Закончился первый для меня зимний охотничий сезон, за который в составе первого коллектива удалось выехать на охоту не менее десятка раз. Я уже стал полноправным членом этого коллектива, приобрел некоторый опыт облавной охоты, особенно в роли загонщика.
Пролетела весна, наступило знойное лето 1977–го. Как-то в середине июня я случайно повстречался с Павлом Петровичем – моим наставником в охотничьих делах.
– Не скучаешь по охоте? – первым делом спросил тот.
Сказать по совести, то я и не задумывался над этим, зная, что в летний период всякая охота запрещена, но поинтересовался:
– А что, есть возможность и летом поохотиться? Охота же запрещена. Или я что-то недопонимаю в Правилах охоты?
– Конечно, охота запрещена, – усмехнулся Павел Петрович, – но возможность поохотиться есть. На потраве. Картошка на полях подросла, скоро зацветет. Кабаны хулиганить начали. Я присмотрел очень удобное место в ОПХ «Заря», между Борками и Лесной по левой стороне. Выбери времечко, съезди в ОПХ «Заря», попроси от них письмо о том, что кабаны выходят на картофельные поля и тем самым наносят значительный ущерб урожаю. Если будет такое письмо, то разрешение на отстрел я устрою. Научу тебя, как в засидке сидеть. Доложу тебе – интереснейшая, прелюбопытнейшая охота! Увидеть своими глазами огромное стадо кабанов с маленькими поросятками – неописуемое зрелище! Такого ни в одном фильме не увидишь. Ради одного этого стоит поездить.
– А комары, Павел Петрович, сейчас они сожрут нас заживо.
– Стоит, Гена, всего один разок увидеть этих маленьких полосатых несмышленышей – забудешь про всех комаров, про все невзгоды. Здесь, наяву можно посмотреть, как опытные вожаки руководят, управляют стадом. Если бы у людей так порядки соблюдались, как у кабанов – давно бы все мы жили при коммунизме. Там не каждый за себя, там один – за всех, а если понадобится, то и все – за одного. Нет, этого не расскажешь, надо увидеть.
Заинтригованный рассказом Павла Петровича, я загорелся желанием поохотиться в засидке. Письмо от ОПХ «Заря» я заполучил довольно легко. Агроном даже обрадовался, что мы безвозмездно собираемся организовать охрану их полей, но строго предупредил, чтобы мы сами их картошку не вытоптали. Одним словом, через несколько дней, после работы, вчетвером, мы выехали на картофельные поля. Первые пять выездов были безрезультатными: поля большие, а нас мало. Толи мы плохо маскировались, толи по каким-то иным причинам кабаны выходили на любые соседние участки, только не там, где мы располагались в засидке.
Осушительные работы на полях, где мы располагались, были выполнены открытой сетью, то есть через каждые сто метров, перпендикулярно трассе Новгород - Шимск, вырыты осушительные канавы глубиной около метра. К этому времени канавы уже заросли кустиками ивняка, высотой до полутора-двух метров, где мы и маскировались.
При очередном выезде я выбрал для себя место на поле, расположенном через четыре канавы от основной группы в сторону деревни Лесная. Обустроился в кустике на канаве в сотне метров от леса. Ножом аккуратно вырезал часть сучков, сделав «окна» для обзора на оба поля. Замер.
Около полутора часов я добросовестно, почти не шевелясь, кормил комаров, которых было несметное количество. В отличие от других охотников я, как и Павел Петрович, не стал натираться средством против комаров, чтобы его запах не почувствовали звери.
Еще солнце не скрылось за горизонтом, как, неожиданно для меня, из крайних кустов со стороны леса по центру поля появилась голова кабана.
Минут десять кабан, не двигаясь, осматривал поле, принюхивался. Для меня эти минуты показались вечностью, так как я, тоже не шевелясь и почти не дыша, следил за ним. После этого ленивой, осторожной походкой, секач средних размеров вышел на поле, прошел вдоль картофельных борозд десяток метров. Под лучами заходящего солнца шерсть зверя приняла необычный лоснящийся рыжеватый оттенок, что у кабанов встречается не часто.
С замиранием сердца я мысленно просил, умолял кабана не останавливаться, идти дальше по полю, подходить ближе ко мне. Между тем кабан повернул налево, в противоположную сторону от меня и, сделав небольшой круг, не останавливаясь и не прибавляя шаг, так же лениво направился к той же тропе в зарослях на опушке леса.
«До чего же я невезучий, – с неимоверной тоской сверлила в голове мысль, – впервые на меня хотел выйти секач, но почему-то передумал. За сотню метров стрелять в кабана бесполезно. Вероятнее всего – промах, а если, по счастливой случайности, выстрел окажется на редкость точным – у моей шестнадцатикалиберной курковочки недостаточно убойной силы. Далеко. Но, на таком расстоянии в движущегося кабана точно по лопаткам, или в голову, мне все равно не попасть. А что толку из тех выстрелов, что вчера и ранее мужики громыхали. Они опытные охотники, а в секача начинали палить издалека, при первом его появлении на поле. Примечательно было и то, что в предыдущие дни эти оба охотника друг друга учили на какое расстояние нужно подпустить кабана. После каждой пропущенной сотни граммов возможности каждого из них увеличивались на пятнадцать, а то и двадцать метров. Вчера дошли до того, что один из них якобы за сто, а второй – аж за сто десять метров поразили кабанов в сто килограммов чистого мяса. Я, было, возразил и выразил сомнение, ибо в сто килограммов чистого мяса – это лось средних размеров. Так мне и договорить не дали, дескать, молодой еще, что ты видел, тебе еще учиться и учиться у нас, а не встревать в разговоры бывалых охотников. Обидно было слушать их выдумки и вранье чистейшей воды, а еще более – упреки, что я «салага», в охоте ничего не соображаю. Сегодня ушел от них подальше и, почти повезло. Но, что делать? Надо ждать. Не шуметь, не шевелиться. Сейчас, как только зайдет солнце, он приведет ко мне целое стадо. Вот уж тогда…».
Надежда на удачу не покидала меня, но толи секач позабыл про свои обязанности, толи ему что-то не понравилось на этом поле, или по каким-то неизвестным мне причинам, стадо кабанов в этот вечер так и не вышло на мое поле.
Неизвестные причины «нестандартного» поведения кабана грызли меня до глубины души, а глубокая обида вонзалась в самое сердце. Впервые встретился с кабаном один - на один, а он не приблизился на расстояние уверенного выстрела.
Когда слева от меня, на востоке, темная стена леса воедино слилась с картофельным полем, а на западе, в полутора километрах, на автостраде Новгород – Шимск вместо тяжеловесных грузовиков стали, осторожно перемигиваясь, продвигаться светлые снопы включенных фар, я услышал донесшуюся издалека команду Павла Петровича об окончании сегодняшней засидки.
– И на этот раз невезуха! – заключили охотники и тут же наметили очередной выезд назавтра, в том же составе.
О случившемся в этот вечер я умолчал, чтобы не оказаться в глупой роли.
На следующий день я сразу заявил, что пойду на свое вчерашнее место. Никто не возражал, а даже наоборот, один из «бывалых» проронил: «баба с возу – кобыле легче». Ощущалось, что в результате этих безуспешных выездов у охотников потерялась надежда перехитрить осторожных, неимоверно чутких зверей на этом огромном, в сотни гектаров картофельном поле. Только Павел Петрович, видимо догадавшись, как бы, между прочим, уточнил:
– Что, Гена, тебе надоела наша компания?
Взглянув на Павла Петровича, я понял, что мой ответ нужен не ему, а тем двум охотникам и в шутку ответил:
– У вас ружья путящие. Вертикалки. Что значит против них моя старенькая курковая «тулочка» – полный ноль. Вдруг между нами перестрелка? Мои самодельные пули против ваших фирменных? Нет! Я от вас подальше, поближе к лесу. Уж больно красиво там соловьи на закате поют. Кабаны на нас не выходят, так я хоть пение соловьев послушаю.
Мужички, приняв мою шутку, направились по канаве к середине поля, а мне пришлось вдоль автострады пройти еще половину километра, чтобы выйти на кромку «своего» поля. Вдоль него направился к засидке, прихватив попутно три крепких колышка для обустройства сидения.
Место для засидки выбрал на той же канаве в кустике, расположенном ближе к лесу примерно наполовину в связи с тем, что в период сумерек в сторону леса прицельного выстрела произвести невозможно из-за плохой видимости на фоне леса. В то же время и у самого леса располагаться нельзя – кабан почувствует.
Используя накопившийся небольшой опыт такого вида охоты с участием бывалых охотников, а более всего с учетом предыдущих ошибок, я устроился в середине канавы очень даже удачно. Замер. Через пару минут несколько раз вскинул ружье на прицел на то и другое поле через вырезанные в ветках окошечки. Подобрал наиболее удобное положение для ружья, чтобы можно было, не задевая веточек вскинуть его на прицел. Оба ствола зарядил пулями. Снова замер, теперь уже часа на два.
Обзор в подготовленные окошечки был прекрасный на оба поля, но если бы вдоль канавы в метре от меня довелось пройти кому-то из людей, уверен, у прохожего не возникло бы и малейшего подозрения о моем присутствии.
Комаров было меньше, хотя стояла тихая безветренная погода теплого июньского вечера.
Всем своим существом я как бы слился с окружающей меня природой. Томительно тянулись длинные минуты. Солнце, совершенно забыв о том, что день заканчивается, и пришло время прятаться за горизонт, все так же ярко светило, но тяжелый душный воздух постепенно начал сменяться приятной прохладой.
Откуда-то из-под корней кустика бесшумно выбежала мышка-полевка, остановилась, долго с удивлением смотрела на меня, затем – на опущенное ружье, подбежала к ружью и ловко юркнула в один из стволов.
– Только этого мне и не хватало! – мысленно ругал я мышку, – надо было заранее отпугнуть её. Как же теперь ее из ствола вызволить? Ружье «разламывать» нельзя – металлический щелчок насторожит кабанов, которые, может быть, уже давно стоят в кустах около опушки леса и слушают тишину. Оставить так – тоже нельзя, при выстреле ствол разорвет.
Я аккуратно приподнял ружье стволом вниз, потряс. Безуспешно. Несколько раз встряхнул ружье довольно сильно. Мышка, плюхнувшись на землю, обиженно взглянула на меня – зачем, дескать, лишил я её такой надежной норки и, так же бесшумно скрылась в траве.
После продолжительного, изнуряюще-томительного ожидания вдруг, как и накануне, в том же самом месте опять появилась голова кабана. На этот раз секач изучал обстановку на поле более внимательно, долго.
До моего напряженного слуха не доносилось никаких посторонних звуков. «Кто кого переслушает? Я кабана, или кабан меня? Кто из нас первым услышит другого? Мое явное преимущество заключается в том, что я кабана вижу, а он меня не видит. И не должен видеть. Главное в том, что я должен, даже обязан не издать никакого звука, чтобы не повторить ошибки прошлых вечеров»… – сверлила в голове мысль.
Неожиданно за спиной секача, где-то в густых зарослях, отчаянно резко застрекотала сорока. У меня внутри все оборвалось. Неимоверно часто и громко застучало в висках, как будто заработал отбойный молоток в руках умелого забойщика-стахановца. К моему удивлению, на стрекотание сороки кабан совершенно не реагировал. «Чудно. Что же такое происходит? Почему на такой сильный шум зверь не отреагировал?» – не мог понять я. И тут же мелькнула догадка, что это меня сорока предупредила о приближении кабана. «Молодец, сорока! Но я уже знаю, что секач пришел и высматривает меня. Напрасно тратит время. Меня он не увидит и не услышит до нужного момента. Лишь бы посторонние звуки не испортили сегодняшнюю охоту».
Детально изучив обстановку на картофельнике, зверь быстрыми шагами вышел на поле, прошел несколько метров, повернул левее, а затем по противоположной стороне шустро, вдоль поля, рядом с такой же канавой направился в сторону автострады. Это был не рыжий вчерашний кабан. Окрас этого черный, как смоль, грудь мощная, холка высокая, да и по размерам раза в полтора больше. Мои глаза неотступно следили за каждым движением зверя. «Такая махина, а как красиво бежит! Но, лучше бы ты бежал по моей стороне, а не по противоположной. За сотню метров стрелять бесполезно – испорчу охоту и только. Дождусь, что будет дальше».
Разведывая обстановку, секач, не меняя направления, удалялся от меня в сторону автострады, где изредка проходили грозно рычащие большегрузные и мягко шуршащие шинами легковые автомобили. Метров через триста секач, не останавливаясь, повернул к центру поля и добежав до его середины, вдруг внезапно остановился на секунду, выше поднял голову, резко сорвавшись с места, повернул направо и вдоль борозд рванул обратно, в мою сторону.
– Пожалуй, настала моя пора, – мелькнула мысль,– не буду испытывать судьбу и ждать, пока он приведет на поле свое подопечное стадо. Скорее всего, секач почувствовал что-то неладное. Обратно бежит так, что торфяная пыль за ним поднимается, как за несущимся мотоциклом. Нет, стадо он на это поле сейчас не приведет. Ему свои ноги хочется быстрее унести с этого поля. Что делать? Ждать стадо, или сейчас? Стадо, или одного?».
Догадка, что кабан уносит с этого поля ноги и неимоверное желание молодого охотника заиметь собственный охотничий трофей, победили.
Ствол тулки с взведенными курками, уже не двигаясь, грозно смотрел обоими глазами в сторону поля сквозь прорубленное в ветвях смотровое окно. С нетерпением дождавшись того момента, когда зверь достиг наименьшего расстояния, я, прицелившись по передним лопаткам, нажал на спусковой крючок левого ствола. Через долю секунды после резкого выстрела раздался грозный рев дикого зверя и, тут же вокруг него полетели в воздух на высоту до двух метров комья земли и темной торфяной пыли. Зверь, дико рыча, скребя и перебирая передними ногами, крутился волчком. Вся задняя часть у него была, как будто парализована.
Быстро перезарядив левый ствол, я зачем-то вскочил на ноги во весь рост, прицелился в голову «крутящегося волчка», выстрелил второй раз. Зверь как будто хлестнутый кнутом, одними передними ногами совершил прыжок в сторону леса метра на четыре и осел, продолжая грозно реветь.
«Из четырех пулевых патронов осталось два, – перезаряжая вторично левый ствол, проносилось в мыслях, – что делать? Зверь убежать не может. Рычит, но сидит на месте. Надо приблизиться, чтобы наверняка положить пулю в голову».
Держа ружье наготове, я поднялся из канавы, медленными шагами переместился на пять-шесть метров, аккуратно выцелил в голову, израсходовал третью пулю. Кабан рухнул в борозду, не двигался и уже не рычал. Подойти к нему я не решился. Четвертую, последнюю пулю из патронника правого ствола перекинул в левый, а в тот вогнал патрон с самой крупной дробью – первого номера.
Через десяток минут вдоль канавы со стороны леса ко мне подошел Павел Петрович в накинутом брезентовом плаще, негромко спросил:
– Ты почему не одевшись? Холодать начинает. В кого стрелял?
Указав рукой в сторону лежавшего кабана, я шутливо выдавил:
– Да вон, ходят тут всякие!
Павел Петрович, мельком взглянув на мою добычу, уточнил:
– Стадо не выводил?
– Нет. Я не дождался. Наверное, из меня никогда не получится настоящего охотника. Похоже, я взял вожака стада. Боялся, что он и сам с этого поля уйдет, не до стада ему было.
– Ну и правильно! Молодец! Сейчас июнь, времени у них много. До зимовки новые вожаки найдутся. А может быть это и вовсе секач-одиночка, без стада. Не забыл ему яйца отрезать?
– Зачем?
– Как зачем! Чтобы от мяса запаха не было.
– Впервые об этом слышу. Да я к нему еще и не подходил. У меня всего одна пуля осталась.
Павел Петрович, направляясь к кабану, вдруг резко остановился.
– Стой! Смотри, у секача уши прижаты. При такой позе он приготовился к смертельному броску… – проговорил он и, молниеносно вскинув ружье, замер.
Стоя чуть позади, я посоветовал:
– Павел Петрович, у тебя патронов много. Щелкни ему в голову, тогда все понятно будет.
– Да нет, он, вроде давно готов. Только уши…
– Ну, тогда я его попробую кочерыжкой, а ты подстрахуй, на всякий случай.
На торфяном поле было довольно много разных кочерыжек – остатков болотных пней. Я брал их одну за другой, бросал в кабана. Наконец очередная крупная кочерыга угодила кабану в голову. Голова безвольно завалилась набок.
Павел Петрович, не опуская ружья, осторожно подошел к убитому зверю, ткнул его стволом, убедился в безопасности, достал из ножен блеснувший в густых сумерках охотничий нож. Ловким движением полоснул по шее, выпуская кровь и, в пару секунд произвел операцию против появления в мясе запаха.
– Не самый крупный, какие бывают, но чистого мяса пудов пять-шесть будет! Ха-а-а! Да это и в самом деле секач-одиночка. Смотри: у него правый нижний клык в драке сломан. Давно сломан. Он был вожаком, но сейчас уже не вожак. Одиночка. Без нижнего клыка ему стадо не уберечь, – заключил бывалый охотник, – поэтому его место занял другой, более сильный секач. Пальни дуплетом, чтобы те двое подошли. Разделывать будем.
Пальнуть дуплетом мне не пришлось, увидел, что мужики с ружьями на плечах уверенной походкой шагают в нашу сторону.
– Что они, злодеи, прямо по картошке?! Я агроному обещал, что топтать не будем. Павел Петрович, дайте им нагоняй, за это черное дело.
Павел Петрович внимательно осматривал убитого зверя, будто не слыша меня, уточнил:
– Где ты сидел?
– Вон в том кустике… – указал я рукой в сторону кромки поля.
– Далеко! Измерь шагами, сколько будет.
– Нет, я лучше борозды сосчитаю. Ширина каждой борозды семьдесят сантиметров. Тут простая арифметика, а главное – точно будет.
Я насчитал шестьдесят две борозды. Пару метров приплюсовал на расстояние от крайней борозды до места засидки.
– Ровно сорок пять метров! – отрапортовал я, посматривая в сторону приближающихся к нам охотников.
– Если не ошибся, то для твоего ружьишка очень даже не плохо. Подойди сюда. Покажу, как дело было. От леса кабан шел по той стороне по направлению к дороге, затем развернулся и обратно уже посередине поля. Вот тут ты его и накрыл. Так?
– Не совсем так! Он не шел, а несся как угорелый.
– Да, Гена, кабан бежал трусцой. Ты в него выцелил, но не дал опережение. Поэтому, первая пуля запоздала, считай, на полметра от передней лопатки и чудом застряла в позвоночнике. Вот здесь зверь крутился. Только не пойму, почему он прыгнул почти на пять шагов.
– Он прыгнул после второго выстрела… – пояснил я.
– Тогда понятно. Во что ты метил?
– В голову.
– А попал в задницу! Ха-ха-ха! Да не расстраивайся. Я знаю, как они шустро крутятся. Вот потому ты и промахнулся.
Я осмотрел секача. Действительно, над задними лопатками поперек спины пулей вырвана борозда глубиной в пару сантиметров.
– Второй пулей ты его стегнул, как кнутом, только посильнее. Вот он и прыгнул. Но, третий выстрел был самый удачный – в голову. Хорошо выцелил!
– Для третьего выстрела я подошел ближе метров на пять. Может быть, и на все десять.
Павел Петрович поцокал языком, пояснил:
– Повезло тебе, Гена, что остался жив. К раненому зверю, особенно к кабану и медведю, ни в коем случае нельзя приближаться. Он может собрать все свои звериные силы и расквитаться с обидчиком. Теперь понятно, почему у него даже с пробитой головой уши остались прижатыми. Он готовился к прыжку. Во время ты успел третий выстрел произвести.
Тем временем подошли мужики. С удивленными, округлившимися глазами они осматривали мою добычу, измеряя взглядом расстояние до ближайшей канавы. К моему изумлению, в наступивших густых сумерках, канава как бы удалилась от нас минимум еще на такое же расстояние, а растущие на ней кусты слились воедино с картофельным полем.
– Какой отрез будешь брать, Геннадий?!!! Как прикажешь делить? – специально громко, чтобы слышали все, спросил Павел Петрович.
– Голова – стрелку, ноги – загонщикам, а остальное – всем поровну! – произнес я обыденным голосом, с таким выражением, как будто для меня это было обыкновенное рядовое, повседневное дело.
Не обращая внимания на удивительные возгласы охотников, Павел Петрович подвел итог:
– Правильно! Так и нужно! Ты, Геннадий, сегодня в одном лице: и загонщик, и стрелок! Сейчас все быстро приступаем к разделке этого трофея, а следующий выезд наметим на пятницу после работы. В том же составе.
В последующие выезды мне все-таки посчастливилось, и у меня хватило выдержки дождаться момента, когда секач вывел на поле целое стадо кабанов. Как Павел Петрович и утверждал: зрелище неописуемое.