(в жанре домысла)
Не моя, но любимая мною бабушка Грибкова Екатерина Ивановна родилась в Москве в семье православного священнослужителя "отца Алексея". Отношения в семье были строгие, впрочем, во всём тогдашнем обществе с детьми не сюсюкались. На беду отец Алексей, наверное, чем-то сильно провинился по служебной линии и был переведён в Рязань, в Сапожковский район, где ему, однако, доверили приход.
Событие это ударило по семье. Переезд, неустроенность, в результате бабушка, будучи ещё совсем маленькой, тяжело заболела. Врачей не было, детей "бог давал", поэтому особенно никто не мудрствовал, однако, каким-то образом бабушка попала в Ново-Девичий монастырь на довольно продолжительное время, где её выходили и воспитали.
Монашки могли не знать медицины, материнства и ещё чего, но они хорошо понимали значение ухода и посильного трудового вклада во всё доброе. Их молитвами и трудами бог девочку "не взял". Они же видно её и выучили таким образам, что сослужило добрую службу всему их роду, чему я бесконечно всегда удивляюсь.
Отец Алексей позже был возвращен в Москву, но юная бабушка, уже возможно своим путём, попала в Смольный институт в Питере. Она не стала выпускницей заведения, так как до его окончания, в 17 году история страны сделала крутой вираж. В данном случае это всё равно, но там в судьбе бабушки произошло очередное историческое событие: она вышла замуж.
Каким-то очередным чудом бабушка умудрилась выйти замуж за этнического финна родом из-под Питера, что-то рядом с Комарово и Унатицами, однако, тогда это являлось территорией суверенной Финляндии. (Это в 39 году Сталин перекроил границы.)
Как выяснилось совсем не сразу, бабушкин избранник был связан с разведкой. Естественно с нашей. Его этническая принадлежность в этом, надо полагать, играла определяющую роль. Границы и в Европе до войны 14 года были довольно условными, уж совсем не такими как сейчас, а финская после невхождения Финляндии в состав Союза Советских вовсе не существовала. Что было хорошо, через неё Петр Ильич пешком ходил на родину. Но через неё так же легко ходили революционеры, которые позже стали называться "контрреволюционерами", шпионами и врагами Советской власти, в связи с чем Петр Ильич довольно долго был этой власти нужен. Он видно продвинулся по службе, потому что работал позднее в Москве, где зажило и народившееся семейство.
В конце тридцатых годов свалилось новое испытание. Заметила вдруг бабушка, что близкие друзья и сослуживцы Петра Ильича стали пропадать. А так как бабушка общалась с членами "Общество старых большевиков" и не могла быть упёртой партийкой, она видела этот феномен в простой первозданности. Петр Ильич к тому времени кроме прочего имел боевые и довольно тяжёлые ранения, которые время от времени залечивал в госпиталях. В очередной раз бабушка договорилась с кем-то в госпитале и объявила Петру Ильичу, что теперь он будет "всегда больной", пусть не рыпается, лежит тихо и долго. Тем временем она поменяла квартиру и линию партии - на линию жизни: выхлопотав Петру Ильичу правильные бумаги. Так он дожил до войны на гражданке.
В 41 Петра Ильича мобилизовали. Немец дошёл до Москвы, а некоторые граждане реально ждали его в Москве. В октябре диверсанты встречались уже в городе. Государство вывозило на восток ценности, начальство драпало и транспорта хватило только на их скудный скарб. Так моя любимая бабушка, со всем выводком, осталась один на один с фашистским зверем и некоторые соседушки поспешили заявить, что когда придут немцы, они расскажут кто её муж и где его место работы.
Это приумножило кошмар. Екатерина Ивановна такая маленькая, щупленькая, нисколько не сильная, не какая-то энергичная функционерка "со связями" - а рядовая сотрудница РЖД, а дорога всегда работала как военное предприятие: ни уйди, ни опоздай, ни ошибись в работе ... и кругом разруха и надо спасать детей. Каким уж способом в такой обстановке бабушке удалось снова сменить место жительства и со всеми бОльшими и малыми детьми прокормиться и выжить - даже домыслить не могу. Но они остались и выжили.
В 42 сообщили, что Петр Ильич погиб, бабушка не верила, но так и не дождалась. От него не осталось даже фотографии, потому что сначала у него, видно, фотографироваться не было возможности, а потом на всех фотографиях он был в форме советского офицера и ... Если и было что заветное, до меня не дошло. Да и не мудрено, не любить фотографии бабушку научили в 30-е. Их конфисковывали с бумагами при аресте одних, а потом приходили и за другими, кто на фото. А так, я даже не знаю его лица. Судить о нём можно только по детям, которых было у них трое, да ещё двое от его первого брака. Каким-то образом на бабушкином попечении всегда было много детей и забот о знакомых и близких, как будто на ней висела табличка: "Вам сюда!".
Случались в таком же плане тогда и другие коллизии. Дети бабушкиной подруги, Нины Георгиевны, после смерти отца оказались "без прав", т.к. были "записаны только на неё". А был её муж очень большой человек в Кремле и сокрушаться было о чём.
- "Почему же ты не записала?
- А я сначала думала, что его вот-вот расстреляют. Когда за ним ночью приезжала машина, я всегда думала, что это последний раз. Больше его не увижу. А так бы нас с детьми может быть не забрали".
До конца жизни Екатерина Ивановна сохранила не просто здравый ум, но и мышление, как говорят сейчас, "кризисного менеджера". Например, когда на её попечение оставляли слишком много внуков, внучатых племянников и просто соседских сорванцов, она вела эту ораву гулять с улицы Чернышевского (Покровка - Маросейка) на … Красную площадь, пока дома не набедокурили. - Там много бездельников, - объясняла она, - присмотрят. (Имея в виду и топтунов с Лубянки тоже.) Так и было.