В любви мне еще с детства не везло. Помню, лет в пять, в детском саду я влюбилась в мальчика. Его звали Дима Алексеев. Так этот Дима меня качелями ударил. Специально раскачал их сильно и толкнул меня. Мне потом бровь зашивали. А Диму даже не ругали, он сказал, что нечаянно толкнул. Может быть, я с тех пор мужчинам не верю?
В институте я снова влюбилась. На этот раз в Пашу Сергеева. Паша смешной был и очень начитанный. Мы с ним про книги в основном разговаривали. Вернее, он говорил, а я слушала. Но это неважно. Потом осень наступила. Пришел как-то Паша ко мне и говорит: «Поехали в лес. За грибами». Я за ним никогда особой любви к природе не замечала. «Ну, - думаю, - Открою своего любимого с другой стороны». Когда в лес приехали, Паша все время бегал, рвал поганки и кричал: «Не то, не то». Я, честно говоря, даже волноваться начала, сама-то каждое лето к бабушке в деревню ездила – в грибах толк знаю. Но Пашу опята упорно не интересовали…
Наконец он нашел то, что искал. С виду поганки поганками, но Паша обрадовался сильно. «Вот и грибочки!» - кричит. Потом он черную шапку надел, откусил кусочек гриба и лег на землю. Он и мне предлагал, но я испугалась. «Зачем тебе шапка?» - спрашиваю. «Для кайфа», - говорит…
Минут через двадцать Паша засмеялся и сказал, что жители соседней деревни (она километров за двадцать была) рассуждают о философии Канта.
- Врут они, все врут, у Канта такой мысли не было – кричит мой ненаглядный.
- Какой мысли? – спрашиваю, чтобы разговор поддержать. Я про Канта только в учебнике читала…
Но Паша не ответил. Он в этом момент с жуками разговаривал. О русской литературе. Жуки, вероятно, тоже начитанными были. Паша с ними быстро обсудил «Преступление и наказание» Достоевского, причем угрожал сам убить какую-то старушку, потом сказал, что на него трава ползет желтая.
- Ну, так осень же, - попыталась я его успокоить…
- Дура, главное слово в этом предложении не желтая, а ползет, - он всегда умел меня изысканно оскорбить…
В общем, через час я домой ушла, а Паша со своими грибами остался лежать в черной шапке. К тому времени он напророчил мне, что я выйду замуж за нашего однокурсника Жорика и рожу троих детей. И, кстати, признался, что он давно и безответно влюблен в Грету Гарбо…
- Она же вроде умерла уже, - заметила я робко.
- Сама ты умерла, - ответил мой жених (судя по всему, уже бывший), - Вот же она стоит!
Паша ласково приткнулся к березе и начал снимать штаны…
Замуж я действительно за Жорика вышла. Только вот с детьми не получилось ничего. Жорик бесплодным оказался. Я жалела его очень, борщи ему года три варила, а потом он к нашей соседке Нюре ушел. Она – врач была. Занималась каким-то китайским массажем. Вот и предложила Жорику массаж сделать, от бесплодия. Жорику ее массажи явно больше понравились, чем мои борщи. Потом Нюра забеременела и родила двойню. Жорик от счастья, что стал отцом, тут же со мной развелся и на ней женился. Правда, дети оказались точной копией Нюриного бывшего мужа, но никто не расстроился. Тем более, что муж к тому времени уже в Америку уехал…
А мне тоскливо стало. От тоски я быстро худела и неожиданно стала очень красивой. Пришла ко мне как-то Нюра за солью, оглядела задумчиво и говорит:
- Да, похоже, без хироманта тут не обойтись, - Нюра опасалась, что Жорику могут снова понравиться мои борщи, поэтому она мечтала выдать меня замуж. И она дала мне телефон хироманта, который на руках новые линии подрисовывает.
- Как это? – удивилась я…
- Я точно не знаю, - сказала Нюра, - Кажется красным фломастером, у меня клиентка к нему ходила, так от него все время приходила с красными руками. Их потом долго мыть нельзя. Зато от мужиков у нее отбоя не было. За французского миллионера замуж вышла…
Во мне затеплилась робкая надежда. Красные руки – это мелочь, а вот мужчина богатый – это действительно солидный приз. Я, волнуясь, набрала, нацарапанный на бумаге, номер…
С хиромантом мы встретились в кафе. Он оказался представительным мужчиной в галстуке и с саквояжем. Я даже растерялась немного, когда его увидела.
- Ну-с, деточка, на что жалуетесь?
- Вообще, на все! – такие вот дяденьки всегда будили мой недремлющий Эдипов комплекс, - Солнца нет, детей нет, муж ушел к Нюре, начальник – скотина, работа – дерьмо, по ночам читаю «Дюймовочку»…
- Дюймовочка – это сильно, - хиромант задумчиво рассматривал мои ладони, - Линию жизни подравняем, ума прибавим, сердечко сгладим. Я думаю, вам поможет только мое эксклюзивное средство – Третий глаз!
- И что будет? – я затаила дыхание.
- Благодаря ему, вы найдете свою вторую половинку, и перестанете, наконец, читать по ночам «Дюймовочку»…
- Я согласна!
Хиромант достал из саквояжа акварельные краски и принялся за дело. Минут через пятнадцать мою ладонь украшал очаровательный зеленый глаз с длинными ресницами.
- Мне кажется это женщина, - пригляделась я внимательнее.
- Она, она, - хиромант любовно погладил свое произведение, - Руки два дня не мыть, с мужчинами не кокетничать!
- Как же я тогда?...
Но хиромант уверенно двигался к выходу.
Придя домой я взглянула на ладонь – глаз был на месте. Мне даже показалось, что в тот месте, где он был нарисован, ладони стало тепло. Заснула я снова под «Дюймовочку». И приснилась мне широкая мужская ладонь с таким же зеленым глазом. Он косил и подмигивал…
Утром руку мочить не стала. Был выходной, и я решила отправиться на прогулку. В связи с полным отсутствием материальных средств магазины обошла стороной и зашла в ближайший сквер. Села на лавочку, неловко попала ногой в лужу, отряхнулась, потрогала глаз и огляделась… Какой-то карапуз напротив аппетитно жевал булку на пару с бродячей собакой, которая, уютно примостившись рядом, изредка поднимала морду, аккуратно откусывала кусочек и снова скромно опускала голову. Парочка влюбленных облюбовала другую скамейку. С ними все было понятно. По аллее не торопясь шла пожилая женщина…
Ладонь у меня нестерпимо зачесалась, я даже подпрыгнула от неожиданности. Взглянув на нее, я подпрыгнула еще выше, подняв целый фонтан весенних брызг. Он, то есть она, или все таки он… Короче, глаз мне подмигивал! Его ресницы нестерпимо щекотали мою руку… Минуты через две я поняла, что глаз мне на что-то намекает. Я подняла голову и увидела паренька в спортивных штанах, который старательно бегал вокруг клумбы. Из-за того, что он постоянно мельтешил перед глазами, я никак не могла его разглядеть толком… Но глаз не унимался, как будто даже подталкивал меня к нему.
Для смелости я вспомнила, что от тоски стала очень красивой…
- Привет!
- Привет, - он даже не взглянул на меня, продолжая наматывать круги.
- А я на прогулку вышла!
- Да, я заметил, - не поднимая глаз от клумбы, - Сначала чуть в лужу не упала, потом на скамейке прыгала…
- А это я так тренируюсь, - я решила действовать нестандартно, - Не всем же вокруг клумбы бегать…
- Не всем, не всем, - он прибавил скорость.
Я не сдалась и побежала следом, проклиная высокие каблуки.
- Подождите, пожалуйста, мне обязательно нужно с вами познакомиться! А то у меня рука очень чешется!
Он резко затормозил:
- Что, простите, у вас чешется?
- Рука! Очень!
- Ну знаете. При виде меня у некоторых тоже кое-что чесалось, но про руку я в первый раз слышу…
- Давайте познакомимся, а?
Из разношенных спортивных штанов была извлечена мятая визитка.
- Вот. Обращайтесь, если еще что-нибудь зачешется!
- Спасибо. Обязательно.
Попрощавшись, я бросилась домой. Глаз, к счастью, перестал моргать и с интересом поглядывал на меня из под полуопущенных ресниц. Дома я достала визитку и прочла: Вадим Соловьев, рядом был нацарапан несколько затертый телефон…
- Ну, что, доволен? – глаз упрямо помолчал.
На следующий день вечером ладонь опять зачесалась. Посмотрела – так и есть. Подмигивает…
- Я не буду ему звонить, - говорю, - Он вообще не в моем вкусе!
Подмигивает…
- Ну что я ему скажу? Здравствуйте, Вадим! Поговорите со мной…
Подмигивает…
Я не выдержала. Решительным шагом вышла из квартиры и… позвонила в соседнюю. Мне открыл Жорик:
- Ой, привет, а ты к нам? Какая же ты стала… красивая!
Ладонь чесалась нестерпимо, но при виде Жорика глаз затих и даже слегка прикрылся.
- Привет, Жорик! Я вообще-то к Нюре.
Нюра уже была здесь. Отпихнула Жорика:
- Иди к детям, папаша хренов! Ну что, сходила? – это уже мне.
- Слушай, Нюр, он мне глаз нарисовал. Глаз подмигивает теперь и чешется очень.
Нюра, вспомнив о своем медицинском образовании, схватила меня за руку:
- Ну-ка, дай! О, господи! Что это за кошмар?
- Это не кошмар! Это глаз! Третий, понимаешь? И вот он чешется и заставляет меня звонить этому Вадиму!
- Какому Вадиму?
- Ну, мужчине одному, в спортивных штанах…
- Мужику позвони, хуже не будет! А глаз сотри, что-то он подозрительный очень! – Нюра хлопнула дверью, как медсестра в поликлинике.
Я вернулась домой, выпила водки и позвонила Вадиму.
На следующий день он пригласил меня на свидание. Глаз подмигивал беспрестанно. Но я, кажется, уже стала привыкать…
Он пришел в чистых спортивных штанах. Мы гуляли вокруг клумбы. Я рассказывала ему про Диму, Пашу, Жорика и Нюру. Он слушал. Потом я рассказала ему про «Дюймовочку». Он слушал. Потом я пожаловалась ему на начальника. А потом… он сказал, что меня никто больше обижать не будет. Поднял и поставил на клумбу.
- Вадим, ты всегда будешь ходить в спортивных штанах?
- Да.
- И все время бегать вокруг этой… грядки?
- Да.
- И молчать?
- Да.
- А я что буду делать?
- Ты… будешь меня любить! И… говорить…
Вдруг я почувствовала, что моя ладонь неожиданно стала мокрой. Взглянула на глаз и увидела прозрачную большую слезу…
- Откуда у тебя это?
- О хироманта…
- Ты тоже к нему ходила?
- Почему тоже?
- Неважно. Иди ко мне!
Два зеленых глаза, не отрываясь, смотрели друг на друга, с двух сомкнувшихся рук. Наконец-то они обрели друг друга…