4
А в душе Юрочки тоже проходил незаметный процесс выздоровления. Он даже получал удовольствие, издеваясь над своим организмом, когда тот просил выпивки, скулил, требовал. «А шиш тебе!» – гордо приговаривал Юрочка, огибая родную пивнушку изрядным крюком, чтобы друзья не рассмотрели издали знакомую фигуру, по которой уже соскучились. Конечно, было тяжко.
В свой подъезд он входил с постоянной надеждой на встречу с Радой. И шел по лестнице медленно, растягивая эту надежду. Дома мечтал, что Интернет у Рады обязательно зависнет, и она придет за помощью. Или что она вспомнит про их смешной проект – написать сказку в соавторстве...
Три дня прождал, а на четвертый сам спустился на третий этаж. Она встретила радостно, как родного.
– Ой, молодец, что заглянули! Давно бы так!
– А вы не приглашали. Как там наш Поэт?
– Ой, сейчас вам прочитаю что-то смешное! Он там отвечает нашей Суриной, на ее стихотворение. Ну, вспомнили? Той, что пишет миниатюры? Очень, кстати, удачное! Получается, она еще и поэтесса? Надо же! Слушайте!
Рада встала перед Юрочкой в позу девочки из детсада на утреннике, громко и с удовольствием читая наизусть:
"Давая сердцу отогреться,
Во всём гармонию любя,
Весеннее исполнил скерцо
Лохматый кукиш
воробья..."
–Это Сурина пишет, а он:
Вы подарили мне любя
"Весёлый кукиш воробья",
Сказав, что этот миг потом
Мне обернётся чудным сном!
Затем, внезапно невзлюбя,
Себе вернули воробья
И удалились с ним вдвоём,
Оставив кукиш на потом.
С тех пор у каждой, с кем прилёг,
Я воробья беру в залог
И пополняю, как вампир,
Свой внутренний животный мир!
И все же, поглядев назад,
На свой пернатый зоосад,
Я вижу: лучшим, хоть убей,
Был самый первый воробей!
– Здорово, правда?
Они посмеялись, повторяя отдельные строки наизусть.
Ах, как им стало легко! Словно они были подружками. Забыв на какое-то время о стихах, они рассказали друг другу о главном, что их тревожило. Юрочка с печалью понял, что в сердце Рады навсегда поселился этот уехавший Марк, но зато он может приходить сюда, чтобы слышать и видеть эту женщину-девочку... А Рада с удовольствием подумала о новом друге, который скрасит ее одиночество. Ей понравилось, как внимательно слушал ее Юра, не утешая, без этого противного бодрячества, с каким приятельницы уговаривали ее забыть Марка:
– Найдешь себе не хуже его! Ты девочка видная, теперь еще и богатая невеста, получаешь приличные бабки. Забудь!
Еще ей нравилось, что Юрочка ни разу не позволил себе прикоснуться к ней или намекнуть на свои чувства. А что он был неравнодушен к ней, Рада ощущала всем существом. В глазах соседа не угасала нежная сосредоточенность.
После его ухода Рада написала бодрое письмо Марку, который сегодня почему-то промолчал.
На следующий день она не получила ответа от Марка. Решила не горячиться – подождать.
Третий день молчания она перенесла уже болезненно. Даже всплакнула.
Уже без всякого приглашения пришел Юрочка, стал на пороге извиняться за назойливость. Он просто хотел знать, успокоилась ли Рада окончательно.
Рада встретила его с постным выражением лица, и Юрочка испуганно стал прощаться. Она не удерживала. На пятый день молчания Марка Рада сама прибежала к Юрочке – в его берлогу, как он называл свою квартиру, где можно было не прибирать целыми днями.
– Представляешь, – заговорила эмоционально у самой двери, без разрешения проходя мимо хозяина в комнату, – он молчит! Что-то случилось!
Юрочка кинулся сгребать в кучу разбросанные по стульям и дивану рубашки, джинсы, носки. Рада плюхнулась на освободившийся стул, слепо уставилась в пространство:
– Это такое ужасное государство! Там все время кто-то на кого-то нападает! Может, он уже погиб!
– Не паникуй! – приказал Юрочка, немного приходя в себя от неожиданности визита.
Он сел на диван, Рада пересела к нему, схватила его руку, стиснула:
– Скажи, как можно узнать, что случилось?
Юрочка по-братски сжал ее ладони в своих руках, твердо сказал:
– Хватит! Что за паника на пустом месте? Идем к тебе – Интернет откроем. Там такой порядок, в Израиле: если есть хоть одна жертва, они тут же освещают события, не ждут!
Оба не заметили, как перешли на «ты». Побежали вниз – включать новости. Политическая нестабильность была в этом «ужасном государстве», а жертв конкретных не было. Чье-то покушение на кого-то удалось предотвратить.
– Ну, успокоилась? – отеческим тоном спросил Юрочка, и Рада с благодарностью чмокнула его в щечку.
Последствия этого детского поцелуя были ужасны – для Юрочки. Он не спал всю ночь, вспоминая сладкий миг: вот она налегла грудью на его плечо, чтобы дотянуться до щеки в сидячем положении обоих. Вот она клюнула его заросшую щеку (он отпускал бороду), но губы у Рады оказались такими упруго-мягкими, что поцелуй горел на коже, хотя и не оставил следов ожога.
Всю ночь он рисовал себе картины, от которых сердце начинало стучать с перебоями. Вот она тянется поцеловать в щечку, а попадает в его объятья, вот она плачет на его плече, а он прижимает ее к себе, держа за талию... От этой талии вниз идет чудный изгиб бедра, обтянутого домашними легкими брючками, волосы ее пахнут чем-то терпким (Юрочка не специалист в женской косметике и запросто путает аромат дезодоранта с кремом или туалетной водой). А вот она первая не выдерживает – бросается в его объятия и впивается в губы...
Юрочка, как ужаленный, вскочил с дивана и забегал по комнате.
– С этим надо что-то делать! – крикнул он себе и постучал по собственному лбу кулаком. – Дурак я! Она Марика своего обожает, а я... должен мучиться?!
Юрочка сорвался бежать в город. К месту своего обычного успокоения. В славную пивнушку, где друзья по несчастью несколько дней подряд обсуждали причины неожиданного исчезновения любимого друга.
Они были на месте! Они словно почуяли, что верная душа Юрочки все равно прилетит сюда, к своим, чтобы зализать сердечные раны.
Встреча была бурной. Художник Леня прослезился, украинский поэт-патриот, у которого имя было соответствующим – Тарас, тоже приобнял «блудного сына». Похоже, он к этому берегу прибился надолго, как и мрачный тип, оказавшийся бывшим милиционером, выгнанным из органов за взятки.
Пока Юрочка вечерами либо читал поэтов в Интернете, либо ждал, когда его позовут читать, компания любителей пива пополнилась двумя членами, из коих один был женского полу. Эта особа, Ксюша, в прошлом была видной девочкой, а сейчас представляла обломок этого прошлого, сильно разукрашенный дешевой косметикой. Черные глаза Ксюши, по-цыгански быстрые, были неуловимы для чужого взгляда. Они ускользали в тот момент, когда собеседник пытался сосредоточиться на них, рассмотреть, понять выражение. И руки Ксюшины суетились, словно что-то искали. То ныряли в сумочку, то шарили по столу с кружками пива, то порхали к голове хозяйки, чтобы всей пятерней причесать густые и немытые волосы.
Юрочка сразу проникся брезгливостью к этой явной «дешевке» и был огорчен: Ксюша ходила в девушках у художника.
– Знакомься, моя модель, – гордо сказал Леня.– Она так благородна, что работает бесплатно.
Юрочка понимающе ухмыльнулся.
Модель время от времени фокусировала свое внимание на нем. Юрочка и не видя этого, чувствовал. Понимал, что изучает, пока еще не дошла до ручки. Похоже, она была из породы стойких во хмелю, отвечала на вопросы четко, шуточкам Лёниным смеялась, когда положено было, а не за компанию.. Возможно, она была неглупой. Но ее присутствие охладило желание Юрочки надраться и забыться. Он неожиданно для всех просто развернулся и ушел, ничего не объясняя.
Однако выпитых двух кружек пива оказалось достаточным, чтобы потерять «товарный вид», и не вовремя встреченная на лестнице Рада, это отметила;
– Ты снова... нализался?
– А мне тоже... паршиво, – сказал Юрочка в ее уходящую спину.
Она даже не обернулась, отворяя собственную дверь, а Юрочка не посмел продолжить диалог.
На следующее утро (оно было воскресным) Юрочка взялся прибирать берлогу в ожидании дочери. Наташа позвонила вечером, все поняла по голосу и обещала приехать. К ее приходу комната имела приличный вид, не то, что ее хозяин. Мельком познакомившись со своей припухшей физиономией в зеркале, Юрочка горестно вздохнул и в очередной раз пообещал себе «завязать».
Когда явилась Наташа, он уже был выбрит (прощай, борода!), искупан и готов вести светские разговоры, если таковые предложит дочь.
Дочь сначала соорудила завтрак из продуктов, принесенных с собой, потом накрыла стол в кухне и сказала Галкиным голосом:
– Так, ешь, разговоры – потом.
– Ты – как мама.
– Я – как я, – уже мягче ответила Наташа.– Но я вижу: тебе охота поговорить. Говори. Что-то случилось?
Нет, не получалось у Наташи изображать сильную натуру со всеми ее внешними признаками. Голосок ее срывался от жалости к папе. Что он несчастен – было видно издалека.
Словом, раскололся Юрочка – признался в своей безответной любви.
– Нас преследует несовпаденье, – подвел он итог.
Наташа грустно смотрела куда-то мимо него и молчала.
– Кого это – нас? – все-таки не выдержала.
– Нашу семью. У моей мамы ни разу не совпало, у меня с твоей мамой...
- Глупости! У твоих сестричек совпало! Еще как! Даже тетя Анжела нашла свое! И, если хочешь знать, не ты один маешься от несовпаденья.
– Ты тоже? – испугался Юрочка. – И у тебя здесь...
– Нет, – перебила его Наташа. – Я о твоей женщине, Раде. Ты же сам говоришь: первый брак не удался, второй тоже, ее мать была несчастливой, ее папа... извини, но он тоже пил? Значит, и у него что-то не совпало?
– Какая ты у меня умница, Наточка! – восхитился Юрий. – Ты же рассуждаешь по-взрослому! И ты права! Получается – всем плохо! Но это несправедливо! Надо что-то делать!
– Вот именно! И начинать с себя, папуль. Бросай пить. Ты бы мог еще со своей Радочкой любовь закрутить, если бы она тебя не видела таким...
Юрочка только вздохнул тяжело. Он понимал: родившуюся любовь не остановить. Физическое влечение, желание прикоснуться, смотреть в лицо, любуясь им, можно и одолеть принужденной разлукой. Но если к этим чувствам прибавилось сочувствие да искреннее желание помочь, успокоить, – то с этим сладить труднее... Как говаривал когда-то болтун Горбачев – «процесс пошел».
Целых две недели после последней встречи с Радой Юрочка не видел ее. А ведь у него был ее телефон, и можно было позвонить – поинтересоваться, как там... работает компьютер, например. Или пишет ли ее возлюбленный.
Юрочка с трудом удерживал в себе это малодушное желание напомнить о себе. Но и она не звонила! Значит... А значить это могло только одно – чихать ей на соседа-алкаша!
Но чем дольше тянулась эта разлука, тем ярче рисовались в воображении Юрочки милые черты этой девушки: серые глаза с зеленцой, ямочки на щеках, немножко выпуклый лоб, который она тщательно прятала под челкой длинных прямых волос, не крашенных, но слегка осветленных. Ему нравился жест, каким Рада отбрасывала их назад, на спину, иногда закладывая пряди за уши. Тогда она походила на девочку-подростка – с этими маленькими ушами и обнажившейся девичьей шейкой без намека на возраст.
Юрочка не помнит, чтобы когда-то кого-то ненавидел по-настоящему. Он, как все живые люди, мог кого-то не любить, презирать, даже испытывать отвращение. Но активная ненависть в арсенале его природных чувств не значилась. А сейчас, похоже, она зарождалась. Как можно – бросить такую женщину на произвол судьбы?! Пять лет жить с нею, не давая надежды на рождение ребенка и создание нормальной семьи, а потом уехать ради спасения той сестры, что по сути его же и предала! Она оставила брата без крова, она его обманула! Да неужели в стране, где медицина на таком высоком уровне, оставят без помощи человека? Кроме Марка некому больше приглядеть за детьми? С такой кучей родни? Не хитрит ли это Марк, приглашая Раду к себе? Он же знает, что никуда та не поедет! К чему такое лукавство?
Наверное, Судьба все-таки иногда вспоминала о своих подопечных, коих было так много – попробуй, уследи! И наш герой попал в это число.
В тот вечер он выпил всего бутылочку пива, и та успела выветриться, пока Юрочка шел домой. А на пороге его ждал нетерпеливый звонок телефона! О, как он летел на этот сигнал, забыв снять ботинки, заляпанные осенней грязью!
– Алло! – заорал он в трубку. – Я вас слушаю!
– А чего ты орешь? – услышал он насмешливый голос Рады и даже опустился на стул, испытав внезапную слабость в ногах.
– Разве я ору? Значит, я от радости завопил. Что-то случилось?
– Уже все позади. – Рада немного покашляла, и он явственно услышал хрипотцу в ее обычно звонком голосе, понял: она болеет – и обмер.
– Ты больна?
– Уже нет. Почти. Была больна.
– Почему же не позвонила?
– Ну, еще звонить, когда температура за тридцать девять. Не до того было.
– Боже, какой я дурак!
– Ладно тебе, это я дура! Могла бы попросить тетю Аллу тебе звякнуть.
– Какую тетю Аллу?
– Соседку мою! Старуха такая, с палочкой ходит. Рядом живет. Не видел разве?
– Не помню такой.
– Вот то-то же. Живешь как слепой. Она меня и выхаживала... Когда прихватило, я до нее только и могла добраться. Хорошая бабка... А тут, представляешь, телеграмма приходит: тетя Оля моя умерла. На похороны надо ехать, а я... Тетя Алла вызвала «скорую» – думала, что я отравилась. Так долго меня рвало, кошмар! А это грипп такой. Тетку мою школа хоронила, такой позор!
Юрочка подавленно слушал.
– Ты чего молчишь? Как ты там... вообще? Сильно пил?
– Вообще не пил! – соврал с легким сердцем Юрочка, искренне веря, что это – в последний раз. – Если я сейчас забегу к тебе? Может, что нужно? Двери откроешь?
– Давай! Жду!
Продолжение http://www.proza.ru/2010/04/01/1337