*
Вчера мне приснился сон о Борхесе, но я решил, что это не повод спать дальше. Так как это был не сон о Борхесе, а тень от тени сна о Борхесе.
И если я еще окончательно не запутался, то это сон, который видел Борхес в моем сне. То есть, я видел сон, в котором Борхес видел сон о себе, спящем в моем сне.
Короче, может, лучше было бы и не просыпаться.
А спать дальше, между стеллажей бесконечной библиотеки-призрака. Уставленной томами ненаписанных книг несуществующих авторов, где первый среди равных – Хорхе Луис.
Никто же не собирается спорить, что такого автора не существует?
А если и существует, то это уже не Борхес, а я.
В свою очередь, и меня, понятное дело, придумал никто иной, как аргентинский затейник, всю жизнь собирающий обертки от слов, не имеющих сути.
Бессмысленно произнесенных.
Безнаказанно записанных и хранящихся в библиотеке-лабиринте, которую Борхес так любил.
Являясь ее Минотавром и Тесеем одновременно.
А Ариадной была мировая литература. Желательно, – переведенная на мертвые языки.
Про сон я, конечно, наврал для красоты.
*
-- Нагинайтесь, застегайте сапоги на чиколотке. Чего? Хорошие сапоги – неснашаемые.
Как только я услышал эти фразы, сердце тут же подсказало – вряд ли мы будем вместе с этой прекрасной незнакомкой.
И не ошиблось, как всегда.
Зато у меня есть книга Хорхе Луиса – «Аватары черепахи».
*
История и ее рассказывание.
Проходит буквально полчаса. И только что произошедшая история рассказывается ее тремя (четырьмя, пятью) участниками в трех (четырех, пяти) вариантах.* А если пройдет триста лет? О какой, нахуй, истории как науке можно говорить вообще?
Так, некоторый учет псевдозакономерностей, не обязывающих ни к чему.
Вот примерно об этом и писал Борхес.
*
Но сон мой продолжает длиться.
Борхес – он слепой и гениальный, ему проще.
А мысли в голове – в сосуде с (у меня) опилками – бегут сплошным потоком со страшной скоростью.
Обгоняя;
Натыкаясь;
Пересекая;
Заворачивая;
Сливаясь;
Разбегаясь;
Живя независимо друг от друга;
Огромная оперативная и необъятная кеш-память, и если вовремя чистить системный диск, то эксплуатировать мозг можно до бесконечности. Даже не нужно апгрейдить: и так все самое навороченное стоит со времен Адама.
Вот примерно об этом Борхес и писал.
*
Некоторые его рассказы я не мог дочитать до конца даже с четвертой попытки.
А некоторые помню почти наизусть.
Об этом он тоже писал.
Неоднократно.
*
Первую книгу Хорхе Луиса я купил в восемнадцать лет, прочел как сумел и надолго задумался.
Следующую**– в двадцать семь лет: прочел, задумался – ничего не придумал и стал жить дальше.
Третью – в тридцать четыре года: прочел, решил что ничего не понял, и больше не покупал его книг.
Перечитываю те, что есть.
Иногда взгляну на книжную полку и подумаю: Вон, елки-палки, Борхес стоит, мыслит втихушку, издевается.
Сниму с книжной полки, полистаю и, удовлетворенный, поставлю обратно.
Все вроде нормально, процесс чтения необратим.
И об этом он написал задолго до моего рождения.
*
В принципе, я могу обойтись без его книг, но обходиться без его личности мне трудно.
Когда он рассказывал историю азиатской пиратки или аризонского убийцы-ковбоя, – честное слово, мне, мальчику из окраинного микрорайона крупного промышленного города, становилось тоскливее, но проще.
Какого ляда – думал я – живут же люди по-человечески.
Грабят;
Убивают;
Обманывают;
Наслаждаются награбленным;
Если успевают, понятно.
А тут?
Ну, набьют тебе рожу после уроков около стройки,*** ну, поставят двойку по английскому.
Какая, на фиг, романтика в этих издевательствах?
Романтика в издевательствах присутствует, если ты не объект издевок, а субъект издевающийся.
Не помню, писал ли об этом Борхес.
Должно быть, писал.
*
Так вот, нагинайтесь, застегайте сапоги на чиколотке и носите неснашаемое.
А что такого?
Гоголь всю жизнь писал – щекатурка, если верить источникам не вызывающим доверия.****
А вот Хорхе Луис Борхес такого себе не позволял.
И, может быть, зря.
Но и об этом он написал заранее, чтоб я не выпендривался лишний раз.
*
Примечания:
* Есть гениальный рассказ моего любимого Акутагавы, изумительно иллюстрирующий эту фишку. Если память мне не изменяет, называется: «В чаще».
** «Аватары черепахи». Не помню где и кем издано, ненужные это сведения здесь, просто – аватары черепахи или письмена героев.
*** Мы там всегда дрались, – удобно (темно), народа нет и вообще, если пейзаж устрашает заранее, – полдела сделано.
И меня, помню, поначалу устрашал, а потом, ничего – втянулся.
Даже сам стал приглашать соперников (в любви) – пойдем, говорил, после уроков на стройку, поговорим.
Некоторые соглашались и нещадно меня там били.
**** Мемуары Плещеева? Вот не помню, хоть убейте, откуда эта «щекатурка» вылезла.
Засели в голове: «круглый стол овальной формы» из Достоевского, блоковский «троттуар» с двумя «т» и гоголевская «щекатурка».