Глава 2. Дневник Володи

Рута Юрис
 
Ночью Милана проснулась, словно кто-то толкнул её. Температура, очевидно, упала от принятых на ночь лекарств. Волосы прилипли к влажному лбу. Она достала из прикроватной тумбочки влажные салфетки и вытерла лицо.
Встав потихоньку, чтобы не разбудить мужа, она переоделась в чистую сухую рубашку и закуталась в велюровый халат. Взяв с собой термос с настоянным липовым цветом, она уселась с ногами в уютное кресло в гостиной и, надев перчатки, аккуратно раскрыла дневник, найденный на коленях погибшего, и начала читать.
Запись была сделана за месяц до гибели, 30 ноября 2004 года. Погибший определённо имел талант к ведению записок, читать его текст было легко. Да и почерк был ровный и понятный. Такой, обычно, характерен для женщин.
Милана дочитала запись и откинулась на спинку кресла, прикрыв глаза, пытаясь представить себе прочитанное. Она словно слышала приятный мужской голос, который ей пересказывал прочитанную запись в дневнике.

*   *   *

Запись из дневника

… Вот опять сегодня я видел этот сон. В который раз? Я стал бояться засыпать вечером. Можно было бы купить водки да выпить на ужин крепко. Только я не пью. Да и кто знает, поможет ли стакан водки забыться. Я не верю в это. Я и днём стал думать только о том страшном дне 31 августа 1980 года. А тогда… Тогда…
В тот день я приехал на станцию Одинцово, где жила Лёлечка на целый час раньше назначенного, словно меня гнал кто-то. Мне хотелось поскорее увидеть её. А до свадьбы оставалось ещё три недели.
Мой пёс Климка улёгся рядом на нагретом асфальте платформы и поскуливал тихо, заглядывая мне в глаза. Ему уже надоело сидеть на месте, а я нервно курил и каждый раз, поднося сигарету ко рту, дёргал поводок. Клим перестал скулить, столкнувшись со мной взглядом, и задремал на солнышке. В глазах его я увидел что-то такое, что было известно только ему.
Издалека я увидел её стройную фигурку в развевающейся яркой юбке. Эту полупрозрачную юбку с люрексом я подарил ей на день рожденья в середине июня. Целый день отстоял в очереди в магазине «Ганга», где продавались индийские вещи. Моя Лёлечка должна быть самой красивой.
Мы обнялись, словно не виделись десять лет. Климка затявкал радостно, он признал Лёлю с самого первого знакомства. Их симпатия была взаимной. А псина моя получила здоровенную котлетину, которую Лёлечка принесла с собой в пакете.
Вскоре подошла наша электричка. Мы доехали до станции Жавороноки.
На площади у станции сели в автобус, шедший до Лесных Далей. Это была конечная остановка. А предпоследняя называлась село Иславское. Там жила моя бабуля.
- Мы зайдём к бабе Тасе? - спросила Лёлечка.
- Нет, сегодня я хочу общаться только с тобой. В следующий раз зайдём, ладно?
У Лёлечки не было бабушек, и она очень привязалась к моей бабуленции. А та была любительница частушек. Вот они и пели вдвоём, сидя под вечер на ступенях террасы. Бабуля моя словно молодела рядом с Лёлей.
Мы вышли из автобуса, и я повёл её своим любимым путём. 
По верху неглубокого овражка. В былые годы здесь, на его склоне, после дождя можно  было набрать небольшую корзинку белых и подберёзовиков.
Но в это засушливое и жаркое лето склон овражка превратился в серый блестящий камень, с выступающими корнями берёз и елей.
Иногда среди травы, превратившейся уже на корню в экспонат для школьного гербария, попадались мумифициривавшиеся на солнце сыроежки и лисички.
Ноги скользили по засохшей траве, и я иногда, не удержавшись, съезжал одной ногой на дно овражка, где оставалась хоть какая-то влага, хрустел под ногами огуречник. Мотнув своей кудрявой головой, он распространяя приторно-сладкий запах и вспугивая целое облачко августовских мушек, лакомящихся остатками настоянного, как хорошее вино, нектара.
Поле, по краю которого мы шли, было подёрнуто серебристым туманом. Но солнце поднималось всё выше и выше и выжигало туман, делая его похожим на обрывки ваты.

Она сначала никак не хотела идти первой, но я, на правах старшего, сказал: «Дети и собаки должны идти впереди!». 
Лёля засмеялась звонко, лукаво взглянув на меня. Сняв юбку, чтоб не цеплялась за высокую траву, она кинула её мне, чтобы я убрал в рюкзак. Увидев её стройные ноги в коротеньких шортах, я, в который раз, испытал озноб на спине, несмотря на то, что солнце уже поднялось и пришпаривало изрядно.
 Спину мою оттягивал плотно набитый рюкзак.
Климка, залился радостным лаем от знакомой ему фразы и побежал первым по хорошо известной ему дороге.
И она, глядя на восторженного Климку, с радостью согласилась идти первой. Сплела себе из берёзовой ветки венок и другой подобранной веткой играла с Климом. А он, заливаясь счастливым лаем и визгом, с удовольствием играл с ней.
Так мы и шли.

Худенькая и стройная девочка, чьи острые лопатки на загорелой спине напоминали прорезавшиеся ангельские крылышки.
Лёлечкины слегка вьющиеся волосы были закреплены на затылке красивой заколкой, и лишь несколько нежно вьющихся прядок, падали на шею, чуть скрывая игривую родинку .
Ноги её, покрытые, как и всё тело, розовато-коричневым загаром, поднимали во мне жаркую волну, переходящую в озноб. Тоненькие, словно точёные, щиколотки были перехвачены крест накрест изящными ремешками босоножек, нежные розовые пяточки мелькали у меня в глазах так, что начинала кружиться голова.
Иногда я останавливался, хлопал себя по карманам, вспоминая на ходу, что сигареты и зажигалку убрал на дно рюкзака. Она не выносила запаха сигаретного дыма.
Я был старше Лёлечки на 14 лет. Ей двадцать два, ну, а мне… Я сказал себе: «Сэр, вы сентиментальны и, увы, наверное, староваты, чтобы угнаться за этой девочкой»

Она шла и шла следом за Климкой. И, лишь когда дорожка делала изгиб, поворачивала голову, вполоборота демонстрируя свой изумительный профиль, спрашивала кивком головы – куда же дальше?
- Клим, веди!
Климка, делал несколько  восторженных прыжков, и мы устремлялись за ним.
 Мы шли к моей заветной заводи, где, как я надеялся, она снова станет моей, и я проверял, не выскочила ли коробка с обручальным колечком, которое я собирался надеть на её игрушечный пальчик.
  Тропинка привела нас на высокий берег Москвы-реки, делающей петлю в этом месте. На нашем  берегу был чудесный песчаный пляж. Песочек был мелкий и светлый.
На высоком берегу – только сосны. Под ногами – иголки, перемешанные с песком.
Я протягиваю ей руку, она визжит, и съезжает за мной по покрытому сосновыми иголками склону к небольшому заливчику.
А Клим уже носится по мелководью с восторженным лаем и какой-то палкой в зубах. Увы, на этом моём заветном местечке, мы оказались не одни.
Здесь, в образовавшемся заливчике на самом мелководье из-под ног прыскают в разные стороны   верхоплавки в прогретой солнышком воде.
Привязанная лодка, скрипит и звякает цепью, которая намотана на вбитый кол. В кустах стоит сараюшка, принадлежавшая местному сельскому лодочнику. По выходным он катает отдыхающих с пляжа у Николиной горы, который расположен ниже по течению. Этот пляж у местных носит название «дипломатический».
Я расстилаю на песке полотенца. Вытаскиваю из рюкзака пакет со всякой снедью и  вкусностями, которые любит она.
Пока я занимался этими приготовлениями, она уже успела искупаться и улеглась на своё полотенце.
Лёлечка распустила свои чуть вьющиеся волосы, и они рассыпались блестящей волной по её груди.
Она зовёт и играет со мною. У меня кружится голова.
Я ныряю в прохладную речную воду, чтобы прийти в себя. Ныряю и ныряю…
А потом я достал колечко, приготовленное для неё, опустил его в специально взятый с собой хрустальный стакан, который выпросил у матери, и залил шампанским. Надевая колечко ей на палец, я в который уже раз! признался ей в любви. Она ответила мне тем же. И засмеялась, стала крутить рукой и так и сяк, чтобы турмалин играл на солнце. Правда, колечко было чуть великовато, не рассчитал я. Ну, ничего, родит мне сына, поправится и колечко станет впору.
А Лёлечка прижалась ко мне и притихла, затаилась. Я даже думал, что она уснула.
Тёплый, ласковый ветерок ласкал наши тела в тот последний день лета. Лёгкая волна, набегавшая на берег, раскачивала привязанную лодку. Звякала цепь. И остро пахло тиной, которой обросло днище лодки. Каждое покачивание привязанной лодки доносило до нас запах влажного речного песка.
Это был запах нашей любви.
Потом она сказала: «Если бы ты знал, как мне страшно!»
- Почему?
- Представляешь, я завтра встречу первых в своей жизни учеников. Какие они будут?
Весной Лёлечка закончила педучилище, и завтра должен был быть её первый урок у первоклашек.
- Да, нормальные будут детишки. Скажут тебе: «Здравствуйте, Ольга Алексеевна!»
- Но ведь совсем крохи, первоклашки! Ночью, наверное, не усну от волнения.
- И зря, ты должна быть отдохнувшей. Не бери в голову, уснёшь, как миленькая.
Время подошло к четырём, и мы решили собираться домой. Да и уединиться нам так и не удалось.
На песчаную косу в этот последний, погожий день лета собралось много народу. С детишками в колясках. С мангалами, от которых уже тянуло шашлычком. Чуть подальше от берега компания играла в волейбол. Народ наслаждался последним летним днём. Дамочки постарше крутились с боку на бок, постепенно превращаясь в розовых свинок, а мужья смазывали обгоревшие части тела своих жён свежим кефиром.
Я потянулся, как кот на жаркой печке. Лепота!
Мне уже тридцать уже шесть. Мне ВСЕГО тридцать шесть. Какие наши годы! Диссертацию защитил, командую таким строительством! Свадьба на носу. В управлении уже лежат ключи от моей новой квартиры. И так мне мамочки с колясками нравятся!
- Пойду, искупаюсь  и нырну напоследок, - сказала мне Лёлечка, прижавшись ко мне. Я ласково провёл по её нагретой солнцем спине.
Плавала и ныряла она отменно. Детство её прошло в Куйбышеве, на Волге, пока родители не решили переехать в Одинцово.
- Давай, давай! Закрывай сезон! Только осторожно! - крикнул я ей вслед, сердце противно застучало прямо в самом горле.
«Старею», - подумал я.
У другого берега  было глубоко. Ребятишки соорудили себе там довольно высокую вышку, чтобы, ныряя, не запутаться ногами в густой донной осоке. Местные поговаривают, что в ней днём прячутся русалки. Вроде, видели их поздно ночью местные рыбачки, когда ставили запрещённые в этом месте донки.
Завидев однажды этих блестящих чешуёй дев с сине-зелёными волосами, бросались они прочь с берега, теряя снасти, к стоящему на горке сельскому Храму, искать спасения у отца Феррапонта, настоятеля. Лукаво улыбаясь, рассказывала нам это моя бабуленция.
В селе рыбачков потом обсмеяли, но ночью донки больше никто ставить не ходил. От греха подальше.

Лёлечка поплавала - покувыркалась в тёплой ещё воде и вылезла на другом берегу. Рядом с построенной ребятами вышки-нырялки.
- Володя! – прокричала она мне, размахивая рукой, уже стоя на краешке вышки и приготовившись нырнуть, - смотри!
Я знал, что Лёлечка любит подныривать под проплывающую лодку, на которой её хозяин катал отдыхающих. От мостков дипломатического пляжа до пристани пансионата «Лесные дали» и обратно.
 Из-за кустов показалась лодка. Поскрипывая уключинами, она возвращалась к месту посадки.
Лёлечка послала мне воздушный поцелуй и смело нырнула под проплывающую лодку.
В тот самый момент, когда голова её показалась над водой, из-за поворота с рёвом вылетел ярко-раскрашенный скутер. Он ударил днищем о весло лодки и понёсся дальше к пристани пансионата.
Народ на пляже закричал, заплакали женщины.
Какой-то парень с разбега нырнул туда, где только что все видели вынырнувшую Лёлечку. Минуты две-три его не было видно. Потом он показался над водой, размахивая рукой и крича: «Мужики, помогите! Она в траве запуталась!»
Я с разбега нырнул в то место, куда показывал парень. Захлёбываясь, я поднял Лёлечку на поверхность. Вдвоём с парнем мы вынесли её на берег. Она была ещё жива.
- Побегу звонить! – крикнул мне парень, карабкаясь на высокий берег.

Лёлечка застонала и приоткрыла помутневшие глаза. Из краешка губ струилась тонкой струйкой кровь. Спутанные на затылке волосы были пропитаны кровью.
- Вот и всё, - прошелестела она, - там русалки…
Взгляд её остановился. Она попыталась вздохнуть. И умолкла навеки.

Крик, вырвавшийся из моей груди, был больше похож на звериный рык.
А вокруг было тихо. Я оглянулся.
Пляж был пуст. Ни единого человека. Брошенный плюшевый медведь. Перевернутый мангал с нетронутым шашлыком. И только поднявшийся к вечеру ветерок шелестел прибрежными кустами.
Я очнулся от сильного удара по спине.
- Встать! – скомандовал мне милиционер, - руки за спину!
Наручники защёлкнулись на моих запястьях. Какие-то люди копошились над моей Лёлечкой. Лицо её было закрыто той самой юбкой, которую я подарил ей на день рожденья.
- Пошёл в машину быстро, - скомандовал мне тот же милиционер.
- Можно я ещё раз взгляну на неё?
- Отсидишь, помрешь, на небесах встретитесь, пошёл, быстро!
Машина увозила меня навсегда не только от Лёлечки, но и от не родившегося нашего сына. Лёлечка была на четвёртом месяце.
Климка, прижав уши, несся что есть мочи за милицейской машиной, завывая и скуля.
И тут раздался хлопок. Я даже не сразу понял, что это был выстрел.
А мой верный друг остался лежать посередине дороги, которая вела от пляжа к шоссе.
Почему моё сердце не разорвалось тогда?

*   *   *

Милана закрыла тетрадь.
Она прекрасно помнила тот день и тот пляж. И погибшую девушку. Это был её первый выезд на происшествие в качестве стажёра.
Никогда не знаешь, какой фортель может выкинуть судьба…

2010 (С)

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ