Воитель

Антон Матиевский
Мальчик всегда чувствовал себя солдатом. Держать оружие его учил отец с трёх отроду лет. Щит и меч менялись в размерах с его детским возрастом, так же быстро менялись те, кто отбивал этот меч. Были такие, кто пытался сокрушить детский щит, но уходили они в вечные пастбища до времени, от руки малыша, а скорее – от присных его сурового родителя за неуёмную жажду битвы с младенцем.
Рос мальчик, сел в седло. Не нашлось в конюшнях детских лошадей, он скакал на взрослом седле, вцепившись пятками в крутые бока и командуя тройкой метущихся по сторонам преданных отцу бойцов, увешанных оружием для его защиты так, что лошади приседали глубже обычного. На заливных лугах он учился расседлывать коня, у стремительной речки – поить его. И тереть щёткой жесткую шерсть на ту высоту, которую позволял рост.
Потом были войны и битвы, в которых он решал, кого и куда посылать на смерть и долгую память. Вассалы пригнули голову искренне, найденные земли давали урожай и пополнение его уверенности в неизменности сущего. Наступило спокойствие, в котором подчинённые исправно платили подати и пошлины. Родовой замок процветал, цветы исправно давали побеги, деревья – плоды.
Заскучал воитель. К нему потянулись знания отцовской библиотеки, которая занимала зал, не самый маленький в замке. Фолианты и свитки волновали не меньше рукопашного боя, перехлёст страниц напоминал сверкание клинков, пролетевших мимо. Из прочитанного вытекали странные мысли, и он начал писать их. Сначала робко, потом всё смелее и глубже. Так ему казалось. Придворный свет воспринимал написанное как развлечение, тут же о нём забывая и изредка цитируя в разговоре с ним, для проявления благодарности за удавшийся бал, удачные закуски, или неожиданное знакомство. Однажды его эссе, прочитанное вслух, вызвало смех дамы приглашенной на карнавал, и заставило его замкнуть двери библиотеки надолго.
А наутро в спальню, позабыв приличия и этикет, ворвался слуга с вестями, не терпящими отлагательства. Соседи оживились и требуют территорию, исконно им не принадлежавшую. Воитель окунулся в привычные, но позабытые хлопоты. Собрать армию, одеть, вооружить. Пошить стяги, скрепить боевое братство упражнениями - на учения времени просто не осталось.
После победы разгорячённые воины рвались сравнять с землёй селения дерзких соседей, но он вспомнил свои письма и запретил разгул. Дозволил своей властью выпить бесплатного вина, приказав стены не рушить и прислужников не обижать.
Война отыграла в трубы и отсвистела пулями. Домой он вёз наложницу. Войско дивилось и перешепотом обсуждало тонкие кости трофея, непонятно чем пленившего их предводителя. Ни лица, ни фигуры, одни глаза, тёмные, как у испуганной лани.
Он вернулся в замок, в свою любимую библиотеку, но из под его пера не вышло больше ни одного связного рассказа. Наложница ли власть дум забрала, или очерствел душою – сие мне неведомо. Так и живёт теперь, набрав ненужное ему войско и тренируя его на будущие ратные битвы. Не судьба, видать, стать писателем людских судеб, загубленных не его волей.