Свечи. Она собирала их, разные по форме, высоте и смыслу. Да, у свечей тоже есть смысл. Не в форме, а в содержании. Иногда, перебирая свою коллекцию, Юля пыталась понять, что они чувствуют. Сгорая. Бывало, сжигала некоторые из них, которые было не жаль, или не вписывающиеся в её понимание гармонии. Заворожено смотря на мерцающий огонёк, она пыталась принять ощущения свечи, тающей у неё на глазах. Мерцание рукотворного огня завораживало не меньше каминного мерцания углей, но не подстёгивало мысли к новым фантазиям. Она пробовала жечь их в ванной, отмокая в медовой обмазке; в кухне, читая книгу в освещении этих ритуальных светочей. Устраивала ритуалы сожжения за рабочим столом, в полной темноте. В мерцающем, завораживающем пламени возникали образы. Бывших и будущих. Приходящих надолго и мелькающих тенью. Не всегда и ни во всяких случаях ей везло почувствовать что-то невесомое, дающее право решать за сгорающих, но образы оставались в памяти наградой за долгий и пристальный взгляд .
Только свечи имели своё мнение. Они сгорали по своим правилам. Потрескивали фитилём несгибаемые. Плавились воском покорные. Декоративные просто молчали, не доставляя удовольствия ни себе, ни ей сгорали не плача, неинтересно. Церковные – тлели с искоркой и внутренним, недоступным смыслом.
Только свеча из Иерусалима, подаренная другом, разговорилась. Необычной формы – витая, тонкая. Не из нашего воска. С фитилём, свитым из растущих на святых холмах растений. И, пока горела, рассказывала в стиле скамеечной сплетницы, удивительные вещи. Наставляла на путь. Ритмично вспыхивала огоньком в конце каждого предложения. Роняя слёзы святого воска на подсвечник излагала мысли почти вслух. Про то, что было – говорила правду. О том, что будет – резала по живому.
Теперь Юля бережет свечи, попадающие в коллекцию. Или просто боится, что они заговорят, сгорая..