Сгущались сонмы звезд над мирозданьем,
А он в постель ложился, содрогаясь,
Чтоб встретиться с фантазии созданием,
С собой на время снова примиряясь.
Он в многоликой тени полуночной
Разметанный на простынях лежал,
Невиданной прижатый дланью мощной,
Он ждал. И в ожидании дрожал.
Вдруг, склеп умерших грез его, громада,
Вновь превращался в дивнейший дворец,
Мечтаний неземную колоннаду
Выстраивал невидимый Творец.
И где-то над земным, из межсосзанья,
Неся в себе победы торжество,
Откуда-то с небес обетованных
К нему спускалось вскоре Божество.
Она ложилась, над лицом склоняясь,
Лаская дланью трепетную грудь.
Так дерзко и небрежно улыбаясь,
Могла сквозь веки в душу заглянуть.
Склоняя лик, достойный Афродиты,
Она его касалась хладных плеч,
Пока ее волшебные ланиты
Ему шептали пламенную речь.
И он, горячей кровью возмущенный,
Уткнувшийся в терпения предел,
Сплетался в ласках с ней неугомонный,
И не было деления меж тел.
Да! Он, подвластный всем ее веленьям,
Творил любовь, не внемлевший уму.
Да! Он вставал пред нею на колени,
Он, разум свой отринувший во тьму.
Он рвал предел, наверно умирая.
Крошил восторг, мешая к нему страх.
Он с ужасом входил в пределы рая,
Ловя ее дыханье на устах.
Но двигались к утру ночные тени.
Сияющие очи он смежал.
Дрожали веки. Губы звали немо.
Сжимали руки пену одеял.
Касался неба язычок зарницы.
Ночная уходила благодать.
И, влажные еще, его ресницы
Тревожно начинали трепетать.
К истерзанному ночью вдохновенной
Входило Утро. Дерзко. Не спеша.
И улыбалось нагло, откровенно,
Отсутствием присутствия дыша.
Он не хватал руками воздух влажный,
Открыв глаза, увидев пустоту.
Вставал и жил. И ждал, когда, однажды,
Он прикоснется снова к Божеству.