Моя берёза

Анна Боднарук
               

     О берёзе не писал только ленивый. Какой сборник стихов ни откроешь,
  непременно о ней, да с такой любовью, будто и нет роднее её на всём белом
  свете. Слова яркие, сочные, кажется, что уже лучше не написать. "Ну и что
  же? - думается мне. - Хороши берёзы, растущие на обочине, на лесной опушке. А в роще берёзовой, так там одна другой лучше. Только мне до них и
  дела нет. Поглядит прохожий человек и тут же забудет. Потому что ничьи
  они, сами выросли. Будто так оно и должно быть: небо голубое с редкими
  белесыми тучками, речушка, а на пригорке берёзы. Из века в век так было
  и так будет..."
     Наверное, у каждого своё излюбленное местечко имеется. Вспоминает
  о нём человек, когда вздумается ему отдохнуть, подышать чистым воздухом
  вдали от городской суеты. Загодя готовится к этому дню, представляя себе, как сядет он с друзьями кружком, в тени развесистой берёзы
  и будут они пересыпать шутками житейские рассказы, как рыбу крупной
  солью. А листва будет шелестеть, ветер покачивать тонкими ветками, а неутомимые муравьи сновать, по растресканному стволу то вверх, то вниз. Потом откинется навзничь, заложит руки за голову и засмотрится  вверх
  сквозь трепещущую листву на небесные голубые лоскутки. Когда всмотрится,
  начнёт казаться, что, вздумай он добраться до неба, так это всего ничего, только дотянуться б ему до нижней ветки, а там... с ветки на ветку -
  и так до самого верху. А что делать дальше, - призадумается он и,
  улыбнувшись, добавит, - почешу небушко, как коровье брюхо, поглажу его
  атласную синь и домой. А как же? Дома оно завсегда покойнее. Не больно-
  то в радость торчать на берёзе, задравши голову".
     Вспомнив о доме, повернётся набок и засмотрится на язычки весёлого костерка. Мысль летучая, поди, удержи её. А он и держать не собирается. "Лети себе птаха вольная, а я вослед погляжу". И подложив кулак под голову, следуя за мыслью, забредёт в такие места, что только
  ему да Богу одному ведомы. Берёза будет тихонько шелестеть, словно матушка колыбельную петь, пока не смежатся веки, и тело станет легким,
  как тот первый золочёный листик, что, оторвавшись от матери, летит
  Бог-весть куда.
     Оно-то, конечно, хорошо "на природе", как теперь модно говорить, но
  своя берёза всё-таки лучше. Я ласково гляжу между толстых прутьев
  зарешёченного окна садового домика на слегка порозовевший ствол берёзы,
  с трепещущей на ветру тонюсенькой кожицей. И кажется мне, будто городская красавица, обгорела на солнышке, и теперь облазит белая кожица, а под ней проступает нежно-розовая, упругая, бархатная. - Ах
  ты ж, моя лебёдушка! Да кто б подумать мог, что из чернавки такая
  красавица вырастет?!"
     И покатились думки, что колёса немазаные. Скрип да скрип, то ямка,
  то бугорок. К чему ни прикоснётся - оживёт, будто и не было сверх того
  прожитых лет, а всё свеженькое, ничегошеньки по пути не растерялось,
  всё, как есть, сохранилось. Вот она накалившаяся полуденным зноем дорога. Иду по ней, поторапливаюсь. Семь потов сошло, а ещё идти да идти. К тому же глядеть нужно, куда ногой ступить, потому что вздумалось,
  нашему садовому председателю дорогу выровнять бульдозером, закрайки
  подчистить, а там и асфальтом покрыть. Дело доброе, что и говорить.
  Вдоль дороги садоводы-труженики, каждый свой клочок землицы возделает,
  клубничку, смородинку выпестует. Вместо пустоши да комариной болотины
  улыбнутся солнышку подсолнушки.
     Только, что это? Стальные лезвия ревущего чудовища вместе с землёй,
  гнилыми корягами, паучьими лапами вывороченных пней, тоненькое деревце-
  однолеток, загребло. Распустившиеся листики
  так свежи и зелены среди этого хлама, что я невольно останавливаюсь.
     - Миленькое ты моё деревце! Тебя-то за что обидели?
     Стою, гляжу на него, а ноги дальше не идут. И что с ним делать, ума
  не приложу. Потянула деревце, а оно и не противится, будто голодное
  дитя к незнакомому человеку на руки пошло. "Вот по дороге, в каком-
  нибудь укромном местечке и приткну его", - шагая дальше, размышляю я.
  Но "укромного места" так и не нашлось. Положила его у порога садового
  домика, пошла в сарай за лопатой. И опять думками себя извожу: "Ну вот,
  "добрая душа", принесла деревце. А теперь куда его? Чай не яблоня,
  не слива, польза от него какая? Вырастет, еще и тень от него будет..."
     Ходила, ходила и посадила его, бедолагу, за домом, под самым забором.
  Корешки, пока шла, подсохли, листики поскучнели.
     - Ничего, коли доброго роду-племени, выберешься.
     С этого дня кого я только не спрашивала, что за деревце? Люди
  только плечами пожимали. Ствол гладкий, тёмный, листья вроде тополи-
  ных, только помельче. "На болоте такие растут, а ты в саду посадила..." -
  посмеивались соседи. А я войду в калитку, постою возле него, поглажу
  упругое тельце и, уходя, притронусь до него рукой. Так и пошло. Уже и
  выше забора оно выросло, а всё без имени. "Срубить недолго. Пускай
  сперва покажет, что оно из себя такое уродилось. А потом поглядим..."
     С тех пор лет семь минуло. Дерево вровень с крышей поднялось. Ствол
  побелел, да такая чистая белизна, что рука сама тянется погладить.
  Играет ветер листвой, а ветки тёмненькие вверх тянутся.
     "Вот поди ж ты и у него, дерева бесчувственного, своя судьба имеется. Выжила "чернавка". Белей, белого оказалась. Уже издалека, средь
  садовых домиков не крышу свою взглядом ищу, а берёзу. Свою берёзу! Её-
  то я ни с какой другой не спутаю. Моя! Чуть было не сказала - кровинушка.
  Вроде как о дочери сказать хотелось. А там, Бог знает, может, и это
  правда. Чего тут особо доискиваться. Радостно мне, покойно на душе,
  как её увижу, а прижмусь щекой, так... Ах, да разве ж об этом словами
  расскажешь?..
     Теперь при слове берёза летят мои мысли не куда-то на лесную
  опушку, а к ней, к "своей берёзе", будто человек среди множества окон
  ищет своё. Иной раз кажется мне, что и она ждёт меня, вытягивая тонкую шею, чтоб ещё издали увидеть.
     Любуются берёзой на Руси. Много примет и поверий связано в народе
  с этим светлым деревом. А она не возгордилась. Одинаково скромная
  и прекрасная, на обочине просёлочной дороги и в городском парке. Вот
  бы людям так. Отринув порочную гордыню, жить да поживать, держась за
  землю-матушку, душой возноситься в небо чистое.

                14 июня 2001 г