письмо продолжение

Михаил Белов
Знаешь, я очень долго думал, что никогда не разлюблю тебя. Был уверен. Больше, чем в чём-либо ещё.
Мне, кажется, я только что это сделал.
Как только что было написано у тебя в статусе, я любил каждую твою черту. Каждую мелочь. Каждый недостаток. И внешний и внутренний. Всю твою слабость, всю тебя. Но твою черту, а не чью-либо ещё.
Я прекрасно знал, что ты имеешь полное право мне отказать в чём бы то ни было, и будешь права. Будешь только сильнее. И ценнее. И я стану любить тебя ещё больше. Как и произошло тогда, когда на одну из первых моих фраз после долгого перерыва, ты ответила «улыбайся, и жизнь изменится». Это было очень уместно, несмотря на то, что вокруг меня тогда был ад. Но откуда-то появилось солнце. И оказалось, что жить стоит, хотя бы ради тебя. Без, но ради.
Когда ты мне дала шанс, шанс ни в коем случае, не на то, чтобы быть с тобой. Я на это не рассчитывал, и не смел бы. А шанс просто на то, что ты сможешь меня услышать. Услышать и понять. А понять меня и то, что происходило, не сможет, кажется, ни один человек в этом грёбаном мире. Тогда мне показалось, что жизнь прекрасна.
Страшно не то, что ты мне отказала. Это как раз вполне естественно. Жутко то, как ты это сделала. Я понимал, что тебе может оказаться тяжело со мной общаться. Но совсем не думал, что ты можешь назвать самое важное в моей жизни бредом. Ты, которая всегда верила в то, что я говорю. Знала, что я не умею врать. И что я, наконец, не болен по-настоящему. Так чтобы путать объективную реальность с галлюцинаторным бредом.
Ты не услышав ни слова из того, что я хотел тебе сказать, сравнила это всё с телевизором. Да, конечно, это фильм «Утомлённые солнцем-2», а ты ведь хочешь смотреть только «Алису».
Я ненавижу тебя, прости. Нет, даже не тебя. Ведь это не очень-то и твои мысли. А если и твои, то выходит я совсем тебя не знал.
Мне обидно не то, что я не смогу довериться ни одному человеку, мне грустно от другого. Мне грустно то, что желание быть самой собой и любить каждого на этой планете, в очередной раз оказывается наглым враньём.
- «А ты Олин муж?» - спросил меня недавно твой учитель Женя.
- «Не ожидал, что вы знаете», - произнёс я.
- «Ну Оля много о тебе рассказывала».
- «Я пойду перекурю, а потом продолжим»
- «А ты куришь, да? И пьёшь?», - взглянув на бутылку пива в моей руке.
- «Да. Пью. И курю. И, между прочим, никому не навязываю вести себя также», - закончил я.

Больше всего, в этих всех опытах меня раздражает именно это. Почему-то люди, которые проповедуют «правильный» образ жизни моментально изменяются.
«Если вы - против, я – за», хочется воскликнуть в ответ.
Каждый кто доживает до тридцати, скажем, лет мгновенно считает, что наконец. Он знает много и может поучать, наставлять. Вот сейчас только бросит пить, выбросит сигарету, сотрёт группу «Гражданская оборона» со своего винчестера и сразу же всё сложится, всё выйдет. И его полюбят, и его оценят, превознесут. И напечатают каким-нибудь там тиражом. В журнале «Союз писателей» или, скажем, «Сторожевая башня».
Вот где бред. Вот где ложь. Зачем всё это? Где смысл?
Я люблю тебя. Неожиданно всплыло у меня в голове.
Мне очень больно за то, что делает с тобой этот ****ый кришнаизм.
Я знаю, что ты теперь не терпишь нецензурной лексики. И можешь бросить сейчас это читать. Но здесь, во-первых, не заменишь.
А во-вторых, это станет ещё одной твоей ошибкой. Хоть и не мне судить.
Знаешь, я не решусь, пожалуй, написать здесь много слов сейчас.
Скажу лишь то, что хоть этот способ и безрассудный, как недавно заметили. Но куда более рассудительней, чем прыжок в окно. А после твоих двух фраз, мне вновь захотелось это сделать. Но благо, что теперь я в полуподвальном помещении.
А слова. Если ты считаешь это бредом, то что же подумают все остальные. Если бы это был бред там, галлюцинации, так бы было куда проще. Это не сложно было пережить, вылечиться и забыть. Но это были полёты наяву. А боюсь я ещё одного. Что и ты, да ты, это больно представить, знаешь всё, что со мной происходило. И именно поэтому не хочешь меня слышать. Видеть.
И да, ты врёшь сама себе, хоть и никогда этого не признаёшь. Когда твердишь про Истины, Источники и Знания. Всё с большой буквы. Твои мысли, о которых я слушал эти пять лет, куда ценней всех этих надуманных мантр и молитв.
И да, здесь я опять о себе. Каждый из нас эгоист, это очевидно.
Но знаешь, когда я молчал, и хотел услышать других, все почему-то стеснялись что либо говорить, и хотели заставить меня.
Но и тут враньё. Сто лет кому надо что-либо, что у меня внутри и снаружи.
Наконец, последнее здесь. Ты посчитала, что родители меня превозносят.
Мне тоже так, казалось, в первое время. Но даже, если и превозносили, то в определённый момент им вдруг захотелось меня использовать. Не знаю как. И чем вообще я могу кому-нибудь на что-нибудь сгодиться. Но факт остаётся фактом. А верить или не верить, твоё дело.
И я никогда не забуду, как тогда. Когда я ходил на костылях, меня вытащили на улицу зачем-то. А тогда, когда я попытался уйти, убежать, мама воскликнула отцу: «Пусть идёт, пусть идёт. Посмотрим. Куда же он пойдёт». Ощущение было, как будто, тебе отрезали руку, а потом начали громогласно хохотать и показывать, что у них то обе руки.
Хохотал кто-то и сейчас. Когда ты мне написала самую тяжёлую фразу. Это очень красивая случайность. Но оттого не менее грустно.
Люблю тебя. И ненавижу. Ненавижу и люблю.

(продолжение следует)