Галине Кирилловой
Сначала эта синеглазая красавица провожала мужа до двери нашей квартиры, и муж говорил: «Ну, дай ей что-нибудь». И я выносила ей что было в доме. Соседи, конечно, были недовольны, ворчали: привечаете всяких попрошаек. Потом мы стали впускать её в дом для кормления. А однажды разгулялась такая пурга, что жалко было её выгонять в ночь. И вдруг смотрим: она зашла в туалет …и забралась на унитаз! И сделала что положено. Нет, мы, конечно, слышали, что такое бывает, но видеть нет, не приходилось. Ясно, что росла она в доме и получила прекрасное воспитание. А потом, видимо, потерялась. Её предыстория осталась для нас тайной.
Мы её выкупали, рассмотрели на предмет блох, и стала она жить у нас. Назвали Симкой, потому что это была маленькая изящная сиамочка с невероятно синими глазами. Характер у неё был «нордический, стойкий»: в комнаты вначале не входила, спать укладывалась в ванной на стиральной машине, любила, чтобы та тихонько гудела и грела ей животик; ела всё подряд, но понемножку, аккуратненько так; никаких нежностей не принимала, а если раздавался звонок в дверь, бежала к ней и рычала, как это обычно делают собаки. Откуда такое у кошки? И ещё - она никогда не играла. Не реагировала ни на какие там мячики, ни на ниточки с привязанным бантиком. Суровая животная!
Потом она переместилась в комнаты. Лежать любила под настольной лампой. Сидишь, проверяешь тетради или готовишься к урокам, а она тут как тут. Уляжется, займет половину стола и, греясь под лампой, посматривает на тебя хитренько: любишь? не прогонишь? Нашелся у неё в доме и «враг»: пылесос. Она его просто возненавидела. Только включишь, шипит и бросается на резиновый шланг. Кого он ей напоминал? Змею что ли?
Прошел примерно месяц совместного существования. Шёрстка у кошки залоснилась, вся она стала такая ладненькая, кругленькая, и стали мы замечать, что у нашей-то Симки растет животик.
Роды принимали мы с мужем вдвоем: я охала и ахала, а муж вытаскивал за лапы котенка (был бы ребенок – сказала, что шел ножками). Это был совсем даже не сиамец, а так себе восточно-европейский полосатик дворовой окраски. Второго малыша Симка произвела на свет сама. Он был точной копией первого.
Итак, Симка стала мамочкой, а мы с мужем, видимо, её прайдом. Она не знала, куда ей спрятать своих малышей. Носила их в зубах из комнаты в комнату, устраивала то в кресле, то на диване и, наконец, нашла надежное место: платяной шкаф. Она открывала его дверцу, делала такую узенькую щель, что не сразу и заметишь, и проникала на нижнюю полку, где я хранила всякую женскую дребедень. Сначала мы ругали Симку: ну, что это ты удумала, шкафы тебе подавай! Но она нас сломала своим упорством. Только мы за дверь – она тут же в шкаф со своими слепыми полосатиками.
Но вот прошло недели две, полосатики стали открывать глазки, и теперь Симка возжелала и нас приобщить к воспитанию своих драгоценных отпрысков. Как только мы устраивались на диване перед телевизором, она выходила из шкафа, неся сначала одного, а потом и второго малыша к нам: мол, смотрите, какие славные!
Мы рассматривали: интересно, какого они пола. Оказалось, оба мужского. Ну, что ж! Легче будет пристроить, решили мы.
Когда мы всем прайдом находились на диване, особенно резких движений нам не позволялось. Муж, как глава прайда, ещё имел какие-то права, а я вообще занимала нижнюю ступень иерархии.
Как-то пришлось мне лежа рядом с семейством разговаривать по телефону. Разговор носил довольно эмоциональный характер, я взмахнула рукой, и тут же Симкины зубы вонзились в мою наглую, а может даже и опасную для малышей руку! Ударить или как-то иначе наказать кормящую мать я не могла. Так окончательно и бесповоротно перешла я для нашего синеглазого чудовища в разряд существа, стоящего гораздо ниже её, Симки.
Малыши Симкины подрастали, были они сделаны как под копирку. Как однояйцовые близнецы. Назвали мы их Бурчик и Мурчик. Пристроить наших «красавцев» нам не удавалось. Зато наблюдать за их тем, как их воспитывает Симка, было удовольствием. Во-первых, она учила их добывать еду. Рыбка для Симки хранилась у нас на балконе. Чудовище наше быстренько просекла это. Она открывала балконную дверь лапой, громко мяукала, призывая детишек, потом вытаскивала под их пристальным вниманием рыбешку из полиэтиленового пакета и в зубах несла её на кухню. Тут рыбешку нужно было как следует подбросить вверх, поддать лапкой, сесть возле «жертвы» и ждать, когда же детки повторят эти действия. И они повторяли! Во-вторых, она приучала их, так сказать, правильно справлять кошачью нужду. Симка тащила детей по одному в зубах (а они уже были довольно крупные и тяжелые) в туалет, садилась на унитаз и начинала что-то мявкать детям, сидящим тут же и наблюдающим за матерью. Запрыгнуть на унитаз малыши ещё никак не могли, но они становились на задние лапы, вытягиваясь что есть мочи, и втягивали в себя божественные, видимо, запахи своей учительницы.
Наступило лето. Малыши стали славными и игручими подростками, ели сами из миски и хорошо ели, самостоятельно запрыгивали на унитаз, а Симка вдруг заскучала, стала проситься на волю. Что делать? Жаль выпускать нашу синеглазую красавицу в неизвестность, где со всех сторон подстерегают опасности в виде бездомных собак и злых людей.
Решили мы ей привести дружка на дом. Взяли у соседей черного пушистого котяру по кличке Лаврентий Палыч, про которого нам сказали: «О, он у нас тот ещё ходок». Малышей дезавуировали, а «молодым» предоставили отдельную комнату. Сами стыдливо скрылись: хоть и животные, а подсматривать как-то неприлично. Слышим: сначала вой и шипение, потом грохот. «Вазу уронили что ли, - говорит муж, - надо посмотреть». «Да ладно уж, чего теперь смотреть», - говорю я. Ждем-с. Воцарилась тишина. Мы облегченно вздохнули, дело, видимо, пошло на лад. Часа через два входим в комнату. Картина такая: котяра Лаврентий Палыч сидит на подоконнике в позе «никого не трогаю, починяю примус», а Симка – на столе, шёрстка дыбом. Ну, ваза, конечно, разбита, всюду «пух и перья», да и амбре такое, знаете ли, не очень. Вернули мы несчастного ходока домой, а Симка, гордая своей женской неуступчивостью, на несколько дней примолкла.
А тут лето в разгаре. Наше, северное, которое «карикатура южных зим». Если в теплый день не выедешь на природу, потом неизвестно придется ли. Взяли мы с собой Симку в лес. Травы высокие, идем, а Симка подпрыгнет, посмотрит направление движения и – за нами. Ну, кто её учил?
Однажды поехали на озеро. Народу – тьма. Все большими компаниями, с детьми, собаками, костры развели, жарят национальное русское блюдо – шашлык. Мы примостились в самом малолюдном месте, расстелили одеяло и улеглись загорать. Симка рядом с нами. А тут какой-то малолетний щен решил полюбопытствовать: кто это мы такие? Прибежал, хвостиком машет… и на наше одеяло наступил. Всё могла вытерпеть Симка, но не эту наглость. На ЕЁ территорию посягнули, караул! Мы даже не успели заметить, как она оказалась возле наглеца, только увидели, как она замолотила лапами по мордочке щеника. Ну, тот, естественно, заскулил и немедленно ретировался. А Симка как ни в чем ни бывало продолжила охрану государственной границы нашего одеяла.
Так мы и жили, но всё-таки Симка как-то выскочила за дверь и только мы её и видели. В общем, как колобок, который от дедушки ушел и от бабушки ушел. Мы, конечно. расстроились, потому как полюбили очень наше чудовище. Пропадала она недели две, вдруг слышим, что кто-то в дверь царапается. А детки ещё раньше нас услыхали и сидят, ждут. Открываем – Симка! Пришла все-таки, зараза, умница, любимая!
С этого времени так и повелось: пару недель дома (мы её отмоем, откормим), потом снова тянет её в пампасы. Видимо, ищет себе пару, а подходящего варианта не наклевывается. Уже и зима ранняя наступила, а она всё в поисках. Как-то не было её дома уж очень долго. С месяц что ли. Я её мисочку убрала. «Погибла наша Симка, мать ваша», - говорю Бурчику и Мурчику.
Но она пришла. Такой худой мы её ещё не видели! Выкупали – один скелет стоит на тоненьких ножках. Дети её узнали, ластятся. Она улеглась спать с ними.
А вскоре мы стали замечать, что она дышит как-то странно и старается спать чуть ли не сидя. Повезли к ветеринару. Приговор: сердечная недостаточность. Слышали вы когда про такое у кошек? «Она жить не будет, - сказал ветеринар, оставляйте здесь». Ну уж нет. Едем домой, я плачу, Симку на руках держу, а она вдруг вздохнула так глубоко, как уже давно не дышала, глаза закрыла и отошла.
А Бурчик и Мурчик с нами живут. Про них тоже можно порассказать, хорошие коты, но не Симка, нет.