В далекие времена, когда только-только проскакала по деревням великая и могучая коллективизация, петухи прекратили топтать кур и задумались о своей судьбе. Они со страхом смотрели в сторону столичного Кремля и вместо сигналов точного времени торопливо сочиняли гимн во славу вождя всего живого их необъятной родины. Живший в этой же родине, в одном сибирском степном закутке, конь не обратил никакого внимания на отчаянно махавшего рукой с дымящей трубкой вождя, что означало требование, срочно войти в ближайший колхоз на правах тягловой силы. По молодости лет конь не оценил блестящие перспективы державы, вывозящей зерно за рубеж, чтобы укрепить обороноспособность Кремля, взметнувшего вертикаль власти в светлое будущее всего живого. Конь не заметил, что другая, беструбочная, рука вождя показывала Западу кукиш, очевидно, в ответ на их желание приватизировать запасы газа и нефти его державы. Конь не боялся вождя. Он с азартом члена правящей партии продолжал топтать павлодарские степи, чтобы их урожай огромными стогами вознесся на рубежах его родины. Устав от благостного труда конь ходил по базарам и играл в карты с приезжими людьми. Честный игрок, конь всегда проигрывал на трефах. Не знал сей конь ретивый, что многие из приезжих имели под полой кожаной одежды документ чекиста и колоду беспроигрышных карт. Если какой-либо крестьянин начинал постоянно выигрывать у чекиста, то внезапно оказывался веселым ситчиком, висящим на круглой карусели с табличкой на груди: он не хотел вступать в колхоз. Вот почему конь сообразил, что лучше сослаться на трефей и проиграть, чем висеть на карусели и созерцать сожженные кремлевскими провокаторами степи, не пожелавшие вступать в колхоз.
Однажды на базаре конь встретил человека, который назвал себя лириком.
- Мне нравится твоя вороная, атласная масть, - сказал он коню. – Возьми меня к себе в услужение. Я буду тебе верным другом.
Потряс конь гривой, как коршун крыльями, и, полный искреннего сомнения, осторожно спросил:
- Не изойдет ли морда твоя и тело твое пеной горячей, когда оседлаю я тебя богатырским седлом и поскачу на тебе защищать рубежи своей родины?
Взглянул лирик в глаза коня, а глаза у коня высоки и остры, в них горят степные костры, ударил папаху о землю, на которой прожил без малого двадцать лет и два года, и смело ответил коню:
- Любуешься собой и цветной каруселью пришлых людей в кожаных куртках импортного покроя?! Вступать в колхоз не хочешь, а желаешь, пустив свой хвост вдоль горячего ветра полыни, скакать по рубежам своей родины?! А стать колбасой «горячее сердце вождя» не желаешь?
- Странные речи ты говоришь, человече, - степенно отвечает конь, на всякий случай, крепко ударив копытом землю прямо возле левой ноги лирика. – Не боюсь я кремлевских колбас. Не боюсь и вождей их убогих. Вдоль степных рубежей своей родины сотворю я копытами горы песка, чтоб горячие вьюги боев и побед долетели до стен Кремля и засыпали его песком. И взовьется тогда над моей родиной вороное знамя коней. Мы дадим изобилие овса и свободу для всех коней и распустим дурацкие колхозы.
Лирик вздрогнул и испуганно отскочил на три шага, а конь развернулся и поскакал к рубежам своей родины.
Не прошло и года, как червонным полотнищем заполыхал закат вдоль рубежей державы. Это первую армию коней гнали пришлые люди на кремлевскую колбасную фабрику. Но не пришлось лирику вкусить вкусной колбаски. Колбаса так и не вышла за стены Кремля.
В далекие времена, когда только-только проскакала по деревням великая и могучая коллективизация, петухи прекратили топтать кур и задумались о своей судьбе. Они со страхом смотрели в сторону столичного Кремля и вместо сигналов точного времени торопливо сочиняли гимн во славу вождя всего живого их необъятной родины. Живший в этой же родине, в одном сибирском степном закутке, конь не обратил никакого внимания на отчаянно махавшего рукой с дымящей трубкой вождя, что означало требование, срочно войти в ближайший колхоз на правах тягловой силы. По молодости лет конь не оценил блестящие перспективы державы, вывозящей зерно за рубеж, чтобы укрепить обороноспособность Кремля, взметнувшего вертикаль власти в светлое будущее всего живого. Конь не заметил, что другая, беструбочная, рука вождя показывала Западу кукиш, очевидно, в ответ на их желание приватизировать запасы газа и нефти его державы. Конь не боялся вождя. Он с азартом члена правящей партии продолжал топтать павлодарские степи, чтобы их урожай огромными стогами вознесся на рубежах его родины. Устав от благостного труда конь ходил по базарам и играл в карты с приезжими людьми. Честный игрок, конь всегда проигрывал на трефах. Не знал сей конь ретивый, что многие из приезжих имели под полой кожаной одежды документ чекиста и колоду беспроигрышных карт. Если какой-либо крестьянин начинал постоянно выигрывать у чекиста, то внезапно оказывался веселым ситчиком, висящим на круглой карусели с табличкой на груди: он не хотел вступать в колхоз. Вот почему конь сообразил, что лучше сослаться на трефей и проиграть, чем висеть на карусели и созерцать сожженные кремлевскими провокаторами степи, не пожелавшие вступать в колхоз.
Однажды на базаре конь встретил человека, который назвал себя лириком.
- Мне нравится твоя вороная, атласная масть, - сказал он коню. – Возьми меня к себе в услужение. Я буду тебе верным другом.
Потряс конь гривой, как коршун крыльями, и, полный искреннего сомнения, осторожно спросил:
- Не изойдет ли морда твоя и тело твое пеной горячей, когда оседлаю я тебя богатырским седлом и поскачу на тебе защищать рубежи своей родины?
Взглянул лирик в глаза коня, а глаза у коня высоки и остры, в них горят степные костры, ударил папаху о землю, на которой прожил без малого двадцать лет и два года, и смело ответил коню:
- Любуешься собой и цветной каруселью пришлых людей в кожаных куртках импортного покроя?! Вступать в колхоз не хочешь, а желаешь, пустив свой хвост вдоль горячего ветра полыни, скакать по рубежам своей родины?! А стать колбасой «горячее сердце вождя» не желаешь?
- Странные речи ты говоришь, человече, - степенно отвечает конь, на всякий случай, крепко ударив копытом землю прямо возле левой ноги лирика. – Не боюсь я кремлевских колбас. Не боюсь и вождей их убогих. Вдоль степных рубежей своей родины сотворю я копытами горы песка, чтоб горячие вьюги боев и побед долетели до стен Кремля и засыпали его песком. И взовьется тогда над моей родиной вороное знамя коней. Мы дадим изобилие овса и свободу для всех коней и распустим дурацкие колхозы.
Лирик вздрогнул и испуганно отскочил на три шага, а конь развернулся и поскакал к рубежам своей родины.
Не прошло и года, как червонным полотнищем заполыхал закат вдоль рубежей державы. Это первую армию коней гнали пришлые люди на кремлевскую колбасную фабрику. Но не пришлось лирику вкусить вкусной колбаски. Колбаса так и не вышла за стены Кремля.