(забавные истории)
Сердце ваше томится ожиданием,
и вдруг – но одни охотники меня
поймут,- вдруг в глубокой тишине
раздается особого рода карканье
и шипенье, слышится мерный
взмах проворных крыл, - и вальд-
шнепт, красиво наклонив свой
длинный нос, плавно вылетает
из-за березы навстречу вашему
выстрелу.
И.С.Тургенев
Облавная охота на крупного зверя примечательна тем, что здесь нужно много ходить, много работать. Ценой больших утомительных обходов и переходов необходимо отыскать зверя в каком-либо лесном квартале. Одна сторона которого перекрывается охотниками – номерами, а с противоположной стороны охотники – загонщики с шумом, криками и выстрелами, пытаются выгнать зверя на первых. Здесь учитывается многое: направление постоянных миграционных переходов, направление ветра (зверь по ветру не пойдет ни при каких обстоятельствах) и многое, многое другое.
После окончания такой охоты охотники, измученные утомительными переходами: одни промерзшие до костей, стоя неподвижно на номерах часами, другие – насквозь промокшие от пота в результате многокилометровых марш-бросков по заснеженным и заболоченным загонам, длинной цепочкой возвращаются к машине, оставленной на дороге, зачастую, в нескольких километрах.
По лицам и поведению охотников видно: удачным был день, или многие тяжелые километры пройдены понапрасну. Если издалека, несмотря на усталость от пройденных километров, слышны шутки и смех – будь уверен: охота была удачной. Не случайно, охотников, занимающихся облавной охотой, в некоторых коллективах в шутку называют буйно помешанными.
Не менее интересна и охота на дикого кабана и медведя на потраве методом засидки, или засады (каждый называет так, как ему нравится). Смысл её в следующем:
Если в июне-июле картофельные поля стали посещать кабаны, а в августе-сентябре овсом молочной и восковой спелости начали лакомиться кабаны, или медведи, охотник, или небольшая группа охотников, берут необходимое разрешение на отстрел непрошенных гостей.
Известно, что наносимый ими вред крестьянину иногда выливается в значительные объемы недобранного урожая.
При получении разрешения, в форме инструктажа, охотинспектор предупреждает, что главная цель охотника – своими выстрелами отпугнуть зверя, а разрешение – так, на всякий случай, если нечаянно попадешь в зверя!?? Все охотники в знак согласия кивают головами, но, на самом деле, ни одного бесприцельного выстрела при засидке они не произведут.
За пару часов до захода солнца, выбрав на кромке поля подходящий куст, канаву, дерево, или какое-то иное укрытие, охотник взмахом руки подает знак своему товарищу и тщательно маскируется.
Молча, не шевелясь и не кашляя, он сидит в своей засидке полтора-два часа. Если все сделано правильно, то перед самым заходом солнца из кустов со стороны леса бесшумно, вдруг, появляется голова крупного секача – вожака стада. Секач несколько минут внимательно осматривает поле, нюхает воздух, слушает тишину. Затем, как бы нехотя, медленно выходит на открытое место и десяток минут прогуливается, как бы от нечего делать. Так кажется со стороны. На самом деле, этот момент для секача является самым ответственным, может быть за целый вечер. Если у секача никаких подозрений не возникает, то он, так же не торопясь, вернется в лес, а минут через десять, перед самым наступлением сумерек, выведет на поле целое стадо.
Проголодавшиеся, огрузлые свиньи-матки, а рядом с ними двух-трехлетние кабаны ловко вбивают свои длинные морды, с упругими пятаками на конце, в свежеокученные картофельные борозды, мерно почавкивая и, похрюкивая, деловито разваливают как окучником эти борозды пополам, выбирая меленькие сладкие корешки и горошины-картофелинки.
В противоположность им, еще полосатые поросятки-малыши получают прекрасную возможность порезвиться. Озорно взвизгивая, толкаясь и пихаясь еще неокрепшими пятачками, они, наперегонки, устремляются вдоль борозд, а услышав предостерегающий хриплый зов своей матери – в клубах пыли возвращаются обратно. Первого подбежавшего малыша мать ласково, неуловимым взмахом головы откидывает на метр-полтора в сторону, сердито хрюкнув при этом. Малыш, получивший шамбалуху в качестве воспитания, несколько секунд находиться около матери, а, затем, взвизгнув, опять устремляется вслед за сорвавшимися с места полосатыми озорниками.
Секач – вожак стада только время от времени на миг сунет свою длинную огромную морду в картофельный кустик и опять поднимет голову, зорко наблюдая за окружающим.
На пролетающих и шумных птиц кабаны не обращают никакого внимания.
Если охотник в засаде проявит достаточно выдержки, чтобы стадо подошло к нему как можно ближе, или хотя бы поравнялось с ним, он сможет выбрать понравившегося ему упитанного кабанчика трех-четырех лет и точным выстрелом оставить его на поле.
Но если, очарованный неописуемой картиной поведения кабанов, охотник сделает неосторожное движение, в тот же миг раздается резкий, короткий, простужено-басовитый зов вожака и уже через секунду все стадо пропадает в темном пятне леса.
Свиней-маток в этот период отстреливать запрещено, да, думаю, что у любого охотника рука не поднимется взять свинью на прицел, чтобы ради кратковременной наживы оставить на погибель десяток полосатых несмышленышей. И без этого впереди им предстоит перебороть самую тяжелую первую зиму, с ее морозами, глубокими снегами, волчьими стаями и вездесущими охотниками, которым помогают злые быстроногие собаки.
Охота на уток меня почему-то не прельщает, наоборот, в день открытия охоты, по моему устоявшемуся мнению, это зрелище походит больше на дикое изничтожение таких прекрасных и умных птиц. В приильменье, например, в день открытия охоты с раннего утра в течение двух с половиной – трех часов непрерывно гремит канонада, сравнимая только лишь с Курской битвой. Охотники настолько плотно располагаются друг от друга, что редкая птица сможет проскользнуть на высоте выстрела, чтобы вырваться из этого кромешного ада. Бывает и наоборот: утка уже набрала высоту, пролетает над одним, вторым, третьим… десятым охотником и каждый их них производит, как минимум, по паре выстрелов. Так, на всякий случай. За утро и вечерку охотники, как правило, сжигают около сотни патронов. Какая же это охота!?
Совсем другое дело – весенним вечером выйти на тягу! На опушке леса выбрать удобное на свой взгляд место. Замерев, дождаться наступления сумерек и при этом послушать затихающих на закате птиц. Как только солнце своим последним лучом соскользнет с верхушки самого высокого дерева, а последние птицы как-то разом затихнут – ты весь превращаешься в слух, чтобы вовремя уловить шипение и своеобразное курлыканье вальдшнепа.
В первого не стреляй! Это вылетел «запевала». Если у тебя хватит выдержки, то он может созвать на тягу до десятка птиц. Видимо, потому она и называется тягой, что птицы под свою песню тянутся одна за другой по большому, невидимому охотнику кругу.
Но, если не хватило выдержки, и ты подстрелил «запевалу» – тогда в этот вечер охоты больше не жди. Может случиться и худшее – лишаешься и ты, лишается и природа настоящей тяги на этой опушке навсегда. Иногда на несколько лет.
Одним словом, как у людей, у каждой стаи птиц должен быть свой запевала. Лишилась стая запевалы – его место занимает другой, а если вовремя другого не нашлось, то стая разлетается в разные края, перестает существовать.
Известно, что далеко не каждый рыбак является охотником, и, наоборот – практически все охотники в той, или иной мере, выкраивают время для рыбалки.
Мне лично знакомы с десяток охотников и рыболовов, которые охоту и рыбалку считают, чуть ли не главным занятием в жизни. Ни проливной дождь, ни колючий ветер, ни мерзкая слякоть, ни трескучий мороз не являются для них помехой, если выдалась возможность выехать в лес на охоту, или порыбачить на озере.
Хорошо запомнились слова отца, которого можно было считать охотником-фанатом. Во вьюжный февральский день он, выглянув в окно, задумчиво произнес:
– В такую погоду на улицу выходят только охотники, да невольники!...
Не случайно в народе появилась масса анекдотов на эту тему. Про одного мужичка из нашего коллектива ходила такая байка:
Как всегда в выходной, рано утром, он собрался на рыбалку. Вышел на улицу, где бушевала февральская метель. Машина не пришла. Подождал с полчаса, замерз, вернулся домой. Разделся и снова забрался под теплое одеяло. Сквозь сон жена спросила:
– Как погода?
– Метель жуткая. Промерз до костей.
– А мой-то дурак на рыбалку ушел!...
Первая охота
– Ну, Геннадий, только сейчас шеф подписал распоряжение об открытии охоты на копытных: лося и кабана! – обрадовано сообщил Петр Егорович, возвратившись от нашего руководителя с пухлой папкой только что рассмотренных документов, – ты теперь тоже охотник, билет у тебя есть. Собирайся. В эту субботу первый выезд. Охота будет отменной – снег лежит уже две недели, следы – как на ладони. Я уже договорился с первым коллективом, нас с тобой берут в свою компанию. И запомни 1976 год, в который ты становишься охотником.
Это сообщение меня нисколько не обрадовало и не взволновало, и я съязвил:
– А я-то думал, что на охоту с ружьями ходят, которого у меня пока нет. Что я кабану охотничий билет покажу, вместо того, чтобы в него пулю пустить?
– Да ты не расстраивайся. У Володьки Стефаненкова четыре ружья. Возьмем одно от него на зиму, а потом ты и свое купишь. Я с одним из его ружей, считай, пятый год буду охотиться. Ему столько ружей совсем ни к чему.
– Да неудобно как-то у незнакомого человека ружье просить. Это не игрушка, а оружие, пусть оно и охотничье.
– Это у Володьки то неудобно? Он такой человек, что даже рад будет тебя выручить.
– Ну, тогда совсем другое дело! – обрадовался я и продолжил, – а теперь подскажи, что нужно с собой на охоту готовить. Я запишу.
Бывалый охотник изобразил серьезное выражение лица, немного задумался, начал перечислять:
– Перво-наперво и самое главное – не забудь взять с собой бутылку водки и чего-нибудь пообедать.
– Петр Егорович! – не выдержал я, – давай без шуток, я вполне серьезно. В первый раз придется с коллективом на охоту идти. Я же не знаю ваших элементарных порядков.
– Поэтому я вполне серьезно и подсказываю. Обязательно после охоты кто-нибудь может объявить, что ты впервые выехал на охоту, а с новичка зачастую требуют вступительную. Если ты не растеряешься и вытащишь бутылку из рюкзака, то все откажутся, понимая, что бутылка на весь коллектив – это ничто, по глотку не хватит. Но факт – есть факт. «Вступительная» предложена. И ты будешь полноправным членом этого коллектива на весь сезон. Уловил?
– По этой позиции понятно. Записывать не буду, и так запомню. Что еще?
Я добросовестно записал советы Петра Егоровича: что взять с собой, как одеться, как обуться.
Вечером того же дня мы после работы зашли к Володе Стефаненкову. Я считал, что мы с Володькой, хорошим другом Петра Егоровича вовсе незнакомы, и ошибся. Оказалось, что мы с ним уже несколько лет водим своих дочерей в тридцать седьмой детский садик, в одну и ту же группу и встречаемся там довольно часто.
Узнав о моей просьбе, Володя открыл кладовку, вытащил с полки зачехленное в старенький брезентовый чехол ружье, подал мне.
– А рюкзак то у тебя есть?
Я замешкался с ответом.
– Да ничего у него нет, окромя билета! – вмешался Петр Егорович, – если у тебя есть лишний, тогда выручай, вытаскивай и рюкзак. В твоей кладовке, как у путящего старшины в Армии, все можно отыскать.
Володя, пошарив по полкам кладовки, вытащил сверток, подал мне и деловито произнес:
– У меня не рюкзак, а солдатский вещмешок. Еще с армейских времен храню. Бери, на первое время сгодится. Ружьишко – курковая ТУЛКА. Тоже на первое время сгодится. Только патронов у меня к ней нет. Она шестнадцатого калибра. Патроны сам добудешь. На Желябова в магазине этот калибр есть. Сейчас сложнее поймать патроны двенадцатого калибра.
Я был очень благодарен Володьке за помощь, а это «первое время» продлилось почти два года, когда мне удалось приобрести свое ружье.
В субботу, еще не было и шести часов утра, а мы с Петром Егоровичем в полной боевой готовности уже стояли на автобусной остановке около кинотеатра «РОССИЯ».
Выпавший ночью пушистый снег мягко хрустел под подошвами резиновых сапог. Морозец, набиравший силу с вечера, к утру заметно помягчал.
– Запомни, Геннадий, в честь твоего первого выезда на охоту и погода выдалась идеальная. Снежок выпал. Даже здесь, в городе, ни малейшего ветерка не ощущается, а в лесу вообще тишина. То, что надо для охоты! – восхищался Петр Егорович.
– Какая же это идеальная погода, если снег только сейчас прекратился? Следы все снегом закрыло.
– Так и хорошо! Нам старые следы и не нужны. А вот утром лось пойдет на жировку, по-нашему – на завтрак, тут и оставит свой свежий след. Он нам и нужен. В данном случае охота будет наверняка. В этом коллективе все охотники опытные. Они стоят на номерах, а молодых ребят в загон отправляют. Поэтому, как и говорили, тебе сегодня весь день в загон ходить. Патронов сколько взял?
– Две пачки, – гордо ответил я, но пуль шестнадцатого калибра нигде не нашел. Все двадцать патронов заряжены дробью. А вдруг меня на номер поставят, что тогда делать?
– Я же тебе говорю, что не поставят они новичка на номер. Будешь сегодня целый день в загоне работать. А может быть и весь этот сезон.
К автобусной остановке мягко подкатил новенький ПАЗик с ярко освещенным салоном, где уже удобно разместились чуть больше десятка охотников.
– Еще молодой парень в нашем коллективе появился. Очень хорошо! Сегодня с загонщиками проблемы не будет…– громко произнес один из охотников, как я понял – старший этого коллектива.
Поздоровавшись и проходя к задним свободным сиденьям, я бегло осмотрел сидевших в автобусе охотников. Меня удивило, что три четверти из них были старики преклонного возраста. Только трое молодых ребят в заднем углу автобуса азартно «резались» в подкидного дурака. В этот момент игра закончилась и с веселым смехом двое из них стали проигравшего запихивать под сиденье. Тот громко кричал, сопротивлялся.
– Егорыч! Подходите с новым парнем сюда. Пока по городу людей собирают, мы успеем пару дураков разыграть. За город выедем, тогда эти деды заставят свет выключить. Они же за ночь не выспались… – весело прокричал один из парней.
Старший коллектива быстро отреагировал на шутку парня:
– Ты, молокосос! Еще раз назовешь нас дедами, тогда до самого окончания сезона в загонщиках ходить будешь. Понял?
– Михалыч, не обижайся! Я же не тебя имел в виду. Я говорю про тех, кто дома не выспался. У тебя другое дело: ты не дома, ты у новой молодухи сегодня ночевал. Не выспаться у молодухи – это святое дело!
– Серега! Если ты еще что наплетешь, то я тебя шомполом по заднице отхожу. Понял?
– Михалыч, – незамедлительно отреагировал Сергей, – а кто же в загон ходить будет? Кто вас с номеров до автобуса выносить будет? А если мы нечаянно еще и лося на вас выгоним, а вы сдуру его хлопнете? Тогда и вас, и ваши пайки выносить надо будет. Поэтому, нельзя, Михалыч нас шомполами. Нас всего четверо работяг. Вы нас еще копченой колбаской подкармливать должны. В крайнем случае – хотя бы салом.
Михалыч что-то проворчал, умолк.
Уже впятером доигрывали очередного «дурака», когда автобус затормозил у гостиницы «САДКО». Вошли несколько человек. Впереди был Пашков Владимир Иванович, работавший в то время заместителем председателя Горисполкома. Очень общительный, находчивый, веселый и, как говорится, компанейский мужик.
– Пашков! Опять ты первым в автобус лезешь! Пропустил бы старших… – подметил Михалыч.
Как бы не слыша его, Пашков бодро на весь автобус прокричал:
– Здравствуйте товарищи охотники! С праздником Вас! С открытием охоты на копытных! А ты, Михалыч, не ворчи, а вытаскивай пузырек из подмышки и всем по глотку. Такой праздник! Времени скоро шесть, а еще ни в одном глазу. Какие вы охотники?!!
Михалыч ничего не ответил, а Владимир Иванович, пробираясь по автобусу увидел меня, обрадовался:
– Геннадий! И ты здесь! Зачем ты-то с этими дедами надумал ехать? Путящего коллектива не мог подыскать?
Зная шутливый характер Пашкова и, не ведая, во что могут вылиться в незнакомом мне коллективе эти шутки, я дипломатически ответил:
– Приглашал меня Антонов – первый секретарь Обкома с их компанией в ГЛОХе поохотиться, да я отказался. Чехол у моего ружья уж больно потрепанный и рюкзак чинен-перечинен. Новые не успел купить. А в этом коллективе, говорят, что главное – работали бы ноги, а чехол да рюкзак могут быть и старенькими. Сам -то чего в этот коллектив пришел? У тебя тоже чехол старый?
– У меня и ружье, и чехол, и рюкзак, и сапоги – все новое. Вот скоро…
Тем временем водитель выключил свет в салоне, на что Пашков немедленно отреагировал:
– Зачем свет-то выключили? Мы здесь в дурака лучше поиграем. Михалыч, скомандуй!
– Поспи, борона! – проворчал из темноты басовитый голос Михалыча.
Пашков, как будто только и дожидался этих слов, залился смехом и стал отпускать свои любимые шуточки:
– Михалыч! Мы еще в прошлом году договорились, что в канун охоты ты будешь спать дома, а не у молодухи. Что тебе лета и осени не хватило на это? На копытных раз в году охота открывается. Мог бы сегодня и дома ночевать. Видать, крепко надоела тебе своя старуха!
В задней части автобуса разразился веселый смех, а в передней – стариковское ворчание и тот же басовитый голос Михалыча:
– Доедем до Вин, там я тебя шомполом…и на целый день в загон. Понял?
– Вот уже два загонщика есть, – сквозь смех прозвучал голос Сергея, – и оба шомполами отхоженные. Михалыч! Тут еще трое есть. Давай и их за компанию шомполами. Для воспитания!
– Эти ребята ведут себя, как полагается, не хулиганят… – ответил из темноты Михалыч и, постепенно, все затихло.
Пользуясь наступившей тишиной, я обратился к Пашкову:
– Владимир Иванович! Мне Егорыч говорил, что в этом коллективе охотники опытные, но не до такой же степени. Здесь, кроме нас, что на последнем сидении, одни глубокие старики.
– Э-э-э, Геннадий! Сразу видно, что ты начинающий охотник. Во первых: на охоте, как и в бане, все равны и не называют друг друга по имени и отчеству. Называй меня просто Володя, а если так неудобно, то просто Иваныч. Во вторых: это Первый коллектив. В нем состоят на учете работники охотничьих служб и пенсионеры, ранее работавшие в этих службах – они все охотники. Песок сыплется, а на охоту все равно хочется сходить. Для загона набирают человек пять молодых парней, а сами всегда на номерах стоят. Но главное – лицензии у этого коллектива всегда имеются. Работающие охотинспекторы и охотоведы на весь сезон по другим коллективам расписаны для контроля, поэтому здесь одни пенсионеры. Автобус уже второй год из Росбакалеи берут. Директор – Ершов Михаил Алексеевич с ними постоянно ездит. Вот он во втором ряду сидит.
– А почему над Михалычем так подкалываете? Похоже, обижается старичок.
– Ты что! Он наши подколы воспринимает как поощрение. В простой, обычной обстановке никто так шутить не будет, а на охоте – можно. Суть дела в том, что несколько лет назад Михалыч в одиночку пошел на зайца и заблудился. Проплутал в лесу пару дней. Его старуха на второй день к вечеру прибежала в охотинспекцию узнать, вернулись ли другие охотники с охоты. Ей ответили, что коллективом на охоту не выезжали, что никто ничего не знает. Прибежала старуха домой, а её Михалыч чуть живой в ванне отогревается. Вот она и устроила ему концерт, а у Михалыча, как назло, охота впустую была. Не только зайца, никакой пичуги не принес. Одним словом, доказательства нет, что был на охоте. Старуха и приревновала его к какой-то тридцатилетней бабе. Целый год деда на охоту не пускала. А он еще сдуру нам рассказал об этом случае. Вот потеха была! Одним словом, Михалыч у нас, как живой анекдот. Ему даже нравится, когда про этот случай припомним. Все-таки тридцатилетняя баба…
– А как же шомпола?
– Да эта поговорка у него с молодости осталась. Он еще первую мировую войну прошел, затем – гражданскую, Великую Отечественную. Кстати, ему скоро восемьдесят лет будет. Крепкий старик. Да все эти старички довольно крепкие. Пойдем по лесу – сам увидишь. Носятся, как лоси.
Так, за разговорами, мы и не заметили, как приехали в Вины.
– Вот и прибыли к месту назначения. Пять минут можно перекурить… – пробасил Михалыч, показывая тем самым, что кончилось время шуток, а он, как руководитель, вступает в свои права. Тут же продолжил:
– После перекура, Сергей, зачитай инструкцию и правила облавной охоты, составь список охотников, укажи номера охотбилетов. Всем расписаться за технику безопасности. Выезжаем в этом сезоне впервые, поэтому напомню: никакой самодеятельности, командую я, кто нарушит инструкцию – лишится прав охоты навсегда. Я пойду к Анатолию Ивановичу.
– А кто такой Анатолий Иванович? – уточнил я у Петра Егоровича.
– Это местный охотовед. Лучший охотник в области. За год берет до десятка волков, а иногда и больше. Похоже, что он поедет с нами. Значит, сегодня охота будет удачной!
Быстро перекурив и размявшись, снова все собрались в автобусе. Сергей зачитал инструкцию, в заранее заготовленный список внес несколько новых фамилий, все расписались и стали ждать возвращения Михалыча. Мы продолжили разыгрывать подкидного дурака, но уже «на вылет», так как желающих скоротать время за игрой оказалось более, чем достаточно.
Примерно через полчаса вернулся Михалыч и с ним мужчина спортивного телосложения, лет сорока пяти, с карабином.
– Мосягин с нами едет. Хорошо! – подтвердил свое предположение Петр Егорович.
– Здравствуйте, мужики-охотники! – бодро произнес охотовед, – я предлагаю курящим выйти из автобуса, перекурить так, чтобы до конца охоты цигарку в рот не брать. Время еще есть. Вы сегодня рановато приехали, молодцы! Автобус дойдет до самой линии номеров, поэтому к месту мы должны прибыть перед самым рассветом, в половине девятого. Курите минут двадцать, не спешите. А я бы посоветовал вообще бросить эту дурную привычку. Звери запах табака, как и винного перегара, очень далеко чувствуют.
В назначенное время автобус тронулся и по ровной, накатанной лесовозами и припорошенной скрипучим ярко-белым снегом, лесной дороге мягко покатил вглубь незнакомого мне леса. От трассы Москва-Ленинград в сторону Парфинского района отъехали километров двадцать. Мосягин показал водителю, где остановить автобус, скомандовал:
– Всем собрать ружья, приготовиться, но из автобуса не выходить, не разговаривать, не шуметь. Я проверю этот загон и быстро вернусь.
Минут через двадцать охотовед вернулся, о чем-то переговорил с Михалычем, полушепотом обратился к охотникам:
– Пять загонщиков – на выход, построиться.
Осмотрев нас и наше оружие, он остался вполне доволен, Сергея назначил старшим загонщиком, дал несколько наставлений:
– Загон длинный, более двух километров, но пройти его надо быстро, «со всем концертом». Каждому произвести не менее пяти выстрелов. В загоне кабаны. Если будете ползти, то кабаны уйдут в сторону, на восток. Вам идти строго на север. Сейчас мы стоим на углу загона. От этого места на восток по просеке я расставлю номера. Вы, – он указал на Сергея, – расставляете загонщиков от большой кривой березы по просеке до ручья. Чтобы зверя не подшуметь, к исходной позиции, для начала загона делаете крюк: идете не по этой просеке, а правее метров через пятьсот будет старая лесная дорога. По ней пройдете два километра, около расщепленной грозой елки повернете налево и выйдете на кривую березу. Запомните: до исходной идти быстро и бесшумно, а в загоне – быстро и больше шуметь. Выстрел Сергея означает начало загона, он должен прозвучать через сорок минут. Все понятно? Пошли!
Мы впятером цепочкой, бегом, отправились на исходную.
– До начала загона, до кривой березы, – размышлял я, – напрямую два километра, а с учетом того, что мы делаем крюк – более трех. Ширина загона по фронту – полтора километра. Значит, Сергею до исходной позиции бежать не менее четырех с половиной километров. За сорок минут. По асфальту – это возможно. А по лесной дороге и по просеке? Нет. Чушь, какая то. Зачем нужно так быстро? Не понимаю! Может быть, мы должны бегать быстрее кабанов?
Пробежав по просеке метров двести, скрывшись из виду от охотников у автобуса, перешли на быстрый шаг. Свернув с просеки на заросшую лесную дорогу, нам пришлось быть более осторожными, чтобы на неокрепшем льду не провалиться в глубокие колеи, что тоже отнимало отведенное для нас драгоценное время.
Остановившись у кривой березы, Сергей назначил первого загонщика, сверили по компасу направление загона. Взглянув на часы, я понял, что в отведенное нам время уже не уложиться. Увидев мое беспокойство, Сергей шепотом произнес:
– Запоздаем минут на пятнадцать. Это нормально. Не сдохнуть же нам!
Как новичка, меня поставили в середине, третьим, чтобы я мог, и справа и слева слышать по два голоса, не сбиться с направления.
Встав на исходную и уточнив направление загона, я невольно начал искать поблизости пенек, чтобы немного передохнуть. Пройденные быстрым шагом четыре километра уже давали о себе знать. Пенька не было, смахнув снег, присел на сухую валежину. Зарядил ружье. Снял вещмешок, достал кусок хлеба и бутылку с остывшим чаем. Перекусил, что сразу же придало новые силы.
Раздался выстрел, за ним второй, третий, четвертый. Стрельнул и я в лежавшую впереди валежину и сразу же перезарядил ружье.
– Э-ге-ге! Гоп-гоп-гоп! У-у-ух! – как-то разом разнеслись по лесу голоса и справа, и слева.
Не успел я подойти к валежине и осмотреть результат выстрела, как понял, что голоса продвигаются вперед довольно быстро. Отставать нельзя. С криками мне пришлось сотню метров пробежать бегом, чтобы с другими загонщиками выровняться в одну линию. Снова стали раздаваться выстрелы и справа, и слева. Уже с другого ствола я аккуратно выцелил в пень, произвел выстрел. Осмотрев результат, я пришел к выводу, что с правого ствола дробь легла значительно кучнее. Почему? Раздумывать было некогда. Голоса опять стали отрываться вперед. Пришлось опять так же бегом их догонять.
Примерно на полпути загона среди гиканья и геканья впереди, слева от меня раздался возглас:
– В загоне кабаны! Один секач и три одногодка. Пошли вправо. Нажмем, мужики!!!
И тут снова раздались беспорядочные выстрелы. Правый фланг загонщиков с дикими криками и стрельбой стал неумолимо удаляться вперед. Уже справа от меня загонщик прокричал, что кабаны прошли вправо, а я еще не пересек их след.
– Отстаю, отстаю, – сверлила в голове мысль, – надо поднажать. А как нажмешь, если на пути сплошной кустарник, да мелкий сплетшийся ельник? Все равно отставать нельзя. Бегом! Вот и следы. Тропа кабанов. Как сосед слева смог определить, что прошли именно четыре кабана? Отстаю метров на семьдесят, может быть на все сто. Надо поднажать!
Сплетшиеся ветки кустарника цеплялись за фуфайку, за брюки, за сапоги. Особенно мешало в руках ружье. Производя выстрел за выстрелом, с криками, я прорывался сквозь эти дикие заросли в нужном направлении.
«Какие здесь два километра? Здесь все четыре наберется, – размышлял я, спотыкаясь о палки и корни, присыпанные снегом, – никак не меньше. Может быть, и справа и слева лес чище? Поэтому тем ребятам бежать легче. Видимо, только у меня, в середине загона такой шмурняк попался. Я уже восемь патронов выпалил, а конца загона все нет.
Вдруг, как-то неожиданно, справа загонщики замолчали, а впереди меня раздался голос:
– Чего орешь то понапрасну?! Пришел. Выходи на меня.
Я перешел на нормальный шаг, прошел метров тридцать, увидел стоящего на номере охотника.
– Что, уже конец загона? А я только разбежался… – бодро пошутил я, подходя к охотнику.
Тот посмотрел на меня, как мне показалось, очень внимательно, ухмыльнулся:
– Присядь вон на ту валежину. Отдохни. Пар от тебя даже сквозь фуфайку валит. Молодец, хорошо шел. И шумел хорошо. Сегодня все загонщики шумели хорошо, только зверя не выгнали.
Я присел, вытянул гудевшие ноги, распахнул фуфайку и как бы про себя вслух проронил:
– А мне казалось, что я все время отстаю от других загонщиков.
– Хорошо шел! Вышел третьим. Вон те двое еще орут в загоне. Загон сделан грамотно, но зверь ушел. Фуфайку застегни на пуговицы. Остывать надо постепенно, иначе простудишься. Как зовут то тебя?
– Геннадий. Захаров. А Вас как?
– Меня – Марков Павел Петрович.
– Павел Петрович! Почему Вы говорите, что загон сделан грамотно? Кабаны ушли, а два загонщика, что левее меня шли, еще из загона не вышли.
Бывалый охотник хмыкнул про себя, но все-таки пояснил:
– Кабаны уходили от загонщиков вправо, значит, правое крыло должно было усилить и шум, и скорость. Вы так и сделали, но на этот раз зверь вас перехитрил.
– Не зверь, а звери! Их там было целое стадо! – поправил я.
– Нет, Геннадий, ты не прав. Перехитрил вас именно один. Секач, вожак стада. Этот секач, видимо, уже не один раз попадался в такие переделки и понял, что самое надежное – это уходить не от голосов и выстрелов, а вдоль них. Понял?
Я в свою очередь усмехнулся:
– Чего же тут не понять?! Это нам с вами все понятно теперь. А мое мнение такое – кабан представляет собой дикую бестолковую свинью. Куда её погонишь, туда она и бежит. Откуда она может знать наши намерения?
Павел Петрович теперь уже от всей души рассмеялся:
– Если бы звери поступали так, как ты думаешь, то они все до последнего были бы перебиты охотниками много, много лет назад. А они, как видишь, живут и размножаются, хотя их губят и волки, и охотники, и суровые снежные зимы. Мы хотим обманом взять зверя, а он на собственном опыте изучает наши уловки, уходит от нас.
Здесь я увидел, что метрах в ста пятидесяти от нас на линию номеров вышел еще один загонщик. Он сразу же лег, а точнее свалился на белый пушистый снег рядом с намятой тропой.
– Устал парень! – сочувственно проговорил Павел Петрович, – но это только первый загон. Я думаю, километров по пять-шесть вы прошагали.
– Павел Петрович, мы не шагали, мы неслись, как угорелые. Потому этот парень-загонщик и свалился, как загнанная лошадь.
– Гена. Хочешь, совет дам? Перед самым загоном, пока другие загонщики расставляются на исходные, за эти несколько минут присядь и немного перекуси. Идти легче будет. Только лишку есть нельзя. Водку пить перед быстрым переходом – тоже нельзя. На первые несколько минут вроде, какое-то облегчение с неё и почувствуешь, но потом идти будет еще тяжелее.
К этому времени вышел на линию номеров последний загонщик. Все стихло, но мы на своих местах находились еще минут десять. Лично для меня эта передышка была очень даже кстати, а Павел Петрович несколько раз проворчал, что Мосягин где то застрял и не снимает их с номеров. Без команды свое место не может покинуть ни один охотник, как стоящий на номере, так и вышедший на стрелковую линию загонщик.
– Наконец-то идут! – неторопливо сообщил Павел Петрович, что меня ничуть не обрадовало.
Подходя, Мосягин кратко скомандовал:
– К автобусу! – и, не меняя темпа быстрой ходьбы, прошел мимо нас в сторону первых номеров.
– Поднимайся, Гена. Пойдем потихоньку… – проговорил Павел Петрович.
– Павел Петрович! А Петр Егорович где на номер поставлен?
– Там, впереди… – он указал рукой в направление, откуда тянулась небольшая цепочка охотников, и зашагал вслед за охотоведом.
– Я подожду его, вместе придем.
По дороге к автобусу Петр Егорович высказывал свое мнение:
– Тяжелый для вас загон был. И прошли его быстро. Хорошую тебе обкатку дали для первого раза. Сильно устал?
– Было! – признался я, – но сейчас передохнул. Неужто каждый раз так носиться надо?
– Ты что? Будут и маленькие, короткие загончики. Будет и так, что номерам придется идти дальше, чем загонщикам. Это сегодня для первого раза Мосягину очень хотелось кабанов взять. Но, в большей части, он сам виноват. Знал, что кабаны могут уйти на восток, нужно было там пару номеров поставить. А он один пошел туда. Скорее всего, он не надеялся, что вы так быстро загон начнете, и опоздал встать на номер. Может быть подшумел, когда по просеке шел.
Собрались все у автобуса. Мосягин подвел итог:
– Полный провал. Примерно в середине загона кабаны ушли на восток, как я и предполагал. Загонщики шли хорошо, каждый в своем направлении. Правое крыло загонщиков вышло вперед, но с опозданием. Хорошо шумели, но медленно шли. Снег не глубокий, загон сухой, не по болоту. Нужно было передвигаться быстрее, чтобы отсечь кабанов и выгнать на номера.
– Анатолий Иванович, Загон в два километра загонщики прошли за двадцать пять минут. Это не так уж и плохо! – попытался оправдываться Сергей, – для нас по лесу дорог не проложено. Быстрее не бывает.
– Я лучше тебя знаю, где какие дороги по лесу проложены. На твоем пути лес был чистый, а ты плелся, как брюхатая баба. Видел кабанов?
– Метрах в ста пятидесяти впереди меня направо пулей пролетели. Бежал, стрелял, но не успел отсечь. Кабаны бегают быстрее, у них по четыре ноги.
Как бы в заключение, Мосягин добавил:
– Тяжелый путь был у первых трех загонщиков. Сплошной шмурняк. Кабаны там и находились. Эти три загонщика толкнули стадо, а вы вдвоем в этот момент должны были прибавить ход и своими выстрелами завернуть стадо на номера. Упустили кабанов по твоей вине. Сколько тебя учить то надо?!... Ну, а сейчас все садимся в автобус, едем в обратную сторону, а через два квартала с противоположной стороны дороги сделаем еще загончик. Там есть и кабан, и лось. Ближе зверя нет. Сегодня так шумнули, что даже мыши не менее, чем на пару километров убежали.
– Проверить ружья! – скомандовал Михалыч, первым садясь в автобус, и уже более добродушным голосом заметил:
– Чего-то Пашкова не слышно, наверное, в первом же загоне все свои шутки растерял. Владимир Иванович, а что же с тобой будет еще загона через два?!
Поднимаясь на ступеньку, Пашков зло проворчал:
– Если бы я знал, что такой дурной загон будет! Шея и сейчас в мыле. Новые сапоги считай, наполовину износил по этим колючим зарослям. Сейчас ставьте меня на номер. Ружье пристрелял. Бьет хорошо! Лосю в ухо за пятьдесят метров попаду!
– Вот это годится! – одобрил Михалыч и жестом дал понять, что все разговоры закончены, чтобы не подшуметь зверя.
Во втором загоне группу загонщиков возглавил сам Мосягин. На моем пути лес был чистый, сухой, и я прошел загон довольно легко, нормальным шагом. Уже в более спокойной обстановке пристреливал ружье. Еще раз убедился, что с правого ствола кучность значительно выше, но немного берет вверх. Значит, целиться нужно «под яблочко».
Как я был удивлен, когда из второго загона вышел опять на Маркова.
– Павел Петрович! У тебя, наверное, в кармане магнит лежит. Мой компас на него и показывает.
– Никакого магнита у меня нет, – смеясь, вполголоса ответил старичок, – на охоту давно ходишь? Из первого загона вышел чуть живой, а сейчас бодро выглядишь.
– Охотничий стаж у меня внушительный, – в шутку ответил я, – ибо на моем счету уже два загона есть. Правда, живьем еще ни одной зверюшки не встречал. Но в первом загоне свежие следы видел! Так-то! Знай наших!
– Если не бросишь это занятие, тогда не один раз и лосей, и кабанов живьем увидишь, научишься читать по следам. Доложу тебе – прелюбопытнейшее занятие!
Забегая вперед, отмечу, что с Павлом Петровичем мы выезжали на охоту не один десяток раз. Охотились с ним на лося, кабана, сидели на лабазах и на медведя.
Примерно через год в одном из разговоров он упомянул, что лучшей охотой в его жизни он считает охоту на своей Родине в Боровичском районе еще до войны. С местным охотником Ларионом Захаровым они взяли тогда тридцать шесть русаков!
Как он удивился и обрадовался, когда выяснилось, что Захаров Ларион – это не кто иной, как мой отец…
К нашему великому сожалению второй загон тоже оказался пустым. Зверя там вообще не было.
После этого Михалыч объявил обеденный перерыв, но без спиртного, так как намечал сделать еще пару загончиков.
Пообедали, но по непонятной причине, команды о сборе не поступало. Рассевшись на лежавших около дороги бревнах, охотники стали вспоминать об удачных и неудачных днях охоты. Конечно всем, а мне с первой охоты особенно, хотелось вернуться домой с трофеем.
Пользуясь перерывом, я спросил у Павла Петровича, почему из разных стволов ружье бьет по-разному. Тот осмотрел мое ружьишко и пояснил, что это довольно редкий экземпляр. Правый ствол – «чок», а левый – «получок». Иными словами, сужение выполнено у обоих стволов, но в правом больше, в левом – меньше.
– С этим ружьецом очень хорошо охотиться на пушного зверя, на птицу. Можно и на крупного зверя, но стрелять пулей только из левого ствола. Из правого нельзя – пуля может ствол повредить. Ну, в крайнем случае, только чтобы ствол был идеально чистым… – заключил бывалый охотник.
Взглянув на нас, Михалыч, как будто что-то вспомнив, выкрикнул:
– Пашков! Покажи-ка свое новое ружье. Оценим твою вертикалку.
Взяв ружье из рук Пашкова, профессиональными движениями опробовал его «навскидку», сравнил со своим по массе. Медленными движениями вытащил из своего патронташа два патрона, зарядил ружье, внимательно посмотрел в сторону глухого леса. Затем быстро вскинул ружье, тут же прозвучал выстрел, через долю секунды – второй.
– Ну-ка, парень, – обратился он ко мне, – добеги до того дерева со смоляным пятном, посмотри результат. Пойдешь обратно – прикинь, сколько метров.
Я вскочил, бегом направился в сторону леса, за мной ринулись еще несколько человек.
– Куда? Без команды! Всем остаться на своих местах! – выкрикнул Михалыч.
Подбежав к дереву, я увидел на смоляном пятне на высоте полутора метров от земли две пробоины на расстоянии двух десятков сантиметров одна от другой. Это меня поразило. Такой дед, наверное, уже и дерева-то не видит, а так точно положил две пули. Практически дуплетом.
Возвращаясь обратно крупными шагами, насчитал 56 метров.
– Хорошее ружье! – выслушав меня, заключил Михалыч.
– Михалыч, это не ружье хорошее, а стрелок мирового класса! – вставил я.
– Хорошее ружье! – повторил Михалыч, как бы не услышав моего восхищения, и тут же громко выкрикнул:
– Кто хочет опробовать оружие – можете выстрелить по паре раз в ту же сторону.
Желающих опробовать свое оружие не оказалось. Молодые охотники уже настрелялись в загоне, а старички к такой забаве отнеслись равнодушно. Тогда Михалыч скомандовал:
– Всем в автобус. Едем на самый главный, самый надежный загон.
Автобус развернулся, и мы приехали опять на то же место, откуда утром расходились при организации первого загона.
– В автобусе ничего не оставлять. Рюкзаки с собой. До этого загона переход дальний будет, – подметил Мосягин, – за мной. Не шуметь.
Следом за ним мы длинной цепочкой довольно быстрым шагом направились в лес. Пройдя около километра, охотовед скомандовал:
– Ружья и рюкзаки всем снять, поставить в сторонке. Приготовить ножи и топоры. Я лося вам завалил при первом обходе. Не видите? Вон красавец лежит! – он указал рукой на лежавшего в десяти метрах от нас довольно крупного быка с огромными рогами.
Все охотники, и старшего поколения, и молодежь дружно взялись за работу. Технология разделки лося у охотников выработана годами. Несколько человек, в том числе и я, стали быстро обдирать шкуру. Четверо мужиков подобрали подходящую валежину для рубки мяса, очистили ее и подтащили к лосю. Не прошло и полчаса, как туша была подготовлена для разделки.
– Анатолий Иванович, показывайте, какой отрез будете брать. Как делить будем? – уточнил Михалыч.
Мосягин небрежно махнул рукой и, не задумываясь, ответил:
– Как всегда. Отреза мне не нужно. Делайте, как полагается: голова – стрелку, ноги – загонщикам, мясо – всем поровну.
Снова закипела работа. Застучали маленькие охотничьи топорики, отполированные до блеска охотничьи ножи ловко разделывались с тушей. Михалыч следил, как трое дедов подбирали равноценные куски мяса и ловко раскидывали на девятнадцать кучек.
То и дело слышались советы, деловые предложения, веселые шутки.
– Водителя автобуса не забыли сосчитать? – прокричал кто- то.
– Не забыли! – по-деловому отвечал Михалыч, – нас восемнадцать, водитель – девятнадцатый.
– Пашков, куда ногу поволок?! Ты только один раз в загон ходил, а ногу схватил первым.
Пашков на этот возглас отпустил какую-то свою дежурную шутку, но ногу не бросил.
Павел Петрович взял одну из оставшихся трех ног лося, подал мне.
– Бери, Гена, не стесняйся, заслужил. Тебе ноги крепкие нужны. Много раз придется еще в загоны ходить. А с этой – обдери шкуру и разруби её на части, чтобы дома топором не стучать. Холодец из лосиной ноги отменный получается.
Я принялся обдирать шкуру с лосиной ноги, а Мосягин, проходя мимо меня, остановился, уточнил:
– Ну, как прошла первая охота? Я видел, что тебе в первом загоне самый труднопроходимый маршрут достался, поэтому во втором на самый легкий поставил. Чтобы с первого раза не отбить желание ходить на охоту. Еще пойдешь?
– Обязательно! И неоднократно!
– Вот сегодня, с первой охоты, свою законно заработанную пайку в десяток килограммов домой принесешь, так и женка скандалить не будет на счет охоты.
– Не то, что у меня! На шаг из дома не выпускает! – громко смеясь, выкрикнул наблюдавший за нами Михалыч.