Мой милый художник
Посвящается светлой памяти
Николая Петровича Полянского
(Увы…! У меня, к сожалению, нет фотографии Н. П. Полянского.
Рискну представить свою фотографию того дорогого для меня времени, когда мы были дружны).
***
Утром 11.03.10, включив компьютер, я прочла в новостях: «Пожар в Москве – горит ресторан в Доме архитектора».
И вспыхнули, и ожили мои воспоминания.
Середина 70-х годов. Персональная выставка картин замечательного художника в залах Дома архитектора. Наконец, снята негласная опала!
В ресторане, расположенном в подвальном помещении - застолье. Мы в немногочисленном кругу близких Николаю Петровичу Полянскому людей отмечаем его двойной праздник – 75 лет со дня рождения и первое за многие годы представление публике его прекрасного творчества.
Если кто-то вообразит дряхлого художника, согбенного, с дрожащими руками, шаркающими ногами, тот сильно ошибётся.
Перед нами был бодрый человек с внимательным смеющимся взглядом, с выправкой, приобретённой в юности в петербургском императорском военном училище, и оттуда же вынесенным озорством.
Талант и озорство – вот портрет моего милого художника.
***
Вспоминаю нашу первую встречу.
Он – «свадебный генерал», посаженный отец со стороны жениха моей сестры.
Я - смешливая девчонка, пытающаяся казаться очень серьёзной и взрослой – всё-таки институт позади.
- Аля, как можно так много смеяться? Ведь Вы же инженер! – возмущается начальница, красивая 39-летняя женщина.
А как мне не смеяться, когда столько внимания со стороны молодого мужского состава отдела, который она тщательно подобрала по своему вкусу (очень неплохому)? И временами, чтобы я не портила ей настроения, она меня ссылает на испытательную станцию, куда переселяются мальчишки, и откуда она их водворяет на место.
Впервые в жизни я забыла о своей некрасивости, от которой страдала с раннего детства.
Я росла рядом с красивой сестрой и часто слышала: - Ах, какой прелестный ребёнок! (Это – о сестре), и - Смотрите, какая умница! Уже читает книжки! (Это – обо мне).
Любимой моей сказкой была сказка Шарля Перро «Рикке-хохолок». Я так сочувствовала умному уродцу, что мысленно перевоплощалась в него.
***
Вскоре после свадьбы раздаётся телефонный звонок. Такая неожиданность: Николай Петрович! Приглашает меня на выставку (не помню, чью) в Дом художника на Кузнецком мосту. Я не смею отказаться – с детства приучена уважать старших.
Полагаю, что там встречу наших молодожёнов. Ан - нет! Николай Петрович один.
Я скована: он мне почти не знаком. Знаю только, что он талантливый живописец, график и преподаватель в Архитектурном институте. Как бы мне сейчас пригодилось присутствие сестры и её мужа, – я бы чувствовала себя гораздо уютнее.
Народу на выставке довольно много. Кто-то раскланивается с Николаем Петровичем, окидывает меня любопытным взглядом.
- Аля! Инженер! – хвастливо представляет он меня своим знакомым – старым художникам. Я заливаюсь краской: что подумают эти почтенные люди? Что-то меня настораживает в поведении, тоне моего спутника. Какие-то чёртики в его глазах. Не слишком ли он внимателен ко мне? С какой стати? И чему он так радуется?
Узнав, что мне интересны импрессионисты, он предлагает мне встретиться в следующее воскресенье в музее имени Пушкина. И с этого момента началась наша дружба.
***
Это было время, когда следовали одна выставка за другой: Рерих, Кустодиев, Герасимов… Открывались запасники музеев, где хранились прежде недозволенные для глаза советского человека произведения.
Николай Петрович звонил мне, приглашая составить ему компанию. Разговор всегда заканчивал шаловливо: - Я тебя целую, но ты не позволяешь!
Иногда я убегала с работы, к досаде моего почитателя, который ревниво и очень смешно звал меня к телефону: - Возьми трубку. Опять эта «старая галоша». Видел бы он выправку, осанку и лёгкую походку моего нового друга - лопнул бы от зависти.
Но что нашёл во мне немолодой художник? Почему столько времени и внимания он уделяет мне?
Это теперь, с высоты своего почтенного возраста, я понимаю, что юность привлекательна. Молодая девушка рядом придаёт мужчине уверенности в себе, тешит его самолюбие.
Николая Петровича забавляет моё смущение. Его игривые комплименты меня волнуют и настораживают.
Он не переходит границ в наших отношениях, держит дистанцию, приближаясь и отступая - поддразнивая меня. Постепенно я привыкаю к его шуткам, манерам.
Теперь мне тоже льстит, что рядом со мной очень привлекательный, жизнерадостный мужчина. В нём столько мальчишества и озорства!
С ним не скучно. С ним весело и празднично.
Мне приятно, что можно в любое время пройти на любую выставку, минуя длиннющие очереди, за руку с членом Союза художников, которому открыты все двери.
Комментарии Николая Петровича помогают мне лучше понимать искусство. Я получаю уроки по истории живописи, знакомлюсь с техникой письма отдельных художников, её многообразием, узнаю, какую важную роль играют композиция картины, линия, цвет. Смелее высказываю своё мнение, что восхищает моего добровольного учителя.
Иногда такие вылазки в музеи по воскресеньям мы устраивали вчетвером - к нам присоединялись моя сестра Таня (она – студентка юрфака МГУ) с мужем Игорем (он - художник–график).
После посещения музея Игорь барственно приглашал нас «отобедать» в ресторане «Националь». Эти застолья были очень веселыми. Таня и Игорь подшучивали над привязанностью Николая Петровича ко мне. Игорь предостерегал меня, пересказывая домашние легенды о бурных днях молодости своего дядюшки, чем ему явно льстил.
Из рассказов следовало, что в юности Николай Петрович был настоящим повесой. Его похождениям и приключениям не было числа.
Вот один эпизод. Проведя ночь вне казармы военного училища, запыхавшись, он является, едва не опоздав, на утреннее построение. Звучит его фамилия. Он делает шаг перед строем и удивляется: отчего шеренга его товарищей взрывается смехом, а командир багровеет?
Оказывается, - такой пустяк: всего-навсего, из кармана его мундира свисает пара женских шёлковых чулочек…
***
Бывая у сестры, которая теперь жила на Садово-Черногрязской, я ближе познакомилась с её свекровью и очень полюбила воспоминания Татьяны Ивановны о прошлой жизни. Они, как правило, начинались с фразы: «У нас в Петербурге…». Юмор, ирония, сатира – вот стиль её рассказов. Она умела выпукло, ярко и очень смешно, чаще – едко, изобразить обстановку и те лица, о которых она повествовала.
Всё, что мне известно о жизни художника Полянского я услышала от Татьяны Ивановны.
Николай Петрович был женат на сестре её мужа - Елизавете Романовне (родной тёте Игоря). Он очень любил свою красавицу жену. Она умерла не так давно после продолжительной болезни. А ещё раньше они потеряли свою единственную дочь. Один Бог знает, что пережил Николай Петрович, что творилось в его душе.
Я же никогда не видела его грустным и озабоченным. Этот оптимистичный человек жил (как мне казалось) сегодняшним днём. Он умел радоваться настоящей минуте.
Воспитание и внутренняя культура не позволяли ему демонстрировать свою душевную боль. Он считал неприличным обременять своими заботами и печалями окружающих его людей.
Передать манеру рассказов уважаемой Татьяны Ивановны мне всё равно не под силу, а потому о том, что запомнила с её слов, очень кратко:
Художник Полянский родился в начале века в дворянской семье. Окончил Военное императорское училище и петербургскую Академию живописи.
С началом первой Мировой войны он отправляется офицером на фронт.
В гражданскую войну он – белогвардеец, потом - красногвардеец.
В Отечественную войну он снова воюет. Совершает подвиг, и его представляют к награде - ордену Ленина.
И тут происходит совершенно невероятное: Полянский отказывается от награды – высшей награды советского государства! Уму непостижимая дерзость!
И пала на его голову опала!
Нет, он не был арестован, не был сослан. Он не был исключён из Союза художников. Он был наказан другим способом: лишён работы, вернее постоянного заработка. Его произведения перестали выставлять и продавать.
Что может быть страшнее для творца, когда имя его замалчивают,
не позволяют представлять его работы широкой публике?
Но мир – не без добрых людей. Огромную роль в судьбе Николая Петровича сыграл действительный член Академии художеств СССР Александр Дейнека.
Высоко ценя мастерство художника Полянского, он предлагает ему работу в Архитектурном институте, где работает сам. С тех пор и до конца жизни Николай Петрович преподаёт там рисунок.
Он очень любил свою работу и учеников. А ученики любили своего педагога, чему я была свидетелем. Я встречала его студентов на выставках, в музеях и у него дома. Видела и чувствовала, с каким искренним обожанием они относились к своему учителю. Он был их другом, таким же весёлым, молодым и озорным. В нём не было ничего от надменного ментора. Он был Учителем в самом высоком смысле слова.
***
Художник Полянский по-прежнему писал замечательные картины, но о персональной выставке и думать не приходилось. Негласный запрет не был снят.
Мне очень хотелось увидеть его работы.
И вот однажды летом он пригласил меня к себе домой. Жил он на Поварской (в то время – улице Воровского) в старом многоэтажном доме в коммунальной квартире.
Мы поднимались по узкой лестнице. Я - впереди. И вдруг Николай Петрович позволил себе такую вольность, что я чуть не убежала: я почувствовала скольжение его ладони по моей ноге.
- Извини, я думал, в чулках ли ты? – невинно сказал он, когда я в недоумении оглянулась.
- Это во времена Вашей молодости и молодости моей бабушки женщины не смели даже летом снимать чулки, - ответила я.
Мы вошли в квартиру. Когда Николай Петрович открыл дверь в свою комнату, я остановилась, как вкопанная, - там было темно, но он меня слегка подтолкнул. Ещё один фокус: передо мной стоял мольберт с последней работой, которую я должна оценить, когда вспыхнет свет. Свет вспыхнул, а я размышляла: сейчас удрать или чуть погодя? Но мне очень хотелось увидеть работы, о которых я слышала восхищённые отзывы.
На станке стоял портрет, и я страшно удивилась. Это был портрет... Ленина!
- Как? Зачем? Это заказ?
- Нет. Я хочу передать его приземлённость, его мужиковатость.
Видимо, это было продуманное озорство Николая Петровича.
Но вот от большого портрета, написанного маслом, на котором была изображена дама в широкополой шляпе, я не могла долго отойти. Немолодая женщина была удивительной красоты. Я поняла: Елизавета Романовна - жена художника Полянского.
Комната с одним узким окном была небольшой, темноватой и опрятной.
Пока я рассматривала гравюры и рисунки, развешанные на стенах, гостеприимный хозяин приготовил чай. В углу комнаты был накрыт круглый стол - красивая посуда и на блюде мои любимые пирожные.
После чаепития Николай Петрович показывал мне картины, которые были прислонены лицевой стороной к стенам. Места для их хранения не было.
Творчество художника Полянского – это история России глазами не просто очевидца, а её действующего лица. Все этапы полувековой жизни страны и жизни автора нашли отражение в его работах.
Например, картина времён I-ой Мировой войны: «Лейтенант Оболенский играет Шопена».
Окоп, в окопе – фортепьяно, за которым молодой лейтенант, а рядом такие же молодые вояки. Это они сумели где-то раздобыть инструмент и доставить его сюда. Не исключаю, что идея принадлежала Николаю Петровичу. В этой картине отражена вся нелепость той странной окопной войны.
Художник Полянский никогда не расставался с карандашом. Много рисунков времён революции, гражданской войны.
Мне запомнились гравюры времён НЭПа, на которых изображены удивительные типажи того короткого времени. Площади, рестораны Петрограда. Фонари. Женщины лёгкого поведения: короткие платья, короткие стрижки с челочкой.
Много портретов друзей – солдат. Это уже Великая Отечественная война.
Я любуюсь и восхищаюсь женскими портретами красавиц довоенного времени.
И вдруг, Николай Петрович ошарашивает меня: он хотел бы написать меня и, непременно, обнажённой!
Всё мое пуританское существо, доставшееся от прабабки – немки, вознегодовало: нет, нет и нет!
Вот теперь я определённо чувствую, что его внимание ко мне переходит границы наших отношений. Понимаю, что надо отдалиться, и чем быстрее, тем лучше. ***
Я стала избегать встреч. Перестала бывать в доме на Садово-Черногрязской, куда иногда заглядывал Николай Петрович. А узнав, что он приезжал на дачу, которую наша семья снимала в Салтыковке, я в выходные дни оставалась в душной Москве.
Шли годы. Моя жизнь текла своим чередом. Я всё реже вспоминала художника Полянского. И вдруг в один прекрасный летний день ко мне домой влетают Таня с Игорем:
- Бросай свои дела! Одевайся! Едем! Ждёт такси. Николай Петрович прислал тебе персональное приглашение на свою выставку.
-Таких приглашений только два: тебе и Леониду Ильичу Брежневу, - смеётся Игорь.
И вот наша встреча в Доме архитектора. Николай Петрович мало изменился: он по-прежнему бодр, подтянут, ухожен. Он протягивает мне руки. Его внимательный взгляд оценивает меня. Ему нравится моё изумрудного цвета облегающее платье, но решительно снимает с моей шеи бусы. Он находит, что они не гармонируют с платьем. Я не спорю, я подчиняюсь. Я улыбаюсь: всё-всё - так, как прежде! Словно не было долгих лет разлуки.
Мой дорогой художник сам проводит меня за руку вдоль стен зала, где были развешаны его работы. Я вновь замираю перед портретом «Дамы в шляпе».
Меня радует, что прекрасные картины художника Полянского увидели, наконец, свет! Пусть и на склоне его жизни.
Потом мне расскажут, что вряд ли состоялась бы выставка, если бы не очередное озорство Николая Петровича. К какому-то празднику ему на ум пришло написать портрет дорогого Леонида Ильича и отправить ему в подарок. Наверху неожиданно отнеслись к этому жесту внимательно и с благодарностью. Художник Полянский получил письмо с подписью руководителя нашего государства, новую отдельную квартиру, а также залы Дома архитектора для размещения его картин.
И был банкет в ресторане, расположенном в подвале. (В том самом ресторане, который сгорит 11.03.10.). Пили за здравие и успех Николая Петровича. Его рассказы и шутки всех веселили. А я тихо любовалась молодостью старого художника. В нём было столько очарования!
Когда вечер подошёл к концу, слово взял именинник. Он всех присутствующих поблагодарил. Каждому нашёл добрые слова.
Потом, стоя, обратился ко мне. Он радовался тому, что я сегодня снова с ним. Смешно вспоминал дни нашей дружбы и мой забавный образ той поры. Он вспомнил мельчайшие детали, например, мой жакет, глубокого красного цвета, в котором я ему очень нравилась. И вдруг, притворно вздохнув, признался перед всем честнЫм народом:
- Я её любил, а она меня бросила!
***
Мой милый художник, дорогой Николай Петрович! Я люблю Вас! Простите меня! Я помню Вас! И буду помнить всегда!