Навозные дети начало

Поцарапка
НАВОЗНЫЕ ДЕТИ
сказка
1

Жил-был царь. Царствовал уже более полувека и всем сердцем радел за прочность  государства. И чтоб народ не нуждался. За что и прозвали его, любя, Радушный.

С соседями ладил царь, умно и ладно гасил конфликты, грозившие перерасти в войны. Иные уважали Радушного, иные боялись задираться, ибо за любимого царя народ встанет, как един, да правители, что скреплены договором любви и дружбы.

Всем был хорош Радушный, и только судьбе чем-то не угодил. Рождались царские детки, да всё девочки болезные, до году не доживали. Каких только лекарей не побывало в царских палатах, и своих и заморских, скольких жён поменял, а результат тот же: болезные девчушки. Никак проклятье кто наложил.

И вот однажды одна древняя знахарка перед смертью велела передать царю следующее:
- Не проклятье тому виной, а кровь дурная. Ибо в узком кругу вращаетесь, почитай все родственники. Отсюда вся скверна. Возьми-ка ты, царь батюшка в жёны девку крестьянскую, в коей здоровье так и пышет…

Весь царский двор взвыл: да виданное ли дело, девку от навоза да в царские покои!

Прознали о том соседи-монархи, зачастили послы с отговорами да с новыми невестами про запас. Только Радушный не внял уговорам, самолично объёздил земли свои в поисках будущей царицы. И вот в одной деревеньке о девяти дворах на лугу царь увидел чудо-девицу пастушку. В простеньком платьице, босая, кожица загорелая, неприглядно шелушится. Но глянул царь в её лицо…и враз утонул в глубоких бирюзовых девичьих очах. Услышал речь её медовую и влюбился, что отрок безусый. Ранее-то жён брал не по любви, всё более по расчёту государеву.

Не прошло и трёх дней, как стала Настенька царицей. Царь души в ней не чаял, ровно помолодел, окреп силами и духом. Прежнюю жену отправил назад родителям. И хоть шибко обиделись те, разорвали договор о дружбе и мире, Радушный не опечалился. Махнул рукой:
- Переживём, не мор. Одна у меня думка и забота: только бы Настюша подарила сыночка, Наследника!

А в положенное время родила Настенька трёх крепеньких здоровых мальчиков. На одно личико, красы неописуемой. Царь был от счастья на седьмом небе, и казалось, помолодел ещё на десяток лет.

А царский двор пуще прежнего возроптал. И возмутителем спокойствия был муж сестры царя, деверь Куприян. Спешно собрал домочадцев да подпевал, и порешили: не след отдавать власть "навозным "детям. Царь вон как от счастья омолодился, ещё проживёт не мало, а по всему власть перейдёт одному из наследников. Уже сейчас соседние монархи кривятся да посмеиваются, того и гляди прекратят всякие отношения. Царь-то ныне как безумец и слепец, того не видит, что царство ведёт к погибели. Стало быть, им, близким родичам и следует спасать царство.

За вечерней трапезой подкупленная служанка подсыпала в царские яства зелье противное. Скор был ужин, ибо сморил всех сон. Отнесли царя в покои, обкурили поганым дымом, чтоб по пробуждении ничего не помнил. А Настеньку с детишками в карету да вывезли подальше от стольного града. Наказал Куприян исполнителям, чтоб удушили навозников, да в лесу закопали, щедро монет отсыпал. Хоть и взяли деньги холопы за поганое дело, но удушить несчастную царицу с младенцами руки не поднялись. Посовещавшись, решили: отнесём поглубже в лес дремучий, да оставим. А там как судьба распорядится. Главное: руки кровью невинных не замарают.

А тем временем во дворце писари спешно переписывали царские указы, да статьи законные о том, что испокон века на троне сидели, и впредь будут сидеть кровники Куприяна. О том, что царя Радушного и в помине не существовало, мол, всё это сказы скоморохов, подобно байкам о царе Горохе…

2

Пробудилась Настенька от плача детского да оттого что груди набухшие молоком истекали. Вскочила, понять ничего не может: лес да лес кругом, дремучий, нехоженый. Глянула на себя: платьице старое, рваное, ноги босые. Как ни старается, не может Настенька вспомнить кто она, откуда, только одно и знала с подсказки сердца: эти плачущие детки её кровинушки.

Напоила-накормила деток Настенька, прижала к груди и пошла, куда глаза глядели.
Долго ли коротко ли вышла  на полянку ровную, солнечную. И стояла на той полянке избушка лесная, древняя, но ещё добротная. Позаросли стёжки-дорожки к крыльцу, да и само крыльцо пряталось в густой крапиве. Стало быть, давно избушка заброшена, ничейная. Вздохнула горестно Настенька: видно так судьбой заведано, чтобы сесть ей здесь, жить да деток растить.

Примяла Настенька травушку, положила деток, будто на перину взбитую.
Пооборвала крапиву жгучую, что крылечко прятала да и вошла в избушку. Всюду пыль да паутина, да дух нежилой, застоявшийся.
Горят рученьки крапивой обожженные, гудят ноженьки утомлённые, смотрит Настенька на запустенье и слёзы сами собой текут. Видно не сладкое здесь было житьё, раз жильцы дом родной покинули, как же она-то сможет здесь проживать, да с детьми малыми.
Видит Настенька по левую руку на лавке лохань деревянная стоит, а в ней водица дрожит и точно зовёт негласно. Сунула пылающие руки в водицу- жар потух, боль отпрянула, покинула. И будто кто нашёптывает на ухо: испей той водицы три глотка, умойся и ноженьки ополосни.

Зачерпнула водицы в ладони, сделала три глотка, умыла лицо усталое заплаканное и чувствует, как в тело возвернулись силушки, поистраченные в трудном пути, и будто вновь она отроковица живая да задорная. Ополоснула ноженьки - и встрепенулась каждая жилочка в теле, запела-зазвенела радостью жизни.
Улыбнулась Настенька, забыв про недавние горестные слёзы.
Кинулась к оконцу, оборвала паутину частую, распахнула его. Метнулась в угол, взяла помело чтоб чистоту в избе навести, да опередили её: ворвался в оконце ветерок и ну шнырять по углам, пыль да дух нежилой собирать, а, собрав, в распахнутую дверь выпроваживать. Не успела Настенька опомниться, как в избе стало чисто, свежо, всё ароматами лесных цветов пропитано. А ветерок напоследок вспушил волосы Настеньки, и точно шепнул в оба уха: "Здравствуй" и весело шурша, улетел в дверной проём.

А в следующее мгновенье  снаружи долетел детский вскрик. Кольнуло в сердце Настеньки, ругнула себя: кулёма, совсем про деток забыла!
Выбежала из избы, птицей метнулась к деткам. Не добежав, остановилась, замерла поражённая: три ежонка торкаются в личики её сыночков, забавляют, а поодаль мать-ежиха стоит, а у ног её гадина пятнистая вытянулась, и у гадины той голова ядовитая наполовину отгрызена.
И поняла тотчас Настенька, что беда страшная стояла над её детками, и что ежиха-мать отвела ту беду, спасла её сыночков.
Упала на колени перед ежихой Настенька, залилась благодарными слезами:
- Благодарствую, мать-ежиха! Во век не забуду услуги твоей. Живи с потомством своим рядом, стану делиться едой и любовью, и деткам накажу, когда в разум войдут.
Глянула ежиха бусинами глаз, фыркнула, качнув головой, а Настенька будто услышала далёкий голос: "Да будет так".

Взяла Настенька деток, пошла в избу, а ежиха с ежатами следом.
Переступив порог, обернулась Настенька:
-Заходите гости дорогие. Будьте как дома.
Положила деток на кровать.
Ежиха, переступив порог, остановилась, а ежата любопытные разбрелись по избе.
-Ах, мне и угостить вас нечем,- опечаленно вздохнула Настенька, опустившись на лавку.

Только сказала это, как груди её набухли, сладко заныли, прыснув молоком. Вскочила Настенька, метнулась к полке с посудой, взяла плошку глубокую. И будто по чьему-то совету нацедила в неё своего молока. Поставив плошку на пол, сказала:
- Не побрезгуйте, хорошие. От чистого сердца.
Сбежались первые ежата, с удовольствием стали лакать, а уж потом и мать их присоединилась.
-Вот и славно,- обрадовалась Настенька.- Мы теперь все как родные, молоком материнским связаны.

И стали они жить-поживать да деток растить. Ежиха обосновалась в закутке под печкой, где прежде поленца для печи складывали.
С того часа, как угостила Настенька ежей своим молоком, стали происходить чудеса дивные. Открывает из любопытства сундук, а там одежда чистая да новая, и для неё и для деток. А на дне сундука конвертиком сложена скатерть, старенькая, потёртая, но ещё крепкая. Глянула на неё Настенька, и захотелось тотчас её на стол постелить, чтобы в избе стало уютнее.
Постелила, отвела на секундочку взгляд, а когда вновь взглянула так и обомлела: скатерть новёхонькая, белоснежная, ровно накрахмаленная. А спустя мгновенье на ней прямо из воздуха стали появляться яства разные, да кувшины с питьём, да каравай сдобные с пирогами горячими.
-За что мне подарки такие?- удивилась Настенька.- Я ж ничего ещё не сделала. Кого благодарить, за чьё здоровье мёда хмельного хлебнуть?
Никто ей не ответил. Только кто-то тихо вздохнул, не то по левую руку, не то по правую. А может, и показалось Настеньке, ибо вновь залетел ветерок, зашуршал в углах.

На утро новое чудо: просыпается Настенька  и тут же понимает, что знает все тайны тайные трав: от каких хворей, из каких настой делать, из каких отвар, а какие сушить, да в порошок истереть, чтобы раны присыпать.
Выходит на крыльцо, а близ крыльца олень стоит, больную ногу держит навесу: от колена до копыта язва кожу разъела, обнажив мясо. Забыла Настенька, что хотела умыться, да перекусить, ибо пора деток кормить - кинулась искать нужную траву. Найдя, обтёрла листочки, изжевала в кашицу и той кашицей обложила ногу оленя, оторвала от платья лоскут ткани, перевязала.
- Вот и ладушки. Заживёт твоя ножка, будешь бегать как молодой олешек.
Лизнул олень благодарно руки Настеньки, выдавил из глаз скупые слезинки и устало опустился на траву.
- Отдохни, дружок, измаяла тебя боль.

С того времени стали приходить, прилетать, приползать хворые да раненые животные. И Настенька лечила их, ставила на ноги и на крыло. И благодарные животные не оставались в долгу: то и дело на крыльце Настенька обнаруживала плату за участие и заботу. То туесок с ягодой или грибами, то в лопуховые листья завёрнута рыбина, то короб с хлебным или крупяным зерном, то соты с мёдом.