Фрол Кузьмич обязанным быть не любил, хотя и отчеством и именем наградил его именно отец, о чём напоминал с регулярностью секундной стрелки своих командирских часов. Запойный слесарь с золотыми руками не имел времени на перестрелки с сослуживцами, поскольку постоянно был занят если не сменными заданиями, то изготовлением пачки колец, сцепленных друг с другом без единого стыка. Сувенир из нержавейки уходил на «ура» большим начальникам, посещавшим завод постоянно, а сконцентрированное за смену молчание проливалось вечером водопадом на Фрола и жену, хотя последнюю было тиранить уже давно не интересно. В силу её покорности и потупленного взгляда всегда, кроме момента зачатия сына. Тогда она глянула так, что Кузьма Евсеевич все двадцать шесть лет с того вечера помнил, какого цвета у неё глаза. Выпив пятые после ужина сто грамм, он занимался воспитанием сына, не обращая внимания на кардинально единодушные мнения соседей о криках и шумах в его квартире, обозначавших те аргументы, которые он заменял физическими оскорблениями кухонных тарелок, игрушек и книг сына.
Несмотря на полную бестолковость родителей, Фрол рос мальчишкой активным в школе и дворе, чем умилял мать, закончил техникум, пошел на работу. Правда так и не женился. Проскальзывали в его памяти зазывные улыбки и недолгие встречи, но как-то с лет семнадцати нарисовал он себе образ будущей жены, да так накрепко, что не читал газету в транспорте, а выглядывал через головы брюнетку невысокого роста на высоких каблуках. И обязательно в синем брючном костюме, или в короткой шубке из кролика поверх, если была зима на дворе. По Эйнштейну любого из миров нашей вселенной он должен был дождаться, рано или поздно, главное – не прекращать попытки.
На очередной, пятитысячной от Рождества Христова и прошлого воскресенья остановке, прямо через заднюю дверь, упирающуюся в его стоячее место, вошла девушка в том самом костюме. Той самой шубке и в норковом берете, не скрывающем тёмные кудри незнакомки. Как бы он не готовился к этой встрече, но бесценных три такта сбившегося дыхания провёл в соляном ступорном столбе, боясь увидеть кольцо на пальце правой руки, или полный кулёк продуктов в правой, намекающей на большую семью. Не увидел и того, ни другого, взлетел соколом и парил под потолком маршрутки, помахивая озорно пассажирам и не прекращая разговора с взаимным интересом.
Конфетно-шоколадный период прошел в сжатые сроки, подталкиваемый его многолетне накопляемым нетерпением.
Только спустя три года после разрыва сказки на четыре куска (он, она и двое её детей) он понял свою ошибку. Фрол собирал свою память о женщинах его жизни. Записки. Подарки, мелкие, но вызывающие улыбку. Перебирал, вспоминал, не придав значения норковому берету, еще не ощутившему в полной силе его берущую за душу нежность. Он слишком много времени уделял прошлому и выбросил всё одновременно после расставания. Оставил только её последнее письмо, в котором она сожалела о том хорошем, что они успели взрастить, но не сумели оформить. Теперь искать ему смысла не было, теперь он ездил в транспорте, бездумно смотря в окно и не обращая внимания на призывные взгляды женщин в синих брючных костюмах и норковых беретах.