Глава 1. Новогодняя находка

Рута Юрис
Погибшему другу детства
Никифорову Владимиру посвящается

Конечно же, она простудилась 2-го января. Сидела потом в горячей ванне, пока не избавилась от озноба, потом Слава поил её горячим глинтвейном. Но к утру температура поднялась до 38, Милана начала кашлять, захлёбываясь, и муж вызвал неотложку, испугавшись воспаления лёгких и приступа ревматоидного артрита, который его любимая жёнушка умудрилась подцепить лет в тридцать, лазая по сырым подвалам и холодной росе по кладбищам и перелескам, выезжая на происшествия.
Слава Богу, опасения насчёт болячек не подтвердились, но муж заставил Милану отлежаться. На всякий пожарный…
А и то сказать, по молодости нам всем, или почти всем, хочется подвигов или хотя бы неординарных поступков. Чтоб пыль в глаза! И, как говорили во всенародном фильме, «чтоб мужики падали, да сами так в штабеля и укладывались».
Только одни эти подвиги совершают, а другие ломают голову, чтоб эти хитросплетения распутать.
А там уж суд решит.

 Мила сидела у себя в промёрзлом кабинете прокуратуры, прихлёбывая горячее молоко, настоянное на инжире. Муж не хотел её отпускать,и они поругались. Но в последний момент, когда за Миланой Витальевной пришла машина, Слава всё-таки насильно надел ей на руку пакет с термосом.
Кабинет за праздники промёрз окончательно, да, видно, Коляныч, их кочегар, особо  не переутомился за праздники. Казалось, даже воздух в кабинете был голубоватый, промёрзлый, и изо рта шёл парок.
Летом прокуратура должна была переехать в новое, современное здание по соседству.
Эх, до лета ещё бежать и бежать!

Посетителей в этот день не принимали, и Мила сидела, закутавшись в дублёнку и пуховый платок. Ноги были в валенках, которые она всегда держала зимой в кабинете. Письменный стол, за которым она сидела, от двери был загорожен полированной доской, а, может, и просто ДСП, она в этом не очень разбиралась. Главное, её ног в бабушкиных, старых и подшитых валенках, не было видно.
Сегодня 13 января. А она так любила Старый Новый Год!
Горячий глинтвейн у камина, где рассаживались на диванных подушках гости, попивая из бокалов горячее питьё и подмурлыкивая одному из гостей, старому завсегдатаю Горбушки, где в семидесятых годах любили собираться КСПшники.

Да, заманчиво всё это. И Слава накроет к вечеру чудесный стол.
Подружки, уже увязшие с дачами и внуками, не могли понять такую любовь и рвение к работе.
Но работу свою Милана любила больше всего.
Как сказал ей однажды покойный папа :"Если что-то делаешь, делай на отлично!"
Так она и жила всю жизнь с комплексом отличника. Это её не тяготило, а, наоборот, подстёгивало. Потому что любимая папина фраза - лопни, но держи фасон - не давала расслабляться.

А сегодня она ждала эксперта-криминалиста с очень важным документом. После горячего молока её стало клонить в болезненную дремоту, не совсем, конечно, оклемалась, как любил говорить её муж. Так захотелось под тёплый пушистый плед на диван у телевизора!
Но она, эта полудрёма, словно отмотала плёнку назад, как в старом катушечном магнитофоне, через головки звукоснимателя с визгом, и позволила взглянуть ещё раз на происшествие, на которое их вызвали ни свет, ни заря 2-го января.
 
*   *   *

 Хорошо же год начинается!
Второго января утром ей позвонил судмедэксперт,Василий Степанович, и велел собраться, одеться хорошенько – на улице мороз. Машина за уже ней вышла. Ехать предстояло на место убийства, за город.

У съезда с шоссе на деревенскую улицу их ждал мужичок в зимнем рыбацком облачении. Он сидел на деревянном ящике, покуривал. Взгляд его был печален. Усы посеребрил иней. Мужичок смотрел куда-то вдаль поверх тянувшегося резной полоской леса, который был с другой стороны шоссе, попыхивал дешёвой цигаркой да вытирал краем ладони слёзы, которые выбивал мороз.
Завидев Газель с надписью «Прокуратура», он встал с ящика и поднял руку, то ли приветствуя, то ли прося шофёра притормозить. Нагнувшись к водительскому окну, он кивнул головой и быстро обежал машину, чтобы сесть.

- Куда теперь? – спросил шофёр нового пассажира.
- Так напрямки, по улице так и дуй до конца. Во-о-она, уазик ментовской, извиняюсь, маячит.
- А до берега далеко? – спросила Милана Витальевна.
- Дык, километра полтора по полю. Тока машинки ваши не ездоки по такому рыхлому снегу.
- И как мы туда доберёмся? - спросил криминалист Сергей.
- А ты не переживай, милай, староста церковный уж велел двое саней запрячь. Лошадки у нас хорошие, орловские рысаки. Аккурат для деревенской работы. Мимо аукциона лошадиного ехали? Иль проспали? Там у нас памятник коню нашему знатному. Квадрат его звали. Какой-то шейх, арабчонок, маленький, сухонькой такой, за него чистый вес золотом давал. Но наши не продали.
- Эх, счас бы всё махнули, - ядовито сказал Василий Степанович, - ничего святого не осталось. Так что повезло Квадрату вашему.
-  Вась, не подавись желчью, - поджав губы, сказала Милана Витальевна.
- А дамочка, - сказал мужичок, - простите, не знаю, как звать-величать, дуба даст в это своей шубейке.
- Я следователь прокуратуры района, - надулась Милана Витальевна. Мужчины в салоне Газели хихикнули. Милана строго поглядела в их сторону.
- Да ты не серчай, милая, - перехватив её взгляд, сказал мужичок, - дадим и тулуп и валенки. Всем дадим. У нас староста запасливый.

Не соврал мужичок-то. Нарядили всех в тулупы и валенки. Оперативная группа устроилась в санях. Да на краешек уселись  рыбачки, что труп обнаружили.
Сельская улица уходила под горку, и лошадки резво побежали в низ. Милана никогда до этого на санях по зимнему полю не ездила. Всё больше в Зоопарке Витюшку-внука катала на пони.

- Приехали! – крикнул извозчик с первых саней.
Поле обрывалось отвесным склоном к Москве-реке. По краю обрыва стояло несколько высоких  деревьев.
Внизу, вдоль края скованной льдом реки, кусты, склонившиеся под тяжестью выпавшего снега. Среди кустов притулилась какая-то сараюшка с косой дверью, повисшей на одной петле. А на том месте, где летом, очевидно, был песок и подход к воде, были воткнуты рогатины. На них лежала палка, и на ней висел подёрнутый инеем котелок. Валялся пластмассовый ящик из-под пивных бутылок. А рядом с кострищем несколько, превратившихся в ледяшки картофелин, да полбуханки чёрного хлеба, растрескавшейся от мороза. Отдельной кучкой лежали заготовленные для костра полешки.
И рядом, навзничь, лежал мужчина. На нём был надет армейский ватный бушлат, такие же армейские штаны, валенки с галошами и потрёпанный треух. В кулаке он крепко сжимал пустую бутылку. А на коленях его лежала толстая исписанная убористым почерком тетрадь с примёрзшей у корешка шариковой ручкой.
Тетрадь была «советского образца», из тех, что раньше назывались «по 44 копейки». Глаза мужчины смотрели в небо, а губы были тронуты улыбкой, словно он увидел того, кого так долго ждал.
Всё это было припорошено снежком, поблёскивающим на встающем из-за горизонта багровым морозным солнцем.
Степаныч спрыгнул, не по возрасту резво, с саней. Подошёл к погибшему и, перекрестясь, провёл по его лицу рукой, закрывая застекленевшие ярко-синие глаза.
- Проснулись! – сказала Милана Витальевна, - работаем быстро! Помогите мне спуститься на берег…

*   *    *

В это время в кабинет постучали, выводя Милану из болезненной полудрёмы. Это был криминалист Сергей.
- Привет! Со Старым Новым Годом! Я к тебе с подарком.
- Серж! Завари, пожалуйста, кофе! Знобит, а надо работать. Я только ради твоего подарка сегодня вышла.
- Держи! – кинув Милане латексные хирургические перчатки, Серж вытащил бумажный, увесистый пакет, - листай аккуратно, но лучше открой самую последнюю страницу. Я все эти дни тетрадку эту отогревал, листать боялся. Текст мог осыпаться от перепада температуры и влажности.
Это была тетрадь, которую они нашли на коленях трупа мужчины. Вернее, его дневник.
Мила осторожно открыла последнюю страницу. Прочитала.
Задумавшись, минут десять смотрела в разрисованное морозом окно, потом тихо сказала: «Надо поднимать дело и пересматривать. Я это дело помню. Мы только со Степанычем после аспирантуры вышли на работу»
- Мать, ты что! Двадцать лет почти прошло.
- Вот именно поэтому и надо.
Милана Витальевна аккуратно положила тетрадь обратно в бумажный пакет. Сняла перчатки.
- Заберу домой. Хочу всё прочитать, - она покачнулась.
- Тебе плохо?
- Наверное, температура опять полезла.
- Не волнуйся, домой я тебя отвезу.
Они вышли с Сергеем из кабинета.
- Танечка! – обратилась Мила к секретарше, - к понедельнику подготовь мне, пожалуйста, дело Никифорова Владимира Николаевича. Осуждён по 105. Это 1984 год. Ну, пока!
- Выздоравливайте скорее!
- Спасибо! Постараюсь…

2010 (С)