Глава 12. Восход солнца
Накануне, двадцатого марта, совершенно неожиданно выпал снег. Было это для Северо-западного леса в диковинку, когда такое было в последний раз, никто и припомнить не мог.
— Чтой-то в нашем лесу пошли сплошные беспорядки, — пожаловался Шишел своей старухе, орудуя большой деревянной лопатой около пня. — Сперва кикиморы в деревья полезли, потом тролли раскурочили пол-леса, опосля холмовики стали по лесу разгуливать, как у себя дома! Девки вырядились в мужские штаны и хулиганят похлеще парней, а кое-кто из мужчин юбчонки стал примерять! — леший сузил глаза и громко сплюнул, было видно, что последний пункт его расшатанная нервная система отказывалась принять категорически.
— Это все оттого, что некоторые, вместо того чтобы на своем пне сидеть, полезли в генералы да министры, — съязвила бабка, с раздражением откидывая снег от пня. — Вот в природе все вверх тормашками и перевернулось! Теперича у нас не праздник Большого Дерева, а Рождество! А на Рождество, глядишь, по грибочки да ягодки пойдем. Как говорила моя бабушка: всяк сверчок — знай свой шесток!
Она воткнула лопату в сугроб и поздоровалась с Роффи, которая прошла мимо них с ведром воды.
— И где ж это ты видала, старая, чтоб сверчки сидели на шестах, как почтовые голуби у Локусты? Это совсем не так говорят, погоди, дай вспомнить… всяк грибок — знай свой роток! Так старики наши говорили, дескать, одному надо опят, другому — лисичек…
— А третьему — мухоморов, — ехидно добавила бабка, подбоченившись.
— Чтой-то ты сегодня вредная, погода, должно быть, действует, — проворчал Шишел, воткнув свою лопату рядом.
— Говорю тебе, там не про грибы было, я пока из ума не выжила!
— А, вспомнил — всяк росток знай свой листок! Это про современную молодежь. Дескать, ежели ты береза, нечего из себя дуб корячить. А то, понимаешь ли, развелись в лесу петарды, не пройти, не проехать, — леший поморщился и задрал голову. — Я вот давеча сделал из министерства кормушку для перелетных птиц, такая красота стала! Можно теперь как раньше на пне сидеть.
Шишел с огорчением вспомнил номер «Вечернего схода», где на четверть страницы была напечатана его фотография с обезумевшим лицом. Под фотографией крупные буквы извещали: «Был Шишел, да весь вышел!»
На дереве покачивалась металлическая табличка с загнутыми краями, доверху заполненная зерном. В ней сидел взъерошенный скворец, во взгляде которого Шишел прочел огромную благодарность к своей персоне.
— Нонче день пригожий будет. Видала, художница с полным ведром прошла. Стало быть, нам с Марфуткой на празднике подфартит! — Леший довольно крякнул и ткнул бабку в бок.
*** *** ***
Роффи открыла глаза и посмотрела на пыльную медную люстру с цветочками из белого стекла. Рядом на подушке спал Грелль, укрывшись одеялом с головой. Она вспомнила, как вчера они переносили ее вещи, увязая в глубоких сугробах. Один раз они остановились передохнуть, и Грелль с размаху упал спиной в снег, раскинув руки.
— Дай мне руку, — закричал он Роффи, сплюнув мокрый снег.
Он с удовлетворением посмотрел на четкий плюс, получившийся при его падении, и обнял Роффи.
— Признаюсь честно, Зеленый Горошек, сегодня вы мне помогли справиться с непосильной задачей, — прошептал он ей на ухо.
— Грелль, мы еще не перенесли мои вещи, а ты уже надо мной издеваешься! — Роффи вырвалась из его объятий и стряхнула с полей шляпы снег.
Грелль громко расхохотался, спугнув стаю ворон с ближайшего дерева.
Роффи вытянула вверх руку и посмотрела на маленькое золотое колечко с прозрачным камушком, который сверкнул, отразив утреннюю синь за окном. Вспомнив, что в доме нет ни капли воды, она резко встала и, скрипнув половицей, вышла из комнаты, подхватив в сенях пустое ведро.
Сегодня был ее любимый день — праздник Большого Дерева, и ей хотелось растянуть его как можно дольше. Возвращаясь, она шла, пританцовывая, с полным ведром, и еле сдерживалась, чтобы не заорать во всю мочь что-нибудь совершенно бессмысленное, что-то типа «тра-ля-ля».
Подойдя к ясеню, она в недоумении остановилась и резко поставила на снег ведро, выплеснув почти треть воды.
Вокруг ясеня, взявшись за руки, кружили крохотные лесные карлики. Они смешно топали малюсенькими ножками, резко вскидывая вверх сцепленные руки. Один из них, видимо, главный, что-то пронзительно крикнул, улыбнувшись сморщенным личиком, и хоровод завертелся так быстро, что Роффи, которая только собралась их пересчитать, тут же сбилась со счета. Над верхушками деревьев появилось сиреневое солнце и брызнуло лучами во все стороны. Карлики продолжали вертеться в хороводе; вскоре мелькающие шелковые цилиндры и остроконечные шапочки слились воедино, и Роффи увидела светящееся золотое кольцо вокруг ясеня. Оно пульсировало и переливалось искрящимся светом несколько секунд, превратив старый ясень в белый столб света, а потом растаяло в воздухе, оставив после себя лишь широкую проталину.
В этот момент над ее головой захлопал крыльями голубь и сел ей на руку.
Роффи сняла с его лапки письмо для Грелля.
— Я должен срочно быть во дворце, — сказал Грелль, пробежав глазами по белоснежному свитку. Он быстро вышел из комнаты, а Роффи огорченно подумала, что даже не успела ему сказать про карликов.
«Ничего, я нарисую такую картину», — подумала она, глядя в окно на Грелля, взбирающегося на коня.
*** *** ***
Зеленыч вынырнул из озера и внимательно посмотрел на восток. Сквозь заснеженные ветки просвечивало утреннее солнце, отражаясь мелкими искрами в льдинках снега.
— Восход сегодня необычный… — пробормотал водяной, поглаживая бороду.
Он открыл сапожную мастерскую, улыбнулся Дульсинее, которая сидела на голове Болтуция и сонно на него таращилась.
Зеленыч походил в задумчивости перед аквариумом, потом надел очки и наугад раскрыл толстую книгу.
Он молчаливо уставился в нее, подняв от удивления брови, потом шумно захлопнул книгу и поставил на полку.
— Ну и дела… — пробормотал он, вышагивая по мастерской, заложив за спину руки. — Когда часы пробьют одновременно…
В этот момент у двери в занавеске из сухих водорослей просунулась голова Фабиуса.
— Утро доброе, господин водяной, — смущенно проговорил он и вздрогнул, взглянув на себя в зеркало. — На долю секунды показалось, что я там не один, — сказал он, показав на свое отражение.
Он сел в кресло и стал озираться по сторонам, протирая стекла очков большим платком.
— Вот ведь дело какое. Я, собственно, заказ хочу сделать, на две пары туфель… праздничных, — поспешно добавил он и надел очки. — Готовы когда будут?
— Это смотря чего вы хотите, — ответил ему Зеленыч, роясь в тумбочке. Наконец водяной извлек две пары подписанных следов и бросил их на стол.
— Вот, ваши и госпожи Мимозы. Она совсем недавно делала заказ, думаю, перемерять не стоит.
— Как вы узнали? — удивленно воскликнул аптекарь.
— Узнал что? — посмотрел на него поверх очков Зеленыч.
— Узнали, что я буду делать заказ для нас двоих? — брови аптекаря взмыли вверх.
Водяной шумно выдохнул и, сняв очки, подошел к стеллажу.
— Предлагаю вам сделать черные лакированные. Материал не царапается, не тускнеет, не пропускает влагу, что очень важно при вашем ревматизме. А госпоже Буше рекомендую вот это, — он вынул снизу лист белой кожи с золотыми прожилками, сложенный вчетверо. — Это кожа полярной ящерицы. Ящерица сбрасывает кожу раз в сто семьдесят лет и тому, кто ее найдет, крупно повезло — обувь из нее приносит счастье и гармонию в брак, — водяной развернул кожу перед аптекарем.
Фабиус смотрел на Зеленыча округлившимися глазами. Вид у него был такой, словно он на солнечной поляне неспешно собирал целебные травы, а на него со всего маху налетел Шишел с Марфуткой.
— Откуда вы все знаете? — пролепетал Фабиус. — Мы же только вчера вечером все решили…
— Ну, как сказать, — водяной в задумчивости почесал бороду. — Вот вы все узнаете из газет, энциклопедий, разговоров, может быть. А у меня свои источники, — он подмигнул аптекарю и кивнул в сторону зеркала.
Фабиус повернул туда голову и увидел бюст Болтуция с жабой на голове. Дульсинея, почувствовав к своей персоне повышенное внимание, вся раздулась от важности и закатила глаза к потолку.
— Жаба! Значит, это правда, что про вас говорят? — аптекарь закрыл рот рукой и медленно встал, промокнув влажный лоб платком. — Цена не имеет значения, — прошелестел он и скрылся в занавесках.
Зеленыч бросил очки в решето и погрозил Дульсинее пальцем.
— Сколько раз тебе говорил, чтоб не строила умных рож! Вот, дождешься у меня! — он насыпал ей в блюдечко сухих комаров и пошел пить чай с забудь-травой.
*** *** ***
Вечером состоялось торжественное открытие лестницы на восточном обрыве. Оркестр холмовиков играл бравурную музыку, вокруг лестницы сверкали вспышками фотоаппараты. На нижних ступенях около красной шелковой ленточки стояли господин Протт и Флан Эйче, который временно исполнял обязанности главы леса.
Под лестницей стояла огромная толпа холмовиков,с благоговейным ужасом взирающих на лес. Когда оркестр смолк, Протт вышел вперед и приветственно поднял вверх руку.
— Друзья! Можно с уверенностью сказать: сегодняшний день войдет в историю Изельвиля как день, когда простая незамысловатая лестница соединила два таких разных мира. Нас веками учили настороженно относиться друг к другу, и мы часто разводили руками, услышав о непонятных обычаях соседей. Давайте оставим это все в прошлом. Сейчас мы с господином Фланом Эйче перережем эту ленточку, и вы в первый раз подниметесь в этот лес, о котором так много нам рассказывали наши предки. Я хочу, чтобы сегодня вы получили огромное удовольствие, почти такое же, как от моей клубники!
Холмовики громко засмеялись и захлопали в ладоши.
Флан тоже приветственно помахал рукой.
— Милые соседи! Наконец-то наши территории сольются воедино. Я уверяю вас, что те животрепещущие истории, которые вы слышали от своих родных, являются всего лишь частью местного народного эпоса. Вдохните полной грудью аромат нашего воздуха, расслабьтесь! Сегодня на празднике вы сможете увидеть их Величества Эмирамиль и Хидерика VII! Добро пожаловать в лес!
Под бурные аплодисменты Флан с Проттом разрезали ленточку и открыли бутылку виноградного вина.
— Весьма умно, господин директор! Королевская чета в качестве морковки! Редкий холмовик устоит перед таким искушением, — услышал Флан прямо у себя над ухом язвительный голос Хлопушки. — Скажите, а можно мне в нашей газете опубликовать статью с заголовком «Лестница, которая разрушила ложь!», или нет, лучше «Границы возможностей — они расширились!»
Флан устало отмахнулся от нее и подошел ближе к оркестру, который заиграл в этот момент его любимую мелодию — «Малютку Йокки».
Протт, видя нерешительность холмовиков, взял свое семейство под руки и в такт веселой музыке стал подниматься вверх. Это смотрелось очень забавно, раздался смех, который снял всеобщее напряжение.
Ближе всех к ступеням стояла супружеская пара — Римми и Чимми, которые, почувствовав всеобщее внимание, зарделись алым цветом. Чтобы оказаться в первых рядах, они прибежали сюда ранним утром с пакетом бутербродов и ягодным компотом.
— Ну что, Римми, пошли! — Чимми схватила супруга за руку и приподняла край платья. Ее нога в полосатом чулке и зеленом башмаке повисла над каменной ступенькой, как над кипящей лавой.
Хлопушка ловко растянулась на земле и стала щелкать фотоаппаратом, меняя ракурсы. Затем она быстро подскочила к супружеской чете и достала из кармана бумажный блокнот.
— Скажите, что вы чувствуете? — спросила она у Чимми, которая, судорожно вцепившись в перила, поднималась на деревянных ногах вверх.
— Я чувствую себя знаменитостью, — бесхитростно ответила та, сдувая челку с глаз. — А вы напечатаете мой башмак в газете?
— Крупным планом! — отчеканила Хлопушка, быстро царапая карандашом. — Скажите честно, вы боитесь?
— Конечно, боюсь! Я еще никогда так высоко не поднималась, — пролепетала Чимми и побледнела, остановившись на ступеньке.
— Тогда не смотрите вниз и вперед, за господином Проттом! — протараторила Хлопушка и в несколько прыжков догнала того, без конца щелкая фотоаппаратом.
— Ничего себе! Мне бы такую прыть! — завистливо вздохнул Римми, смахнув рукавом струящийся пот. Когда ступеньки закончились, он в изнеможении рухнул на землю, мысленно напоминая себе не оглядываться назад.
Чимми примостилась рядышком с ним и вскрикнула, вытащив из-под себя шишку.
— А что это мы тут расселись? — услышала она у себя над ухом возмущенный голос Хлопушки. — Быстренько встаем, берем друг друга за руки и уходим по центральной тропе в закат! Вид со спины, будет достаточно умилительным! — Она подняла супружескую пару и потащила их волоком на тропу.
— Дорогой, про нас напечатают в газете! Правда, здорово? — щебетала Чимми. Она чувствовала, что если перестанет разговаривать, то ее стошнит.
— Надеюсь, это будет не некролог, — пробурчал Римми и посмотрел на хмурые сосны, темнеющие вдали.
*** *** ***
Грелль, Роффи и Регор бродили меж торговых рядов.
— Как я погляжу, мужчины нашего рода неравнодушны к необычным плащам, так ведь, Разноцветный Рыцарь? — шутливо спросил Регор, поглядывая на мантию кентавра, переливающуюся на Грелле.
Грелль широко улыбнулся и посмотрел вокруг.
Палатки в этом году располагались не только на поляне, но и на широких тропинках, ведущих к ней. Бросались в глаза своей пестротой палатки Протта, почти около каждой вертелась вокруг своей оси огромная клубника или конфета.
— Праздник принял невероятный размах. Того и гляди, на следующий год будут торговые палатки из Сгинь-Леса, — сказал Грелль, скользнув взглядом по полкам с деревянными резными фигурками.
— И почем этот уродец? — спросил Регор деда-продавца, взяв в руки фигурку Черного Стрелка, с оскаленным ртом и выпученными глазами.
— Двенадцать фелдов, — ответил тот, попыхивая трубкой.
— А чего так дорого? Он же страшен, как тысяча моркусов!
— А ты чего думал, настоящий — красавец, что ли? А дорого, потому как это оберег. В карман зашьешь — и его стрела до тебя не долетит, — важно сказал дед и выпустил кольцо из дыма.
— Конечно, не долетит, я слышал, что этот субъект сгинул вместе со стрелами, — Регор поставил фигурку на прилавок, а рядом с ней со стуком поставил фигурки Эмирамиль и Хидерика VII. — Так что, батя, твои обереги просто цены не имеют!
Недалеко подпрыгивали пестрые танцующие пары, над которыми кружились лепестки роз. Новая гирлянда господина Протта произвела настоящий фурор: очень многим хотелось приобрести такое чудо.
А еще в этом году Роффи набралась смелости выставить свои картины. Они продавались в небольшой палатке, торгующей декоративными мелочами.
— Ну что, Королева Кисточки, веди моего братца танцевать! А то он уже шею себе свернул, пялясь на танцплощадку, — Регор, усмехнувшись, шутливо подтолкнул парочку, а сам пошел к палатке, где продавали газировку из шиповника.
Он взял бокал с шипящим напитком и встал в тень высокой сосны, надвинув шляпу почти до бровей.
Недалеко от него с бокалами эля, стояли Чимми и Римми.
— Слишком приторный, не так ли? — она поправила рукой высокую прическу и раздвинула полы плаща, чтобы были заметны ее бесчисленные бантики на платье. — Как-то страшновато мне здесь, столько всего про этот лес говорили, что мороз по коже!
— Успокойся, дорогая, тебе это только кажется! Смотри, сколько ливнасов веселится и не думает ни о чем плохом! — Римми состроил ей забавную рожу, поднял бокал и осушил его до дна.
— Ой, не знаю! Так и кажется, выскочит из-за куста чудовище и набросится! — Чимми покусывала пухлые губки и боязливо озиралась по сторонам. — Ты слышал? Мне показалось, кто-то громко воет!
— Ну что ты! Это просто трубач в оркестре фальшивит. Ты просто мало выпила! Ну-ка, пей до дна! — он подмигнул жене, и она осушила бокал под его улюлюканье.
*** *** ***
Адмиральша тихо скользила по торговому ряду. Ее лицо выражало такое отчаянье и скорбь, что ее знакомые лишь кивали ей головой, не решаясь завести светскую беседу.
Она остановилась и, достав платок из кармана плаща, громко высморкалась и посмотрела невидящим взором на танцующие пары.
А как хорошо начинался сегодняшний день! Именно сегодня утром она нашла свой пропавший медальон! Это был явно хороший знак, который она трактовала как окончание череды бед и несчастий, хлынувших на ее голову в последнее время. В поисках этого медальона она прочесала пол-леса, переворачивая чуть ли не каждый камень, а он, оказывается, закатился за печку и лежал себе там спокойно.
Адмиральша поправила медальон рукой, проверяя, на месте ли он. Фамильная драгоценность поблескивала на ее груди, отражая свет праздничных фонарей. Она крепко сжала его в кулак, словно пыталась спрятать свою приземистую грушу, обвитую плющом, от этого жестокого, злобного мира и остановилась в нерешительности.
А как радовался сегодня Тамус! Она пообещала, что на празднике купит ему самую большую хлопушку. Они надели свои лучшие наряды: она — платье из серого шелка и черный бархатный плащ, а он — костюм пушистого зайчика, до того очаровательный, что она еле сдержала слезы умиления.
Они взялись за руки и пошли по центральной тропе на праздник. Тамус подпрыгивал на одной ножке, а она выискивала глазами в толпе знакомые лица. Уже сгустились сумерки и повсюду зажгли разноцветные фонари. Вдруг Тамус вырвал свою руку и как-то странно съежился. Адмиральша в ужасе попятилась от него. Бог мой, она совсем забыла, что сегодня полнолуние! Тамус закричал и из маленького очаровательного зайчика превратился в огромного отвратительного оборотня. Он сверкнул желтыми глазами, перевернул ларек с газированной водой и умчался в кромешную тьму, издав душераздирающий вой. Этот вой раскатистым эхом летал по холмам, лугам и лесам королевства, и звучал для Адмиральши как набатный колокол.
— Что же это такое получается? Почему так все произошло? Значит, ты ни от чего не защищаешь? — обратилась она с вопросом к медальону.
Недолго думая, она сняла его и швырнула в озеро, а сама села на камень и уставилась на взволнованную водную гладь.
*** *** ***
Ближе к вечеру на центральной поляне было не протолкнуться. Играл оркестр, повсюду звучал громкий смех и оживленные разговоры. Торговые палатки пестрели гирляндами, флажками и разноцветными фонариками.
Гомза с друзьями протискивался к торговым рядам, придерживая рукой новую шляпу, почти такую же, как у Грелля.
В этом году Гомза выглядел не совсем обычно — на нем переливалась всеми цветами радуги мантия кентавра и притягивала к себе всеобщие взгляды как магнит. Она стала видимой ранним утром, когда Гомза умывался в ванной. Увидев ее в зеркале, он издал такой громкий радостный вопль, что разбудил всех остальных.
— Я думаю, в этом году двух мнений по поводу моей экипировки быть не может, — колко заявил он Фло, которая перепуганная его криком влетела в ванную.
Потом, после завтрака, они с отцом перебирали старые бумаги в его кабинете.
— До сих пор не пойму, почему мне так безразличен этот золотой желудь, подаренный Эмирамиль? — спросил он отца, увидев на письменном столе желудь, поблескивающий на солнце.
— И воспользоваться им: съездить на аудиенцию, не хочется?
— Не хочется. Хотя многие мечтают об этом.
Астор улыбнулся и взъерошил сыну волосы.
— Потому что ты в глубине души понял, что когда тебе очень плохо, нужно найти того, кому еще хуже и помочь ему, а не обращаться за помощью к сильным. Вспомни, тогда в лесу, как тебе было плохо! Но ты нашел тыквенное семечко, которому было еще хуже. Дав ему тепло, ты словно согрелся сам, ты был уверен, из него непременно вырастет тыква, эта тыква даст семена, и так будет продолжаться вечно. Благодаря этому ты почувствовал себя сопричастным к бесконечности, к настоящей жизни. А королева подарила тебе золотой желудь — предмет, гарантирующий, что когда тебе будет плохо, ты сможешь обратиться к ней за помощью. Жизнь, когда ты в трудную минуту рассчитываешь на кого-то, ведет в тупик: золотой желудь не дает всходов.
Гомза в который раз поразился проницательности отца. Они собрали кучу старых бумаг, разбросанных по полу, и отправили их в мусорную корзину.
Наконец настал тот день, о котором Гомза мечтал всю свою сознательную жизнь. С удивлением для себя Гомза заметил, что относится к сегодняшнему событию очень спокойно, даже прохладно, так, словно у него есть Ингедиаль уже давно, а сегодня просто решили это обнародовать. В его кармане лежало тыквенное семечко, которое он положил на удачу. Гомза посмотрел на Тюсу с Сапожком, которые покупали конфеты «Протт-приз». Тюса выглядела, словно юная принцесса. На ней было бархатное длинное платье малахитового цвета, волосы уложены крупными волнами, на шее тоненькая медная цепочка с нефритовым камушком. Сапожок постарался не отстать от Тюсы и принарядился в замшевый сюртук с атласным галстуком. Его ярко-зеленые волосы были гладко зачесаны назад, а во взгляде можно было прочесть: «Да, я кикимор и что из того?».
Шима в этом году нарядилась в костюм болотной кикиморы. Она была в длинном платье из накрахмаленной марли и черном плаще с рваными краями. Лицо припудрено мелом, а на голове зеленый парик, взбитый в пышную прическу. Под звуки веселой музыки Шима лихо отплясывала зажигательную кикиморскую пляску, громко хлопая в ладоши.
Зак сегодня был не в настроении, и все время отпускал язвительные шутки по поводу костюма Шимы. Но та была целиком поглощена своим новым образом, и ирония брата увядала в праздничном гвалте.
— Смотри, палатка Лемиса! — закричала Тюса, тыча пальцем перед собой.
В этом году и Лемис постарался — его торговая палатка, разукрашенная пузатыми фонариками из глины, была почти в центре. «Собери коллекцию лесных карликов!» — полыхало яркими буквами на огромном плакате. Полки были забиты забавными глиняными фигурками лесных карликов.
— Тюса, купи своей Малинесс жениха, — воскликнул Гомза, вертя в руках фигурку карлика в смешном кафтанчике.
Тюса печально вздохнула и развела руками.
— Моя Малинесс, узнав, что Баллон с горной водой решил жениться на Валериане, покончила жизнь самоубийством, бросившись с прилавка аптеки прямо на каменный пол, — трагично произнесла она, наморщив лоб. — Пойдем снова потанцуем, — она потянула за руку Сапожка, и они нырнули в галдящую толпу.
Вплотную к палатке Лемиса стояла палатка Вурзеля. «Гостинцы Старой ели» было написано вверху красивыми ровными буквами.
— А, вот и мелюзга пожаловала! — Вурзель заулыбался, увидев ребят. — Подходите, сейчас угощу вас новым изобретением — сладкие шишки!
Рядом с палаткой стояли Фабиус и Мимоза. Они купили огромный пакет шишек и жевали их, улыбаясь друг другу.
— Вовсе мы не мелюзга! — Шима взяла угощение и обиженно надула губы.
— Да, видать, погорячился, вы теперь вон как вымахали, особенно вон те в зеленом, — махнул он рукой на танцующих Тюсу и Сапожка. — А ведь какой заморыш она была всего лишь год назад, а? — Вурзель пихнул в бок Фабиуса и своим смехом заглушил духовой оркестр.
— С тоненькими анорексичными ножками, — подхватил Фабиус, запихивая остаток шишки в рот.
Мимоза вытерла ему платком рот и поцеловала в щеку.
Зак нахмурился еще больше и мрачно стал смотреть на веселящуюся Тюсу.
В этот момент музыка смолкла, и на сцене появился худощавый ливнас в костюме из крашенного торкса.
— Наш праздник продолжается! Прошу вас занять места, через несколько минут Их Величества будут здесь!
*** *** ***
Древесники поспешно стали рассаживаться по веткам деревьев, а холмовики, лешие и водяные расположились на деревянных бревнах под ними. Вскоре раздался звон бубенчиков, и на центральной тропе показались всадники на белых лошадях. Эмирамиль и Хидерик спешились около поляны и приветственно подняли руки. Ливнасы громко захлопали в ладоши, некоторые холмовики упали на колени и боялись поднять голову.
— Мы с королем рады видеть вас всех вместе! Можно с уверенностью сказать, что это самый счастливый день в моей жизни, — сказала Эмирамиль и прижала руки к груди.
Раздались аплодисменты, но королева подняла руку, и они тут же смолкли.
— В этом году праздник будет необычный. И дары вручаться будут необычно. В силу вступают новые, а точнее, старые правила, такие же, как были при Хидерике I. Сейчас король вам все скажет, — она легко наклонила голову и села на трон.
— Начну с того, что в этом году произошла великая радость — мы с королевой нашли своих детей… — он остановил гул, который поднялся, взмахом руки. — Я прошу подойти сюда моих сыновей — Регора и Грелля.
Грелль и Регор с разных сторон вышли на поляну и встали рядом с Хидериком, который тут же обнял их за плечи.
— Это мои сыновья, и я хочу передать им свою власть. Регор сказал, что пока не готов и что ему нужно время. У тебя будет время, сынок. Грелль согласился, поэтому считаю своим долгом сообщить, что, начиная с сегодняшнего вечера, у вас новый король — Грелль!
— Ну, дела! — Зак пихнул Гомзу в бок так сильно, что тот чуть не свалился с ветки. — Старик, да ты, оказывается, дружишь с Их Величеством!
Гомза лишь отмахнулся от него и весь превратился в слух, боясь пропустить хоть слово.
— Сейчас будет коронация, а после нее новый король будет вручать дары.
Гомза нашел глазами Роффи, которая стояла, прислонившись к стволу дерева, такая бледная, что казалось вот-вот свалится в обморок. Было похоже на то, что она ничего не знала.
На поляну вышли королевские придворные, оркестр заиграл гимн ливнасов. Грелль склонил одно колено перед Хидериком и тот, произнеся торжественную речь, увенчал его лоб короной с фиолетовыми камнями. В этот момент часы тутовника торжественно пробили двенадцать раз. Но бой часов был необычным — он прозвенел по всему лесу — все часы пробили одновременно! В воздухе засвистел праздничный фейерверк, и небо окрасилось разноцветными огнями. Ближе всех к сцене стояли кентавры Ксавий и Рифетос и громко хлопали. Грелль был первым монархом, облаченным в их мантию, поэтому не трудно представить, что они чувствовали.
— Я прошу выйти сюда мою супругу Роффи. Она поможет мне вручать дары, — сказал Грелль, и толпа расступилась, пропуская девушку, которая, поправляя складки платья, быстро пошла на поляну.
— С этого года дары получают все. Меч ливнасов Ингедиаль получают юноши, достигшие четырнадцати лет. Если кто-то из них недостоин дара, он утратит его. Волшебные дары королевы получают ВСЕ девушки, достигшие семнадцати лет. Если кто-то из них недостоин дара, то потеряет его. А теперь прошу зачитать список юношей!
На сцене зачитали список древесников и холмовиков, и Гомза стал пробираться на поляну. Грелль вручил сверкающие мечи, дольше всех задержавшись около Гомзы.
— Держи, дружище! — совсем не по-королевски сказал он ему, и Гомза увидел в своих руках настоящее собственное оружие. Но самым удивительным было то, что ручка меча была белее снега.
Гомза так расчувствовался, что завернул такую благодарственную речь, что ливнасы чуть ладоши не отбили, хлопая ему.
— Ну что тут скажешь? Вот что значит с королем якшаться, он тебе и меч с белой ручкой подкинет по блату, — протянул Зак, разглядывая меч друга.
— Ну ты и дубина, Зак, так ничего и не понял! — Тюса покрутила пальцем у виска и скорчила ему рожу. — Тебя просто завидки берут!
Тем временем на поляну вышли девушки. Хита, услышав свое имя со сцены, была так поражена, что не смогла ступить и шагу. Листопад взял ее под руку и повел, чуть ли не силком.
— Мамочки мои… — только и слышалось за его спиной бормотание.
Когда Роффи вручила ей шкатулку, Хита нашла в ней золотые ножницы, дарующие ей талант в парикмахерском искусстве.
После вручения даров Эмирамиль сообщила, что они переезжают жить в большую сосну. Белый замок будет разрушен, а на его месте они посеют семена мильвериса.
— Отныне мы с Их Величеством будем выращивать в королевстве мильверис. Мы вам обещаем, что совсем скоро недостатка в нем не будет, — сказала Эмирамиль со сцены.
Проводив королевскую чету, все бросились водить хоровод. Парни закружились по часовой стрелке, а девушки, в другом хороводе — против. Со стороны это выглядело очень красиво.
Астор нашел в толпе ребят и крепко обнял сына.
— Ну что сказать по поводу твоей речи, сынок? Я думаю, что ее напишут на скрижалях и будут показывать юным претендентам на Ингедиаль в качестве образца ораторского блеска, — возбужденно сказал он и принялся трясти руку Гомзе.
Римми старался быть в самой гуще веселья, так как стоило ему только бросить свой взор в дальние уголки леса, где переплетались густые кроны деревьев, как страх с удвоенной силой разгорался в его душе. Он решил усмирить беспощадного демона, безжалостно раздирающего его на части, лавиной искрометных танцев и старался не пропустить ни одного, увлекая Чимми на танцплощадку снова и снова. Они кружились в танце так быстро, что трудно было разобрать кто из них где. Когда они протанцевали двенадцать танцев кряду, Чимми чувствовала себя так, как будто едва живая выбралась из драки. Они решили немножко передохнуть и пошли к торговым палаткам.
В самый разгар веселья на поляну неожиданно выскочила Моргана. В длинном черном платье, с пышными складками, она была похожа на смазанную кляксу и просто тряслась от злости.
— Веселитесь? Радуетесь? И никому из вас не пришло в голову, что лучше не соединять то, что всевышним разделено! — яростно закричала она, погрозив толстым кулаком. — Безмозглые тупицы! Я сейчас вам такой праздник устрою, что вы на всю жизнь его запомните!
С этими словами она повернула голову к огромной полной луне и стала развязывать крошечный узелок, бормоча что-то себе под нос.
В этот момент раздался жуткий вой и на поляну выскочил оборотень, скаля свой страшный лик.
Чимми, крепче сжала бокал в своей руке и повернула голову к мужу.
— Мне все это только кажется! — бодро сказала она, зажмурившись, и залпом выпила эль до дна.
Оборотень громко зарычал и проглотил Моргану в мгновение ока. Потом он стал сжиматься, и вскоре на его месте оказался мальчик в костюме пушистого зайчика.
— Вот видишь, показалось! — Чимми икнула и обняла мужа, который стоял как каменное изваяние.
— Тамус, мальчик мой! — Адмиральша бросилась к сыну и крепко его обняла.
К ним подошел Зеленыч и кашлянул в кулак.
— Похоже, что больше полная луна на него не повлияет, это и пиявке понятно. Эта вещичка случайно не ваша? — он протянул ей золотой медальон с приземистой грушей.
— Моя… но как…
— Я думаю, вам следует купить сыну большую хлопушку, вы ведь ему обещали, не так ли? — Зеленыч подмигнул Тамусу и растворился в толпе.
*** *** ***
Регор шел по петляющей тропинке, залитой лунным светом, и насвистывал мелодию охотничьей песни. Он свернул с центральной тропы, где было слишком многолюдно, чтобы хоть немного побыть наедине с самим собой. Повсюду белели рваные клочья снега, который в свете луны приобрел мистический голубовато-сиреневый цвет.
Регор задрал голову вверх и посмотрел на яркие пульсирующие звезды. Он вспомнил, как на днях они с Греллем были в гостях у Астора.
— Вы раньше что-нибудь слышали о своем имени? — неожиданно спросил хозяин у Регора.
Регор, наблюдавший в это время за вертящимися фигурками в часах, лишь пожал плечами.
— Так называется звезда из созвездия Парусов, пойдемте, я вам ее покажу.
Они поднялись на верхний ярус дуба, и Регор увидел в телескоп яркую лучистую звезду.
Он отодвинул колючую еловую ветку и попытался снова найти ее на огромном ночном небе.
— Вот она, — радостно прошептал Регор, увидев свою звезду недалеко от полной луны.
Он так долго отождествлял себя с темнотой, что увидев яркий пульсирующий свет, носящий его имя, почувствовал такую огромную радость, какую не испытывал еще никогда.
— Привет, тезка! — сказал он вслух и подмигнул звезде.
Сзади него хрустнула ветка, и он резко повернулся.
На тропинке, переливаясь серебристым светом, стояла крылатая лань. Она подошла к нему и ткнулась мордой в руку.
— Ба! Никак Аврис собственной персоной, — совсем не удивился Регор.
Он снял небольшую бутылочку, висящую на ее рожках, и залпом ее осушил.
— Тысяча моркусов! Что это такое было? — воскликнул он, вытирая рот рукой.
Регор сел на лань и обхватил ее за шею.
— Отвези меня домой, Аврис, слышал, ДОМОЙ!
Аврис взмыл вверх и, сделав круг над праздничной поляной, полетел к долине холмовиков.
Заметив на фоне огромной луны силуэт крылатой лани с наездником, Чимми округлила глаза и резко дернула мужа за рукав.
— Ты видел?!! Только что пролетела лошадь с моркусом на спине!!!
Римми выпил залпом бокал и обнял жену за плечи.
— Ты слишком много выпила, дорогая, — сказал он ей и икнул.
Затем галантно склонил голову, шаркнул ножкой и они пошли танцевать танец малышки Йокки.
*** *** ***
Флан стоял около палатки, торговавшей карнавальными головными уборами. Он поднял голову вверх и на фоне полной луны четко увидел силуэт Авриса с каким-то парнем на спине. Флан посмотрел на свое отражение в зеркале, которое стояло на прилавке, и покачал головой.
— Святой Хидерик! И именно сегодня я публично заявил, что все это является частью народного эпоса! Ну и кто я после этого? — он язвительно посмотрел на отражение. — Скажите, пожалуйста, у вас есть такая маска, которая полностью скроет лицо? — обратился он к продавщице.
— Есть! Старый пень! — она положила на прилавок велюровый пень с бархатной лягушкой. — Вот тут прорези для глаз.
— Думаю, это то, что надо, — пробормотал он и быстро нахлобучил его на голову.
Продолжение следует...