задерживаясь, так что подойти на выстрел не получалось. Мы были недалеко, но не настолько, что бы видеть их. Впереди находились заросли молоденьких сосен вперемежку с осиной, выросшие на месте недавнего пожарища. В таких местах лоси любят останавливаться на кормежку и отдых. Я надеялся, что так оно и будет. Напрасно я так полагал. Звери видно нас почуяли и стали кружить, постепенно удаляясь от мелколесья.

Так погоня привела нас к Чернаве, есть такой ручеек. Речкой это не назовешь. Лоси перешли ее в удобном месте, а мы прошли немного вперед и тоже перебрались на другую сторону. Там, подмытое течением, с берега на берег перекинулось упавшее дерево. А звери бежали как очумевшие, мы за ними по свежему следу и кончилось тем, что зашли мы в соседнюю область.

Я в тех местах не бывал никогда, не приходилось,  местности не знал. Вот поэтому то, мы с Толиком и провалились в воду, незаметную под снегом. Шума воды не было слышно и видно не было, что там ручей. Лоси обогнули его, а мы решили срезать крюк, напрямую. Ну и срезали. Не по горло конечно, но по пояс промокли.

Мороз не очень уж был сильный, но градусов пятнадцать точно. А при такой температуре посредине леса в мокрой одежде находиться очень неприятно.

Валера открыл вторую бутылку и налив стаканчик до краев, выдохнул и проглотил залпом. Закусывать в этот раз он не стал, просто понюхал рукав.

Тут уж стало не до охоты – продолжал он свой рассказ. – Костер в том месте разжигать было не из чего, мы побежали дальше в поисках подходящего места. И тут я увидел тропинку. Свежую совсем, не занесенную снегом. Похоже, по ней ходили каждый день, притоптано было уж очень сильно. Мы побежали по ней и жутко обрадовались, поскольку невдалеке стоял домишко. Представляешь, какая удача! Ты насквозь промокший, в морозном лесу натыкаешься на теплый дом. А там было тепло, из трубы шел дым.

Внутрь залетели даже не постучавшись, но хозяева не обиделись. Понятно, когда зуб на зуб не попадает – не до приличий. Дед с бабкой которые там жили, подкинули дров в печь и скоро мы разделись, накинули дедовские тряпки и сидели около печки с чаем, постукивая по кружкам зубами от еще не прошедшего озноба. Знаешь, когда сильно замерзнешь, то отогреться не можешь очень долго. И в себя приходишь не сразу.

Нам очень повезло, что они не напали сразу – произнес он вдруг загадочную фразу и замолчал на некоторое время.

С виду они выглядели как обычные люди. Старики. Обычные. И только отогревшись, я рассмотрел их зубы. Свои. И это в семьдесят, если не больше лет. У меня в тридцать уже вставных половину. А у этих, - белые, с острыми клыками. Двигались они очень подвижно для своего возраста. И очень уж как то ласково к нам отнеслись. Бабка все приговаривала – Переночуете у нас! Гостям мы всегда рады. В такую  глухомань редко кто забредает.

Валера вновь сделал паузу, что бы выпить. И некоторое время о чем то думал, а затем продолжил. Тут на наше счастье Толяну приспичило в туалет,  он вышел во двор. А когда вернулся  - на нем лица не было. Подсел ко мне и шепчет – Это людоеды! У них в коридорчике нога человеческая на полу лежит под тряпками.

А они сразу почувствовали неладное. Вскочили и на нас пошли, быстрые, как кошки. Хорошо, что я отогрелся и уже мог двигаться нормально. Я в общем … Ну, отбивался. Сцепился с ними врукопашную. А… Ну … Валера бросил на меня украдкой взгляд и закончил - Толик в общем успел схватить ружье и застрелил их.

Пока мы дрались, сшибли керосиновую лампу и дом загорелся. Мы еле успели забрать вещи. Еле выбрались оттуда. Тут Валера покачал головой и вновь украдкой глянул на меня, наблюдая за моей реакцией. Я изумленно вытаращил глаза – С ума сойти. Вот вам досталось. Как только живы остались. Повезло, можно сказать.

Удовлетворенный моей реакцией Валера улыбнулся. Улыбка не успела еще сойти с его лица, как я оказался рядом с ним, прыжком перемахнув через костер и коротко, без замаха ударил его кулаком в висок. Треска кости я не слышал, его заглушил звук удара. Но я знал, что проломил ему череп. Так оно и было. Неяркий отблеск пламени костра осветил огромную вмятину на его голове.

Вот так то. На поясе у него висел нож. Грубая, низкокачественная поделка. Но достаточно острый. Задрав куртку своего недавнего собеседника, я вспорол ему правый бок и вырезав оттуда кусок печени присел по турецки рядом с телом. Валера не выглядел мертвым на первый взгляд. Умершие имеют другой вид. Что ж, пройдет немного времени дружище и черты твоего лица заострятся. Время погасит тень недоумения на лице. Потускнеют глаза.

- Ты удивлен моим неожиданным поступком? Я постараюсь объяснить. Времени у нас достаточно.  Я впился зубами в печень и отхватив кусок стал жевать. Очень неприятный вкус. Она насквозь пропиталась алкоголем. Водка смешивалась на губах со слезами, медленно текущими из моих глаз. Задрав голову кверху, я подождал, постаравшись успокоиться и вскоре был готов продолжить свой мысленный монолог.

- Люди,  которых ты застрелил – мои родители. Мне нужно было узнать – кто. Кто стрелял. Поэтому ты и прожил чуть дольше своего друга. Он лежит в кустах со сломанной шеей, метрах в трехстах отсюда. Мне очень важно было понять, что же тогда произошло. Когда я приехал их навестить и привез им продукты, вместо дома нашел только остывшее пепелище, занесенное снегом.

- Ты сказал - Пока мы дрались, сшибли керосиновую лампу… Только вот ни одной керосиновой лампы в доме не было. Уже лет пять назад я установил там очень качественный дизельный генератор и купил хорошие фонари. Ты сказал о лампе только потому, что был абсолютно уверен в том, что я никогда не бывал в этом доме. И значило это только одно. Убегая, вы подожгли дом, скрывая подробности убийства. Вы боялись. Поскольку убийство уголовно преследуется в нашей стране. Кого бы ты жизни ни лишил.

-Я понял, кто стрелял, после твоих неуверенных слов – «Толя обнаружил ногу...» Но лежала она не на полу, а под замком, в крепком ларе, стоявшем в сенях. Твой друг, придурок обшарил его в жадных поисках. Мне неизвестно, что он хотел найти в маленьком домике затерянном в лесу. Не будь вы оба настолько алчными, что искали выгоды даже в собственном несчастии, не пришло бы ему в голову обшаривать дом людей, оказавших вам помощь в беде. Он видимо взломал замок, посчитав, что в ящике хранится что то ценное. Ключом он его открыть не мог. Ключ от этого ларя отец всегда носил с собой. И увидев там ногу, человеческую ногу, Толя сказал тебе об этом. Будь он сильнее духом настолько, что мог выстрелить в человека, он бы так и сделал. Переступив порог взял ружье и разрядил бы его во врага. Но он был слаб. И зашел на трясущихся ногах в дом, чтоб сообщить тебе о находке.

Как ты сказал - Отбивался? Сцепился в рукопашной схватке? Что же, позволь я расскажу тебе историю своей семьи.

Как уж случилось, что мои предки получили такую зависимость, как поедание человечины и когда точно это произошло, мне это неизвестно. Но это была именно зависимость, а не извращенная  прихоть. Почему? Ты поймешь позже.

Долгое время они жили просто стаей, скитаясь по лесам. Спали под открытым небом, благо позволяло железное здоровье. Их рацион составлял в то время  из одиноких путников, не способных себя защитить. Численность семьи росла и в сочетании с немыслимой ловкостью, ужасающей силой и превосходной реакцией это позволяло справиться даже с толпой вооруженных пилигримов.

                Кроме тел для необходимого пропитания, семье доставалось и имущество жертв. Одинокие путешественники обычно не имели при себе ничего, сколько то ценного. Но когда семья совершала нападение на группу, а ею частенько оказывались купеческие обозы, в ее распоряжении оказывались приличные ценности. Так вот и накопилось серьезное состояние.

                Мой дед, главный тогда в семье, решил несколько изменить и благоустроить ее жизнь. Знаешь, что он придумал? Порой мне кажется, что верно бытующее у некоторых народов поверье о том, что поедая противника, ты обретаешь его ум, силу и хитрость. Иначе, как могла прийти в голову человеку, не выходящему из леса  и не имеющему возможности умственно развиваться, идея купить постоялый двор. Поневоле покажется, что с телами съеденных им купцов пришла их деловая и коммерческая сметка.

                И он его приобрел, причем на довольно бойком месте. Среди посетителей случались всякие, в том числе иногда откровенное отребье. Частенько бывало, что на самом постоялом дворе или около, совершались убийства. В пьяной драке, с целью грабежа. По разному. Сам понимаешь, что у убийц никогда не было забот с тем, где и как спрятать тело.

                Как ни странно, но у семьи никогда не возникало проблем с властями. Дед был умным. Очень умным и не скупился на прикорм тех, от кого хоть сколько то зависел.

                Семья процветала. Достаток повышался. Причем уже не за счет убийств. Деньги потекли рекой от содержания постоялого двора. Убивать стали реже из соображений осторожности, но совсем отказаться от людоедства оказалось невозможно.

При всем разнообразии в питании, возможном при наступившем достатке исключение из рациона человеческого мяса привело к неожиданным последствиям. Появлялась слабость, апатия и упадок сил, приводившие позже к сильной лихорадке. А исцеление наступало практически мгновенно, стоило только съесть небольшой даже кусочек человеческого мяса.

Недолго поэкспериментировав, семья вернулась к прежним пристрастиям. Стали только соблюдать большую, чем прежде конспирацию. Поскольку в мире менялось отношение к человеческой жизни, она приобретала со временем все большую ценность и соответственно приходилось вести себя более осторожно. - А какая концовка  Вам более приемлема? Рассказ уже закончен, хотелось бы услышать именно Ваше мнение