У нас в Советском Союзе такого не было!

Вита Лемех
Глава из романа.

Девяностые годы.

*   *   *

Мать возникла на пороге яркая, загорелая, в пестром шелковом сарафане. Синие глаза с прищуром. Крепкая, как боровик. На ногах - красные туфельки.
Светка за столом с открытым ртом замерла.
- Ты чего это? Мамку не признала? – звонко рассмеялось нездешнее чудо. – Ну-ка, подойди, покажись, какая есть. Вымахала-то!
Девчонка, молча смотрела на гостью. Жалась к теплому бабушкиному боку. Бабушка все пыталась встать из-за стола и никак не могла, ноги не держали.
Мать налетела на дочь ураганом, затормошила, затискала. Та, молча, стиснув зубы, отбивалась.
- Да ладно, нужна ты мне больно! – пожала крепким плечиком гостья. – Иди в ограде там глянь. Чего привезла тебе?
Во дворе горячий запах мазута, резины. Рычит зеленый грузовик. Дверца машины - настежь. На красном сиденье невиданный зверь.
- Ба, кто это? – обмирая от любопытства, оглянулась Светка.
Гостья зашуршала прозрачной оберткой, и в руки девочки плюхнулось теплое, пушистое с розовыми ушами, похожими на  крылья бабочки.
Светка замерла.
- Слон это! – рассмеялась мать. – Ты что, слона не видела?
Слон пахнет пылью, солнцем, бензином, дальними странами. Круглые глазки зверя смотрят в лицо хворого домишки с грустной подозрительностью.
- Теперь здесь жить будешь, не бойся, - поняла звериную тревогу девочка.
Прижав к животу мягкого увальня, она потопала в огород.
- А спасибо? – всплеснула руками мать.
- Не трогай ты ее, - укорила старуха. – У нее там свой угол есть. Играет она там. В укропе.       
- В укропе? У нее глаза серые что ли? Вроде карие были.
- Заберешь или нет? – заглядывая в лицо дочери, вздохнула мать. – Не ровен час, помру.
Гостья щурилась,отводила глаза. Обрадовалась соседу,кинулась к нему с поцелуями.
Сосед, бывший председатель колхоза, приосанился, загарцевал по привычке. Увидев бутылку водки в руках хозяйки, обмяк, засуетился, заторопился к столу.
...........
В лесу из укропа девочке спокойно. Высоко над головой душистые зонтики, а над ними, на все четыре стороны –  истомленное зноем небо.
Хватились девочку ночью. Подложив под голову ухо слона, она зябко свернулась на земле в калачик. Спала.
Мать подхватила ребенка на руки, унесла в душную избу на сундук у двери. Посидела рядом, прислушиваясь к звукам из спальни, где бабушка Светки тяжело ворочалась во сне, погладила дочку по голове:
- Какие глаза-то у тебя, так и не увидела толком.
А потом, смахнув пьяную слезу, вытянула из-под стола чемодан и вышла с ним, не оглядываясь.
Во дворе, пригибая голову, прошла мимо окон, таясь, стараясь не скрипнуть, аккуратно притворила за собой калитку, юркнула в переулок и только там выпрямилась,огородами пошагала на железнодорожную станцию.
..........
Стали жить дальше.
Думали, что хорошо живут. Весной из подполья выгребали картошку, похожую на крабов, с длинными, толстыми ростками.
Бабушка, слава Богу, ела мало. Девочка вот, правда, желудок растянула. Чай пьет и то, будто ест. 
Федор, племянник, навещал. Спал пьяный поперек железной кровати с открытыми глазами.
Девчонка Федора не боялась. Она уже взрослая. Осенью в школу пойдет.
В первый класс.                                 
Однажды в полдень пьяный Федор проснулся, обвел углы бессмысленными с перепоя глазами, взял с печки бак с кипятком и вылил на бабушку. Она зашлась визгом, выгнулась на полу и застыла.
Федор, пьяно шатаясь, постоял над ней, прислушиваясь, махнул рукой и ушел спать.

Девчонка залезла под стол.
На следующий день на стук почтальона в ставень никто за пенсией не вышел. Почтальон перелезла через забор, во дворе заглянула в окно.
Вскоре в избу набились люди. Федора били милиционеры. На мокрой простыне вынесли покойницу.
Девчонка не смотрела в сторону багрового на простыне, это не могла быть ее родная ба, ба куда-то ушла, она обязательно вернется, ба знает, что ее внучка не может без нее жить, поэтому ба не могла ее вот так вот оставить, "на произвол судьбы". Отвернулась к подоконнику, где обмерла от ужаса пестренькая герань.
Потом все ушли, стало тихо. Девчонка под столом крепко зажмурила глаза, ей хотелось плакать, но почему-то никак не получалось.
 
Вечером пришла соседка, шарила по углам, оглядываясь на иконку, судорожно крестилась. У печки задержалась, долго вертела в руках старый чайник, гремела крышкой, с протяжным вздохом взяла его под мышку и хлопнула дверью.
А ночью в дом вломилась пьяная веселая тетка девочки. Примчалась из города. Обдав винным запахом, вытащила ребенка из-под стола. Погладила по голове, дала шоколадку. Шоколад растаял в ладошке, девчонка так и уснула с ним.                       
Утром, пряча глаза, вошел бывший председатель, потоптался на пороге, ожидая приглашения.
На печке в ковшике варился чай с богородской травой. Тетка, сидя на табурете возле стола, молча, чистила картошку.
- У нас такого не было в Советском Союзе, - сел на пороге бывший председатель колхоза. – Помянуть бы надо покойницу.
Тетка смолчала.
- Девчонку-то с собой заберешь? Или как? – спросил председатель.
- А куда ж ее? Собачонку.
- Ну, я пошел тогда?
Тетка не ответила. Сосед неловко поднялся, униженно метнул взгляд в сторону буфета.
Женщина бросила нож в ведро с картошкой, поднялась, тяжело топая ушла в спальню и задернула шторку.
Председатель потоптался было и хотел уже выйти, но тетка вынесла из спальни бутылку, сунула председателю.
- Ты обращайся, не чужие, - просиял сосед и торопливо вышел.

Тетка отмыла племяннице шоколадные ладошки, усадила девчонку за стол, поставила перед ней блюдце с медом, согнала с хлеба таракана, отрезала  ломоть, положила на стол. Нацедила в чашку богородского чаю, ушла в зал, задернула за собой занавеску.
Слышно было как она, постанывая и охая, собирает вещи. Вышла с сумкой.
Девчонка по-прежнему сидела у стола, опустив голову.
- Не можешь есть? – поняла тетка. – Ничего, это пройдет.
Картошку они так и не доварили, зато в город добрались засветло.
Раздевая в прихожей девочку, тетка взглянула ей в лицо и ахнула, губы ее побелели,она усадила девочку на диван и побежала звонить в "Скорую помощь".

- Я лишу вас родительских прав! – моя руки, сердито сказала врач «скорой". – До чего довели ребенка!
Тетка, задерживая дыхание, на вытянутых руках держала полотенце. Красная, заглядывала врачихе в лицо. Та отводила глаза, потом грубо сказала:
- Собирайте в больницу!
Девчонка вцепилась в тетку и заревела. Врач потопталась, порылась в сумочке, положила на стул три десятки, сверху рецепт и  вышла,хлопнув дверью.
...........
Следующей осенью тетка купила племяннице пальто, сапожки, шерстяные носки, яркую шапочку, портфель и тетрадки. Гордо привела девчонку в первый класс. Молодая учительница, с профессионально-приветливым сиянием в раскосых серых глазах, оглядела учеников.
Девчонке жали сапожки, хотелось есть, а сосед по парте втихушку тыкал ей в бок линейкой.
- Света Зайцева! Что? Нет Светы Зайцевой? – учительница выжидательно смотрела поверх детских голов.
Девчонка вспомнила, что это ее и зовут Света, а фамилия у нее Зайцева и встала. Учительница, как подсолнух к солнцу удивленно повернула к ней большое, доброе лицо. Внимательно посмотрела на беленькую девочку.
- Что же ты? Забыла, как тебя зовут?
Девчонка и вправду забыла. По имени ее никто не называл. Ба и тетка звали дочей, а другим, что до собачонки, что до девчонки не было никакого дела.
Училась Светка с большим трудом. Будто в трясине тонула. Из школы скорее бежала домой помогать тетке по хозяйству. Работать руками было привычно и легко. О жизни не задумывалась, золотых гор не ждала. Росла себе, как герань на  подоконнике.        
А как-то к тетке на чай напросилась соседка снизу, с первого этажа. Толстая, вялая телом, но с горящими черными глазами, нелепо юными на сморщенном, старушечьем лице.
Светка с улыбкой, подперев кулаком щеку, слушала бабью болтовню, отхлебывала горячий чай из блюдца, ласково придвигала  гостье тарелочку с печеньем, вазочку с медом.
- Девка-то у тебя красавицей выросла, - как невиданный овощ, оглядев Светку, сказала соседка. – Не боишься, Захаровна?
Тетка, как будто впервые увидела, вгляделась в племянницу. Вздохнула:
- Как не бояться-то.
- И правильно, Захаровна, - как-то нехорошо усмехнулась гостья. – Девчонка у тебя, как речка. Бежит она чистая, чистая. А каждый норовит в ней свои грязные руки вымыть.
После гостьи Светка стала ловить на себе задумчивые взгляды тетки. А осенью поехала та в деревню, продавать отчий дом. Вернулась через два дня, в сумерки. Привезла гостей. Бывшего председателя колхоза и плотного, коренастого мужика с цепкими глазами на темном лице.
Председатель, увидев Светку, ахнул, льстиво подмигнул мужику и как со сцены в клубе сказал Светке:
- Во-о-от, познакомься. Это Петр Иваныч. Прошу любить и жаловать.  Главный бухгалтер. Вдовец. Скота много.
Светка, растеряно улыбаясь, не сводила глаз со страшного мужика, загородила ему дорогу.
Петр Иванович, не взглянув на нее, кашлянул в кулак и двинулся, как бульдозер, в гостиную. Светка посторонилась. За бухгалтером, сгибая колени, засеменил бывший председатель.
Тетка, вертясь перед зеркалом в прихожей, глазами указывая на гостиную, где усаживались на диване гости, сообщила радостным шепотом:
- Хозяйство большое, а хозяйки нету,- и устремилась с набитыми сумками на кухню.
Светка, прижав кулаки ко рту, долго стояла в прихожей, не решаясь войти,смотрела из-за шторки. Бывший председатель колхоза-, показывая, что он здесь свой, по-хозяйски ткнул черным пальцем в кнопку телевизора,подвинул бухгалтеру Петру Ивановичу кресло,сам уселся на диване,раскинув руки по спинке и водрузив ногу на ногу.
Выглянула из кухни тетка:
– Иди там. Займи мужиков чем-нибудь.
Светка скользнула в комнату, села на стул у входа, сложив на коленях, вниз ладонями, тонкие руки.
По телевизору шла "Калина красная".
Бывший председатель напряженно вслушивался в звон посуды, долетавший из кухни, а главный бухгалтер цепко впился в экран черными глазами.
Застрелили Егора.
- Во, кишки ему выпустили, - осклабился Петр Иванович.
Светка, молча заплакала,по щекам потекли слезы.
Петр Иванович взглянул на нее и насупился.
А председатель решительно встал с дивана, обращаясь к Светке, весело сказал:
- Это ж не настоящий Шукшин помер. Это ж артист. Пошлите чай пить лучше!
Гости удалились на кухню.
Светка весь вечер просидела на краю ванны, глядя на серебряную струйку воды из крана.
Кто-то приходил, уходил. Тетка уж который раз подбегала, трясла осторожно дверь, мигала лампочкой - «выходи!».
Светка, насухо вытерев лицо полотенцем, вышла.
- Гуся тоже на свадьбу тащат, только в щи! – услышала она голос соседки.
Бухнула дверь.
Из прихожей с недоумевающей улыбкой и красными, со слезой, глазами появилась тетка. Погладила Светку по голове.
- Тетка зла не желает. Слушайся меня, доча. Иди, собери все свои вещи.

Утром хмурый, с помятым лицом, бывший председатель взял Светкины пожитки, молча, унес в урчащий под окнами Уазик жениха.
- Паспорт не забудьте! – скомандовал Петр Иванович и шагнул за порог.
- Так нету ж еще паспорта, - жалко сморщилась тетка. – Не доросла еще.
- Возьми свидетельство! Учить тебя что ли!
Присели на дорожку.
Светка на тетку не смотрела. Как ватная поднялась, на дом не оглянулась.
Сцепив тонкие пальцы, прозрачными серыми глазами глядела в окно машины,отодвинулась от теткиного бока. Ее знобило.


Дом Петра Ивановича подбоченясь стоял на деревенской улице. Крепкий, нарядный, под красной черепицей. Огород уходил за горизонт.
Бывший председатель многозначительно переглянулся с теткой.
Светке в ноги ткнулась собачонка. Петр Иванович откатил ее ногой.
- Пошла! Даром хлеб жрешь! Охранница.
Весь день тетка суетилась перед Петром Ивановичем, носилась как угорелая, угощала гостей. На кухне шептала, оглядываясь, на дверь, на окна:
- Как лошадь на свадьбе. Голова в цветах, а задница в мыле. Ну, ничего, ничего, лишь бы доче хорошо было. Что уж нам гордиться.
Жених, стиснув зубы, упрямо глядел мимо новообретенной родственницы. Не замечал. Наконец спросил через весь стол.
- Сестер, братьев нету у нее? А то я этого не люблю!
Тетка покраснев, замерла у стола с тортом на блюде,сам хозяин обратил внимание, залилась счастливым смехом:
- Нету. Никого нету. Был Федор. В тюрьме повесился.
- Ну ладно тогда, - сказал жених. – Ты на автобус не опоздай! Через десять минут будет.
Тетка торопливо поставила перед новобрачными торт, скинула фартук, огляделась, не зная куда его сунуть, смяла в руке, свободной рукой погладила по голове Светку, и уже с порога улыбнулась, смахивая слезы:
- Мать-то не видит. Порадовалась бы! Носит где - то падлу. Где доча? Что доча? Для себя живет.
- Автобус!- рявкнул жених.- И фартук положь,ишь,прихватила уже!
Тетка, поймав отчаянный взгляд девочки, отвернулась, повесила на дверь фартук, махнула рукой и вышла.
- Пора и честь знать, - сразу поднялся из-за стола Петр Иванович.
Гости потянулись на выход,а когда стихли последние шаги во дворе, муж поманил Светку заскорузлым коротким пальцем. Распахнул перед ней шифоньер.
- Твое! Покойница твоего роста была.
Светка стояла, опустив голову, на чужие наряды не взглянула.
- Чего гордишься? – подскочил Петр Иванович. – Я из тебя эту дурь выбью! Наряди свинью в серьги, а она в навоз, – он коротко размахнулся.
Светка упала, отползла в угол. Огромными глазами строго глядела в лицо мучителя.
- Иди постель стели, – не выдержал взгляда Петр Иванович.
Светка с пола не поднялась. Схватилась за правый бок, светлые волосы слиплись на лбу от холодного пота.
Петр Иванович вгляделся, его темное лицо стало серым. Померещилось, что в углу сидит покойница жена.
Покуражился он над ней при жизни. Сядет пьяный на табурет верхом и давай хлопать в ладоши.
- Раз, два, три! Ка-за-чок!
Избитая жена пляшет с глупой улыбкой.
Светка плясать отказалась.
Как паук метнулся за шкаф Петр Иванович.
- Погоди у меня! – пригрозил. - Я тебе покажу!
Выскочил, навел на Светку ружье. Прошипел:
- Башку разнесу! Никто и не хватится.
Светка застыла, крепко прижала руку к животу, губы растянула в страшной улыбке.
-Раз!
-Два!
-Три! Казачок!
Девчонка не двигалась.
-Спляшешь, – под коленки ей выстрелил муж. – Покойница плясала, и ты спляшешь!
Светка закрыла глаза.
Схватил Петр Иванович молодую жену за светлые волосы, потащил через весь дом волоком, вытащил на улицу, пинками затолкал в сарай,запер на тяжелый замок.
Ушел спать в нарядный дом.

Зелено-изумрудная ночь опустилась на деревню.
Девчонка металась в бреду, звала тетку.
Тетка пришла, ласковым дымом заструилась в изголовье.
- Надо терпеть, доча, - нежно сказала. – Что уж нам гордиться. Без денег – везде худенько. Может, надоест ему, может, присмиреет?
Федор виновато улыбался в темном углу, держал себя за плечи руками крест накрест, дрожал багровым маревом. Бабка тихо прошла мимо, не взглянув, вошла в облако.
Паук, похожий на Петра Ивановича схватил с печки бак с кипятком, подкрался к Светке.
Она тоненько заскулила и открыла глаза.
Окно сарая мутно-белое, как вываренный рыбий глаз светилось в темноте. 
Не приходя в сознание, Светка умерла, запрокинув светлую голову, тонкие пальцы навечно свела судорога.
    
- Отмучила -а- ась, - плакала у короткого гробика тетка. – И паспорт не получила -а - а.
Петр Иванович сидел рядом с гробом. По темным щекам змейками струились пьяные слезы, сжимались кулаки.
- Сволочь ты, – сказал ему бывший председатель колхоза.- У нас, в Сибири, в Советском Союзе, такого не было! Помянуть бы надо. Покойницу.