В истории села было много людей сыгравших большую роль в общественной жизни. К ним причисляю героев войн, председателей колхозов, педагогов и просто людей неравнодушных. Но был один человек в нашем селе, который не являлся героем строек или войн, его нельзя поставить рядом с вышеперечисленными категориями земляков. Этот человек стал героем борисовского фольклора, мерилом скупости и хитрости.
При жизни Давид Ильич Сурков получил славу жадного и нелюдимого. Дом его стоял первым при въезде в село. Крепкий и добротный, вид ,однако ,имел такой же непривлекательный как и хозяин. Давыдок, как звали его на селе, жил вместе со своей женой и сестрой, детей у них не было.
Хозяйство у него было крепкое: скотина, пасека, молотилка, косилка . По тем временам он считался богатеем, но тот , кто впервые увидел Давыдка никогда бы в это не поверил. Вид у Давида Ильича был невзрачный: кое какая одежонка, невысокого роста, реденькая бороденка, страдальческое озабоченное выражение лица.
Хозяйство вел свое исправно, счет вел всему. Работники у него долго не задерживались, платил Давыдок плохо, а работой загружал с темна и до темна.
Слабостей у Давида Ильича было две: деньги и его гордость темно-карий породистый жеребец. Жеребца он не доверял никому , сам поил , кормил, вываживал. За случку брал большие деньги, но несмотря на это кобыл к Давыдкову красавцу везли со всей округи.
Все шло по плану , пока не пришли смутные времена в России. Революция …Сначала Давыдку дела не было до большевиков или меньшевиков. Всех он считал бездельниками и охотниками до чужого добра. Что бы ни происходило вокруг, опасности для своего благосостояния Давыдок не видел. Виданное ли дело все поровну, сровнять и голытьбу и крепких хозяев, таких как он. Никто такого беззакония не допустит. Политикой Давыдок не интересовался в собраниях не участвовал , если и ходил, то ради любопытства. Любопытство его и подвело. Однажды нужда заставила Давыдка поехать в Пономаревку. Шум около управы привлек его внимание. Когда слез с дрожек и послушал о чем толковал горластый мужик с высокого крыльца, понял, что власть перешла к другим «бездельникам».
Поглазев и поболтав со знакомыми еще больше часа, Давыдок отправился домой. Дома все было как всегда хозяйство, работники, жена. Начинало смеркаться, когда Давыдок обошел все сараи, запер амбар. Жена собирала на стол, сестра помогала ей. Сестра обижалась на брата , не разговаривала уже неделю, замуж за одного собралась, а там голь перекатная, на приданное её зарятся. И думать ей запретил, вот и дуется, но ничего найдет ей брат стоящего мужа. Не успели за стол сесть, как в окно забарабанили. «Кого еще на ночь глядя»- мелькнуло в голове, но на сердце стало неспокойно. Торопливо открыв засов Давид Ильич увидел на пороге сына одного его пономаревского приятеля, парень был в пыли дышал как будто за ним гнались всю дорогу: «Тятька велел вам бежать, дядь Давид, в Пономаревке всех арестовали в ЧК и один указал, что в перевороте и ты был. Утром в Борисовку приедут уполномоченные и тебя заарестуют. Беги дядь Давид». Сказав это парень вскочил на коня и тихонько пропал в темноте.
На минуту Давыдок потерял способность думать. «Что делать?» пронеслось в его голове. Бежать, а хозяйство, дом. В изнеможении он опустился на скамейку в сенцах и так сидел молча задавая себе вопросы и сам же отвечая на них. Никто бы разбираться не стал бы, что он только поглазел на бунтовщиков, его поставят к стенке и все дела.
В избу Давид Ильич зашел другим человеком: глаза блестели каким-то сумасшедшим блеском, на переносице залегла глубокая морщина. Увидев такие перемены, женщины притихли и перестали есть.
-Ты,- глядя на сестру, выходишь замуж сейчас. А ты , повернувшись к жене, собирайся в дорогу. Возьми на первый случай чего и все.
Женщины , наверное, были в сильном шоке, не задали вопросов, не ответили протестом.
Взяв два узла с приданным барахлом Давид отвел сестру в женихову семью, те от неожиданности и радости только всплеснули руками. Вручив новоявленному зятю сестру, приказал ему идти с отцом и братьями к нему и брать чего хотят. Пока сватья опамятовались, ушел домой, где жена уже собрала котомку снеди и узел со сменой белья и теплыми вещами. Не разговаривая, пошел в конюшню, запряг жеребца в легкую красивую телегу на резиновом ходу, в амбаре раскопал заветный узелок с деньгами и жестяную банку с золотом. Все это сунул за пазуху, вышел во двор , окинул глазами, полными слез и со сжатыми до бела губами сел в телегу. Жена, охая, усаживалась рядом, укладывала узлы. Во двор входили сватья с сестрой. Сестра, увидев брата в дорожной телеге, захлюпала носом. Сват крякнув, подошел ближе:
-Ну сват, ты бы рассказал что к чему, а то как-то не по-людски.
- Утром приедут меня забирать, хоть я и не виноват, расстреляют как Петюню Косого, а имущество разворуют. Мы уезжаем, не знаю куда . Чтоб чужим меньше досталось, берите чего хотите, вот ключи от амбара. Но бери не все оставь скотины , добра сколько-то им, а то кинутся искать и до вас доберутся. Сестру не обижайте, одна она у меня. Бог даст – свидимся.
После этих слов Давид Ильич дернул за вожжи жеребца и с женским плачем и покряхтыванием мужиков, выехали за ворота.
Уехали они в сторону Башкирии. Больше Давыдок в Борисовке не появлялся. Ходили слухи, что обосновался он под Кемерово. Прожил довольно долго. После его смерти , жена прожила год и умерла тихо , так же как и жила.
Неизвестно почему , но память об этих людях живет и поныне. Давидом Ильичем борисовцы могли называть обладателя карего жеребца, либо человека прижимистого и хитрого. Имя «Давыдок» звучит как в хорошем смысле, так и наоборот.