Сон о Борхесе

Олег Макоша
                *

             Вчера мне приснился сон о Борхесе, но я решил, что это не повод спать дальше. Так как это был не сон о Борхесе, а тень от тени сна о Борхесе.
             И если я еще окончательно не запутался, то это сон, который видел Борхес в моем сне. То есть, я видел сон, в котором Борхес видел сон о себе, спящем в моем сне.
             Короче, может, лучше было бы и не просыпаться.
             А спать дальше, между стеллажей бесконечной библиотеки-призрака. Уставленной томами ненаписанных книг несуществующих авторов, где первый среди равных – Хорхе Луис.
             Никто же не собирается спорить, что такого автора не существует?
             А если и существует, то это уже не Борхес, а я.
             В свою очередь, и меня, понятное дело, придумал никто иной, как аргентинский затейник, всю жизнь собирающий обертки от слов, не имеющих сути.
             Бессмысленно произнесенных.
             Безнаказанно записанных и хранящихся в библиотеке-лабиринте, которую Борхес так любил.
             Являясь ее Минотавром и Тесеем одновременно.
             А Ариадной была мировая литература. Желательно, – переведенная на мертвые языки.
 
             Про сон я, конечно, наврал для красоты.

                *
               
             -- Нагинайтесь, застегайте сапоги на чиколотке. Чего? Хорошие сапоги – неснашаемые.
             Как только я услышал эти фразы, сердце тут же подсказало – вряд ли мы будем вместе с этой прекрасной незнакомкой.
             И не ошиблось, как всегда.
 
             Зато у меня есть книга Хорхе Луиса – «Аватары черепахи».

                *

             История и ее рассказывание.
            
             Проходит буквально полчаса. И только что произошедшая история рассказывается ее тремя (четырьмя, пятью) участниками в трех (четырех, пяти) вариантах.* А если пройдет триста лет? О какой, нахуй, истории как науке можно говорить вообще?
             Так, некоторый учет псевдозакономерностей, не обязывающих ни к чему.

             Вот примерно об этом и писал Борхес.

                * 

             Но сон мой продолжает длиться.

             Борхес – он слепой и гениальный, ему проще.
             А мысли в голове – в сосуде с (у меня) опилками – бегут сплошным потоком со страшной скоростью.
             Обгоняя;
             Натыкаясь;
             Пересекая;
             Заворачивая;
             Сливаясь;
             Разбегаясь;
             Живя независимо друг от друга; 
             Огромная оперативная и необъятная кеш-память, и если вовремя чистить системный диск, то эксплуатировать мозг можно до бесконечности. Даже не нужно апгрейдить: и так все самое навороченное стоит со времен Адама.

             Вот примерно об этом Борхес и писал.

                *

             Некоторые его рассказы я не мог дочитать до конца даже с четвертой попытки.
             А некоторые помню почти наизусть.
             Об этом он тоже писал.
             Неоднократно.

                *   

             Первую книгу Хорхе Луиса я купил в восемнадцать лет, прочел как сумел и надолго задумался.
             Следующую**– в двадцать семь лет: прочел, задумался – ничего не придумал и стал жить дальше.
             Третью – в тридцать четыре года: прочел, решил что ничего не понял, и больше не покупал его книг.
             Перечитываю те, что есть.
             Иногда взгляну на книжную полку и подумаю: Вон, елки-палки, Борхес стоит, мыслит втихушку, издевается.
             Сниму с книжной полки, полистаю и, удовлетворенный, поставлю обратно.
             Все вроде нормально, процесс чтения необратим.
 
             И об этом он написал задолго до моего рождения.

                *

             В принципе, я могу обойтись без его книг, но обходиться без его личности мне трудно.
             Когда он рассказывал историю азиатской пиратки или аризонского убийцы-ковбоя, – честное слово, мне, мальчику из окраинного микрорайона крупного промышленного города, становилось тоскливее, но проще.
             Какого ляда – думал я – живут же люди по-человечески.
             Грабят;
             Убивают;
             Обманывают;
             Наслаждаются награбленным; 
             Если успевают, понятно.
             А тут?
             Ну, набьют тебе рожу после уроков около стройки,*** ну, поставят двойку по английскому.
             Какая, на фиг, романтика в этих издевательствах?
             Романтика в издевательствах присутствует, если ты не объект издевок, а субъект издевающийся.
 
             Не помню, писал ли об этом Борхес.
             Должно быть, писал.

                *       

             Так вот, нагинайтесь, застегайте сапоги на чиколотке и носите неснашаемое.
             А что такого?
             Гоголь всю жизнь писал – щекатурка, если верить источникам не вызывающим доверия.****
             А вот Хорхе Луис Борхес такого себе не позволял.
             И, может быть, зря.

             Но и об этом он написал заранее, чтоб я не выпендривался лишний раз.   

                *
 
             Примечания:

             * Есть гениальный рассказ моего любимого Акутагавы, изумительно иллюстрирующий эту фишку. Если память мне не изменяет, называется: «В чаще».

             ** «Аватары черепахи». Не помню где и кем издано, ненужные это сведения здесь, просто – аватары черепахи или письмена героев.

             *** Мы там всегда дрались, – удобно (темно), народа нет и вообще, если пейзаж устрашает заранее, – полдела сделано.
             И меня, помню, поначалу устрашал, а потом, ничего – втянулся.
             Даже сам стал приглашать соперников (в любви) –  пойдем, говорил, после уроков на стройку, поговорим.
             Некоторые соглашались и нещадно меня там били.

             **** Мемуары Плещеева? Вот не помню, хоть убейте, откуда эта «щекатурка» вылезла.
             Засели в голове: «круглый стол овальной формы» из Достоевского, блоковский «троттуар» с двумя «т» и гоголевская «щекатурка».