Богатый старинный канделябр. Витой, из чистой меди, слегка тронутый временем. Он стоит на каминной полке, поставленный туда еще дедушкой, память о котором хранит всё меньше людей в нашем графстве. Он не знал с той поры других рук, разве что Анастасия - наша постоянная горничная (бывшая няня моей мамы) иногда касалась его щеткой, стирая пыль. Но ему эти равнодушные прикосновения не доставляли никаких эмоций.
Из кресла, стоящего возле камина он виден до мельчайших рытвинок литья, потемневшая бронза вычурна в своих причудливых узорах, созданных руками и молотом много лет назад. Руки те давно отдыхают, да и молот, скорее всего переплавлен. Много лет он наблюдает мебель, стоящую на своих местах и, изредка, неторопливое движение людей, но всё мимо. Мимо.
В доме - тишина, за окнами - мокро. Накрапывает? – грубо. Моросит? – крупно. Сеет? – то же что-то не то. Скорее так - природа потеет в ожидании морозов, на улице почти осень.
Я спросил вполголоса, больше для того, что бы слышать хоть что-то в этой невозмутимой тишине:
- Тебе не скучно?
- Я привык, - раздался ответ в моей голове, но не удивил, а привлёк к нему мой заинтересованный взгляд;
- Почему ты молчал раньше?
- Я не могу инициировать мысли сам, а ко мне еще никто не обращался..
- У тебя есть желания?
- Человеческих - нет. Есть свои.
- И какие?
- Я хочу тепла падающего воска..
Удивительно - я почувствовал это желание, еще до вопроса. С трудом нашел три свечи, наверное еще дедом положенные в нижний ящик секретера. Настоящие. Восковые. Поставил их, зажег, погасил свет. И долго следил за их истеканием огнём, смотрел молча, зачарованный мерцанием этих рукотворных сталагмитов, созданных задолго до моего рождения.
Три свечи догорели почти одновременно. Я не стал больше разговаривать с канделябром, но дал себе слово вернуться к нему. И не раз.