Заснеженная Россия
( Путевые открытки. Одесса – Урал. С небольшими остановками )
Часть 7
Думы о былом
Проснулся рано, за окном ещё темно. Пошёл за чаем. Двое из ларца одинаковы с лица, это я о проводниках, спят как сурки. Пришлось налить кипятку и заварить чай самому. Благо, что всё есть с собой. Летящий навстречу рассвету поезд петляет по заснеженным ущельям. Ночь нехотя убирает свой бархатный занавес. Перед глазами панорама манящих скалистых гор. Стволы высоких сосен, словно обтянутые красно-коричневой змеиной кожей, мохнатая зелень их хвои, которую против шерсти теребит ветер. Пронзительная грусть глухих полустанков. Города хорошеют, а глубинка как будто находится в летаргическом сне. Здесь, видимо, ещё долго можно будет без бюджетных затрат и декораций снимать добротное кино про многовековую историю России.
Подошёл Егорка, показал свои рисунки, сделанные заработанными в лингвистическом конкурсе фломастерами. Авангард в чистом виде. Умница. Солдат выспался и без боя сдался украинской семье, угощавшей его салом, домашней колбасой и брынзой. Видимо, он уже поставлен на довольствие до Читы, куда они едут к старшему сыну.
В предместьях Уфы много добротных коттеджей, чувствуется приближение башкирской столицы. В черте города рассмотрел красивые минареты скрытых жилыми домами мечетей. Вокзал - стильный, с блеском золота, удобный, выполненный из современных материалов. Нравится. Но…самарский - это уже космос! В Уфе у меня ещё одна встреча с прошлым.
Я увидел его, стоя ещё в тамбуре. Плотный широколицый с хитринкой в глазах, он вглядывался в каждого выходящего из вагона. На голове чёрная с проседью шевелюра или, как говорят французы, перец с солью. Увидел меня, узнал, заулыбался. Крепко обнимаемся. Это-Марат Сибгатулин. Тридцать лет назад нас свела военная судьба в отдельной радиолокационной роте на побережье Чукотки. Он - ефрейтор, один из лучших операторов - локаторщиков, я старший лейтенант, заместитель командира этой роты. Как говорит мой отец - жизнь это не те дни, что прожиты, а которые запомнились. Те годы не сотрутся и потому мы сейчас так рады этой встрече. Листаю принесённый Маратом его солдатский альбом, жадно всматриваюсь в знакомые лица. Половина фотографий сделана мной. Называю почти всех по именам и фамилиям, кто из какого города. Марат удивляется. Но нас так учили - мы хорошо должны были знать, кому доверять воздушную границу Родины. Кто-то сочтёт последнее предложение пафосным. Ну и пусть. Мы так делали свою работу.
Марат знает, что в Челябинске я встречаюсь с нашим командиром, передаёт ему башкирский сувенир. Узнав, что поезд стоит почти час, предлагает прокатиться в окрестностях вокзала на его новенькой машине. Улыбаюсь и рассказываю про Самару. Смеёмся вместе. Подошёл солдат-сосед, попросил у Марата зажигалку, закурил. Говорим обо всём и уже ни о чём. Время прощаться. Поезд набирает ход.
Гляжу в окно. Уфа уплывает из-под ног. Так быстро радость сменяется грустью. Возвращение в прошлое с контрабандой настоящего. Но ты же хотел встретиться, спрашиваю я себя, чего же тогда грустишь? Наверное, ощутил давление тридцатилетнего слоя времени. Но если солдат помнит и встречает тебя через десятки лет – получается, что всё не зря? Выходит так.
Облака, гоняемые ветром, то и дело пытаются закрыть солнце, а оно опять и опять показывается, как монета фокусника.
Часть 8
За державу обидно!
На станции Аша на боковое место сел крепкий мужчина, как говорили в прежние времена, рабочей специальности. Такое впечатление, будто он сошёл с советского плаката о рабочем классе, только устал немного. Есть люди, в которых с первого взгляда чувствуется какая-то основательность и уверенность. Спросил, не помешает ли, если проедет с нами пару часов. Да нет, присаживайтесь. Разговорились. Андрей Степанович, так звали попутчика, посетовал, что ветер « тягун» дует вот уже который день, все пути заметает. Сам он двадцать шесть лет гоняет на этом участке локомотивы. Возвращается домой, проходил медкомиссию. У них с этим строго. Работа тяжёлая, зарплаты хватало бы, если бы не кредит за машину да дочке приходится помогать. Говорит, что за последние годы всю молодежь вывез «на своём паровозе» из родных мест в большие города. Ворчит на руководство и олигархов, до сих пор ругает Чубайса. Воруют, говорит, много.
Я пытаюсь возразить, дескать, мы в Украине смотрим московские каналы и видим, что у вас почти всё хорошо. Смеётся, говорит, что у них, показывает взглядом наверх, видимо, действительно уже всё хорошо. Резюме: жить можно, но нет гордости за страну - за державу обидно. А уж нам-то как обидно! Причём - за обе. Всего доброго, Андрей Степанович, с наступающим!