БЫЛОЕ
Закончен первый курс военного училища и вот я приехал домой в отпуск. Самым сложным этапом на пути домой, был путь от вагона поезда до дома. Его надо было преодолеть под палящим среднеазиатским солнцем, при сорокаградусной температуре в парадной военной форме, то есть в кителе с подкладкой, шерстяных галифе и начищенных до блеска сапогах и "головном уборе" т.е. фуражке с козырьком.
Хорошо, что часть пути проходила через парк, где кроны древних платанов, переплетясь в сплошной шатёр, создавали относительную прохладу. Это годы спустя введут панамки для военнослужащих в южных районах, немедленно народной мудростью названные разгильдяйками и, соответственно, меховые шапки с двойными "ушами" для служащих в уж очень северных краях. Сейчас все должны были выглядеть единообразно, невзирая на погоду, тем более, что патруль на вокзале не дремлет, у него тоже "план".
Отпуск, конечно, в первую очередь воспринимался как сплошная расслабуха без отбоев и подъёмов, кроссов, дежурств, занятий и прочего напряга. Отоспавшись и почувствовав полную свободу, я на следующее утро пошёл в сарай, проведать своего "железного коня"; старенький мотоцикл К-125, именуемый в народе просто "Кашкой". До призыва в армию я работал в локомотивном депо, которое располагалось в развилке железнодоржных путей, несколько на отшибе от города. Хорошим тоном считалось наличие личного транспорта, мотоцикла или, хотя бы велосипеда. Вот в те времена я и обзавёлся своим средством передвижения. Рабочий день в депо заканчивался в шесть часов вечера и главным действующим лицом в этой процедуре был кочегар деповской котетельни, как только стрелки старых "часов-ходиков" вытягивались в одну линию, он тянул за кольцо, трос от которого терялся где то среди закопченных балок крыши, и окрестности оглашал рёв старого паровозного гудка. Если ему кто либо высказывал претензии относительно своевременности подачи сигнала, он с жаром утверждал, что у него часы самые точные и ,в случае чего, Москва звонит сверяется. Вот по этому самому гудку и начиналось действо. Пролетариат показывал удивительную сплочённость и единодушие. Из всех дверей, ворот и просто закоулков появлялись толпы народа, идущие, едущие на велосипедах и мотоциклах, спешащие покинуть места трудовой славы и приступить к активному или пассивному отдыху.
Вот и сейчас, протерев наскоро годовалую пыль, заглянув в бак на предмет наличия бензина, вывел мотоцикл во двор, открыл краник на бензобаке, прокрутил пару оборотов мотор с декомпрессором, было такое чудо у старых мотоциклов, и после первого рывка кикстартером он завёлся. Глушить мотор я не стал, раз мотор работает, колёса крутятся, надо срочно прокатится, посмотреть на окрестности, может быть увидеть кого нибудь из старых знакомых. Буквально на соседней улице встречаю Валерку, брата бывшего одноклассника, совершающего такую же как я поездку по окрестностям, но на велосипеде. Он тоже в радостном настроении, только что закончились выпускные экзамены в школе и теперь свобоо-оода. Очень скоро наш разговор пришёл к тому, что неплохо бы искупаться, а поскольку мы оба на транспорте, то купаться мы едем в Куймазарское водохранилище, а ехать до него, правда дваддать километров, но, по молодости и для бесконечных просторов Средней Азии, это не расстояние.
А путь на Куймазарское водохранилише пролегает сначала по городским улицам, потом по грунтовым дорогам вдоль хлопковых полей, обрамлённых посадками тутовника ( шелковичных деревьев ), а дальше, после осушительного канала, с чередой холмиков, следствием периодической чистки, через пустыню Каракум, то биш Чёрные пески. Меня всегда изумлял этот контраст, до канала зелень хлопковых кустов, деревья, заросли камышей по берегам, а на другой стороне только раскалённый песок, ну не совсем он чёрные, а так, песок и барханы имеют мрачный тёмно серый цвет. Я ещё раньше любопытствовал по поводу причины этого явления и пришёл к выводу, что тёмный оттенок пескам придают чёрные частички слюды, перемешанные с обычным кварцевым песком. Участки песков кое где перемежаются участками такыров. Такыр – это глинистый участок, зимой впитавший воду, а под летним солнцем высохший и весь покрытый трещинами, для колёс покрытие не хуже асфальта. Дорога по такыру была весьма приблизительной, следы колёс в полосе шириной пятьдесят - сто метров, каждый едет как ему кажется правильнее, ущерба растительности не наносится по причине её отсутствия, только редкие кустики верблюжьей колючки скрашивают однообразный пейзаж, да кое где, у норок стоят на страже столбиками тушканчики, так что жизнь течёт своим чередом и в этих условиях.
Проехали мы несколько километров и выяснилось, что ветер всречный и Валерка устал крутить педали, а ведь ещё Марк Твен заметил, что куда бы не ехал на велосипеде всегда против ветра. Нам бы вернуться, ан нет, мы упрямо продолжали движение, для облегчения движения против ветра велосипед, с Валеркой конечно, был взят на буксир и мы успешно преодолели с десяток километров, но закончилось это печально, Валерка не урулил на какой то неровности и грохнулся вместе с велосипедом, ещё и мотоцикл не сразу остановился и протащил их несколько метров. Спасло ситуацию то , что это произошло на участке с относительно рыхлой почвой и серьёзных травм не последовало. Ехать дальше на буксире мы побоялись, крутить педали было трудно, болела коленка, управлять мотоциклом Валера не умел, от дома мы уже отъехали порядочно, но выход был найден. Я за рулём мотоцикла, Валера на багажнике (второе седло на Кашке не предусмотрено) одной рукой держится за седло, а второй рукой ведёт велосипед, так сказать "под узцы". В таком порядке мы преодолеваем ещё километров пять, уже впереди показался домик шлюза, вот он с вершины очередного холма совсем близко, видны окна, вот мы ныряем в лощину и при подъёме на следующий холм мотор мотоцикла зачихал и заглох.
Вручную втаскиваем наши транспортные средства на следующий холм и перед нами открывается вид на водохранилище. Зрелище необыкновенное, среди серых песков гладь совершенно невероятной голубизны, осколки бирюзовой жемчужины в оправе известняковых берегов, которые местами поднимаются на несколько метров над водой, а местами образуют пологие пляжи. Когда проезжаешь по железной дороге, то воды водохранилища видны из окна поезда и меня всегда изумлял цвет воды, бирюзово флоуресцирующий. На мой взгляд, это естественное углублении скорее всего тектонического происхождения и в составе воды присутствуют вещесва, создающие эффект флоуресценции. Вблизи, у берега вода удивительно прозрачная, если зачерпнуть чуть подальше то и питьевая, удивительно вкусная, водохранилище популярно среди местных рыбаков.
Скатываемся с холма к воде, бросаем свой транспорт и долго купаемся в прохладной, кристально чистой воде, после этого, придя немного в себя начинаем понемногу выяснять размеры бедствия. До дома двадцать километров, мотоцикл не работает, единственная положительная новость это то, что раны на ноге Валеры после купания затянулись до нескольких мелких царапин. Облеследование мотоцикла показало, что пробилась прокладка между цилиндром и головкой цилиндра, образовалось мелкое свистящее на каждый оборот отверстие через которое вылетала рабочая смесь, вместо того, чтобы вращать коленвал.
Сумка с инструментом для ремонта была, но вот нужного торцового ключа в ней не было. Его величество случай помог, недалеко на берегу стоял мотоцикл рыбака любителя, вот у него и нашёлся необходимый ключ, но это была только половина дела, надо было из чего то изготовить новую прокладку. На берегах водохранилища нередко ступала нога человека и потому всякого мусора было достаточно, но вот нужного никак не находилось, наконец в качестве материала для прокладки был избран кусок плотной бумаги от цементного мешка, видимо валявшейся там со времён строительства или ремонта шлюза. Моя ошибка, видимо, была в том, что я вырезал двойную прокладку, и в процессе затягивания болтов головки, она перекосилась, а стремясь всё таки затянуть оставшуюся щель, я сорвал резьбу на одной из четырёх шпилек, держащих головку. Несколько раз я повторял эту операцию, пробвовал смочить бумагу водой, пропитывал маслом, подкладывал дополнительные шайбы, чтобы сместить гайку с сорвано части резьбы, ничего уже не помогало. Двигатель заводился и через несколько оборотов прокладка опять пробивалась. От отчаяния я попробовал поставить прокладкой резину, от валявшейся здесь же автомобильной камеры, но ведь автомобильная резина совсем не на те давления рассчитана, при первой же вспышке в цилиндре, резина выскочила из зазора с громким хлопком, который напугал Валерку настолько, что тот принялся убегать от мотоцикла, причём, когда я его остановил, он не мог объяснить почему.
Близился вечер и сосед рыбак стал торопить нас отдать ему ключ, потом была ещё попытка пропитать бумажную прокладку густотёртой краской, найденной у работников шлюза. На краске нам удалось проехать вниз по склону в сторону дома, а на начале следующёго подъёма случилась та же история, мотор зачихал и заглох. К этому моменту у нас над головой светили яркие южные звёзды, на горизонте видны были зарева далёких городов, а впереди светило зарево , до которого надо было добираться двадцать километров, имея в руках исправный велосипед и неисправный мотоцикл. Посовещавшись мы решили идти домой вместе, поочерёдно один едет на велосипеде, а второй тащит мотоцикл. Назад мы поехали по другой дороге, которая идёт не напрямик, через пустыню, а следует невдалеке от железной дороги.
Путь наш пролегал по холмам и это, неожиданно, облегчило нашу задачу. На вершине холма садишься на мотоцикл и едешь вниз, внизу он набирает скорость двадцать, иногда тридцать километров в час и с разгона забирается на часть следующего, как только скорость падает, на ходу соскакиваешь и бегом, переходящим в шаг затаскиваешь его на вершину. Точно такие же манипуляции проделывает и велосипедист, только не надо соскакивать с седла, а просто сначала едешь, потом нажимаешь на педали и тебя выносит наверх. Наверху холма можно поменяться ролями или продолжить движение в том же духе. Перед началом пути мы отметили показания спидометра на мотоцикле и время, поэтому можно привести точные данные, на весь обратный путь мы истратили чуть меньше четырёх часов, и преодолели двадцать километров, шестьсот пятьдесят метров. Домой мы прибыли, по нашим представлениям, во вполне "приличное время", родители ещё не начинали беспокоится всерьёз.
Несколько десятков лет спустя, мне в компании из четырёх человек, я, дочка и две её подружки, пришлось сорок километров тащить восьмиметровую яхту вёслами и шестами против течения, при абсолютном отсутствии ветра, так на это ушло трое суток, и это, как любят говорить рассказчики, совсем другая история.