3
Ничью жизнь нельзя уложить в одну страницу описания. Даже если она не богата событиями. Нет, оно, конечно, можно – в некрологе или краткой биографии замечательных людей!
Но наш герой к ним явно не относился – даже с его эрудицией. И если бы мы вздумали описать вкратце те двадцать лет, что прошли после окончания института и женитьбы, получился бы роман. Скучный, без крупных событий (не считая развода) да еще проходящий на фоне украинской провинции, из которой не бегут только ленивые.
Но чтобы как-то связать прошлое с настоящим, придется пробежаться по основным вехам жизненного пути этого рядового гражданина.
Итак. Последний год учебы Юрочка прожил вдали от жены. Такая форма брака ему понравилась. Галина наезжала раз в месяц, проводила пару ночей, затем проводила ревизию персонального уголка (тумбочки, полочек, постели) супруга. Потом – беседу (воспитательную), осторожно опрашивая знакомых девочек о поведении Юрочки в ее отсутствие, и отчаливала к своим предкам.
А Юрочка учился прилежно, бегал по студиям – литературным и театральным, посещал выставки в художественном музее. Словом – насыщался культурой. Жадность к знаниям была хронической и непонятной для окружающих. Юрочку девушки считали чудаком, парни называли прибацанным. Но все почему-то любили, что подтверждалось уменьшительно-ласкательным Юрочкой.
Лето после выпуска они провели в гостях у мамы Нади с ее подросшим выводком. Обилие сестер Галину оглушило – она у мамы была одна. Какое-то повальное добродушие семейства мешало Галине рассмотреть признаки антипатии к ее особе. Только бабушка Даша держалась отстраненно, избегая прямого взгляда в лицо, все остальные любезно щебетали. Но бабка была стара и чаще дремала в своей комнате.
Ее удивило, что в этом провинциальном болоте вся семейка читала книжки, да еще хорошие. Здесь водились книжки на французском, и бабушка Даша иногда бурчала себе под нос тоже по-французски, хотя внешне она давно уже походила на обычную провинциальную старуху, одетую как попало.
– Что это она сказала? – как-то не удержала любопытства Галина.
– Да ничего особенного – к черту нас всех послала, – перевел Юрочка с улыбкой.
– А по-русски нельзя?
– Да сидит в ней это... Хоть словарь следом составляй... фразеологический, французский. Не обращай внимания.
Галина путала имена мужниных сестер, даже забывала, и только имя Анжелы, побочной сестрицы, все свободное время проводящей в этих стенах, запомнилось сразу. Эта ровесница Юрочки была остра на язычок, и Галина непроизвольно улыбалась ей чаще, чем остальным девушкам.
Здесь все были в гостях и в конце лета разъезжались кто куда: самая старшая, Лена, к мужу, в какую-то уральскую дыру. Она училась заочно на инженера-энергетика и мужа нашла в своем же институте, в Свердловске. Каким ветром сдуло Леночку в такую даль от родного дома, Галина не выясняла. Ей все это было не интересно совершенно.
Близняшки Ирочка и Юлька работали под Киевом, тоже закончив университет. Преподавали в школе – Ирина украинский язык, Юля – английский.
Одна Анжела оказалась непристроенной, а потому, по невысказанному мнению Галины, и злилась на всех – тайно. Она хваталась за любую работу, но тоже готовилась куда-то поступать. Об этом никто не говорил вслух.
В день отъезда Юрочки Надежда повела сына в свою библиотеку – якобы похвастать новым фондом, и уже там спросила, тоже, как бабушка, опуская глаза:
– Что ж ты, сынок, не мог подождать с женитьбой?
– Тебе она не нравится, мама?
– Не по тебе эта шапка Мономаха.
– Да откуда ты взяла?
Мама ответила просто, по-бабьи:
– Сердце чует. Мелочи всякие... Не торопись с детками, а?
Дочка у Галины с Юрочкой родилась через год после его приезда в этот новый для него город на Днепре. С этого момента совместная жизнь и пошла кувырком.
Хотя обнаружилось, что родители жены ходят в чиновниках, в чьем ведомстве и находится библиотечное областное хозяйство, найти Юрочке работу в черте города было нелегко. Пока тесть решал эту семейную проблему, Юрочка работал в библиотеке крупного поселка за городской чертой. Ему там нравилось. Он прижился, развернул деятельность среди местных книгочеев. Открыл клуб поэзии. И когда однажды тесть с радостью объявил ему, что отныне муки Юрочкины кончились – он будет работать в городском отделе культуры методистом, зятек неожиданно взбрыкнул:
– Ка-ак?! Я не хочу быть чиновником! А как же мой клуб? Мои читатели? Мои подчиненные?! Они ждут, что я...
– А как же твоя жена? – неожиданно взорвался Галкин папа. – Она так и будет жить на твою нищенскую зарплату и на наши подачки?!
Юрочка онемел. Никогда так прямо – в лоб – ему не говорили о таких пошлых вещах, как маленькая зарплата!
Пока Юрочка подыскивал достойный ответ, тесть расстреливал его убийственными словами:
– Привык жить под материнской юбкой?! И бабкиной?! Те влачили жалкое существование и тебя кормили, а ты даже не задумывался, каково им – тебе к стипендии еще добавку посылать, чтобы ты с голоду не сдох?!
– Да они, да мы... – давился Юрочка словами, ошпаренный фактами, о которых задумывался редко, мимолетно, привычно утешая себя тем, что мама не жалуется, значит – как-то обходится...
– Сидеть на нашей шее у тебя не получится. Пойдешь в чиновники, как ты выразился, и будешь сам содержать свою семью. А Галина, пока с дочкой сидит, будет от меня получать некую сумму для поддержания ваших общих штанов.
Юрочке слова не дали. Вернее, тот просто в своем обширном запасе не нашел подходящих, вдруг сразу осознав, что тесть прав.
Ах, не надо было рожать ребенка, мама была права! Сейчас бы он развернулся и покинул эту четырехкомнатную «сталинку» с гордо поднятой головой! Вместе с ее начинкой в виде предков нелюбимой жены!
Должно быть, в нем зашевелились гены родного папаши...
Теперь он вынужден уползать с поджатым хвостом...
В тот же вечер Юрочка капитально надрался. Формальным поводом для этого безобразия послужила неожиданная встреча с однокурсником, правда – с другого факультета. Борька пристроился в крупный клуб важного ведомства – машиностроителей, где платили прилично – в сравнении с городскими библиотеками.
– Слушай, – заливался хвастливо Борька, на радостях встречи обнимая «этого придурка», – иди к нам! Нас курирует Москва! Мы ж эти... ракеты выпускаем, спутники всякие! Всесоюзного значения!
Борька готов был все государственные секреты выложить сходу – сам был на подпитии.
– А давай выпьем!
– Не пью, мне нельзя.
– Ты что – закодировался ?! – загоготал Борька.
– Организм не принимает, – мужественно признался Юрочка, который со дня свадьбы не брал в рот ничего, кроме чая, кофе и соков.
Ему повезло: семейка жены оказалась непьющей, так что соблазнов не было. А запрет на питие наложила суровая супруга. Он сдался сразу. Слишком жестокими показались ему слова Галки после официальной первой брачной ночи:
– Юрочка, ты себя со стороны видел пьяным? Нет. Это хорошо. Ты похож на дебила уже после второй рюмочки, а после третьей...
–Хватит. Понял.
Одного он не сообразил сразу: зачем это она дебила уволокла в постель и даже не побрезговала переспать с ним?
С хвастунишкой Борькой они провели вечер в паршивой забегаловке, но Юрочка запомнил только финал этой встречи да тот факт, что его однокурсник руководил драматической студией во дворце культуры крупного завода.
А финал для нашего героя был печальным: его не пустили в квартиру. Что при этом говорили – он тоже не помнил. Юрочка не сопротивлялся: просто сел на ступеньках, а потом и прилег на них. Там его вроде бы нашла соседка.
«Вроде бы» – это для самого Юрочки, чтобы доконать его человеческое достоинство. Он не знал, что тесть, как только Юрочка покорно «прилег», вместе с соседкой его и перетащил к ней в квартиру. За молчание и неудобства тесть хорошо заплатил, зная слабость этой женщины: она была из породы попрошаек, вечно стонущих на тему «как мне тяжело живется!»
Через две недели Юрочка уже восседал за обширным столом в качестве чиновника с двумя помощниками. Хорошее дело – блат!
Теперь он курировал работу областных клубов, напиханных густо и бездарно даже там, где в эти заведения по вечерам ходили три калеки – в кино. В умирающих селах клубы быстро превращались в склады разного назначения, в почти умирающих – тоже почти умирали, имея одну рабочую «культурную» единицу. Эта единица совмещала функции библиотекаря, руководителя кучи кружков, которые жили только на бумаге, и даже крутила фильмы для подрастающего поколения в количестве нескольких персонажей.
Но и сюда государство исправно посылало денежки для поддержания хотя бы внешних примет сельской культуры. А значит, надо было проверять работу так называемых ее очагов. Для этих нужд выделяли раз в неделю транспорт – какой был свободен.
От жуткой картины агонизирующих «очагов» впору было удавиться – это если душой за них болеешь. Юрочка болел. Он был как раз из тех, кто пытался еще и спасать гибнущее культурное «богатство». Особенно, когда оно было библиотекой, да еще с неожиданно приличным фондом.
Многие сельские библиотеки в пору давнего своего зарождения стали владельцами личных библиотек из разграбленных дворянских гнезд, якобы конфискованных для народа. Иногда Юрочка обнаруживал на задрипанных стеллажах, рядом с каким-нибудь советским певцом сталинских пятилеток, стихотворный томик из прошлого века, одуряюще пахнущий стариной, с ятями, пожелтевший, какому место в хранилище областной библиотеки – как минимум.
– Это... здесь... откуда? – от волнения заикался Юрочка.
– Чи то я знаю? – тоже удивлялась тетка-библиотекарь (она же уборщица, дирижер хора колхозниц пенсионного возраста и сторож). – Хтось прынис. А! Згадала! Це ж Фроська Лижко!
– Можно я возьму... почитать? – спрашивал Юрочка.
И дура-тетка радостно разрешала, словно он был своим, сельским, и эта книжка никуда не уплывет. И даже не заводила формуляр. Никаких печатей на книге не было...
Таких томиков Юрочка придержал у себя изрядное количество. Галина мыслила на сей счет практично:
– Не вздумай возвращать. Возместишь потерю каким-нибудь рифмоплетом. Современным.
Нет, описать все безобразия, запротоколированные и просто отмеченные Юрочкой в культурном хозяйстве крупных и малых сел, описать нельзя.
Зато нужно отметить другой факт: именно в том году Юрочка стал возвращаться после своих командировок под хмельком, ибо от него откупались председатели колхозов, которые тоже должны были отвечать за свои культурные центры и вполне конкретно поддерживать их существование – ремонтом в частности.
Маленькая пирушка под занавес Юрочкиной проверки, да еще в обществе сельской интеллигенции, смягчала горечь его наблюдений и скрашивала остальную часть дня, вечернюю, когда он переступал порог неродного дома.
Теперь он мог позволить себе и больше стопочек водки, не особенно пьянея. Организм вроде бы согласился не сильно сопротивляться соблазну и все-таки что-то усваивать без особого ущерба для мозга. Тот еще соображал и даже строил простые, но внятные предложения – с подлежащим и сказуемым (правда, с легким заиканием и длинными паузами):
– Да, я выпил. Но я трезвый. Галочка, не смотри так. Папа дома? Как Наташка?
Галина не отвечала, молча шла за ним по пятам, не давая свернуть в детскую, где трехлетняя Наташка спрашивала каждые полчаса:
– А где папа?
Странный ребенок любил папу больше остальных членов семьи, которые крутились круглосуточно перед ее глазами – по очереди.
Зарплаты не хватало – Галина вернулась на работу в свою библиотеку, пока ребенок летом жил у бабушки Нади. Не просто жил, а прижился, обворожив ранним развитием многочисленных своих тетушек.
Юрочкина мать до приезда внучки еще работала, не в силах расстаться с любимым делом. Но когда съехались все ее девчата, да еще с пополнением, решено было матери помогать деньгами и усадить дома. Только Юрочка родил дочку – его сестры начали новую эпоху – мальчиковую. Теперь у каждой из трех были пацаны. Правда, Анжела оставалась незамужней, хотя – на вкус Галины – была симпатичней остальных сестер. Это ей пришла идея оставить Наде двух малышей до «пока подрастут» – Юрочкину Наташу и Юлькиного пятилетнего Славика.
– Справимся, поможем, – обещала Анжела на семейном совете.
Она хоть и жила со своей матерью, Катериной, но толклась у сводных сестриц, когда те приезжали, с утра до ночи.
Вот, казалось бы, все препятствия на пути Юрочки к семейному счастью были устранены. Галкины родители пошли даже на такой подвиг, как размен четырехкомнатной квартиры на две «двушки», с доплатой. Дети должны жить отдельно! Юрочку тесть устроил в областной историко-краеведческий музей – экскурсоводом и по совместительству – библиотекарем.
С новой работой исчез соблазн заливать «обиду за державу» алкоголем – в компании с теми, кто эту державу помогал обкрадывать. Что денежки, выделенные министерством культуры, оседали по пути в разных карманах, Юрочка уже понял давно. Но не всегда удавалось этот карман вычислить. Деньги государственные имели дурную привычку прятаться глубоко или просто таять на глазах контролеров. Вот только вчера их перевели, а сегодня – нетушки! Надо искать!
Новая работа Юрочку увлекла. Вот где понадобились его энциклопедические знания! И вот где понадобился его покладистый нрав. В женском коллективе, где доживали свой век старухи пенсионного возраста, а экспонаты нуждались в перемещении и передвижении, Юрочкина мужская сила требовалась ежедневно. И тут в крошечном коллективе был дефицит мужчин. Юрочка исполнял любую роль, выпавшую на его долю. То грузчик (он же водитель, он же сторож, он же столяр) «приболел» после праздничного застолья на задворках музея, где под дулами пушек на постаменте хорошо пилось и закусывалось с повстречавшимся другом, то эта же музейная единица рассчиталась вообще по причине малой зарплаты. И тогда Юрочка исполнял роль грузчика или мойщика стекол во время генеральной уборки.
Он был безотказный и всеми любимый. Не шутник, но балагур, из которого нескучные знания сыпались в виде исторических анекдотов, – всегда к слову. Он тут же пополнил музейную библиотечку своими личными книгами, их же читал-почитывал в свободное время, закрывшись до момента, пока не позовут вести очередную экскурсию школьников или «сборную».
Он так свободно владел материалом, что быстро потеснил других экскурсоводов, даже полковника в отставке, участника боев за город, который тоже форсировал Днепр. Старикан иногда завирался, был довольно косноязычен, но ореол участника-очевидца был вроде нимба и не допускал критики. Правда, дотошные студенты университета ловили его иногда на мелком вранье, и получался конфуз. Юрочка быстро освоил новую тему и при нужде заменял «освободителя города» без всякого ущерба для дела. Тогда еще не была построена величественная панорама «Битва за Днепр», так что обходились малыми средствами – фотографиями и собственным красноречием.
Музей ютился в одноэтажном здании, окруженном каменными бабами из могильных курганов.
Продолжение http://www.proza.ru/2010/03/29/1347