Почему-то хочется рассказать об этом…
В этом году страна торжественно отпразднует 65-летие Великой Победы, а мне вспомнились тоже ставшие далекими перестроечные восьмидесятые. В потоке времени ручейки разных лет переплетены и перемешаны…Великая Отечественная была тогда для нас молодых исторически давним, но реальным событием. И окружали нас живые очевидцы войны. И, казалось, так будет всегда.
Иногда повороты в сценарии- жизни круче, чем в мексиканских сериалах.
В свои двадцать восемь я работала в маленьком районном экскурсионном бюро - всего-то шесть женщин до тридцати пяти. Только у кассира, Клавдии Семеновны, по нашим тогдашним меркам женщины древней, возраст к шестидесяти неуклонно приближался… Но о ней позже.
А на нашу Татьяну – организатора экскурсий, толстушку и хохотунью, вдруг полосой проблемы домашние навалились: умер свекор и, спустя полгода, как и полагается, нашлись наследники на половинку крохотной избы, построенной руками покойного в пятидесятые - послевоенные. Татьяну эти наследники никак не устраивали: в избе оставалась свекровь, не способная ни выплатить наследникам деньги, ни поселить их в своей каморке. «Придется домишко продавать, а бабушку к себе забирать», - горевала Татьяна. Горевала, потому что и сама с мужем Виктором, сыном и дочкой не в хоромах обитала. Квартирный вопрос во все времена был главным вопросом выживания семьи. Мы сочувствовали коллеге, ждали дня, когда состоится суд, и в который уже раз обсуждали историю этого «процесса».
История была занимательной.
До войны свекор Татьяны –Никодим Павлович Кузнецов жил в красивом селе вблизи Дона с поэтическим названием Яблочное. Жил как все: работал за трудодни в колхозе, где мог делать все – плотничал, печи клал, в поле управлял и на конюшне. Дома – жена, две дочурки-погодки, старая мать. Война в одночасье все перечеркнула. Никодим и повоевать толком не успел – в плену оказался. Помогла выжить в этом аду крестьянская смекалка: фермеры набирал из пленных дешевую рабочую силу. Педантичные немцы к отбору «рабочего скота» относились требовательно, предпочитали семейные пары. Тут Никодим и сговорился с симпатичной Галиной – хохлушкой с Херсонщины: мол, семейная мы пара. За долгие четыре года в плену фиктивный брак перерос в эффективный. А продуктом эффективного этого союза стал хоть и не такой уж долгожданный, но очень любимый сын Володя.
Как удалось этим горемыкам, повенчанным войной, живыми и невредимыми вернуться на Родину, Татьяна нам не рассказывала. Может, и сама не сильно о том у деда при жизни интересовалась. Знаю только, что в документах Никодим смекнул незначительную поправку сделать. И домой он возвращался не Никодимом, а Николаем. Поправка незначительная, но от внимания НКВД защитила. Так что держать ответ за честный фермерский труд на вражьей территории деду в последствии не пришлось.
Вот и привез он фронтовую жену и сына в село свое, к матери, где оплакивали его, без вести пропавшего, уже не первый год. Мать фронтовую подругу встретила неласково, а для Галины все происходящее - шок. Она ехала к мужу, а не наложницей в гарем. И, подхватив сына, вновь - на вокзал. Какой была разборка между «супругами» на вокзале, никто уже не узнает. Но с хохлушкой-Галиной жизненные пути развели их тогда навсегда. А домой Никодим-Николай вернулся не один, а с сыном Володей. Мать обиду держала. Заявила: «Или мы, или твой выб…». Никодим выбрал сына.
Хлопнув дверью, отец-одиночка ушел из дома в никуда. Благо, что силы нерастраченной много и есть желание мирно жить, работать, зарабатывать. Жизненная энергия такая в нем была, какую, по признанию Татьяны, никто из детей не унаследовал. В соседнем селе, как и повсюду, мужчин нехватка, а дел - невпроворот. Стал Николай печи в домах класть: село-то после войны оживало. Ходил из дома в дом, рассказывая придуманную им байку, что попала семья, мол, под бомбежку, и что нет у него ни жены, ни жилья.
У одной бездетной молодой вдовы отец и сын столовались чаще, чем у других. И, может по любви, а может из жалости (это ж близко!) объединились в семью. Вот в этой семье и родился Виктор – муж нашей сотрудницы. С подросшими сыновьями, поднакопив деньжат, переехала семья в районный центр, в хоть небольшой, но все ж город – цивилизация. Николай помимо работы на заводе взялся за выделку кожи. Организовал пусть тяжелый, но прибыльный и дозволенный в советское время бизнес. Дубленок всем ох как не хватало. А из выделанной опытным кожевенником овчины вполне симпатичный тулупчик получался. Тут-то и стала замечать жена, что трудится Николай много, жилы рвет, а денег в семье не больно прибавляется. Прижала к стене, признался, что две дочери у него. Разыскали отца. Замуж собрались. Помощь требуется.
И в дальнейшем, чувствуя вину перед довоенной своей семьей, помогал Николай-Никодим дочерям и их семьям. Но в своей семье пошел разлад: то ли вранья ему жена не простила, то ли «утечки капитала» - стали они с тех пор супругами-соседями и не в общую копилку, а каждый в свою деньжата складывали. Так с прохладцей в отношениях и до старости дотянули.
Татьяна нам рассказывала, что страдал от этого больше всех ее муж, Виктор. Ему внимания родительского всегда не хватало. Для матери дороже всех был неродной, но любимый Володька: с ним были связаны лучшие, полные надежд молодые годы. И когда тот, закончив учебу, уехал в Москву, мать с рвением принялась копить ему на машину: «Ты, дед, своим помогай, а я – Володе».
В четверг, отпросившись до обеда, Татьяна под сочувственные наши взгляды отправилась в суд. Нервничала. Зачем им бабкина развалюшка? Живут богато, а тут, думай теперь, куда старуху разместить. А для свекрови-то, какой стресс!
Ждать обеда нам тогда не пришлось. Татьяна примчалась быстро и сияла от радости, которой хотелось поделиться тут же: «Ну и дед! Не зря я его при жизни уважала. И здесь нас выручил!». Оказалось, суд не признал наследниц законными: по паспортам они обе - Никодимовны, а наследство делилось умершего Николая Кузнецова.
Бабушка доживала свой век в родных стенах.