У Спящей Красавицы, которая уже не была спящей, и Принца, который давно уже стал королем, родилась долгожданная дочь. Радости родителей не было предела, ведь, хоть они и состояли в браке уже много лет, детей у них прежде не было, и ходили даже слухи, что Спящая Красавица унаследовала болезнь своей матери (та, как известно, тоже долго не могла забеременеть).
Так что же удивительного в том, что на радостях, в праздничной суматохе счастливая Красавица, всегда отличавшаяся изрядным легкомыслием, позабыла отправить приглашение колдунье, у которой лечилась от своих деликатных проблем?
Впрочем, если бы кто-нибудь спросил эту колдунью, та подтвердила бы, что и в этом Красавица повторила судьбу матери, не пригласившей на крестины свою благодетельницу (чьей ученицей и преемницей и была нынешняя колдунья) из страха, как бы супруг не узнал, как она все-таки излечилась. Все-таки волшебница – одно, а колдунья – совсем другое, и суеверный супруг вполне мог бы и не одобрить…
Нынешняя колдунья была не менее мстительна, чем ее наставница. Но она обладала более богатой фантазией.
Крестины отмечали очень пышно, и если бы счастливая мать помнила подобное празднество в честь собственного рождения, некое беспокойство могло бы и омрачить ее радость – потому что эти два гулянья были похожи, как две капли воды. Единственное отличие состояло в том, что приглашено было не семь, а только шесть волшебниц. Все они были ученицами, а многие и дочерьми или внучками чародеек, одаривавших в свое время Спящую Красавицу; Седьмая же и самая умная, спасшая принцессе жизнь, пользуясь благосклонностью правителей, посвятила свою жизнь политике и не оставила после себя ни детей, ни учеников. Она хорошо знала, что ей нужно в этой жизни, и не стремилась угнаться за всеми зайцами сразу.
Итак, волшебниц было шестеро, и Принц (то есть уже король) даже сказал своей супруге: «Как жаль, что их не семь, ведь это счастливое число». Спящая Красавица вспомнила, что вполне могла бы пригласить и седьмую – колдунью, – и даже слегка огорчилась своей забывчивости, но было уже поздно что-то менять.
Праздник шел своим чередом, и настал момент, когда волшебницы-крестные должны были одаривать новорожденную. Первая, самая молодая из всех, пообещала, что юная принцесса будет божественно красива и превзойдет даже свою прекрасную мать. За ней к колыбели приблизилась Вторая, умудренная годами женщина, и посулила новорожденной ума (ибо боялась, что уж эти-то, молодые, непременно о нем позабудут). Третья, понимая, что из умной красавицы непременно выйдет стерва, и не желавшая плодить эту породу женщин, уже попившую у нее изрядно кровушки, одарила девочку добротой и кротостью. Четвертая, Пятая и Шестая, поскольку и желать-то было больше нечего (богатство, власть и удачное замужество дарить было ни к чему, ведь новорожденная и так была королевской дочерью, причем пока единственной), одарили дитя талантами: Четвертая – к пению, Пятая – к танцам, Шестая – к игре на инструментах (ну а какие таланты могли еще понадобится женщине в те времена?).
И вот, когда все поаплодировали волшебницам и собрались пить дальше, к колыбели приблизилась неведомо откуда взявшаяся в зале колдунья.
- Ну что ж, милое дитя, - обратилась она к посапывавшему в люльке младенцу, - надо и мне принять участие в твоей судьбе, ведь я хоть и не крестная тебе, но все же и не совсем чужая, - при этих словах колдунья коротко взглянула на застывшую в ужасе Красавицу, и продолжала: - Я не стану желать тебе веретена – я знаю, твой отец, хоть и романтик, не так глуп, как твой дед, и догадается получше присматривать за тобой – или хотя бы объяснить тебе, что такое веретено и почему не следует его трогать! Да и если бы подобное проклятие все же исполнилось, это означало бы подарить тебе целых шестнадцать счастливых лет. А счастливые дары не по моей части. Так слушайте, - обратилась колдунья ко всем присутствующим, не смевшим помешать ей из страха перед колдовством. – Я не могу лишить этого ребенка даров ее крестных – но я перенесу ее со всеми этими дарами в ХХІ век. Да, она будет прекрасна – и повсюду ее будет преследовать назойливость мужчин, для которых обладание ею станет чем-то вроде трофея, символа престижа, и ненависть женщин, которые будут завидовать ей. Они станут распускать о ней мерзкие слухи, называя ее шлюхой, и ни один мужчина, даже проведя с ней ночь, не захочет жениться на ней – ведь в ХХІ веке мужчине вовсе не обязательно даже помнить имя той, что делит с ним ложе. А ведь она будет еще и умна – и этим еще больше оттолкнет их от себя. Она будет божественно петь, играть и танцевать, и всю жизнь будет мечтать о сцене (там это предел мечтаний многих); но ее наделили еще и кротостью, а путь к успеху лежит по головам соперниц и через постели облеченных властью – а на подобное она не решится. Деньги и связи могли бы помочь ей, но ведь никто не додумался пожелать ей богатства – а там она будет не принцессой, а обычной девчонкой, да еще и сиротой, подкидышем. Потому певицей она не станет, и талант, который не на что применить, будет жечь ее. А там женщина должна сама зарабатывать себе на жизнь наравне с мужчинами, но практической сметки вы принцессе не подарили, да и денег, чтобы получить образование, у нее не будет, поэтому ей останется только пойти торговать на рынок или устроиться официанткой в кафе, где пьяные завсегдатаи станут приставать к ней. Да она и сама, вероятнее всего, со временем сопьется, и станет спьяну дарить себя первому встречному, внушая себе, что это-то и есть настоящая любовь – а потом не будет знать, какое отчество давать своим детям, которых будет растить в нищете…
Колдунья собралась было читать заклинание, чтобы перенести юную принцессу в этот неведомый и ужасный ХХІ век, когда вдруг спохватилась:
- Ах да, я забыла о самом главном: никакой принц не спасет ее. Потому что там нет принцев.
И колдовство свершилось.