ВНИМАНИЕ: ПОЛНАЯ ВЕРСИЯ ДАННОГО ПРОИЗВЕДЕНИЯ НАПЕЧАТАНА В ГАЗЕТЕ "МОРСКОЙ ПРОФСОЮЗНЫЙ ТЕЛЕГРАФ" (НА СТР.8). ВЫ МОЖЕТЕ ЗАЙТИ ПО ЭТОЙ ССЫЛКЕ И ОЗНАКОМИТЬСЯ С НЕЙ: http://www.maritimeuniontelegraph.narod2.ru/tele5_46.pdf
ГАЗЕТА РАЗМЕЩЕНА В ИНТЕРНЕТЕ В ФОРМАТЕ PDF. ВЫ МОЖЕТЕ ТАКЖЕ ОЗНАКОМИТЬСЯ И СДРУГИМИ ИНТЕРЕСНЫМИ МАТЕРИАЛАМИ ПО ВАШЕМУ ВЫБОРУ, ЕСЛИ ЗАЙДЁТЕ НА САЙТ ГАЗЕТЫ "МОРСКОЙ ПРОФСОЮЗНЫЙ ТЕЛЕГРАФ", КОТОРАЯ ИЗДАЁТСЯ БАЛТИЙСКОЙ ТЕРРИТОРИАЛЬНОЙ ОРГАНИЗАЦИЕЙ РОССИЙСКОГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО СОЮЗА МОРЯКОВ (БТО РПСМ): WWW.BRO.RU
ЛЮДА КОЛОБКОВА:
«Я ЗНАЮ: ПАПА ВСЕГДА СО МНОЙ»
Терять родных и близких людей всегда тяжело. Вдвойне тяжело переносить утрату, когда твои переживания против твоей же воли выносятся на всеобщее обозрение. И даже если это делается из лучших побуждений, легче не становится, особенно, когда совершенно чужие люди, выражая вполне искреннее сочувствие, задают такие вопросы, на которые ты не можешь ответить из-за подступившего к горлу кома. Говорят, время лечит. Да, наверное, это так. Только не лечит, а учит. Учит жить с чувством перенесенной утраты. Но если ты еще молод, то учиться этому приходится долго...
Люде Колобковой – дочери трагически погибшего капитана т/х «Фаина» Владимира Колобкова – еще предстоит научиться жить без отца. Но Люда – мужественная девочка, и возможно, это мужество она и черпает из своих воспоминаний. Вот что она рассказывает – вернее, уже находит силы рассказать - о своем отце.
«После того, как папа погиб, и особенно в первое время после этого, меня очень часто просили рассказать о том, какой он был. Был… Я никак не могла, и до сих пор не могу, привыкнуть к тому, что мне приходится говорить о папе в прошедшем времени. Это во-первых. А во-вторых, что я могу сказать? Мне так и хочется ответить всем интересующимся: как вы не поймете, ведь это же был мой папа! МОЙ! И для меня он – самый лучший человек на свете…
Самое интересное то, что я всегда чувствую его присутствие. И так было всегда, наверное, с момента моего рождения. Хотя папа меня в первый раз увидел, когда мне исполнилось уже 10 месяцев, потому что когда я родилась, он был в рейсе.
Мама мне рассказывала, что на фоне выписывавшихся из роддома счастливых мамаш она выглядела полной… белой вороной. Потому что встречать своих жен приезжали довольные отцы, получали детей, фотографировались на крыльце больницы. Медсестры торжественно объявляли: «Папа Иванов, или папа Петров, встречайте сына-дочку!» А моя мама подошла к медсестре и сказала, что у нас вместо папы - дядя Захаров. Медперсонал, конечно, удивился: в каком смысле дядя? И мама тогда объяснила, что у нас папа временно отсутствует, а встречать ребенка будет ее брат, то есть для новорожденной - дядя. Но мама меня с первых дней жизни приучала к папиному образу – по его фотографии.
У нас в комнате на полке стояла папина фотография, и мама постоянно, указывая на нее, твердила: вот твой папа, папу зовут Вова, он сейчас на работе в море, но скоро приедет домой. И я вроде привыкала и даже улыбалась фотографии. А когда папа, наконец, приехал, оказывается, я была очень возмущена и обижена: пришел какой-то незнакомый дядька и давай целовать и обнимать мою маму. Тут мне стали объяснять, что это и есть мой папа, а я долго отказывалась это понимать, потому что папа был там, в комнате на фотографии, а тут в коридоре стоял какой-то чужак и еще вдобавок пытался обниматься и брать меня на руки. Но потом я все-таки его признала, и с тех пор каждое возвращение отца из рейса стало для меня событием, счастливее которого ничего быть не может. Мы с мамой всегда так и жили: от приезда до приезда.
Я не помню, сколько мне было лет, когда я стала осознавать, что мне без отца очень грустно и скучно. Наверное, это случилось тогда, когда он ушел в один из самых долгих своих рейсов. Его не было год и девять дней. Однажды мы с мамой получили от него телеграмму о прибытии, и поехали в порт его встречать. Я, наверное, была еще очень маленькая, потому что помню, что все время мама держала меня на руках. Был уже поздний вечер, темно, мы очень долго ждали, пока он освободится. Я это очень хорошо запомнила, потому что на календаре зачеркивала дни, и считала, сколько еще папу ждать. Он всегда много работал. Только в последнее время его рейсы стали намного короче, месяца по четыре. Но все равно, долго задержаться на берегу у папы не получалось: месяца два отдохнет, потом опять уйдет месяцев на четыре-пять.
Но зато в школу я пошла, провожаемая обоими родителями. Мама стояла с табличкой «1 «г» класс», я читала стихотворение и давала первый звонок, а папа все это дело фотографировал… Конечно, мне хотелось, чтобы папа был дома каждый день, как у всех нормальных девочек. Но я понимала, что работа есть работа. Зато, когда папа был дома, это было супер! Я теперь могу сказать, что согласилась бы всю жизнь так сидеть и ждать его приезда, только бы знать, что он вернется…
Уроков со мной специально не делали, хотя за мою успеваемость в школе папа, конечно, боролся. Особенно это касалось точных наук: алгебра, геометрия, химия. Я - чистой воды гуманитарий, и когда в старших классах пошла геометрия в пространстве, меня эти задачи приводили в исступление. Я, конечно, бросалась к папе: «Папа, помоги!» Но папа вел себя совершенно не так, как мне хотелось. Он говорил: «Сделать - не помогу, понять – помогу». И вот мы с ним садились за стол, и он мне часами объяснял теоремы и формулы. Терпение у него, надо сказать, ангельское, не то, что у мамы. И если папа мог одно и то же повторять и объяснять по многу раз, приводить какие-то практические примеры, то мама на десятой минуте моего непонимания начинала выходить из себя и ругать меня за мою тупость. Мама более эмоциональная. Но папины старания не прошли даром: хотя мне в старших классах точные науки обошлись потом и кровью, школу мне удалось закончить с серебряной медалью.
Папа, конечно, меня баловал. Он постоянно привозил какие-то подарки, игрушки, сувениры, хоть какую-нибудь безделушку, но подарок был всегда. Хотя у нас как-то было не принято что-то «заказывать» себе в подарок. Мы ждали не подарков, а возращения его самого. Однако, по-настоящему он меня баловал как раз тогда, когда бывал дома. Я не знаю, почему многие думают, что моряки – очень обеспеченные люди. Мы всегда жили достаточно скромно. Я помню, был период, когда нам негде было жить, и мы жили по каком-то съемным квартирам, потом у родственников. Мне кажется, что папа вообще был не очень-то практичный, впрочем, как и все моряки. Ведь это мы здесь, на берегу, больше приспособлены к быту, а моряк пришел из рейса, зашел в первый попавшийся магазин, ему что-то понравилось, и он сразу купил. Не вдаваясь в подробности, стоит ли этот товар таких денег, и не дешевле ли было совершить покупку в соседнем магазине. Вот он меня также баловал, не вдаваясь в подробности…
Я очень благодарна своим родителям за то, что они никогда не ломали мою волю. И папа, и мама, оба – очень демократичные, но папе я могла рассказать то, что не могла рассказать маме. Даже первые разговоры по поводу мальчиков у меня происходили именно с папой. И когда у меня наметились уже вполне серьезные отношения с моим молодым человеком, папой для меня была прочитана подробная лекция о том, что подразумевают собой близкие отношения, какая это ответственность, какие могут возникнуть сомнения и как их разрешить…
У меня есть две подруги. И, бывало, я даже папу к ним немного ревновала, потому что они, в прямом смысле слова, считали его за «своего», советовались с ним по любому делу, могли и пожаловаться на что-то, обсудить какой-нибудь волнующий их вопрос. И я тогда думала: «Ничего себе, ведь это же мой папа, а не их!» А он считал их за своих дочек, и ни разу не было случая, чтобы он чем-то им не помог или отказал в чем-нибудь…
Однажды я с папой ходила в рейс. Папа меня давно звал – была такая возможность. И вот, как-то летом предложил мне сходить с ним до Германии. Я собралась за два часа, покидала в сумку все, что под руку попалось. Папа встретил меня у ворот порта, меня внесли в судовую роль как пассажира и выделили отдельную каюту. Папа тогда был старпомом, а старший помощник стоит вахту. И я с ним как-то вахту стояла, а он показывал мне, как прокладывать курс, но это выше моего понимания: из этой точки в ту точку, разные навигационные приборы… У него была вахта с четырех до восьми утра. Когда ты выходишь в четыре утра на палубу, встречаешь рассвет – это непередаваемое ощущение. Папа привык к этому, а для меня это было что-то. И когда я своими глазами это увидела, я стала лучше понимать папу, понимать, почему он никак не оставит работу в море. Хотя, на мой взгляд, если отбросить лирику, работа бешеная. Просто очень тяжелая работа, я не понимаю, как люди туда добровольно идут…
Один раз я его очень сильно обидела. У нас вышел тяжелый спор, и я считала себя правой и несправедливо критикуемой. И я обидела папу. Это называется сначала сказать, а потом подумать. И когда я подумала, я даже зажмурилась: до того мне стало стыдно. А он не стал меня ругать, а просто сел рядом и сказал очень спокойно: «Ты пойми: родители, какие бы они ни были, всегда останутся твоими родителями». Мне это так запало в душу. Я ведь, действительно, всегда знала, что я под его защитой…
Папа возвращался всегда без предупреждения. Безусловно, мы с мамой знали приблизительно, в каких числах он должен вернуться, но конкретно день – никогда. Обычно это происходило так: ранним утром, пока мы с мамой еще дома, спим, слышим звук открываемой входной двери, и сумка на пол – ба-бах. И тогда начиналась суета, мы бежали на кухню, в срочном порядке ревизовали холодильник, быстро накрывали на стол и сразу же садились все вместе завтракать. Хорошо, если при этом не нужно было никуда бежать – на работу или в школу. И если папино возвращение приходилось на выходные дни, наш завтрак плавно переходил в обед. Хотя, мы это время тратили не на еду, а на разговоры. Папа рассказывал, где он был, что видел, как прошел рейс, а мы вываливали все накопившиеся береговые новости. И каждый раз мы возмущались – предупредил бы заранее, мы бы подготовились, вкусного чего-нибудь приготовили, стол накрыли. Нет, никогда…
Я как-то, маленькая, сказала маме, что выйду замуж за моряка. Мама сказала, что тогда она меня лучше сразу убьет, чем смотреть, как ее дочь всю жизнь проживет в волнениях и переживаниях. А я вот теперь думаю, что согласилась бы всю жизнь так провести, лишь бы знать, что есть человек, который тебя любит, просто потому что любит, и всегда тебя поддержит и сможет защитить от всего.
Когда я узнала, что папа погиб, у меня возникло такое чувство, какое, наверное, испытывает щенок, который убежал далеко от дома и вдруг понял, что заблудился. Потерянность – так это называется, ведь я потеряла своего главного и единственного защитника. Потом это чувство постепенно прошло, ведь я знаю, что мой папа, несмотря на то, что ушел в свой самый долгий рейс, всегда будет со мной».