Это было похоже на танец.
Безумная дуэль на самом краю. Ни взглядов, ни жестов, ни стихов – а самая простая дуэль. На шпагах.
Их было двое.
Дуэлянтов всегда двое.
В предельно простых и функциональных костюмах, никакой дополнительной защиты. И шпаги, летающие светлыми росчерками стали.
Это было красиво, как танец.
Это и был танец – прекрасная импровизация, ловко выплетенная для двоих смесь смерти и последнего шага. Четкие, выверенные движения, плавные, мягкие будто бы удары. Гибкие, необычайно гибкие тела, выпрямляющиеся из самых причудливых поз.
Один, зажатый было к краю пропасти, прогнулся назад до предела, пропуская над собой шпагу противника, качнулись длинные пряди, сверкнула немного насмешливая ухмылка, забалансировал на самом краю и ловко, даже не выпрямляясь, перетек тому за спину.
Это было красиво, как музыка.
Это и была музыка – воплощенная рваная мелодия, текущие переливы духовых, дерганный, тяжелый ритм ударных, мягкое равновесие гитары и на самой грани слышимости капелью отдающиеся верхние ноты фортепиано…
Это было красиво, как все сверхъестественное.
Это и было сверхъестественно – блуждали вокруг дуэлянтов огни, вспыхивали и гасли, метался ветер, будто безумный носился между людьми, слышны были крики и обрывки мелодии – той, которая вела весь танец…
Это было красиво, как все страшное.
Это и было страшно – танец над бездной, где каждый шаг, каждое движение пустотой отдаются внутри…
Мелодия ударила сильнее, так, что перекрыла даже ветер. В ней почудилось яркое тоскливое торжество. А под ногами противников из ниоткуда возникли фигурки людей – неживые крохотные статуэтки. Разных цветов с резными, очень четкими лицами. Теперь каждый прыжок, финт, уклон мог опрокинуть в пропасть одну из фигурок.
Один из дуэлянтов отскочил как мог далеко. Он, кажется, что-то крикнул, не отрывая взгляда от лица статуэтки-ребенка…
Противник или не услышал, или не захотел услышать – и шагнул вперед.
Полетела вниз сбитая им статуэтка…
***
Мигнул свет в операционной. Хирург удивленно поднял голову, собираясь пожаловаться на идиотов-электриков, не способных обеспечить нормальный свет…
И тут потухло разом все – приборы, медицинские аппараты, лампы под потолком.
Ахнула одна из медсестричек…
Тот, кого они оперировали, был мертв.
***
Отошедший шатнулся, закрыл рукой лицо – беспомощным, нелепым жестом… И видя, что второй собирается идти дальше, вдруг развернулся к краю пропасти, раскрыл руки и прыгнул.
Это было красиво, как полет.
Это и был полет – полет в бездну, в сияющую черную глубину.
Руки будто оледенели в одном положении, ноги почти свело судорогой и крик, крик так рвавшийся наружу, все не мог вырваться… И шпага. Шпага в правой руке летела с ним, стремительным легким росчерком, не способным уже ни на что…
Это было красиво, как… Просто красиво.
***
Оставшийся наверху склонился над пропастью. Тонкий чужой силуэт, с распахнутыми, будто крылья, руками, падал все ниже и вскоре стал совсем не виден. Оставшийся, улыбнулся и, забавляясь, скинул в пропасть ещё несколько фигурок…
Он ещё не успел осознать, что дуэль окончилась и уже никто не умрет. Не успел он осознать и то, что никто не собирается его отсюда забирать.
Так началось его посмертие.
***
…Он приземлился мягко, будто спрыгнул из окна первого этажа. Приземлился на корточки, одной рукой опершись о землю. Второй он так и сжимал шпагу.
Это была проселочная дорога. Пыльная, уютная и странно родная. Чувствовался аромат цветущих вишен откуда-то издалека…
Он поднялся, одернул штаны, вложил шпагу в ножны и зашагал дальше, глядя в небо. Никаких признаков обрыва, откуда он падал, не было. Не было и призрачных блуждающих огней… Было только ослепительно-голубое небо и бесконечная дорога впереди.
Так продолжился его Путь.