ПАШТЕТ
«СЮЗЕРЕН»
Драма в двух действиях
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
У Н В А Р, хозяин дома, гурман и пьяница.
П О Л И НА, хозяйка дома, писатель и драматург.
Г Р Е Т Т А, экономка.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
СЦЕНА ПЕРВАЯ
Поздняя осень. На сцене идет мокрый, хлопьями, снег. Ритм слякоти и уныния. Полина и Унвар мерно раскачиваются в двух креслах-качалках, обращенных к залу (Полина закутана в плед, Унвар курит сигару).
П о л и н а /несколько устало продолжая разговор/. Только обращая жизнь в игру, можно превратить игру в жизнь.
У н в а р /без особого воодушевления/. Браво, Полина. Выворачивать жизнь наизнанку - ещё не значит постичь ее нутро.
П о л и н а. Постичь - ещё не значит узнать, что это в целом.
У н в а р. Распори, сшивая, и сшей, распоров.
Некоторое время они молчат.
П о л и н а /глядя в окно/. Опять снег. Что толку сыпаться этим белым хлопьям, когда кругом лужи и грязь. Всё даром. Все даром. /Унвар не отзывается. Пауза./ Прислуга совсем отбилась от рук. Пойду, загоню уток.
У н в а р. Что толку их загонять, если они и так уже промерзли.
П о л и н а /не делая ни малейшей попытки пошевелиться/. Мне нужно идти к себе наверх, работать. Вторая глава выпила остатки моей крови.
У н в а р. Что толку идти работать, если идет снег, если он тает, если утки замерзли.
П о л и н а. Нужно согреться.
У н в а р. Да, действительно, здесь холодно, как в погребе. /Наливает красное вино в бокалы./
П о л и н а. Что ты так обрадовался? Тебе не к лицу оживление. /Перестает раскачиваться./
У н в а р. И вправду, я слишком мягкий /ощупывает себя/.
П о л и н а. И вправду, твоя радость мне противна.
У н в а р. Рано или поздно и на свежей дороге появляется колея.
П о л и н а. Слишком быстро во всем обнаруживается ритм, /раскачавшись, вспрыгивает с кресла/.
У н в а р. Куда же ты? /Держит Полину за руку, пытаясь притянуть к себе./
П о л и н а /отстраняясь/. Ты слишком счастлив. В этом есть что-то гадкое.
У н в а р /после некоторого колебания/. Просто иногда я устаю играть в эту игру.
П о л и н а. Ты слишком много пьешь! /Уже от самой двери, оглядываясь./ Распорядись о новой служанке, Унвар. Прислуга в этом доме должна подбираться с особенной тщательностью.
Уходит. Унвар раскачивается в кресле. Снег идет.
СЦЕНА ВТОРАЯ
Кухня каменного, по-старомодному добротно обставленного большого дома. На столе – бутылки с разноцветными напитками, разнокалиберные бокалы. Пылает камин. С шумом вваливаются хозяева: Полина в вечернем, до земли, глубоко декольтированном платье, Унвар в рубашке с засученными рукавами и распахнутым воротом, в фартуке мясника. Они втаскивают за собой Гретту, вертя ее при этом из стороны в сторону.
У н в а р. Ее красота слишком убедительна.
П о л и н а. Да уж! Играть можно лишь в то, чего нет.
У н в а р /успокаивающе/. В целом есть что-то гадкое.
П о л и н а. Всё совершенное - чрезмерно.
У н в а р. Всё чрезмерное - уродливо.
П о л и н а. Идите, Гретта, вы приняты с завтрашнего дня.
Г р е т т а /в полном недоумении/. Но... Почему?
П о л и н а /Унвару/. Забавно. Она видит в жизни лишь то, что видно.
У н в а р /Полине/. Этот страшный дефект компенсирует уродливость абсолютного совершенства. /Гретте./ Не бойся, девочка, на самом деле страшно нам, а не тебе.
Гретта направляется к в выходу.
П о л и н а /с укоризной/. Унвар, что это?!
У н в а р. Нет, нет! Правила - святое дело, я согласен. /После паузы/ Ты придешь сегодня, Полина?
П о л и н а. Я приду сегодня, Унвар. /Замечает, что Гретта не ушла и с любопытством прислушивается к их разговору./ Но сначала мы обсудим с Греттой ее обязанности по дому.
Все уходят.
СЦЕНА ТРЕТЬЯ
Кухня того же дома, некоторое время спустя. Гретта в коротком платье со всеми аксессуарами горничной. Унвар и Гретта только что закончили сервировать стол. Они голодны и с трудом сдерживают свои желания пробовать. Унвар что-то напевает. Наконец, спускается Полина в роскошном вечернем платье.
П о л и н а. Фух! Трудный день.
У н в а р. Паштет "Сюзерен", девочки! /Оживленно хлопочет со стульями и приборами./
Г р е т т а. Нет, нет! Почки в сметане куда как лучше!
П о л и н а. Без трюфелей удовольствие будет неполным.
У н в а р. Ваши бокалы, герцогини!
П о л и н а /недовольно/. Ты разрезвился.
У н в а р. День был слишком трудным, Полина.
Г р е т т а. Разве понять это тому, кто никогда не знавал физического труда?!
П о л и н а. Я потею как рудокоп, моя милочка.
У н в а р. Расслабьтесь, мои дорогие, я знаю, что вы ничего не знаете!
Г р е т т а. Мне кажется, это сказал кто-то из древних? Сократ? /Радостно./ В тебе есть что-то от этого шершавого сирена!
У н в а р /с укоризной и отвращением/ Гретта!! Ты читаешь книги?
П о л и н а. Не мешай девочке заполнять пустоту ее жизни, Унвар. Чужое читают брезгующие своим.
У н в а р /испугавшейся Гретте/. Ну, ну, Гретта, ты совсем забыла про свои почки.
П о л и н а. Пей, Гретта! В деградации есть некоторая надежность.
Г р е т т а. Вы так добры ко мне, /с трудом, но довольно успешно пытаясь выговорить обращение, которое ее заставляют использовать/ мои дорогие.
П о л и н а. Не стоит труда, моя милая.
У н в а р. Девочки, все остывает. Такому столу может повредить излишняя живость ваших высказываний. Доставьте же мне удовольствие доставлять удовольствие, наконец.
Некоторое время все молчат, поглощая еду.
У н в а р /с полным ртом/. Ты молчишь, Полина? /Полина не отвечает./ Не говорить - еще не значит молчать?
П о л и н а. Повторять одно и то же - не значит повторяться?
Г р е т т а. Повелевать - еще не значит владеть?
Унвар и Полина обмениваются взглядами.
П о л и н а. Ты делаешь успехи, моя дорогая.
Г р е т т а /почти плача/. Это так трудно, но я стараюсь, стараюсь.
П о л и н а. Выучиться - еще не значит постичь.
У н в а р. Расставить точки над "и" - еще не значит перестать сомневаться.
Некоторое время все молчат. Унвар возится с проигрывателем. Звучит тихая, странная музыка.
П о л и н а. Ты плачешь, Гретта? Это ничтожно.
Г р е т т а. Что вы?! Ронять слезы - еще не значит плакать.
У н в а р. Умиление?! Это слишком человечно.
Г р е т т а. Это слезы прозрения и раскаяния, радостные слезы.
П о л и н а /с отвращением/. Ничто так не разжижает кровь как набожность.
Г р е т т а. Я простила. Я раскаиваюсь. Я была не права.
У н в а р. Брось, Гретта. Как самая большая абстракция, жизнь заслуживает лишь отстраненного отношения.
Г р е т т а /не слушаясь предостережений/.
Ко мне приходила моя мать.
Она бросила меня сразу после рождения.
Отец не признал меня. Ей не на что было жить.
/Спохватившись, виновато./ Иногда человечность так соблазнительна.
Жизнь жестока. Она топит тех, кто отказывается плыть.
/Пытаясь разрушить тяжелую паузу, повисшую в воздухе./
Но не тонуть - еще не значит плыть, да, Унвар?
Унвар режет хлеб.
У н в а р. Подай мне поварскую книгу, Полина. Там, слева.
П о л и н а. Ты хочешь все-таки взяться за этот соус?
У н в а р. Ты же не согласишься съездить в китайскую лавку за травой?
П о л и н а. Тогда тебе придется дописывать за меня четвертую главу.
У н в а р. Каждый должен заниматься своим делом?
П о л и н а. Каждый должен заниматься своим делом.
У н в а р /втыкая нож в разделочную доску/. Но иногда человечность так соблазнительна!
Унвар уходит. Гретта вопросительно смотрит на Полину.
П о л и н а /Гретте/. Отдавать свое - еще не значит брать чужое, моя дорогая. Вымойте посуду и приготовьте мне ванну к одиннадцати. Я буду у себя в кабинете.
Полина ухолит. Гретта пребывает в глубокой задумчивости. Перед уходом она выключает проигрыватель.
СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ
Комнаты. Входит Полина. Она была на прогулке. Гретта высовывается из-за двери.
Г р е т т а /громким шепотом/. Унвар приходил уже два раза.
П о л и н а. Что ему нужно?
Г р е т т а. Вам лучше знать.
П о л и н а /просто/. Дура.
Гретта исчезает. Возвращается опять с пером для смахивания пы¬ли. Полина задумчиво просматривает какие-то бумаги. Гретта двигает мебель.
Г р е т т а /почти шепотом, откуда-то из-за шкафа/. Я хотела по¬говорить с вами.
П о л и н а /раздраженно/. О чем же?
Г р е т т а /выходя из укрытия; лицо ее излучает долг/. Вы знаете: Унвар мучается. Это не дает ему покоя...
П о л и н а /угрожающе/. Что?!
Г р е т т а /торопливо/. Выслушайте меня. Вы знаете, я росла в приюте. Все муки маленькой Козетты, оставленной матерью у грубых людей, сполна...
Полина порывается уйти. Гретта пытается ее задержать.
Г р е т т а. Я понимаю его чувства. Он - отец. И сын - это его долг перед Богом...
П о л и н а. Я запрещаю! /гневно/ Прочь! Прочь!
Г р е т т а. Он должен вернуться к своему сыну! Долг перед Богом! Долг перед Богом!...
П о л и н а /выталкивая Гретту, топая ногами/ Сентиментальная мещаночка! Быть допущенной к игре - не значит быть допущенной к жизни! Прочь!
Гретта убегает. Вслед за ней уходит и Полина.
СЦЕНА ПЯТАЯ
Кухня. Работают комбайны, жужжат электрические миксеры, подвывает кофеварка. Унвар где-то рядом, за стеной. Заметно пошатываясь, в кухню спускается Полина.
П о л и н а. Да, я пьяна.
Но что изменилось?!
Это поток сознания рвется наружу!
Полина выходит. Слышен плеск воды. Полина возвращается. Садится. Голова ее гнется к полу.
П о л и н а. Вселенная усыпана звездами. Как они ясны, как чист и пронзителен их свет!
Ха! Потеря способности мыслить логически делает нас соразмерными истине.
Эй, Унвар! Твоя вечная спина, твой вечный труд...
Брось!
Меня тошнит от твоей надежности. Мир зыбок, он слоен, как твой пирог. Крем растекся, белки блекнут.
Бог требует от меня надежности. Вечность ожидает гарантий. Но что я могу гарантировать?
Я спотыкаюсь о слова как ребенок.
Мои песочные куличи непрочны.
Черепки слов перекрыли все дороги в бессмертие. И разве можно вылепить что-то надежное из пыли, из песка, из ветра?
Эй, Унвар! Я пьяна. И ты нужен мне, чертов дьявол, соляной столп столпотворения!
Я заикаюсь. Я повешусь на петле собственного языка.
Да не молчи же ты, могила общения!
С трудом, опираясь на стены, Полина поднимается наверх. Спустя некоторое время появляется Унвар. За ним, буквально наступая ему на пятки, следует Гретта. Унвар недоволен. Видно, что он уже долго выслушивал Гретту и горит желанием от нее отвязаться.
У н в а р. ...Иди, Гретта, у тебя ничего не выйдет.
Г р е т т а. При чем здесь я? Это - Бог...
У н в а р. Вот поэтому - и ничего. Я - безбожник.
Г р е т т а. Ты - камень, Унвар!
У н в а р. Вода камень точит.
Г p е т т а. Ты - скала, Унвар!
У н в а р. Время разрушает скалы, Гретта.
Г р е т т а. У Бога есть то и другое...
У н в а р. Иди к себе, Гретта. Оставь мне мое безверье.
В мелком есть что-то величественное.
Г р е т т а. Ты не сможешь отгородиться от Истины словами!
Вам не удастся утопить Истину в игре!
У н в а р. Воистину, в добродетели есть что-то нечеловеческое.
Г р е т т а. Только полному раскаянию по плечу совершенство.
У н в а р. Ты невыносима! Мне кажется - из моей головы вытекает кровь.
Г р е т т а. Проиграй, Унвар! И тогда у тебя будет шанс на победу.
У н в а р. О чем ты? Ты психопатка?
Г р е т т а. Я твоя совесть. Меня-то не заставят молчать ваше вино, ваша игра. Бедный мальчик!...
У н в а р. Это не твое дело! Уходи, пока я не взбил твои рыжие лохмы!
Г р е т т а. Бедный ребенок! Его снова хотят бросить. Точно снова бросают меня. Бог не допустит этого!
Входит Полина.
П о л и н а. Ты опять?! Богобоязненная девственница! Прочь! Брысь! Твоя правда никому не нужна.
Г р е т т а /убегая/. Вы боитесь меня.
У н в а р /виновато/. Сумасшедший дом. С ее появлением в доме стало так шумно.
П о л и н а /зловеще/. Я проучу ее.
Никто не смеет нарушать равновесие.
И ты поможешь мне.
У н в а р /устало/. Есть игры, в которых главным правилом является несоблюдение правил.
П о л и н а. О чем ты?
Унвар. О!
СЦЕНА ШЕСТАЯ
Кухня. Унвар, как всегда, колдует у плиты. Входит Гретта.
Г р е т т а. Вода, кажется, закипает, Унвар.
У н в а р. Я сниму пену вовремя.
Г р е т т а. Опять плита будет испорчена.
У н в а р. Я уже привык к ее режиму.
Г р е т т а. Тебе не слишком темно здесь, Унвар?
У н в а р. Сегодня лампы заменят.
Г р е т т а. Мне кажется, здесь слишком душно.
У н в а р. Что она сказала тебе, Гретта?
Г р е т т а /сразу встрепенувшись, обрадованно/. Она сказала, что этот дом необходимо выкупать. Что срок аренды истекает. Это так?
У н в а р /уклончиво/ Ну...
Г р е т т а. ...Что это большая сумма. И что ни о какой поездке к сыну не может быть и речи! Что у тебя новый дом и новые обязанности. /Передразнивая Полину./ Что прошлые грехи - только вассалы настоящих долгов. /Резко меняя тон./ Унвар! Ты не должен отдать ей эти деньги!
У н в а р /зло/. О! Воистину тебя следует наказать уже только за то, что ты слишком усердствуешь со словом "долг"! Мне кажется, это не твоя компетенция?
Г р е т т а. Я слышу Голос...
У н в а р /перебивая/. Пусть твой голос обратится ко мне без посредников. Не к лицу мужчине доверять свои тайны женщинам.
Г р е т т а. Но... Бог...
У н в а р. ...Понимаю, - беспол. Кажется, именно в этом и заключается его сила?
Г р е т т а. Унвар!!
У н в а р /взрываясь/. Оставьте меня в покое!
Я не хочу ничего решать!
Прошлое натерло мне шею.
Здесь - язвы. Кровоточивые, гнилостные язвы.
Унвар наклоняется к Гретте, показывая eй шею. Гретта инстинктивно отстраняется.
У н в а р. И зубы мои тоже сгнили, им не разжевать вашего многообещающего будущего.
Дайте же мне настоящее!!
Дайте мне Сейчас!!
Унвар трясет Гретту за плечи.
У н в а р. Если ты не замолчишь, я задушу тебя! Задушу!
Опомнившись, Унвар отпускает Гретту и стремительно выходит из кухни. Гретта, вся бледная, оседает в кресло.
СЦЕНА СЕДЬМАЯ
Столовая. Унвар пьет кофе. Входит Полина. Почти сразу же за ней - Гретта, которая несет Унвару сыр и торт.
П о л и н а /Гретте/. Ты все сделала, как я тебе сказала?
Г р е т т а. Да, госпожа.
П о л и н а. Хорошо. Иди, да не смей подслушивать под дверью: это не твоего ума дело.
Гретта уходит. Зрителю хорошо видно, что она намерена подслушивать разговор хозяев. К тому же Полина начинает говорить лишь после того, как убеждается в том же.
П о л и н а. Я о деньгах.
У н в а р /скверно играя/. У меня много дел, Полина.
П о л и н а /отлично играя и поминутно оглядываясь на плохо прикрытую дверь/. Я отменю их.
У н в а р /скучно/. Тогда дел станет еще больше.
П о л и н а. Я велю тебя запереть.
У н в а р /ухмыляясь/. Не любить - еще не значит ненавидеть.
П о л и н а /все более входя в роль/. Я велю тебя раздеть.
Я велю замочить розги в соль.
Я велю тебя высечь.
Я запорю тебя до смерти!
За дверью раздается звон упавшей ложки.
У н в а р. Может быть и так.
П о л и н a. Это совершенно необходимо.
У н в а р. Может быть.
П о л и н а. Ты дашь мне денег.
У н в а р. Нет. У меня есть сын. Ты не убьешь меня.
П о л и н а /удивившись, с какой легкостью он ввел в игру свой козырь/. При чем тут сын?
У н в а р /сухо/. Каждый заботится о своем бессмертии по-своему.
П о л и н а. К чертям! Ты - пьяница, распутник, ты - ...повар!
У н в а р. Каждый как может заботится об оправдании своей жизни.
П о л и н а. Ты вспомнил о сыне!?
У н в а р /сухо/. Я помнил о нем всегда.
П о л и н а /спохватившись, обращаясь к двери/. Ты дашь мне денег!
У н в а р. У столь грешно прожитой жизни должно быть хоть одно веское оправдание.
П о л и н а. Ты будешь горько сожалеть об этом!
Ты приползешь ко мне на коленях, но я не прощу тебе твоего предательства.
У н в а р /как-то уж очень серьезно/. Но мой мир – мой!
П о л и н а /двери/. Мир - мой!
Мир принадлежит мне!
Вселенная у моих ног.
Я - владею.
Я - казню.
Я - милую.
За дверью на пол низвергаются несколько чашек.
П о л и н а /двери/. Гретта, ты переколотишь мне всю посуду. /Унвару./Как же ты, червь, можешь не подчиниться мне?
У н в а р /нервно смеясь/. Но разорвать червя пополам - еще не значит его убить!
П о л и н а. О! Воистину, полюбить - значит ввергнуть себя в ничтожество.
У н в а р. Нет ничего в этой жизни, ради чего стоило бы перестать рассчитывать только на себя. Уймись, Полина.
Полина дружески обнимает Унвара.
П о л и н а /указывая на дверь/. Ты думаешь, все кончилось?
У н в а р /задумчиво/. Я думаю, что все только лишь начинается.
П о л и н а. Что абсолютная свобода Творца перед абсолютной жертвенностью нашего смирения!
Входит Гретта. Она несет завтрак для Полины. Чашки на подносе дребезжат.
П о л и н а /пристально следя за каждым ее движением/. О великая страсть призвания! Когда же прекратится твой бег, когда перестанем мы видеть твой высунутый красный язык, твои ядовитые слюни, заражающие почву и все семена в почве, и все корни в почве стремлением плодиться, тянуться вверх, к бессмертию, к солнцу?!
Гретта намеревается уйти, Полина задерживает ее.
П о л и н а /Гретте/. Как мог ты, Бог, увлечь их, живых и теплых, в свое абстрактное и холодное??!
Оставь их мне!
Оставь их мне!!
Полина крепко стучит по столу ладонью.
Гретта вздрагивает от каждого удара.
П о л и н а. Но так ли уж малы мы, живые и теплые, отказывающиеся от вашего мертвого и холодного? И не блаженны ли воды, тихие и стоячие? /Сменяя тон./Нет, нет. Так и вправду сойдешь с ума. Я уж и сама не различаю, где кончается игра, а где начинается жизнь. Жизнь – это игра, в которую не стоит заигрываться.
Полина уходит.
Г р е т т а /едва дождавшись, когда за Полиной закроется дверь, захлебываясь/. Бог слышит тебя!
Бог не оставит без благословения твой поступок!
Твоя душа из двух болей выбрала ту, что угодна Господу.
Ты отверг долг сладкий и выбрал долг горький.
Тебя ждет рай, Унвар!
Ты спасен!
У н в а р /уклоняясь от ее объятий, не глядя ей в глаза/. Довольно, довольно, Гретта. Ты слишком впечатлительна и доверчива. Видимая форма вещей – лишь тень их. /Себе./ Хотя играть можно и со смыслами смыслов, конечно.
Г р е т т а. О чем ты? Я так рада.
Справедливость восторжествовала.
У н в а р. Справедливость? Нет ничего несправедливее уравнивать несоизмеримое. /Устало, отстраняя Гретту, себе./ Поток сбивает меня с ног. Воистину, остановиться – значит начать догонять. /Не давая Гретте говорить./ Иди, уходи, Гретта. Мне хочется тишины. Только в полной тишине услышишь грохот падения.
Гретта уходит. Унвар, обхватив голову руками, еще долго сидит за столом. Столовая погружается в темноту.
СЦЕНА ВОСЬМАЯ
Столовая. Кажется, Унвар просидел здесь всю ночь. Хотя это, вероятно, другой день. Входит Полина. Как тень за ней следует Гретта. Гретта собирает со стола, уходит. И у нас нет уверенности, что она не осталась за дверью подслушивать. Полина стоит позади Унвара. Ее хорошо видно и нам, и Гретте, если наши подозрения верны.
У н в а р /грустно/. Ты успокоилась?
П о л и н а /бесцветно/. Я прожила долгую и умную жизнь, Унвар.
У н в а р. Твое спокойствие вызывает уважение. Я хочу выпить. Налей мне.
Полина наливает в бокал вина. Кладет лед. Спокойно достает пузырек, вынимает таблетку, опускает ее в вино. Долго, медленно перемешивает содержимое бокала маленькой серебряной ложечкой. Унвар берет из рук Полины бокал, подносит ко рту, отпивает, хрипит. Бокал падает на пол, разбивается. Неловко и нелепо грузное тело сползает на пол.
Полина наклоняется над Унваром. Ногой поворачивает его голову к себе.
П о л и н а. Вот теперь говорить и молчать - одно и то же, Унвар.
Появляется Гретта. Она вся дрожит.
Г р е т т а. Ты! … Убила его!!
П о л и н а /весело/. Что ты?! Дать яд - еще не значит убить.
Г р е т т а /со все возрастающим ужасом/. Ты убила его!!!
П о л и н а /точно читая ребенку букварь/. Я просто опередила тебя, Гретта.
Г р е т т а /ничего не желая слушать/. Нет! Нет! Это ты убила его... Я хотела... Я не хотела...
П о л и н а /напористо/. Нам принадлежало не то, что мы хотели...
Был только один путь всё исправить...
Г р е т т а. Нет, нет! Отпустите меня!
П о л и н а /все более раздражаясь/. Мерзкая шпионка, ты хочешь казаться глупой?
Я убила жалкую телесность.
Разве ты хотела не того же?
Я вернула его тебе!
Я вернула его Богу!
Г р е т т а. Я не понимаю... Не хочу... Отпустите меня!
П о л и н а. Ты спятила? Что ты дрожишь, жалкая крыса? /Берет Гретту крепко за руку и тянет к себе./
Г р е т т а. Я буду кричать! Пустите!
Гретта вырывается, Полина тянет ее к себе. На некоторое гремя в их борьбе наступает равновесие. Они смотрят в глаза одна другой.
П о л и н а /неожиданно ослабев, отталкивая Гретту/. Ты что??!.. Ты боишься меня??! Прочь!
Гретта, вся сотрясаясь ужасом, роняя на ходу стулья, убегает.
П о л и н а /с отвращением/ Крыса! Она опять все испортила. /После паузы./
Я видела себя.
Я вся отразилась в этих разодранных ужасом глазах.
Нет, этот колодец слишком глубок.
Стенки его черны и скользки.
Холодно так, и долго лететь...
Нет, убийство - это не для меня. Убить - значит навсегда лишить себя удовольствия убивать.
/Меняя тон, Унвару./
Вставай, Унвар. Эта Гретта!... Я всегда подозревала, что все игроки, кроме нас, - отвратительны.
Унвар шевелится, ему так не хочется вставать!
У н в а р. Плохой игрок - не обязательно плохой зритель, Полина.
П о л и н а. Но нужны ли зрители игрокам в бисер?
Унвар, кряхтя, поднимается. Собирает стекла. Поднимает стулья. Полина раскачивается в кресле-качалке. Каждый из них смакует свои ощущения, отслеживая послевкусие розыгрыша.
Сверху доносятся крики, шум: где-то там, наверху, по темным, сырым коридорам сырого старого дома носится голос обезумевшей от страха Гретты:
"Она убила его... она убила его... она убила его-о-о-о..."
Полина истерично смеется.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
СЦЕНА ПЕРВАЯ
Кухня. Спиной к нам, сгорбившись, сидит Гретта. Входит Полина. Она озабоченно просматривает только что доставленную почту.
П о л и н а /даже не взглянув на Гретту/. Не плачь, Гретта. Тебе не идет плакать. Ты становишься некрасивой.
Гретта молчит, голова ее монотонно раскачивается в такт какой-то внутренней музыке.
П о л и н а. Ну, откуда эти слезы? Ты так мало жила, а слез столько, словно все страшное в твоей жизни уже свершилось.
Ты слышишь меня?
Ты не слышишь меня.
Ты не хочешь меня слушать.
Г р е т т а /эхом/. Ты не хочешь меня слушать... Ты не слышишь меня... Все страшное в твоей жизни уже свершилось.
П о л и н а. Господи!
Г р е т т а. Господи.
СЦЕНА ВТОРАЯ
Комната. Унвар, закутавшись в плед, сидит в кресле-качалке. Он сидит здесь давно. Он ничего не делает. Даже не раскачивается. Входит Полина. Она включает свет. Унвар инстинктивно прикрывает глаза руками, но кажется, что он защищается от Полины.
П о л и н а /бодро/. Где Гретта? В комнатах грязь. На окнах лежит пыль. Пыль - на столах, на мебели, на камине.
У н в а Р. Она ушла в монастырь.
П о л и н а. Как?!
У н в а р. Нет, она еще вернется. Я отпустил ее.
П о л и н а /не понимая/. Она мне нужна.
У н в а р. Не думаю, что теперь она сможет тебе помогать.
П о л и н а. Значит, нужно найти новую прислугу.
У н в а р /спокойно/. Она сошла с ума, Полина.
П о л и н а. Эка невидаль в наше-то время! И ты хочешь сказать, что это мы довели
ее?
У н в а р. Да. Наша игра погубила ребенка.
П о л и н а. Ребенка! В этом ребенке столько горечи, точно eй пришлось страдать за все грехи мира.
У н в а р. Она страдает только за один грех мира. И этого довольно.
П о л и н а. Можно подумать, что это твоя дочь, и что это ты бросил ее мать.
У н в а р. Теперь мне так и представляется.
П о л и н а. Бесконечные разговоры с Греттой внушили тебе эту мысль? Нет, Унвар. Это скучно, наконец. Когда весы в равновесии, достаточно перышка, чтобы одна чаша поползла вниз.
У н в а р. Не то перышко, что лЕтит, а то перышко, что мЕтит.
П о л и н а. Что, что ты сказал? Я пойду, разберусь с бумагами. Твоя апатия становится угрожающей.
Полина выходит. Выходя, она машинально выключает свет.
У н в а р. Одному пёрышко перинкой, другому – соринкой. Одно пёрышко - да поперёк горлышка.
СЦЕНА ТРЕТЬЯ
Комната, распахнуты шкафы. На полу - кучи бумаг, мусор, белье. Унвар собирает чемоданы. Настежь открыто окно. Унвар в одной рубашке. Ему жарко. Почти бегом в комнату врывается Полина. В ее руках распечатанный конверт и бумаги.
П о л и н а. Весной крестьяне хотят продать землю! Накаркала!
Унвар резко оглядывается. Садится на кровать. Пристально смотрит на Полину.
П о л и н а. Боже мой! Что я буду делать без моих тополей?! Без дома?! Такого заброшенного, такого чудного?!
/Меняя тон./ Нужно вернуть землю.
Нужно договориться с лесопилкой!
Чтобы они не рубили моих деревьев!
Ты должен выкупить мое счастье, мое вдохновение!
У н в а р /нехотя, с трудом, глухо/. У меня есть сын, Полина. И это единственная неоспоримая реальность, оставшаяся в моей жизни.
П о л и н а /по инерции/. Если б я была глупа, я хотя бы возненавидела его...
У н в а р /монотонно/. У меня есть сын, Полина.
И это единственное в моей жизни, что не может быть подвергнуто сомнению.
П о л и н а. Ты разрезаешь себя на куски. Но мир должен принадлежать человеку целиком.
У н в а р. У меня есть сын, Полина. И это единственное убедительное доказательство реальности моего существования в мире игроков.
П о л и н а. Боже! Да его мог зачать любой проходимец! Он мог вообще не родиться... И кто сказал тебе, что это твой сын?!
У н в а р. Он считает меня своим отцом.
П о л и н а. Вот наказание человеческое: все, что происходит случайно, обращается нами в необходимость! Но кто сказал, что этому миру так уж нужна прочность?!
/Меняя тон, наступая./ Забери его сюда.
У н в а р. Ему нужен университет, товарищи, книги...
П о л и н а. Я выучу его.
У н в а р. Чушь! Я не хочу ему нашего счастья. Это слишком тяжелое счастье. Оно забирает так много сил, что невольно начинаешь думать, что счастье - это тяжелое обязательство...
П о л и н а. Мы дадим силы твоему сыну, мы избавим его жизнь от искушений...
У н в а р. Чушь, чушь! Он из другой жизни, из другого мира, он зачат другим Унваром и должен прожить свою жизнь!
П о л и н а. Я пишу только раз в году.
Осенью.
Вою зиму, всю долгую, отвратительную зиму я жду этого золотого, этого пышного урожая...
У н в а р. Без меня ему никто не поможет. Я должен выучить его...
П о л и н а. Стихи льются из меня. Я создаю шедевры. Золотая лава стихов. Кипящее золото ритмов.
И это всё - дождь на реке.
И это всё – тополя...
У н в а р. Он не знает жизни. Я должен... Это моё...
П о л и н а. Золото на воде, на земле.
Мокрое, только что намытое золото.
Каждое мгновение - бесценно.
Каждое мгновение - неповторимо...
Ты же сам так любишь то, что я делаю!
У н в а р. Пусть я не знаю его, но это единственное, что я знаю...
П о л и н а. Тополя блестят на солнце.
Таких тополей нигде нет.
Все другие реки - отвратительны.
Я нигде больше не смогу так писать!
У н в а р. Но мой сын…!!
П о л и н а. Но мой сад...!!!
Полина и Унвар - глаза в глаза. Супруги. Любовники. Друзья. Аргументы силы, слабости - все идет в ход. Наконец, крепко хлопнув за собой дверью, Полина уходит. Унвар выбрасывает содержимое чемоданов на пол, топчет вещи ногами, обессилев, бросается на кровать и зарывается в одеяла.
СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ
Кухня. Гретта сидит, уставясь отрешенным взглядом куда-то вдаль. В руках ее - кусочек хлеба, который она крошит и бросает на пол. Входит Полина с чашками из-под выпитого кофе.
П о л и н а. Где ты была, Гретта? Ты вся в грязи.
Ты опять ходила в лес?
Г р е т т а. Да, я была в общине.
П о л и н а. В монастыре? Эти кликуши замутят голову кому угодно.
Г р е т т а. Напротив, теперь все встало на свои места.
Все прояснилось.
П о л и н а /с досадой/. Все верят в Бога! Никто не знает, каков он, но каждый думает, что то, во что он верит, - это и есть Бог.
Г р е т т а /печально, не споря/ Он - Един.
П о л и н а. И вездесущ. Но не слишком ли суетливо для него заглядывать во все мелкие и жалкие душонки?
Г р е т т а. Он - Всемогущ.
П о л и н а. Именно поэтому и странно: как могут выдержать его мощь хрупкие черепушки ничтожеств?
Г р е т т а. Не кощунствуй, Полина.
П о л и н а /с восторженным удивлением/
С каких это пор мы равны?
Г р е т т а. Перед Богом - все равны.
П о л и н а. А! Вот то, с чем мне труднее всего примириться.
Г р е т т а. Он заставит тебя.
П о л и н а. Как же он сделает это? Что у него есть против меня, кроме смерти?
Г р е т т а. Если ты не боишься Бога - бойся Её знаков.
П о л и н а. С каких это пор смерть - в Божеской компетенции?
Г р е т т а. Разве ты не знаешь, Полина, что у Бога нет ни жизни, ни смерти?
П о л и н а. Это как раз то, что меня отталкивает. Впрочем, кто тебе сказал, что твой бог - это и есть Бог? И я слышу, и меня - ведут!
Гретта пытается что-то ответить.
П о л и н а. Нет, прочь, прочь, кликуша. Ты слишком мала, чтобы разрешить тебе меня учить. Унвар! Унвар! Вот Гретта. Мало того, что она спятила, она еще и взялась меня пугать. Накорми ее, так как нет ничего прожорливее религиозных экстазов.
Г р е т т а /вслед уходящей Полине/. Бог накажет тебя, Полина.
П о л и н а. А ты думаешь - тебе удастся улизнуть?!
/Себе./ Ну, что ж, в таком случае, хоть в этом не будет соблюдено ваше отвратительное равенство.
Полина уходит. Входит Унвар.
У н в а р /думая о своем/. Гретта, ты вся вымокла. /Снимает с ног Гретты обувь./ Ты простынешь.
Г р е т т а. Да, Унвар. Ты стал так добр ко мне.
У н в а р. Нет. Твой Бог здесь ни при чем. /Задумчиво./ Когда весы в абсолютном равновесии - достаточно перышка, чтоб другая чаша поползла вверх.
Г р е т т а /обыденно /. Ты решил ехать к сыну?
У н в а р /с досадой/. Нет! Я ничего не решил. Я решил ничего не решать. Будь как будет. И я не стану сопротивляться. Подчас подлинная сила заключается в полном от нее отказе.
Г р е т т а. Значит, ты пришел к Богу.
У н в а р. Ах, вот как, значит, происходит посвящение.
Г р е т т а. Не юродствуй, Унвар.
У н в а р. И это уже мне запрещено?
Г р е т т а. Тебе станет теперь легко. Бог взял тебя к себе на руки.
У н в а р. Ах, Гретта. Как сильно повлиял на тебя наш розыгрыш.
Г р е т т а. Нет, я не сошла с ума. Я вышла в Заумь. Здесь так легко, так хорошо, тепло. Иди со мной, Унвар /гладит Унвару ноги, привлекает его к себе/.
У н в а р. И это не будет кровосмешением? Я привык к мысли, что ты годишься мне в дочери.
Г р е т т а. Нет, нет, в Боге всегда сладко.
У н в а р /резко отстраняясь от Гретты/. Воистину, даже тень от монастырской колокольни плодоносна.
Унвар уходит, Гретта сидит, раскачиваясь на стуле, смотря затума¬ненными глазами вдаль. Она гладит себя по шее, груди, бедрам.
Г р е т т а. У Бога сладко. Какая медовая сладость. Как хорошо, как тепло с ним.
СЦЕНА ПЯТАЯ
Столовая. Полина раскладывает пасьянс. Входит Унвар.
П о л и н а /не полнимая глаз/. Ну, что она? Я не люблю экстаз. Позвольте мне не верить восторженности и блеску в глазах: жизнь груба, она быстро и немилосердно сбивает на бок каблуки наших душ. Здесь - должны быть стальные подковы на каленых гвоздях /указывает на сердце/.
У н в а р /глухо/. Но боже, как больно, когда их забивают.
П о л и н а /резко обернувшись к Унвару, зло/. Но не думай, что вырывать их оттуда менее болезненно!
Полина возвращается к пасьянсу. Унвар, оглушенный, подавленный, стоит некоторое время без движения. Наконец, он уходит. Глухо и методично стучат толстые карты о лаковую поверхность стола. Полина - в духе.
СЦЕНА ШЕСТАЯ
Кухня. Развалясь в кресле, в окружении разномастных бутылок, с сигарой в руке сидит Унвар. Спускается Полина. Она в очках. В руках ее бумаги.
П о л и н а /спокойно/. Ты опять пьян.
У н в а р /наиграно/. А! Полина! Тебе досадно?
П о л и н а. Что ж. Не велика разница между опьянением и игрой.
У н в а р. Мы пьяны. К чему бы это?
П о л и н а /устало/. Не шали с огнем, Унвар. Он может перекинуться на тебя.
У н в а р. Бедная, бедная девочка...
П о л и н а /с раздражением/. Ты о Гретте? С чего это ей быть бедной? Она весела.
У н в а р. Все веселы. Когда придет конец света, я буду хохотать вместе со всеми.
П о л и н а. Фу. Ты совершенно пьян.
У н в а р. Ах. Я совершенно пьян. Есть, есть в опьянении какая-то тайна, какая-то загадка: всё понимаешь, но уже ничего не можешь осознать.
П о л и н а. Но кто сказал, что все должно быть осознано, Унвар?!
У н в а р. У-у! Почему все умные мысли приходят к тебе тогда, когда ты должна быть глупой?
П о л и н а. Мне жаль тебя, Унвар: ты плох.
У н в а p. Мне жаль тебя, Полина: ты хороша.
Хороши твои тополя.
Хороши твои работы.
Хорошо твое сегодня.
Хорошо твое завтра.
А я лишь повар на твоей кухне, я только сторож у твоих драгоценностей.
П о л и н а. Твои кушанья изысканны, а у золота должна быть охрана.
У н в а р. Я не так пьян, как ты думаешь. Я уже все, все понимаю.
П о л и н а. Ты пьян, пьян, Унвар. Пьян настолько, что не можешь играть. Есть что-то ничтожное в проявлениях истинной человечности.
У н в а р. А!! Есть что-то возвышенное в низменном, моя дорогая. И птицам иногда хочется разбиваться о скалы.
П о л и н а. Сделай же что-нибудь, пьяный, ничтожный болтун! Осталось три дня. Три дня и придут эти чертовы крестьяне! Черными уродливыми пальцами они ухватятся за мои деревья и выдерут с корнем мое чудо, мое вдохновение, мое завтра.
У н в а р /обнимая Полину/. О прекрасная, о злая жена моя, неужели негодность – это все на что мы годны?
П о л и н а. Гони к чертям эту Гретту с ее плаксивыми воспоминаниями, с ее прекрасной, совершенной ничтожностью, с ее крепкими плечиками, которые легко выдержат весь небосвод, со всеми его светилами, со всеми путями звездными, со всеми дорогами лунными, со всеми кометами, метеоритами…!
Но мы должны быть тут, Унвар! Тут - наше место. Без нас мир остынет, превратится в монотонную функцию, в серию однообразных превращений, в воспроизводство никчемной, бессмысленной вечности. Жизнь так коротка, мой милый, мой добрый Унвар. В ней не хватает времени на исправление ошибок.
Унвар тянется к бутылке, Полина не дает ему.
У н в а р. Дай мне, дай!
П о л и н а /передумав/. На! Пей! /наливает полный бокал, проливает/. Пойми же: вечность бессмысленна. Смысл есть только в целом, в том, что является через начало, середину и конец.
Мы живем только раз, Унвар!
Не слушай эту жалкую, эту трусливую девственницу. Мы слишком вкусили меда и соли этой жизни, чтобы отговориться ее незнанием. Землей набиты наши карманы, наши уши, наши глаза, наши рты. Нам не взлететь, Унвар!
Мы вышли из руд и в руды переплавимся.
У н в а р. Остановись, Полина. Ты не понимаешь, что говоришь против себя. Мои уши полны землей. Я ничего не слышу. Мне надоела борьба. Пусти, я xoчу спать.
П о л и н а. Ты нужен мне, Унвар. Все равно, рано или поздно тебе придется выбирать.
У н в а р /горько смеется/ Чушь! "Рано или поздно" - разве это не размер всей человеческой жизни?!
Но у меня еще есть несколько глотков свободы.
Пьет прямо из бутылки. Полина уходит.
СЦЕНА СЕДЬМАЯ
Столовая. Унвар стоит у окна. Заходит Полина. Она что-то ищет в шкафах. Появляется Гретта. Гретта в платке, в легком пальто, с чемоданчиком в руке.
П о л и н а /мельком взглянув на вошедшую, равнодушно/. Куда это ты собралась?
Г р е т т а /не отведя взгляда от Унвара/. Я ухожу.
Бог станет мне отцом. Там - мой отец. Там - моя мать.
С улицы поносится стук копыт. У ворот останавливается повозка.
П о л и н а. Ты с ума сошла: на улице метель. /Унвару./ Пойду узнаю, кто это.
Полина уходит. Гретта вопросительно смотрит на Унвара. Но он так и не оглядывается. Гретта уходит. Возвращается Полина. Она вскрывает только что полученный толстый и большой конверт, читает какие-то бумаги.
У н в а р /глухо/ Какая метель.
П о л и н а /по ходу чтения/. Приходили с лесопилки... Земля наша! /Продолжает читать бумаги./
У н в а р /не оборачиваясь, не слушая/. Я слышал - волки доходят до станции.
П о л и н а /не слушая/. Мои тополя! Мой дом! Подумай, сколько людей будут спасены, прочитав то, что я здесь напишу!
У н в а р. Дорогу почти совсем замело.
П о л и н а. Моя тишина, розовые, золотые, стремительные блики на листьях... Закат! ...Утро! ...Осень! Ты вернул мне жизнь, Унвар!
У н в а р /не обрываясь от окна./ Eщe день-два такого снега и выбраться отсюда будет невозможно. /Ёжится./ Мороз крепчает.
П о л и н а. Затопи камин, Унвар! Это мой дом, и в нем должно быть жарко!
У н в а р. Еще день-два такого снега и мы будем отрезаны от мира.
П о л и н а. Пусть, пусть идет снег. Он заметет все колеи. Он выбелит поля.
У н в а р /не оглядываясь/. Еще немного вперёд и назад не будет пути.
П о л и н а /резко/. Остановить снег может только Бог, Унвар! Выпьем за победу!
Унвар наливает вино в бокал. Подает его Полине. Она с наслаждением осушает его.
П о л и н а. Но какой привкус горечи у победы, однако!
Яд начинает действовать.
П о л и н а /Унвару, изумленно/. Но зачем это теперь?
Она оседает на пол. Унвар склоняется над телом, пристально следя за действием отравы.
У н в а р. Но ведь дать яд - еще не значит убить, Полина? И умереть – еще не значит исчезнуть?
П о л и н а /сквозь предсмертный хрип и судороги, понимающе, согласно/. Да, да!...
Некоторое время Унвар не шевелится, неотрывно смотря на тело умершей. Затем, не торопясь, двигаясь размеренно и монотонно, Унвар собирает вещи, выносит из комнаты чемодан, одевается и уходит.
Скрипит и хлопает на сквозном ветру плохо прикрытая дверь.
ЗАНАВЕС