8
Утром ее разбудил мобильник:
– Рада, – сказала Наташа, – папу снова перевели в реанимацию. – Голос выдавал ее паническое состояние. – Туда не пускают. Врач мне сказал, что у него стабильно тяжелое состояние. Это что значит? Он умирает?
– Сейчас же прекрати панику! – крикнула Рада. – Иди в свой институт! Я сама туда съезжу. У меня утром важная встреча, а потом – сразу! Поняла? Держись, ребенок!
Произнесла это слово – и заплакала. Нежность к этой чужой девочке была такой неохватной, что потопила с головой все вчерашние трезвые планы. Нет, не бросит она этих двух, пока те будут в ней нуждаться!
Разговор с врачом был кратким, телефонным. Закончился он перечислением длиннющего списка лекарств, которые нужно срочно доставить в больницу.
– Вы же знаете, как с этим делом у нас туго! Собрали у других больных – у кого что осталось. На первые два дня хватит, но отдавать же надо!
– Понимаете, я – соседка, у него нет родственников, я....
– Короче, – не дослушал врач, – ждем!
И положил трубку.
Через два дня она уже на правах старой знакомой обходила палаты, где должна была вернуть долги в виде ампул с лекарствами. Ей повезло: только один больной с ворчанием принял возвращенные ампулки, все остальные говорили:
– Ради Бога, одна-две ампулы меня не вылечат!
Или:
– Вы говорите – сосед ваш? А жена где?
Рада объясняла кратко и всегда слышала:
– Девушка, не морочьте себе голову, мы рады помочь. Оставьте, ему пригодятся еще.
У нее после всего осталось приятное чувство всеобщего братства, что ли, неожиданного после привычных разговоров о том, какие люди сейчас стали черствые, только о выгоде и думают! А ей, кстати, еще даже ни разу не намекнули на взятку. Наташка одарила спасателей отца цветами и бутылкой коньяка (кто-то подсказал), да еще пару раз сунула шоколадку в карман нянечки.
На третий день им разрешили навестить больного:
– Только никаких отрицательных эмоций!
Рада с Наташей кивали согласно головой, сильно волнуясь.
Он лежал в старой палате, только на другом месте – у двери.
Смотрел на них со слабой улыбкой и молчал.
Сначала Наташа поцеловала его в обе щеки, шепнув:
– Привет, папуль!
Потом Рада приложилась – хотела в щечку поцеловать, но Юрочка как-то дернулся – и попала в нос. Он засмеялся тихо, притянул одной рукой ее за шею, прикоснулся к ее щеке своею и шепнул:
– А я сейчас вам докажу, что мозги мои работают... нормально.
– Давай, доказывай, – сказала Рада, присаживаясь осторожно на стул возле койки.
Наташа жадно рассматривала осунувшееся лицо отца.
– А вот, слушай, что я сочинил, пока был... почти на том свете:
Вы посланы мне были в звездный час,
И, принимая Божий дар, как норму,
Я весь свой мир сосредоточил в вас,
Придав ему законченную форму!
– Нахал, – засмеялась Рада. – Это Женечка Кругляк написал! Вот пожалуюсь ему!
– Но оцени! Я вспомнил. Значит, башка еще варит...
***
Через три недели у подъезда пятиэтажной хрущевки, где проживали наши герои, остановилось такси. Бабки, одетые по-зимнему, восседали на скамейках с двух сторон подъезда, подложив под зады драные одеяла или старые кофты. Они дружно уставились на дверцу машины, выпустившую сначала молодую девушку в вязаной шапочке и дубленке, потом Раду – в шикарной меховой шубе из чего-то непонятного, рыжего цвета. Вышел и водитель, побежал к багажнику, выгрузил кучу сумок. Рада подхватила сразу две, приказала водителю:
– Идите за мной!
Тот послушно двинулся за ней, тоже обремененный сумками и пакетами. А девушка сунула голову в переднюю дверцу. И на свет появилась кудрявая голова Юрочки, а затем и он сам – длинный, нескладный от худобы, но очень приятный – в очках, в каком-то щегольском шарфике на шее, обернутом три раза вокруг воротника.
– Здравствуйте, хозяйки, – приветливо сказал Юрочка онемевшим бабкам и пошел вместе с девушкой в подъезд.
А женщины тут же обрели голос:
– Ну, Радка дает!
– А кто это?
– Не узнала? С пятого! Бобыль который!
– А чего он с нею, не поняла? У нее ж этот, Марк.
– Так Марк – тю-тю в свой Израиль! Давно! Ты что, Зинаида, его ж убили там!
– Не убили, а ранили. А Рада наша не растерялась – нового нашла себе.
– Та не тот это, что с пятого этажа. Тот попивал. Я его не раз видела таким...
– Да нормальный он мужик. Кто сейчас не пьет? Этот и поздоровается всегда, и улыбнется.
– Да, вроде бы не вредный, тихий. А девчонка – чья же? Видела ее тут...
– Дочка, говорят.
– Худющий только. Больной, что ли? Жалко, Аллы нашей нету. Она больше знает. Язык у нее – что помело.
Когда медленным шагом Юрочка с Наташей дошли до Радиной распахнутой двери, из которой тут же выбежал водитель такси, Наташа остановилась:
– Па, нам сюда. Тебе нельзя так сразу – на пятый. Отдохнуть надо.
Выглянула Рада, уже без шубы, скомандовала:
– Ко мне, дети мои.
Захлопнула дверь за их спиной, сказала помягче:
– Так, Юрочка, не сопротивляться! К себе еще успеешь. Ничего хорошего там нет. Хотя мы и навели порядок, но... батареи едва теплые и вообще... Вещи твои мы с Наташкой сюда перетащили. Ну, эти, на первый случай. Снимай пальто. Тебе идет это пальто, особенно когда с шарфом. Ты хоть оценил вкус своей дочери? Такой шарф связать! Завидки берут!
Тут она прервала свой монолог, глянула на Юрочку, который стоял молча и с таким обескураженным лицом, что ей стало не по себе.
– Па-апа, ну что ты переживаешь?! Мы же так решили, чтобы не оставлять тебя одного! У тебя там холодно, понимаешь?
Неправильно его поняли. Не хотел он в свою жуткую квартиру, не хотел он оставаться в одиночестве, но и не хотел он чувствовать себя инвалидом!
И тут он увидел лица обеих женщин, без которых не представлял себе жизни. Они, такие энергичные недавно, поникли, пытаясь скрыть то ли растерянность, то ли обиду. И тогда он виновато улыбнулся, сбрасывая пальто, сказал:
– Как я устал. Никуда я отсюда не уйду...
– Рада! – завопила Наташа, – я чайник поставлю!
И убежала на кухню, загремела там посудой. А когда вернулась, увидела молчаливую парочку: Рада притулилась к Юрочкиному боку, а он одной рукой гладил ее светлые длинные волосы и что-то шептал.
Молча вернулась Наташа к своему чайнику, крикнула весело из кухни:
– Эй, чай закипел! Мойте руки!
Конец