Написано под Nightingales end Bombers
С белой скатерти неба сыпался десант. Число его было непознаваемо, отличий в индивидуальностях не замечалось, даже при пристальном взгляде до рези в натруженных глазах. Были они вооружены холодом, похожи, как две замёрзшие капли и падали неумолимо и стремительно. Но не могли своим числом удержаться на крыше вагона стремительного поезда метро, в котором ехал он, отрешённый от качки, стесняющих его тел и шума тоннелей. Снежинки его не волновали, под закрытыми веками мелькали отсветы зарев минувших войн, будили воинственность и нормальное мужское желание (почти забытое поколениями мира) кого-то порвать на хомяки и отобрать флаг на вершине самой высокой башни. В наушниках незабываемый Manfred Mann's неутомимо исполнял свой лучший концерт, услышанный им впервые два дня назад. Приличный клерк обычной конторы, имеющей корпоративные правила, накрепко вбитые в голову любому работнику, выходил из себя. Робко и неуверенно, но с интересом прислушивался к эмоциям Македонского, Ганнибала и Суворова, возникших в нём так неожиданно и ярко. Эмоции перебивали друг друга, личности в его голове разве что не сцеплялись в рукопашной, обсуждая те проблемы, которые он сам до вчерашнего дня хотел бы, но не мог, решить мирным путём. Тиранящая его любимая, но его не любящая, была разложена на молекулы и действия, непереносимый начальник – вынесен за скобки бытия, отец- алкоголик и дебошир перестал быть привычным с детства авторитетом не только для него, но и для матери, нуждавшейся в его защите. Перед подъездом он привычно задержался на скамейке, стряхнув снег, выкурил сигарету, поздоровался с проходившими в дом соседями. Он оставил в одном из ушей наушник и зашел в подъезд. Домой идти, как всегда, не хотелось. А музыка звала в бой, несвойственный ему, но такой нужный для спокойствия души. Дверь квартиры он открыл под «Visionary Mountains» и именно поэтому медленно и тихо приподнял пинками спящего алкоголика и аккуратно выложил его за входную дверь. Так же спокойно зашел на кухню и сказал: «Мама, собирайся. Сегодня переночуешь у моих друзей, а завтра я поменяю замок в квартире». Преодолеть легкое сопротивление оказалось так же несложно, как и загрузить её в такси и отвезти к другу. В десять он уже был у любимой, спокойно и категорично отторгнув телефонные аргументы о желании спать, усталости и больной голове. Расставание, которого он страшился больше смерти, на котором она спекулировала, и даже забавлялась его страхами, принесло ему чувство уверенности в себе и нешуточное облегчение. Оставался только один нерешенный вопрос. Но завтра утром он напишет заявление, а если этот удод вспомнит КЗОТ, с ним разберутся его новые друзья. Manfred Mann's, давшие ему сегодня небывалые силы для сложных решений проявились ночью, которую разрывал плачем и стуком в дверь отчим. Позвонили сразу двое друзей, служивших в зубодробильных войсках и структурах и предложили помощь, если она нужна. Он улыбнулся на оба звонка одинаково и отказался, поблагодарив. Поскольку понял рецепт непростых решений. И собирался в дальнейшем принимать их сам.