4
Наступила зима. Милютин ликовал, так как начались тренировки в условиях, сходных по температуре с марсианским летом. Он и Иннокентий обеспечивали строгий режим тренировок, хорошую закалку на свежем зимнем воздухе. При этом Милютин и Васильковский часто расходились во мнениях, и в большинстве случаев в спорах брал верх Милютин. Иннокентий только недовольно смотрел на то, что делает тренер.
Однажды Иннокентий шёл из столовой в главный корпус его внимание привлек шум, крики и возня возле расположенного недалеко третьего корпуса. «Надо проверить, сто там Милютин затеял…» подумал Иннокентий, направившись на шум. Его глазам предстала ужасная, по его мнению, картина: шесть – семь человек будущей команды играли в снежки, катались в снегу, валили друг друга и делали прочие непозволительные, по мнению Иннокентия действия. В центре всей кутерьмы виднелась фигура человека, полностью залепленная снегом, вслепую размахивавшая руками.
- Так, молодые люди! – обратился Иннокентий, поправив запотевающие очки, - настоятельно рекомендую вам прекратить всё это и не вызывать переутомления организма…
- Иннокентий Александрович, это процедура закаливания на свежем воздухе, объединенная с физическими нагрузками и хорошим настроением! – весело сказала фигура в центре, отряхивая с лица снег,
- Владимир Михайлович! И Вы тут… - ахнул Иннокентий, глядя на Герштейна, - ну, что ж… играйте… играйте… - Иннокентий повернулся и, заложив руки за спину, направился дальше. Вся группа проводила его сочувственным взглядом. Герштейн повернулся к молодёжи:
- Ну, что, смельчаки, кто следующий на меня? Кто на новенького! – пропел он, прежде чем кто-то стал забрасывать его снегом. Герштейн ловко уворачивался от снежков, сам, успевая успешно отвечать на обстрел.
Тихо, с едва слышным шелестом, падал снег. Он падал откуда-то из темноты, высокой темноты, в которой крутились ещё невидимые снежинки, готовясь упасть вниз. Замёрзшая тишина этой зимней ночи неохотно пропускала звуки. Некогда зелёные деревца, низкие и тонкие, стали пограничными столбами между светом фонаря и темнотой ночи. Фонари, в одиночестве стоя среди снега, отбирали у темноты редкие островки.
За эту неделю Степан соскучился по работе. Основная часть психологической подготовки была пройдена, теперь оставалось только наблюдать. Дубравин шёл по снегу от одного островка света к другому – последнее время всё больше стала накатывать бессонница. Степан сел на снег там, где кончался свет, загрёб рукой снег. Он был пушистый и совсем не холодный. «Один раз, - думал Степан, - один раз надо было решить. Но поздно. Если бы я раньше смог… могу ли я оставить всё как есть? Но, с другой стороны как я скажу? Что я скажу? В конце концов, я не могу за всех решать… не могу… я только психолог для них. Я не должен поднимать беспричинную панику. А если причина есть? Если они погибнут, то я буду то же виновен в их смерти! Нет, нет. Их отправляю не я… и я не смогу ничего сделать. Даже если я сейчас скажу ничего сделать. Даже если я сейчас скажу что-нибудь, ни кто не прекратит подготовку. А что скажут люди? После почти года подготовок их выбрасывают? Одно решение. Надо принять только одно решение. Лучше молчать… они могут жить там…» Степан протёр лицо мокрой от снега рукой. «Убить столько людей…. Послать на смерть…. Нет, нет и нет! Там всё как везде. Я вполне могу их туда отправлять. Да и вообще я не отправляю… Никто не заметит, что это сделал я… а если всё удастся, если они не погибнут, то всё будет хорошо… всё будет хорошо… хорошо. Но надо заснуть, хоть и не хочется, а надо. Опять душная комната. А здесь всё хорошо, спокойно. Как всё прекрасно, величественно. Как в поле среди снега, никого – свобода и мощь в природе. Нет суеты, нет бед, нет смерти! Абсолютно!.. и только свет и темнота чередуются в пространстве…»
Волнения не оставляли Степана, всю зиму он в основном сидел у себя в комнате, и на улице показывался крайне неохотно. Так для него прошла зима, и однажды утром он с удивлением обнаружил оттепель – весна… как-то незаметно пришла, конец февраля вдруг вылился в март. Когда он пришёл к Милютину на площадку, он услышал, как тот даёт какие-то наставления, но говорит с командой как-то мягче и заботливее. «Как со своей командой» подумал Степан.
Ещё голые кроны деревьев медленно качались над головой, периодически показывая низкие белые облака. Катя шла по лесу, слушала шум ветра, редких птиц, шорох земли и прошлогодней листвы под ногами. Природа была в ожидании, готовясь выплеснуться из набухающих почек на деревьях, пробиться из тёмной влажной земли. Катя подошла к знакомому уже упавшему дереву. Из корней его росла молодая поросль – несколько тонких стволов, которые теперь торчали тёмными, под цвет земли прутиками. Катя любила навещать эти молодые деревца. Познакомилась она с ними не сразу, в первый раз они сливались с кустарником и были не столь заметны, но однажды утром Катя подошла к внушительной яме от корней дерева и увидела эти два-три прутика. Тогда между ними натянул сеть паук, маленький и худой. Как давно это было… С тех пор это дерево стало едва ли не излюбленным местом время провождения Кати. Теперь ей становилось всё грустней от грядущего расставания. С каждым разом всё больше и больше тянуло её к этому лесу, знакомым деревьям и, даже, птицам.
Для переезда всей команды с организаторами вместе на космодром выделили почему-то потрёпанные грузовики с открытыми кузовами. Никто не ожидал такого, но, тем не менее, в прохладное раннее утро, когда на территорию «Планеты» заехали три грузовика, все сохранили оптимистический настрой. Весло погрузили весь скудный багаж, который позволили взять с собой на борт организаторы. Все отправляющиеся разместились по бортам кузовов. Тут же начались шутки по поводу транспорта, не переходящие ещё в откровенную критику.
Наконец колонна их трёх грузовиков двинулась прочь от ставшей родной уже «Планеты». Максим посмотрел вслед уходящим корпусам комплекса и произнёс, повернувшись к Алёне: «Ну вот, одну планету покинули, скоро и вторую покинем…»
Грузовики неслись, подпрыгивая, по пыльной асфальтной дороге среди полей. Марина, ехавшая в среднем грузовике, стояла возле кабины с раскинутыми руками, подставив лицо встречному ветру, и смотрела сквозь закрытые веки на солнце. Ветер развевал её волосы. Степан, сидевший в том же кузове у левого борта на деревянном запачканным бензином ящике, смотрел на счастливую, улыбающуюся Марину. Марина глубоко вдохнула воздух и, ещё шире улыбнувшись, чихнула. «Будь здорова» - отозвался Степан, а Марина посмотрела на него радостными глазами.
- Смотри, - сказала она, - я лечу! Я как птица среди синего неба, пустынных полей! Иди сюда, я научу тебя летать, - обратилась она к Степану. Тот только улыбнулся в ответ, - Иди, - Марина стащила Степана с ящика и поставила рядом с собой, - Смотри, видишь то облако? Во-он там. Мы можем долететь туда, мы можем подняться ввысь, мы можем взлететь. Мы свободны, и мы можем лететь, лететь вперёд. Закрой глаза… Ты видишь солнце?… Ты видишь то облако там, у горизонта?… Совсем маленькое. И мы можем, как птицы, долететь до него. Нужно только захотеть! Это просто!…
Грузовики ехали под безоблачным небом, ветер дул навстречу, а этим ветром наслаждались уже двое – Степан и Марина.
Колонна пребыла на космодром к полудню. Старт был назначен на следующий день. Зачем всю команду перевезли так рано, оставалось загадкой. Всех приехавших разместили в некоем подобии гостиницы при космодроме, представлявшей собой длинный одноэтажный барак с огромным количеством входных дверей. Каждая дверь вела в маленький «номер» и одной жилой комнаты. В номерах всё было оформлено весьма скудно: стол, стул, койка, холодильник и ваза со специально засушенными цветами. Холодильники почти ни в одном номере не работали, являясь исключительно декоративной частью внутреннего обустройства барака. Сами бараки были построены без каких-либо современных архитектурных излишеств – покрашенные кирпичные стены, цементный пол, простенькая крыша. Вокруг бараков высились тополя и липы.
В нескольких сотнях метров от бараков располагалось здание космодрома – современное, белое, с огромными окнами, солнечным охлаждением и несколькими антеннами-тарелками на крыше. Ещё дальше виднелся за деревьями силуэт ракетоносителя с кораблём «Олимп».
Деревянная дверь номера со скрипом открылась, позвенев металлической ляжкой для навесного замка. Максим с Олегом зашли в комнату.
- Ха! – удивлённо воскликнул Максим, осматривая комнату, - неплохо! Личная каморка на день в стиле аборигенского барака!
- Хорошо хоть кровати две… - скептически произнёс Олег,
- Но главное, что здесь есть из удобств, - Максим торжественно сделал жест рукой, - это ваза с сухими цветами! – он подошёл к вазе и тронул цветы, которые с сухим шелестом осыпались облаком пыли, - м-да… Они хотя бы травку свежую сюда поставили, что ли… О! Хо-ло-диль-ник! Может быть, там они нам и поесть что-нибудь приготовили?… Ого! Неплохо, это оказывается тоже украшение комнаты!
- Минуточку, - неожиданно произнёс Олег, - а они кормить-то нас собираются? Или нам до завтра голодать?
- Действительно… А мы с «Планеты» ничего не захватили!… Ладно, пошли узнавать!
Максим с Олегом вышли на заполненную тенью от деревьев аллею вдоль барака. Почти все двери комнат были открыты, поэтому найти нужного человека не составляло труда. Нужным человеком для двух программистов сейчас был Косцов. Искать его долго не пришлось – он стоял у дверей своей комнаты, облокотившись о тополь, и говорил с Леонидом Домошным. Как оказалось, Домошный пришёл по тому же вопросу.
- Кормить будем! – не дождавшись вопроса, сказал Косцов Максиму и Олегу, кивнув головой.
Катя гуляла по территории прилежащей к баракам. Космодром был отгорожен сеткой и кустами смородины. Но кате и не хотелось заходить туда. Она обогнула бараки, прошлась по небольшой аллее, обошла утонувший в деревьях трансформатор и несколько служебных помещений и вышла на край оврага. Овраг открылся перед ней неожиданно, деревья расступились, показав степной простор, горизонт и поднимающееся над ним бледно-голубое небо с редкими облаками. Дно оврага поросло низким кустарником и травой, не сильно отличавшейся от него по высоте - видимо, внизу протекал ручей или было небольшое болотце. Склон был покрыт мелкими жёлтыми цветами и ковылём. Катя стала спускаться вниз, прошла через стену кустарника внизу и поднялась на другую сторону оврага. Там на склоне из земли торчал огромный камень. Катя тронула его рукой, провела по коричневатому лишайнику, плотно прижавшемуся к камню, и села на него, обхватив руками ноги.
По травинке, нависшей над камнем, полз муравей. Он сполз вниз и направился к Кате, ощупав усиками ботинок Кати, муравей взобрался на него, переполз на ногу, легонько щекоча кожу. Катя за ним наблюдала, как он ползёт к колену. Забравшись на колено, муравей остановился, шевеля в воздухе усиками и пытаясь определить, куда ему лучше идти дальше, Катя подставила руку, и муравей с сомнением перебрался на неё. Потом, ссадив муравья на землю, Катя положила подбородок на колени, стала смотреть в даль. Лёгкий ветер обдувал её, шевеля волосы и дотрагиваясь до её ног травинками.
Над космодромом ярко светило майское солнце. Корабль «Олимп» сверкал своим блестящим корпусом, зажатым металлическими опорами. В огромной тени величественного корабля собралась вся группа пассажиров, отправляющихся на Марс. Многие осматривали в последний перед отлётом раз деревья, поля, холмы, видные с поля космодрома – то, о чём в следующий десять лет останется только вспоминать. Космодром, как будто специально находился в очень живописных местах.
Организаторы устроили команде сюрприз, привезя за час до отлёта на космодром родных и друзей участников экспедиции. Радость встречи перемешивалась с грустью близящегося расставания, что создавало своеобразную предотлётную атмосферу. Родные и друзья прощались с командой; над космодромом, в лучах солнца разносились радостные и в тоже время грустные разговоры. Каждый уже почти «марсианин» смотрел на родные ему лица так, чтобы помнить их всё время пребывания на Марсе.
- Алёша, ты же не забывай звонить, - говорила мать Алексея Томского, - там же у вас связь, наверное, хорошая…
- Постараюсь, мама, ты приходи в ЦИП, там будут сеансы связи.
- А что, домой нельзя?
- Нет, не получится…
Дмитрия Владимировича провожала жена и сын.
- Когда ты вернёшься?
- Через четыре года, я думаю.
- Береги себя. Я буду по тебе скучать, очень…
Под массивными кронами деревьев рядом с аэродромом, вдали ото всех стояла Катя и Вадим.
- Я скоро прилечу. Тогда и поженимся.
- Как жаль, что я тебя не смогу видеть так долго, так долго…
- Да… Мне тоже… - Катя опустила глаза, и посмотрела на зеленеющую траву. По одной травинке ползла божья коровка. Катя аккуратно сняла божью коровку с травинки и молча, улыбаясь, подняла руку, подставила её солнцу. Вадим, щурясь от солнечных лучей, смотрел на маленькую божью коровку, которая в свете солнца стала чёрной точкой. Эта точка слетела с нежной, тонкой руки Кати и устремилась в небо.
Над множеством людей, на третьем этаже главного здания космодрома, стоял Степан и смотрел, как в этой толпе стоит Марина и её мама – старая низенькая и очень добрая женщина. Марина смахивала слёзы со щеки, что-то говорила матери. Степану хотелось сейчас же сбежать вниз, вытащить Марину из толпы и увезти подальше от этого космодрома, от ЦИПа, от всего, что связано с Марсом… Но он должен был стоять здесь, на третьем этаже главного здания космодрома и смотреть, смотреть, как Марина прощается с матерью… может быть – и с ним.
И вот своё напутственное слово сказали Сергеи Олегович Пустовский и Владимир Михайлович Герштейн, с крыши центра управления запуском послышался механический голос громкоговорителя: «всех отлетающих просим зайти в корабль. Сотрудникам приготовиться к старту!» Через десять минут ракетоноситель увлёк за собой сверкающий «Олимп» в синее небо. Владимир Михайлович повернулся к стоящему рядом Николаю Григорьевич Косцову и тихо произнёс, подняв взор вслед улетающему кораблю: «Наконец-то…».
«Олимп» ждала орбитальная станция, к которой он прибыл уже через пол часа. От туда, как и некогда описывал Косцов, корабль сделает несколько оборотов вокруг Земли для того, чтобы разогнаться, потом направиться к Луне, несколько рас прокрутится там и направиться к Марсу. Впереди лежали пятьсот дней полёт, когда границы месяцев, дней часов и минут начинают стираться, остаются лишь звёзды и борт «Олимпа»…
В воскресенье, как обычно, Владимир Михайлович Герштейн гулял по Нижнему парку Петергофа вместе со своим сыном, его женой и их ребёнком. Расположившись на лавочке возле оранжереи, Владимир Михайлович стал рассказывать о том, как отправляли внеочередную экспедицию:
- Команда там сильная, у них много программистов, геологов – то что нужно. Есть несколько биологов. Там, правда для них работы нет, но всё же могут и пригодиться. Среди биологов девчушка есть одна приятная, вот она хотя бы готовить будет! – Владимир Михайлович хихикнул своим хитро-довольным смешком.
- Владимир Михайлович, - обратилась невестка профессора, Василиса, - что ж Вы так к биологам относитесь!
- Да я против биологов ничего не имею, просто на Марсе им будет нечего делать… Там ведь жизни нет!
- Но ведь на Марсе была какая-то биостанция, кажется,
- Была, но в том-то и дело, что была. Сейчас никому не известно, что там, на Марсе… может, быть, эта экспедиция прилетит на одни развалины. Больше пятнадцати лет со станцией не было никакого сообщения. Та, последняя экспедиция держала связь год, а потом они пропали. Правда, автоматические датчики иногда посылают сигнал, что станция существует, но эти сигналы посылаются компьютером, то есть они не говорят, есть ли на станции кто-нибудь живой… да и сигналы там невразумительные…
- А сколько человек было в последней экспедиции?
- Человек двадцать, наверное. Я не помню. При строительстве станции много человек погибло. Они ещё в первый год, до потери связи лишились пятерых человек…
- Надо же. И всё равно туда посылают людей… - Василиса покачала головой,
- Да это печально, - профессор вздохнул, - Совет ЦИПССа принял решение о продолжении работ. Теперь будем надеяться, что на этот раз всё пройдёт хорошо, - Владимир Михайлович посмотрел в даль, через клумбы, пестрившие высокими цветами.
- Дедушка, - поднял голову внук профессора, Павел, - а сколько лететь до Марса?
- Два года,
- О-ого! И что всё это время люди делают? Спят?
- Нет, что ты! – Владимир Михайлович засмеялся, - Все по-разному. Кто работает, кто тренируется…
- Слушай, пап, - сын профессора Герштейна повернулся, пригладив волосы, - а действительно, как люди выдерживают такой дальний перелёт?
- Ну знаешь, Олег, там уж деваться некуда. Конечно мы их готовим, делаем психически более уравновешенными, приучаем быть и в одиночестве и в коллективе… человек постепенно привыкает, но всё равно, полёт проходит несколько тяжело…
- Неужели исследования так привлекательны?
- Ты лингвист, и тебе не понять загадочную душу геолога или физика! – с пафосом произнёс профессор, улыбнувшись.
- А я, когда вырасту, - сказал Пашка, забравшись возле дедушки на спинку скамейки, - я стану физиком и полечу на Марс!
- Туда сильных берут, - вскинул на Пашку очки Герштейн,
- А я, дедушка, стану сильным-сильным!
- Да? А кто с нами бегать по утрам отказывается?
- Я и бегать буду…
- Ну смотри!.. – Герштейн помолчал, а потом, повернулся к сыну, - Кстати, про нас в газете написали. Я тебе забыл сказать. Вот, посмотри, я в электричку взял газету, - Владимир Михайлович протянул сыну свёрнутую газету. Там на одной из страниц была небольшая статья «Сначала забыли, потом вспомнили. Люди снова будут на Марсе»:
«Накануне с космодрома Даль стартовал космический корабль «Олимп». Он несёт на своём борту двадцать три человека, которые вошли в новую экспедицию на Красную планету.
Уже давно люди хотят освоить планеты нашей вселенной. Успешной попыткой можно считать создание около полувека назад жилой станции на Марсе. Эта станция была введена в действие в очень короткие сроки, при том, что условия на ней были вполне приемлемы для человека. Там есть все системы жизнеобеспечения, включая биореакторы, которые снабжают первопроходцев возобновляющимися запасами пищи. Несмотря на весь интерес к этому проекту, долгое время станция пустовала. После первых экспедиций проект перестал разрабатываться, и научный мир думал, что с этой идеей всё кончено, очередная попытка освоить Марс, ближайшую к нам планету, рухнула. Но спустя около двадцати лет после остановки исследований, проект было решено вновь возобновить. Чуть более года назад был объявлен по России набор молодых исследователей, студентов старших курсов и аспирантов для того чтобы собрать новую экспедицию. Наш корреспондент встретился с одним из организаторов проекта, Н.Г.Косцовым.
Кор.: Николай Григорьевич, почему было решено возобновить активные исследования Марса?
Н.Г.: Мы не собирались полностью закрывать проект. Не так давно нам удалось собрать организаторов прошлых полётов, добавились, конечно, и новые лица, мы обговорили ряд вопросов и приняли решение, что необходимо заново начинать исследования и вновь заселить станцию. Были найдены средства, нашлись спонсоры, и вот мы вновь можем продолжать освоение Марса! Эта идей слишком давно будоражит умы людей, чтобы от неё отказываться. Действительно проект не только интересен, но и реально перспективен.
Кор.: Но почему на двадцать лет проект был заморожен?
Н.Г.: Ну, Вы же сами понимаете, прикрытие финансирования, отсутствие спонсоров. Правительство не смогло долгое время финансировать столь дорогостоящий проект. Ведь нужны дорогие материалы, высокие технологии, топливо и прочее. Нынешняя наука очень бедна, мы с трудом изыскивали средства на поддержание деятельности станции тогда, нет ничего странного, что однажды содержание её стало совсем невозможным. Не просто убедить, что проект действительно нужен и перспективен – это всегда так…
Кор.: Скажите, пожалуйста, что думали тогда о приостановлении работы космонавты?
Н.Г.: Мы их называем «марсиане»! Остановка проекта считалась тогда бессмысленной, так как на станции были прекрасные условия. Единственное, поддержание их требовало больших затрат. Тогда людей вывезли со станции, когда пришёл конец их смены. Другую смену не привезли. Но, конечно, прилетевшие сожалели о приостановке проекта. И понятно, за четыре года станция становилась им почти родной!
Кор.: говорят, в новой экспедиции нет участников прошлой «смены», как Вы говорите, почему? Это из-за возраста?
Н.Г. Да, конечно. Возраст людей, участвовавших в последней экспедиции, уже не позволяет им совершать полёты, тем более жить в таких сложных условиях.
Кор.: Вы говорите, условия на станции сложны. Смогут ли люди в будущем жить на Красной планете?
Н.Г. Да, условия сложные, но жить там вполне можно. Я же упомянул выше, что станция хорошо оборудована. Это поселение на Марсе можно сравнить с какой-нибудь полярной станцией. К тому же в будущем, лет через сто, можно будет строить вполне приемлемые поселения уже городского типа! Это удивительно, но мы действительно строим такие прогнозы!»
Олег закрыл газету и отдал её отцу.
- Что-то подобное я уже где-то слышал, - сказал он,
- Возможно… Косцов любит общаться с прессой. Собственно, в этом и состоит одна из его задач. Он у нас в оргкомитете был главным консультантом.
- Болтун он у вас, а не консультант!
- Ты удивишься, но здесь я с тобой полностью согласен. Но, так надо. Болтуны тоже вещь нужная, особенно для нас.
Герштейны направились к большому каскаду, струи которого давали лёгкую радугу в свете солнца. высокие лестницы были запружены туристами, шумными, весёлыми, окружёнными щёлкающими фотоаппаратами. «А парк не меняет своё лицо…» подумал Владимир Михайлович.