Эстрадный концерт
В Москву, в Москву, в Москву едут, плывут, летят со всей земли некого великого когда-то государства. А кто ещё Не – мечтают, а если и не мечтают, и гордо вскинув голову: “ У нас не хуже, что я там забыл”, ещё не известно, где обернутся.
Вот и Раиса Ивановна не думала, не гадала, а выдала дочку замуж за москвича, самого настоящего. Не старого, и как будто бы даже нового. Она была уверена, что нового, но и от старого в нём тоже что-то было, воспитанный такой, деликатный, уважительный.
Он приехал знакомиться в новом костюме, не в каких-нибудь джинсах драных, на машине невиданной и с охранником. Он летал из Москвы в их город и обратно, сломя голову, каждому гаишнику тысячи кидая, чтоб не задерживал, он звонил по телефону сто раз на дню и столько же по ночам, рассказывая её дочке длинные сказки, чтоб сон был сладким.
И вот она уже – бабушка: мал, мала, меньше: Вера, Надежда, Любовь и все в одной упаковке.
Засуетился москвич – ипотека, кредиты, долги, ремонт с перепланировкой, тёплые полы, шкафы Stenly, евроокна, мебель из Икеи, посуда нового поколения, словом, выложился по полной.
Раиса Ивановна хоть и чувствовала, что не так он богат, каким казаться хочет, но смирилась, они с мужем сами когда-то бесштанными детей растили.
Но…ни так сказка быстро сказывается, как время бежит.
Стала её дочка и внученьки москвичками.
Раз приехала Раиса Ивановна в столицу к дочери - смотрит, удивляется, радуется – светло, красиво, ново, хочется помочь, а страшно – вдруг не на ту кнопку где-нибудь нажмёшь, оно и сломается, стала пыль на полочках вытирать, и попалась ей бумажка какая-то очень строгая на имя зятя из банка. Поплакала она, поплакала, а когда вернулась в свой городок, продала дачку с любимым огородиком в шесть соток и денежку зятю отвезла. Не знала только, не ведала, что по московским меркам это капля в море.
Приехала в другой раз – все деньги, какие сберегла за всю свою жизнь, за все свои две смены, дочке отдала. Только видит и этого мало. Прихватило сердце, да так, что чуть всё не разорвалось,
три месяца в больнице отлёживалась.
Приехала она в третий раз – в холодильнике шаром покати, внучки больны, зять зверем смотрит, дочь в слезах – завтра, - говорит, - по миру пойдём. Раиса Ивановна так расстроилась, что закачалось перед ней всё, поплыло. А когда домой вернулась, пошла к врачу, участковому, тот за голову схватился.
Что, - говорит,- там с Вами в этой Москве делают? Только на ноги поставлю, а Вы как к ним съездите, то краше в гроб кладут.
Да, - отвечает Раиса Ивановна, - а, главное, ничем уж я им больше помочь не могу, всю жизнь и за мастера, и за подмастерья, растила дочь, учила, а выходит всё зря – ни работы, ни детского сада в этой их Москве и ничего-то я понять не могу.
Ничего, - утешает доктор, - Вы не расстраивайтесь, как-нибудь, может, у них всё и сложится, постарайтесь в Москву пореже ездить, Вашему здоровью эти поездки очень вредны.
Только материнское сердце – не камень, кровью обливается, поехала опять.
А зять с дочкой видят, что совсем она загрустила, и решили её развлечь. Купили билеты в театр Эстрады, на концерт. Дочка знала, что всю жизнь мечтала мама живых кобзонов, лещенко и иже с ними увидеть, а не так, чтоб по телевизору.
Места у них хорошие были, хоть и не очень дорогие, всего по две тысячи за билет, другие ещё дороже были, чуть ли не по десять.
Народу в зале много, яблоку упасть негде, почти все пожилые, Раиса Ивановна сразу заметила, что
глаза у зрителей были очень грустные, а лица какие-то очень знакомые, как будто все из их города на концерт этот приехали.
Первое отделение прошло, второе. Потом ведущие пожелали им “Всего хорошего” и ещё приглашали.
Но ни Кобзона, ни Лещенко, ни Добрынина, ни Боярского, ни многих других, которые афишей обещаны были, так и не дождались. Попереглядывались зрители друг с другом, пошептались, кто помоложе – чуть ли не во весь голос неудовольствие своё выразили… и разошлись.
А Раиса Ивановна на следующий день домой отправилась, внучки, когда провожали, плакали:
- Бабушка, бабушка, не уезжай.
В вагоне она села лицом к окну, смотрела в него и от дум своих ничего не видела, а колеса стучали, стучали…