Два яйца золотого тельца. 2-Каждая любовь -не та

               
Часть вторая – «Каждая любовь – не та»
 

     Офис директора фирмы Грошева, немного мрачноватого человека с настойчивым взглядом лет 40-ка.  С ним в кабинете финансовый директор, человек приятной наружности, еврейской национальности - Арон Ицигин, лет 45-ти. Они обсуждают очередную сделку.

Грошев: Партнер надежен, в смысле денег?

Ицигин: Да, я проверял. И знаю его давно. Клиент состоятельный,… можно сказать, богатый. Правда, в случае разрыва сделки будет трудно доказать, что наши обязательства полностью выполнены. Договор в должной мере не защищает наши интересы. Нам необходим опытный специалист для составления подобных договоров.

Грошев: Сейчас главное не воздух гонять, а чтобы были деньги или твердый товар. Надо добиться, чтобы он работал только с нами. Поэтому соглашайся на любые условия. Подписывай договор и не тяни, а то упустим шанс. В случае чего, возьмем его за горло.

          Звонок. Грошев берет телефонную трубку.

Грошев: Да, заходи.

          Входит Наргис, садится и становится свидетелем продолжающегося разговора. 

Грошев: Надо подумать, как его финансы покрепче притянуть к нашим делам. Пообещай что-нибудь. Ну, скажи, что мы собираемся свой банк организовывать.

Ицигин: Да не будет он просто словам доверять – не тот человек. Здесь документы нужны.

Грошев: Значит, надо создать эти документы! И так сделать, чтобы он их увидел и поверил. Чтобы заинтересовался, захотел участвовать…

Ицигин: Опять нужен опытный человек. Такую лису трудно провести.

Наргис: Могу порекомендовать человечка. Случайно познакомились. Большой опыт во внешней торговле. Сейчас – безработный.

Грошев: Приведи…Арон, поговори с ним. Если это то, что нужно, обещай златые горы и загружай на полную катушку…
 (Немного подумав) Надо получше обставить офис. По договору арендодатель обеспечивает мебель. Так надо требовать!

Ицигин: Договор подписали только вчера. Нужны деньги на первый платеж.

Грошев:  Решай.

Ицигин: Легко сказать, когда на счету почти ноль.

Грошев: Это – твоя проблема.

           Ицигин выходит.

Наргис: Ты обещал решить вопрос с жильем, когда наберу зеленых. Я почти собрала.

Грошев: Ох, трудно! Но, думаю решить. Сейчас надо раскрутиться немного. Поживи пока у друзей. Два-три раза в неделю у меня можешь оставаться. Надо терпеть… А деньги давай.

Наргис: Не хочу я так! И денег не дам.

Грошев: Ну, брось… Вечером занесешь, если сейчас не хочешь.

Наргис: Не надо на меня давить! Я совсем не на это надеялась…

Грошев: Не знаю, на что ты надеялась, но в нынешнее время ничего гарантировать нельзя.

Наргис: Я ведь в тебе покровителя видела. Надеялась на помощь… Не надо, Грошев. Не приду я сегодня. У меня есть, где остановиться.

Грошев: Нашелся кто-то?

Наргис: Представь, нашелся!

Грошев: Уж не тот ли внешнеэкономический деятель?

Наргис: А то. Солидный человек. Одинокий. Квартира.

Грошев: Квартира? Это интересно. Одинокий. Очень интересно…

Наргис: Сейчас я ему позвоню. Пусть поговорит с Ицигиным. Я думаю, что вы останетесь довольны его работой.

Грошев: Пусть поговорит…

   Саматова выходит. Грошев вызывает своего телохранителя Солдатова.

Грошев: Игорь, собери мне всю информацию о человеке, который придет сегодня к Ицигину. Он, наверное, будет у нас работать. Самое главное: почему живет один и есть ли родственники?

                Солдатов выходит



          Квартира Глазова. Наргис встречает его у дверей.

   Наргис: Что-то ты поздно сегодня?

Глазов: Вроде некрупный бизнес и большой загруженности нет, а вынуждают допоздна засиживаться. Малопонятные и необъяснимые указания…Странно…

Наргис: А я время не теряю. Навожу уют. Посмотри… У тебя хорошая квартира!

Глазов: Чувствуется … женская рука…

Наргис: Опять критиковать будешь, мол, поменяла твой уклад…

Глазов: Мне даже нравится.

Наргис: Но какое-то напряжение в твоих словах.

Глазов: Это – все твоя работа…. Что-то неправильное, не мое! И сулит мне это все большие неприятности…

Наргис: Кто же тебя так тревожит?
 
Глазов: Конечно, твой знакомый. У него в глазах что-то нездоровое, бесовское, вороватое… И я вижу, что именно это доставляет ему истинное удовольствие! Какая-то увлеченность обманом…  мелкое мошенничество…

Наргис: Возможно, ты преувеличиваешь. Надо подождать, и все будет нормально. Давай лучше поговорим о нас…

Глазов: …Ты права…Странно, но мне теперь хочется, чтобы ты была все время здесь. И даже, кажется, что этот случай в подвале - подарок судьбы. Хотя одновременно и чувствую, что все это... Заблуждение…

Наргис: Сначала хотела побыть несколько дней. Потом привязалась. Ах, если бы знать, что хочет женщина… Сама бы с удовольствием послушала…Все-таки женщина должна быть частью мужчины…Неслучайно, что она из его ребра и произошла…

Глазов: Ребро Адама – красивая сказка. Женщина появилась на земле значительно раньше мужчины. Она ближе к  однополому существованию жизни. И потому женское начало более глубокое ...
Наргис: А мужское?
 Глазов: А мужское начало родилось позднее…оно ближе к  духу,… А святой дух выше пола…и способен к рождению от … женщины непорочной… Это так понятно… и непонятно… Непорочной…

Наргис: Порой мне казалось, что ты какой-то блаженный. Но эти твои суждения  притягивают… Я мало чего понимаю… и много видела мужчин. Люблю свободу, силу…  А вот выразить все это не могу,… да и не хочу… Более того, наоборот, что-то неестественное в том, что связывает с тобой,… а душа просит быть рядом…

Глазов:  Женщинам приятно слушать.... Потому, что когда глубоко ощущаешь, хочется закрыть глаза…Но слова, если они из глубины…это часть тебя… Вот произнес слово…и лишился части духа своего… Потому часто мужчины молчуны... (Смеется). А женщина, как доярки, им хочется больше … молока. А от него… только вымя растет ...
(Опять серьезно): Слово имеет силу, когда оно напряжено, как тетива…

Наргис: Мужчины, которых помню, казались невыразительными в словах, но их сила притягивала. Но никогда раньше не задумывалась об этом…С тобой я готова слушать и молчать.

Глазов: Позавчера я зашел в церковь на кладбище, где жена похоронена… Я ведь крещеный. Хотел побыть перед ней, рассказать, как повстречался с тобой. Хотя это, наверное, и не обязательно…

Наргис: А я не  знаю своей веры.

Глазов: (Не вслушиваясь продолжает) Постоял у иконы Богоматери… Богоматерь – очень сильно! Подле нее каждый может почувствовать себя сыном Божьим. Сила, близкая к истине… Стало тепло, покатилась слеза... Проходил священник, посмотрел и говорит: «Надо чаще ходить в храм». Я много потом думал, может он прав? 
 
Наргис: Наверное, тебе это надо…

Глазов: Церковь только создает впечатление мечты, но никуда не ведет. Как бы ждет тебя, не отходит, или как бы идет вместе… И здесь вовсе нет власти. Церковь имеет меньше власти над нами, нежели над невидимыми микробами и комарами. И в том ее сила.

Наргис: Но люди верят во что-то. Нельзя же, чтобы так много людей ошибалось.

Глазов: Скорее, это интуиция, которая нам подсказывает, что желание жить своим узким мирком или за счет других – это тупик. Есть что-то рядом, более глубокое, широкое, безбрежное, в чем можно раствориться, чем можно насытиться…

Наргис: Ну, опять тебя понесло…

Глазов: А, знаешь… Самый главный храм – это человек. Настоящий храм! И тело человеческое – храм. А сколько силы в прикосновении… И ведь церковь построил человек, а человека – природа. И человек разлит в природе. И знания тоже сохраняются, даже не в книгах, а в человеке. Странные они, люди… Слабые, кроткие, но сильные в мыслях.

Наргис:  Можно прочитать тысячи книг, но однажды услышать, и стать как пронзенной…

Глазов: А как ты думаешь, как быть непорочной?

Наргис: Ну, вопрос, этот не для меня…

Глазов: Просто быть истинно свободной. Жить без пошлости и быть независимой.

Наргис: Я тогда, в подвале, не рассказала о себе. А у меня ведь тоже своя судьба. И ты был прав: много ошибок, но…

Глазов: Может не надо, я вижу в тебе только чистую девушку.

Наргис: Надо хоть немного рассказать. А то будет фальшиво как-то.
Мой первый… Он был старше, я была очень молода. Сначала мне показалось, что никогда не буду с ним вместе. Потом  он стал приглашать в свои компании. Весело, вино, танцы, легкий флирт… Привыкла быть вместе с ним. Никто другой не претендовал, хотя в компаниях были люди, которые мне нравились. Приходил ко мне домой,… кстати, с моими родителями был в хороших отношениях. Потом предложил замуж. Все, как говорится, честь по чести… А мне до конца не хотелось отвечать твердое «да». Я все молчала… Подруги и знакомые удивлялись, что это я не соглашаюсь. Потом, наконец, согласилась, и он был искренне рад. Еще до свадьбы мы стали близки. Он был, как ручной, готов был все сделать… Потом – пышная свадьба.

Глазов: Так в чем же проблемы?

Наргис: Казалось, не было проблем. Переехала в его просторную квартиру. Через некоторое время забеременела. И вдруг, как снег на голову, вместо радости он мне и говорит, что надо сделать аборт. Сначала надо на ноги встать, пожить для себя… Я тоже дурой была, но в этом было что-то неприятное, противоестественное: так любил, а ребенка не хотел. Устроил мне хорошего врача… После аборта врачи сказали, что может совсем не быть детей… Потом пошли ссоры,  он начал пропадать. Однажды не приходил несколько дней. Я по глупости думала, что что-то произошло, представляла себя молодой вдовой, отвергающей всех мужчин… А он пришел и сказал, что уйдет, надолго… И опять пропал. Я жила одна. Сначала переживала, потом плюнула. После развода жила одна. Прошло время. Были встречи, случайные знакомства. Потом понравился один человек. По-настоящему полюбила, и он хотел детей… И вдруг счастье – забеременела! Но на беду…беременность оказалась, внематочной. После операция поняла, что детей не будет никогда… Я сама порвала с этим человеком, и потом уже ничего глубокого не хотела. И, кстати, не жалею. Может, это моя судьба…

Глазов: Возможно… Чувства вообще ближе к жизни, чем разум и осмысление окружающего…

Наргис берет гитару и поет:
               
              Как пламя робкое мне мило,
              Не ослепляет и не жжет.
              Зачем мне грубое светило
              Недосягаемых высот?»

         Наргис обнимает Глазова и закрывает глаза.

Наргис: Странная встреча у нас случилась. Возможно это и закономерно... Кстати, тут на днях заходил этот, твой друг, Бутов. Тебя не было, и я направила его в ваш офис.

Глазов: Да, он заходил на работу ко мне. Он даже долго беседовал с помощником Грошева…
Может его тоже возьмут на работу? Опять твое протеже?...

Наргис: Первый раз слышу об этом.

Глазов: Бутов хороший человек….Что-то в нем есть истинное…

Наргис: Я не заметила.

Глазов: Нет…Все таки интересно нас связала судьба.

Наргис продолжает песню:
            
          « Судьба моя, моя отрада
             Здесь все мое, здесь только я.
             Затеплю тихую лампаду,
             Люблю ее. Она моя.




     Офис. Ицигин и Глазов обсуждают текущие сделки.

Глазов: Договор составили, согласовали на выгодных нам условиях и подписали без замечаний. Аванс получили. Надо начинать работу, но почему-то никаких телодвижений. Может, это манера нашего руководителя… надо работать хоть с какой-то ответственностью!

Ицигин: Ваша задача – юридически грамотные договора, закрепляющие интересы фирмы. Все остальное – наши проблемы.

Глазов: Но я  не привык работать в таких узких рамках!

Ицигин: Вам должно быть все равно! А нам надо как можно быстрее сотворить капитал…

Глазов: Любыми средствами…Как это все знакомо!

Ицигин: Хотя и мне надоели эти быдла вокруг, но я терпелив и знаю, за что терплю!

Глазов: А почему именно с ними? Потому, что тоже хочется рвануть, а дальше – трава не расти? … Где деньги, там и хорошо…

Ицигин: Вы рассуждаете, как совок!

Глазов: А кто придумал это слово – «совок»!? Русский человек так себя не назовет. Это слово очень не подходит натерпевшимся  людям.

Ицигин: Не цепляйся к словам. Просто вы сами ничего не добились.

Глазов: Мне то как раз известно о таких сомнительных аферах. Это только с первого взгляда кажется, что все происходит спонтанно. На самом деле сценарий кем - то написан давно.

Ицигин: Только не надо так упрощать…

Глазов: Вот представьте государственное предприятие, имеющее представительства во многих странах, акционируется, затем заключает крупный контракт с арабской фирмой…Арабы полагают, что продолжают иметь  дело с порядочными теперь свободными русскими людьми.  Но  эти новые русские заинтересованы в наполнении своих карманов, а не в выполнении своих обязательств по контракту… Причем, если бы это  предприятие работало  в советские времена, генерального директора давно заменили бы, так как имел место строгий экспортный контроль.

Ицигин: И что же?

Глазов: А сейчас этот директор свободен от всякого контроля, не платит налогов, потому что все средства в оффшорных зонах. Он ставит руководителями  своих знакомых, родственников или детей. Они  в основном занимаются собственными накоплениями за счет многочисленных комиссионных от крупных поставщиков… потом уже и не гнушаются мелкими от работы на местном рынке … В итоге карманы этой узкой группки людей быстро наполняются.

Ицигин: Не плохая схема!

Глазов: Это еще сложная схема. Есть еще проще. Типа – взять беспроцентную ссуду у государства при двухстах банковских процентах годовых и передать ее своим коммерческим структурам, а прибыль, то есть двойную стоимость ссуды  – положить в карман…Естественно, это можно сделать, когда сам при руководстве государства.

Ицигин: Что же в этом плохого, если есть возможность!

Глазов: А я считаю, что это придумали люди, которые помогали, в кавычках, нашей перестройке с одной или даже с двумя целями: развалить государство и обогатиться.

Ицигин: Опять эти громкие слова! Ты сам завидуешь…

Глазов: Нет, милый мой, я не хочу даже участвовать в этом, потому и хлопнул дверью.

Ицигин: Ну и дурак.

Глазов: А теперь, хочешь, расскажу, что будет завтра? Во-первых, наши люди, работающие в той арабской стране, перестанут получать зарплату. Им, конечно, станут говорить, что они плохо работают. Они будут надеяться и ждать. А потом обратятся в прокуратуру. Может, даже возбудят уголовное дело… А на это  решение у генерального директора очень простое – создать вообще новую фирму с другими учредителями, а старую… обанкротить или продать.

Ицигин: Гениально!

Глазов: Вот видишь, как я тебе душу растеребил! Но разница между нами в том, что тебе это нравится, а я все это ненавижу!

Ицигин: Ты просто лох, и не понимаешь ситуации.

Глазов: Это не ситуация, а криминал!

Ицигин: Какой криминал, если государство позволяет?

Глазов: Вот, попал в самую точку. После этого… мне не нужно такое государство!

Ицигин: Государство всегда нужно…         

Глазов: Слушайте, что будет дальше. Этот директор получит кучу денег, купит недвижимость, конечно, за границей, потому что боится, что его могут разоблачить. Или откупится сравнительно небольшими взятками. Но  за границей  - умные и по своему заинтересованные люди. Они примут нового  подданного и даже не выдадут при случае нашей стране, но обязательно заставят держать все его деньги в своем национальном банке. Они-то понимают прекрасно, откуда и каким путем заработаны эти денежки… А то и пригрозят сами начать дело против него по поводу подозрительно нажитых капиталов. Они… будут их держать на благо своей страны, то и дадут под них новые России кредиты… В итоге наш народ опять ту же самую копейку второй или третий раз отрабатывать будет!

 Ицигин: При всей прозаичности вопроса все это дело бизнеса.

Глазов: Я вот все думаю, как повезло китайцам…

Ицигин: В чем?

Глазов: В том, что у них в основном честные и трудолюбивые люди…и нет иудейского фарисейства.

Ицигин: Если я еврей, то не обязательно с фарисейскими мыслями.
Глазов: А рассуждаешь именно так.
         Идешь по их следам… заворожено, но … в никуда.  И этот понравившийся директор, через некоторое время… как бы это по-русски сказать… раскорячится: ни родины, ни самостоятельности…потеряет себя… А это важнее, чем благосостояние…с годами это понимаешь…

Ицигин: А что же предлагаешь? Спать сейчас?

Глазов: Почему спать? Работать. Но честно. А ведь ты можешь работать. Я-то вижу… И зачем тебе это быдло?

Ицигин: Да, этот Грошев меня тоже раздражает… Но сейчас его повадки необходимы для наращивания капитала.

Глазов: Зачем?


Ицигин: Как за чем! Наиболее талантливые были всегда впереди и имели возможность жить лучше.

Глазов: Меня всегда удивляло, что какой-нибудь рабочий или хлебороб, создающий непосредственные реальные ценности, не может утвердиться в этой жизни и  воспринимает  какой-нибудь «шоу-бизнес»,  как благо, тем самым возвеличивает этот разврат,… губя собственную душу.

Ицигин (смеется): Ну, мы же свободные люди, и каждый выбирает то, что хочет. И вообще, почему ты возомнил себя самым умным? Скорее ты похож на  гриб… (смеется) мухомор.

Глазов: Это ты верно сказал…Но странная форма у гриба. Причем именно эта форма возникла при взрыве атомной и водородной бомб. Что это – защита природы от новых средств наступления человека на нее?

Ицигин: Ты что-то имеешь против свободной конкуренции?

Глазов:  Свободной? Все значительно проще…Я не против формы экономики - «товар – деньги – товар»…  Но появилась уничтожающая человека разрушительная сила - «деньги – товар – деньги».

Ицигин: И что ты еще хочешь сказать, великий экономист?

Глазов: Если бы человеческие отношения могли существовать подобно природе, то она отвергла бы все эти кажущиеся преимущества богатства.


Ицигин: Но мы пользуемся тем, что накопило общество.


Глазов: Вот, начинаешь пропалывать грядку …Сорняки – такие сочные, сильные! Почти все солнце – у них, и они победили. Но не дано им  знать, что эта борьба лишь на короткий срок и все было напрасно…Их скоро вырвут из земли с ожесточением,…а маленький культурный росток даст урожай.

Ицигин: Ничего наперед знать невозможно…Но другого способа быстро разбогатеть просто не существует.

Глазов: Почему же именно быстро? Ведь быстро…это, чтобы схватить и …убежать.

Ицигин: Пока просто быть богаче…выше над другими…Жизнь коротка…

Глазов: С этим трудно не согласиться. Но не пришло время богатеть, когда кругом все рушится и никто не хочет ничего серьезного создавать. Этот низкий способ наживы, извини, не для меня… Неужели ты думаешь, что Грошев тебя не бросит, когда ты ему будешь не нужен? Человек же не может так быстро измениться…

Ицигин: Ну, у меня еще много времени для того, чтобы принять … решение.

Глазов: Ошибаешься. Чем больше денег, тем больше жажда наживы … А большие деньги – наркотик!

                Входит Грошев.

Грошев: Хорошо, что застал вас обоих.

Глазов: Мы обсуждаем время начала работ. Для этого надо использовать полученный аванс.

Грошев: Это не ваша прерогатива. Сейчас с Ицигиным мы это обсудим.

                Глазов выходит, хлопнув дверью.

Грошев: Арон, я тебе не раз говорил. Если хочешь чего-либо добиться, меньше разглагольствуй! Особенно с этим… Всюду лезет, учит…

Ицигин: Он во многом прав. Нельзя так откровенно обманывать. В этом нет перспективы.

Грошев: Ты хочешь перспективы? Это деньги! Сейчас нам дали шанс. Государство, вроде, закрывает глаза. Позже это будет сделать труднее. Мне нужны твои мозги, а тебе – моя смелость! Иди работай и позови ко мне Солдатова.

                Ицигин выходит. Входит Солдатов.

Грошев: Я тебе уже говорил. Ты знаешь друга Глазова… Этого…Бутова. Как договаривались, незаметно подсунь хорошую бутылку спиртного с нашей « пищевой добавкой». (Смеется): Сами себя погубят. Только, чтобы тебя не видели. И никаких отпечатков на бутылке! Да, что мне тебя учить… Действуй.

                Квартира Глазова. Входит Бутов.

Глазов: Ну, здравствуй, заходи. Сегодня я один.

Бутов: Знаешь, Ильич, бывает везение… Сейчас идет мужик, такой пьяный…прямо никакой… Слышь, говорит, возьми бутылку, выпей за мое здоровье, а то я уже больше не могу.

Глазов: Да, таких мужиков я давно не встречал!

Бутов: Смотри, и бутылка иностранная…

Глазов: Да,… «Наполеон»…Но, мы начнем с портвешка… У меня осталось.

Бутов: Оставлять недопитое и вправду не по-человечески.

Глазов: Вот, устроился на работу, а разве это работа!? Так обидно вкалывать на прохвостов! Наверное, надо начинать самостоятельное дело. Но вокруг …  мелко…для нового.

Бутов: А сейчас все мелко.

Глазов: Ну, молодец, Федор! Мыслить начал.

Бутов: Все как будто сбесились! Сбывают ваучеры, выбрасывают последние деньги… Как-то все непродуманно, и от того непонятно и безысходно...

Глазов: Я рад, что ты по-другому стал смотреть вокруг. И ведь в тебе есть что-то такое, чего нет во мне… Бизнес – дело нужное, но для  него надо приучить себя к самостоятельности, и это… истинная свобода.

Бутов: Сейчас нам постоянно навязывают мысль, что деньги –  самое главное.

Глазов: Хорошее определение! Навязывают. Человек, особенно русский, не приемлет давления…И реакция может быть разная…

Бутов: Мне всегда интересно твое нестандартное мнение. По правде сказать, не встречал раньше таких, как ты.

Глазов: Нестандартное мнение – это не так уж сложно. Просто мы не привыкли думать сами. А к этому, действительно, надо иметь навык. Верить, доверять и не противоречить значительно проще. Первая подвижка здесь – начать возражать, если чувствуешь, что с чем-то не согласен… А головы у нас светлые и непохожие…

Бутов: Вот именно. Начал я теперь на многое смотреть по-другому. И с тобой захотелось почаще общаться.

Глазов: Человек так устроен, что ему проще принять накопленный опыт, а не сомневаться, проверять и искать свое собственное решение… и многое простое, важное и истинное… пропускаем. Если бы ты оказался в позапрошлом веке, и люди, жившие в то время, наверняка более пытливые, чем  сейчас, задали бы тебе вопрос: «Слышали мы, что у вас там есть всякие устройства для общения в любое время.  Вот телефон! Расскажи, как он устроен?»   
 
Бутов: Так сразу трудно ответить.

Глазов: А ведь девяносто процентов из нас ответят, что, мол, по принципу тарифной карты или другого способа оплаты услуг телефона.

Бутов: Ну, все знать невозможно. А иногда мало интересуешься или просто ленишься…

Глазов: Вот именно. Не интересно это нам сейчас. Не захватывает так, как человека из того даже девятнадцатого века.

Бутов: Но что сделать, чтобы заинтересовать?

Глазов: Это только кажется, что жизнь коротка. На самом деле можно сделать очень многое. И какой-нибудь абориген за свою жизнь делает намного больше, нежели наш ученый человек. Потому что первый это делает сам, без подсказок цивилизации. У него, конечно, есть свои учителя, но это близкие к природе люди, или сама природа.

Бутов: Но ведь ученый тоже много работает,…открывает природные загадки.

Глазов: Да, я не отвергаю перспектив науки, но он берет какой-то небольшой элемент для изучения и возится с ним годами, а всей природы, всей ее широты и самого себя в ней редко замечает. Ты обратил внимание, что все ученые – материалисты и даже атеисты?

Бутов: Я тоже такой.

Глазов:  Материя – это только часть природы. А менее заметное, что называется духом, может быть, самое главное.

Бутов: Почему главное?

Глазов: Тут много причин. Первая, что дух несет новое. Некую неизведанность.
Бутов: Если нельзя объяснить, значит, его нет.

Глазов: Вот-вот… Вечная ошибка! Все объяснить никогда невозможно. Например, ньютоновской механикой пользовались до 20-го столетия, но оказалось, что она является лишь частью теории Эйнштейна. Еще в древних цивилизациях люди заметили определенные важные для жизни соотношения размеров, которые не имеют конечного размера: золотое сечение, число «пи». Они считали их сакраментальными и стоили свои расчеты с их помощью.

Бутов: Да, практически ничего не знаем о прошлых цивилизациях.

Глазов: Самое главное,… это загадка  течения времени… Мы понимаем под временным отрезком некую линейную зависимость… А племена майя считали время замкнутым циклом в виде окружности.... А вот читаешь предсказания знаменитых провидцев, и многое неожиданно совпадает…

Бутов: Это вообще странно.

Глазов: Нет, это не странно, а очень даже понятно. Не надо быть сверхчеловеком, а уметь понимать природу…Все пять наших чувств ограничены, а собственное «я» неограниченно и бессмертно. Это – часть мироздания. А через это «я» можно увидеть все.

Бутов: Эту мысль надо обмыть (разливает портвейн).

Глазов: И это мудрый взгляд на жизнь (Выпивают).

Бутов: Ты считаешь меня недотепой...

Глазов: В тебе есть сила, настойчивость и даже задатки глубокой убежденности, которую я не смог приобрести. И ты найдешь себя скоро…

Бутов: Сейчас так все трудно и непонятно… А с тобой просто и понятно.

Глазов: Сейчас у тебя трудный период: надо сделать усилие над собой. Кстати, у меня есть немного накоплений… Тысяч десять зеленых. На дачу копил, хотел уехать на природу. А теперь эта работа…и дом здесь зажил новой жизнью…

Бутов: Спасибо. Когда будет нужно, попрошу.

Глазов: Смотри, на всякий случай. Видишь старинную зеленую книгу? Там застежка и второе дно.

Бутов: Может, лучше, приеду я к тебе на дачу…

Глазов: Сейчас что-то не верится. Люблю смотреть на природу, наблюдать, сколько в ней подлинной справедливости жизни, которой нет в окружающей нас действительности. Созерцание - в этом вся тайна русской души: божественное восприятие…А от общественного нам ждать нечего.

Бутов: После разговора с тобой, мне захотелось сходить в Третьяковку.

Глазов: Картина, любое художественное произведение, как жизнь человека или сама природа. Всегда считалось, что пейзаж должен нести чувство, а не истинное отображение виденного впечатления. Вот, например, Левитан и Шишкин. Всегда превозносили Левитана и до конца не понимали Шишкина. Мне всегда очень нравился Шишкин, и теперь я понимаю, почему. Его изображение близко к самой природе. Кажется, вот сейчас дунет ветер или сверкнет молния, или сядет букашка на сныть-траву, и даже дорисованные его другом медведи не портят утреннюю свежесть леса. А ведь это очень близко к истине!

Бутов: Левитан тоже хорош.

Глазов: Но дальше человека не ушел. А природа – само божество!
    
Бутов: …Раньше мне казалось, что искусство – нереальный мир.

Глазов: А ведь искусство появилось совсем недавно по сравнению с существованием человека.

Бутов: Это наскальные рисунки?

Глазов: Это скорее информация, чем искусство. Я имею ввиду выражение своего «я».

Бутов: Ну, это у тебя прямо-таки глубинные мысли...Ну, мне остатки (наливает остатки портвейна в свой стакан). А тебе с такими мыслями лучше «Наполеон»…

Глазов: Для такого напитка нужны тонкие рюмки. Возьми в шкафу.

Бутов (достает из серванта две хрупкие широкие рюмки, берет бутылку «Наполеона» и наливает в рюмку Глазову): Сколько у тебя разной красивой посуды…

Глазов: Наливай и себе тоже. Но сначала допей портвейн. Понижать градус вредно.

Бутов: Ну, давай за хорошие мысли, которые приходят.

Глазов (выпивая, морщится): Какой-то непонятно… противный вкус…

     Через некоторое время Глазов начинает задыхаться. Изо рта появляется пена

Глазов: Федор, мне, кажется, плохо. Не пей… этот … коньяк…(падает на пол, закрывает глаза).

Бутов: Ильич, что с тобой?! (Подбегает к телефону, набирает «скорую») Скорая! Срочно приезжайте по адресу: Тверская 106, кв. 12! ( выходит из квартиры за соседом).

                Входит сосед.

Сосед: Что случилось? (подходит к Глазову): О, Господи! Надо положить его на диван…

Бутов: Давай вместе.

                Кладут Глазова.

Сосед: Он, кажется, уже не жилец. Вон, видишь, не дышит…

Бутов: Да не может быть! Давай зеркало!

Сосед: Я и так вижу: умер.

Бутов: Так неожиданно… Сидели разговаривали… Выпили…может…

Сосед: Я ведь жизнь прожил. Меня не обманешь. От выпивки не может сразу. Уж не яд ли? Ты тоже пил?

Бутов: Конечно, пил. Но коньяк – только он. Первую рюмку.

Сосед: Ну, ты в рубашке родился! Это яд! Где ты это взял!?

Бутов: Мужик на улице дал…

Сосед: Какой мужик?.

Бутов: Это… я дурак! И невдомек мне… Своей глупостью… человека убил!

Сосед: Странные вы… Теперь жди «скорую». Я пойду к себе, не хочу светиться.

Бутов: Ты осторожный.

Сосед: За доверчивость пришлось и посидеть, так что не обессудь.

                Выходит из квартиры.

Бутов (подходит к Глазову): Прости меня! Нет мне оправдания…

       Садится на стул, вздыхает, закрывает глаза.


         


                ОФИС.
     Ицигин и Грошев обсуждают смерть Глазова.

Грошев: Ко мне заходил следователь по вопросу скоропостижной смерти нашего сотрудника Глазова. Подробно расспрашивал.

Ицигин: Да, это просто нелепо! Нужный нам человек… Ушел как-то странно…

Грошев: Человек – это загадка. Я всегда тебя предупреждал: будь осторожен, Арон!

Ицигин: Человек он был интересный. Правда, слишком романтичный. Но имел  свое мнение.

Грошев: Знаешь, поменьше мнений, а то можешь кончить также.

Ицигин: Что ты имеешь в виду?

Грошев: Ну вот, вижу на твоем лице испуг. Не волнуйся. Ты мне нужен. Даже необходим. Так что будь спокоен.

Ицигин: Не понял…

Грошев: А понимать тебе необязательно. Больше думай о нашем деле, и все у тебя будет хорошо. Теперь понял?

Ицигин(Настороженно): Я позову эту девушку…Наргис. Она ждет тебя.

Грошев: Зови и сам можешь идти. У тебя ведь всегда много дел…

Ицигин: Шутки у тебя какие-то до жути тяжелые!

            Ицигин уходит. Входит Саматова.

Грошев: Заходи. Хотел с тобой поговорить, потому и вызвал.

Наргис: Нашел время! У меня такое…

Грошев: Нет горя без добра. Я говорил со следователем и сообщил ему, что ты – гражданская жена Глазова. Так что будь внимательна: тебя будут опрашивать.

Наргис: Ты всегда мне подкидываешь подарки такого рода, вместо того, чтобы, наконец, решить мой вопрос… Теперь я опять на улице.

Грошев: Ты не понимаешь своего счастья! Раз гражданская жена, значит имеешь право на жилплощадь.

Наргис: Ах, так…
Грошев: Но нужны деньги, не меньше пяти тысяч. Надо обработать домоуправление, соседа, чтобы подтвердил… И, конечно, муниципальные службы. Так что денежки, о которых ты говорила, заноси.

Наргис: Ну и жук ты, Грошев!

Грошев: Но ты знаешь: сто процентов теперь никто не гарантирует. Главное, сама много не выступай. Тихим сапом. Мы своего добьемся. И имей в виду, моих комиссионных здесь нет.

Наргис: Что-то не верится, что все это пройдет…Как будто… все это специально устроено…

Грошев: А вот эмоций не надо… А то для тебя же все может плохо закончиться. Если будут спрашивать, или будешь свидетелем, вымеряй каждый свой ответ. И побольше вали на других, особенно на этого…Бутова… Он-то не открутится… И без самодеятельности!  Я уже говорил с соседом. Тихоновым, кажется.  Он тоже должен валить на Бутова. Наши сотрудники, конечно, тут не при чем.

Наргис: Когда приносить деньги?

Грошев: Вечером занесешь.



Кабинет следователя. Входит  Наргис.

Следователь: Назовите себя.
Наргис: Саматова Наргис, родилась в Кишиневе.
      
Следователь: Кем вы приходились и в каких отношениях были с Глазовым?

Саматова: Гражданская жена.

Следователь: С какого времени находились в сожительстве с ним?

Саматова: Больше года. Живу в этой квартире все это время. Сосед может подтвердить.

Следователь (смеется): И соседа знаете. Он действительно мне подтверждал. Ну, а еще какие люди окружали покойного? Сотрудники по работе заходили ли?

Саматова: Нет, сотрудники никогда на квартире не были.

Следователь: Еще были друзья…

Саматова: Да, последнее время часто заходил его знакомый, Бутов.

Следователь: А он мог отравить?

Саматова: А шут его знает, этого выпивоху!

Следователь: Еще кто-нибудь?

Саматова: Нет, больше никто не заходил.

Следователь: Вы свободны. Если вспомните что-то, касательно этого вопроса, прошу позвонить. Вот телефон.

           Саматова берет листок с телефоном и выходит. Заходит Бутов.

Следователь: Фамилия, имя, отчество, год и место рождения.

Бутов: Бутов Федор Андреевич, родился в Москве.

Следователь: Расскажите, когда и при каких обстоятельствах вы познакомились с Глазовым.

Бутов: Познакомились полгода назад. Работали грузчиками в мебельном магазине. Встречались… иногда у него дома, после работы.

Следователь: Что вас объединяло?

Бутов: Разговоры о жизни.

Следователь: Выпивали, конечно,… дебоширили?

Бутов: Ну, зачем так… Выпивали, конечно, но никогда не шумели и не нарушали общественный порядок.

Следователь: Общественный порядок – это хорошо! (Смеется). Но там, где выпивка, всегда присутствует бытовуха.
Скажите, Федор Андреевич, с какой целью вы отравили своего приятеля?

Бутов: Я … его вовсе не травил! Это какая-то ошибка.

Следователь: Не надо юлить, Бутов! На бутылке с ядом следы ваших пальцев. Причем других отпечатков вообще нет.

Бутов: Но мне ее дали на улице…

Следователь: Ну, вы просто ископаемое!

Бутов: Сами вы – ископаемое!

Следователь: А вот ваша знакомая Саматова тоже все отрицает, а на квартиру претендует. Говорит – гражданская жена. Как думаете? Расскажите про нее, может, и выгородите себя.

Бутов: Да, квартиры у нее нет. Жила у Глазова.
 
Следователь:  Мало ли чего у меня нет… Небось, заказала тебе отравить…

Бутов: Она не могла!

Следователь: Вот и сотрудник, Грошев, говорит, что у Глазова могли быть враги, потому что имел много чего, да к тому же все стремился выведать лишнее. Как такой ребус?

Бутов: Ну, Грошева я совсем не знаю.

Следователь: Сосед Глазова как-то подозрительно отзывается о вашей дружбе, неизвестно из-за чего, на какой почве образовавшейся.

Бутов: Так он-то здесь причем!?

Следователь: Значит, только ты…

Бутов: Да почему же я?!

Следователь: Мотив не ясный,  но решение нужно принимать…  быстрее.

Бутов: Я видел того соседа… один только раз.

Следователь: А он видел несколько… Соседи, между прочим, всегда замечают больше. Особенно тогда, когда нужно определить в малозаметном … важное.

Бутов: Но у меня совсем не было желания… отравить!

Следователь: Глубоко сожалею, но вынужден вас задержать, Бутов. На период следствия. Улик против вас предостаточно, а ответы – малоубедительны. Для защиты можете пригласить адвоката.

Бутов: Какой там еще адвокат!? Я не виноват!

Следователь: Советую вам на следующем допросе все рассказать и во всем признаться.
 
         Вызывает конвой, который выводит Бутова.