Гальваник

Виталий Каплан
Чума шёл домой и весело насвистывал похоронный марш. Настроение было прекрасное. Выездная гальванизация прошла, как всегда успешно.

 У самого подъезда сидели два незнакомых парня и две так же незнакомых девушки. Девчонки выглядели настолько дёшево, что задержать на них взгляд можно было не более секунды. Далее следовал удар по эстетическому восприятию мира. Ребята выглядели поинтересней.

 Один невысокий и невзрачный, с подвижным лисьим лицом, обладал, по всей видимости, зачатками разума. Второй был здоровый, как американский медведь гризли, и по всему было видно, что интеллекта в нём не больше, чем в его прототипе.

 Невзрачный парень равнодушно скользнул взглядом по Чуме и лишённым выражения голосом произнёс:

- Друг, закурить не найдётся?

 Чума внутренне напрягся, когда парень заговорил, но тут же расслабился. Он не любил грубость, ну что уж тут поделаешь. Так видимо его воспитали. Вежливость же всегда надо приветствовать. Чума достал пачку и протянул парню-лисе.
 
 С этого момента всё пошло не так. Лиса едва успел потянуться к пачке, когда Гризли быстрым и неуловимым движением перехватил сигареты.

- Купишь себе ещё, - нагло заявил медведь, выудив сигарету, и опуская пачку в карман.
- Сигареты отдай.

Девчонки противно захихикали. Гризли же пренебрежительно махнул кистью руки, даже не удостоив Чуму ответом. "Очередной претендент на гальванизацию", подумал Чума, и не оборачиваясь зашёл в подъезд.

Гальванизация была его личным изобретением. Жаль только, что его нельзя было запатентовать. Сам процесс гальванизации приснился во сне, как и название. Технические детали, команда и аксессуары – уже наяву. Чума произвёл необходимые звонки и сел в любимое кресло ждать. Кресло было знатное – "Американ Комфорт". Гордость  квартиры. На него хотелось сесть, но не хотелось вставать.

Минут через пятнадцать стали подтягиваться члены команды. Чума задействовал экстренный код сбора, который подразумевал двадцатиминутную готовность. Каждый член команды имел дублёра, а то и двух. Так что если вызываемый на гальванизацию не имел возможности прибыть к месту сбора во время, всегда находился дублёр.  Бутылки с водой были приготовлены заранее. Сейчас, что бы не терять времени – Чума выдавал их ребятам. "Ну что, присядем на дорожку", и уселся в своё кресло. Команда последовала его примеру. Через минуту Чума скомандовал "по местам", и с сожалением покинул шедевр американского комфорта.

Осторожно выглянул из двери подъезда и убедился, что объект гальванизации на месте. "С Богом", выдохнул Чума и вышел во двор. Человек-лиса и человек медведь беззаботно покуривали его сигареты. Девчонки всё также противно хихикали. Идиллия.

- Идём на гальванизацию – Чума поманил медведя пальцем.
- Чего?
- Идём дорогой, не бойся. Тебе будет не больно.
Обычно таких слов бывало достаточно, и Чума уже не оборачиваясь, вернулся в подъезд. Как и предполагалось, здоровяк ринулся за ним. Уже в подъезде Чума резко обернулся и наградил нападавшего плевком в лицо. Тот резко затормозил и закричал от неожиданности – "Ааааа". Гальваник, не мешкая, послал серию метких плевков в лицо парню и закружил вокруг жертвы. Пока тот, будучи не в состоянии сдвинуться с места, продолжал своё "Ааааа", Чума успел отпить пару глотков из бутылки.
Во время гальванизации горло обычно быстро пересыхает, и если не подготовит во время бутылки с водой – ничего не получится.

Наконец человек-медведь очнулся и бросился на обидчика. Чума ловко увернулся, как будто ожидал броска и послал очередную серию плевков. Гризли попытался провести хук справа, но его кулак рассёк воздух. Очень трудно сражаться с противником, который бегает вокруг и не принимает бой. На очередном кругу попытался подставить ногу, но бегун плавно перепрыгнул через неё. Ещё в прыжке развернулся на триста шестьдесят градусов и послал дежурный плевок. На этот раз попал точно в глаз.
"Ааааа", снова завыл несчастный, и схватился за лицо обеими руками. Чума получил несколько драгоценных секунд на передышку. Профессионально восстановил дыхание и глотнул их бутылки. Когда медведь опустил руки и открылся, три точных плевка заставили снова прикрыть лицо. При этом он попятился назад и оступился. Упал на спину и в ужасе открыл глаза. Наверно решил, что пришёл конец. Бедняга не знал, что до конца ещё очень далеко.

Чума спокойно стоял у стены и ждал. Гризли понял, что ему предоставляют шанс и решил сменить тактику. Медленно встал, расставил пошире руки и двинулся на противника. Когда до него остался один шаг, тот проворно поднырнул под расставленную руку и бросился вверх по лестнице.

Гризли приободрился и скачками, через три-четыре ступеньки, помчался вдогонку уносящего ноги урода. На лестничной клетке второго этажа поймал глазами силуэт Чумы и принял боевую стойку. Уловив краем глаза какое-то движение слева, повернулся туда и получил серию плевков от нового противника. Уже плохо соображая, бросился на него, и тут же получил пинок пониже спины. Инстинктивно обернулся и нарвался на пощёчину, не очень сильную, но довольно чувствительную. За пощёчиной последовали плевки, и спереди, и слева.

Уже два гальванизатора принялись кружить свой страшный танец. Фигуры мелькали то слева, то справа, то сзади, то спереди. Гризли слабо отмахивался от плевков и оплеух. Его пинали, толкали, разворачивали в удобном для себя ракурсе. Глоток воды из бутылки – серия плевков. Движение – удар. Руки к лицу – толчок в живот. Руки вниз – затрещина.

Гризли взревел и принялся колотить кулаками по воздуху. Это мало помогло. Тогда он решил применить новый маневр и принял навязываемые правила игры. Мелькающий круг принял нового бегуна. Плевки сразу стали реже, а тычки прекратились вовсе. Гризли плохо видел, лицо, и глаза были покрыты толстым слоем слюны. Но останавливаться нельзя. Движение – это жизнь.

Где-то на двадцатом кругу, Чума который бежал первым, внезапно остановился. Медведь не успел среагировать и с разбегу врезался в его спину. Тут же почувствовал, как руки зажали сзади железным клещом. Тот, кому он врезался в спину, развернулся лицом к нему. Посмотрел прямо в глаза и раскрытыми ладонями неспешно, как на тренировке, слева направо принялся утюжить лицо Гризли. Несчастный, перед тем, как обречённо закрыть глаза, успел заметить, что руки были в резиновых одноразовых перчатках. Голова от ударов равномерно болталась со стороны в сторону. Когда удары прекратились, он ещё с минуту боялся открыть глаза. Его руки всё ещё находились в стальном захвате за спиной.

Наконец решился и открыл. Парень, стоявший напротив, мелкими, неспешными глотками пил воду из бутылки. Гризли сразу понял, что за этим последует и снова прикрыл веки. Хотя слово прикрыл, уже плохо подходило к тщетным попыткам сомкнуть бельма. Лицо и веки распухли от бесконечных ударов. В глазах чувствовалась страшная резь, их разъедало от огромного количества слюны.

Когда возобновились плевки, Гризли, чтобы не сойти с ума, отрешённо считал их. Первый, второй, третий, четвёртый, пятый…. "Верблюд бы позавидовал такому количеству слюны", мелькнула в голове странная мысль. Сопротивляться, вырываться из клещей уже не оставалось сил. Воля тоже была подавлена неестественностью происходящего. Такого не могло присниться даже в самом страшном сне. Это просто не могло происходить с ним, да и ни с кем другим тоже. Может галлюцинации? Вроде сегодня не пил и не курил ничего особенного.

Гума, так звали здоровяка, не раз участвовал в драках. Один на один. Стенка на стенку. Он любил и умел драться. Победа, иль поражение – одинаковы сладки. Выброс адреналина хорошо компенсировал боль от ударов.

То, что происходило сейчас не было дракой. Даже избиением назвать это было нельзя. Пинки, затрещины, пощёчины, оплеухи – всё это правильно. Плевки – нет. Для того, чтобы унизить человека достаточно плюнуть в него один, максимум два раза. Мерзость, творящаяся с ним, не имела под собой цели просто унизить. Воля – съедена полностью. Жизненная сила – выпита почти без остатка. Подавлен, раздавлен, сгорблен, втоптан в грязь.

Последние капли сознания вытекали из Гумы, когда руки всё ещё удерживаемые сзади невидимым мучителем. Пинок он даже не почувствовал, просто пробежал по инерции несколько шагов. Движение – это жизнь. За жизнь надо бороться. Борьба вызвала ярость. Ярость придала сил. Гума обнажил зубы в зверином оскале. Рёв, вой раненого зверя больно ударили Чуму по перепонкам. Небольшое закрытое пространство лестничной клетки многократно усилило звук. Не дожидаясь последнего смертельного броска, загнанного в угол медведя, коллеги по гальванизации бросились вверх по ступенькам.
 
Гума остался один на поле боя. Враги в страхе бежали. Позорные волки. Парень накручивал сам себя, понемногу приходя в сознание. Уверенность в собственных силах, гнала страх, от перенесённых боли и унижения. Самое время было броситься вниз по лестнице и покинуть это ужасное место. Но проснувшаяся ярость не давала правильно оценить ситуацию. Сознание, хоть и постепенно возвращалось, но было ещё далеко не в лучшей форме. Мысли покинуть жуткий, опасный подъезд вспыхивали в заплёванной голове, и тут же угасали, становясь невостребованными. Гумма поколебался несколько мгновений и поставил ногу на ступеньку, ведущую наверх.
Сказать по правде, для медведя уже не имело никакого значения, в каком направлении двигаться. Команда отрабатывала и такие ситуации. Нижняя площадка уже находилась под контролем. Честно сказать – тот, первый шаг, ведущий в темноту подъезда, уже предрешил судьбу человека-медведя.

На лестничной площадке третьего этажа было темно. Гума не сразу заметил три фигуры, беззвучно, как ниндзя, отделившихся от стены. Когда он почувствовал движение, было уже поздно. Три пасти извергали потоки слюны со скоростью автоматического оружия. Гума упал на колени, задрал подбородок к потолку и обречённо завыл. Только сейчас он ощутил неподдельный, аутентический ужас. Человек всегда знает наверняка, когда приходит его смерть. Только и смерть бывает разная. Иногда её встречают даже с улыбкой, иногда с облегчением. Конечно, чаще всего смерть приходит неожиданно, и лишь у праведников – во сне.
Смерть, заглянувшая в заплёванные, распухшие глаза Гумы была неестественной, нереальной, не достойной человека.

Удар ноги в голову опрокинул Гуму на спину. Тот, подвывая, перевернулся и пополз по заплёванному, грязному кафелю. Он дано уже не был человеком-медведем. Дух гордого Гризли покинул распластанное тело. Примитивный инстинкт выживания, достойный лишь простейшего, примитивного пресмыкающегося навсегда поселился в этой бренной оболочке.

Новый удар ноги снизу расплющил губы и вдавил внутрь зубы. Кровь, смешиваясь со слюной, брызнула на давно немытую площадку. Гуму вывернуло наизнанку. Его рвало, но тело всё ещё продолжало движение. Ноги и руки, скользя по мокрой плитке, с трудом проталкивали отяжелевшую, бессильную плоть на очередные несколько сантиметров.

Удары посыпались со всех сторон. Хрустнула переносица. Рёбра острыми обломками впились в лёгкие. Но он продолжал упорно, из последних сил, стоять на четвереньках. Чьи-то сильные руки схватили за волосы, и запрокинули голову назад. Тело неестественным образом выгнулось в дугу.

Плевки уже не ощущались, только харкающие звуки напоминали, что с ним делают. Чьи-то пальцы сжали ноздри, рот раскрылся сам собой, чтобы глотнуть воздуха. В ту же секунду три харкающие пасти наполнили рот Гумы вязкой, омерзительной слюной. В солнечное сплетение тараном вонзилась нога. Пальцы, державшие волосы разжались, и Гума рухнул лицом вниз. Вздохнуть, так и не успел. Чума в прыжке опустился на его голову. "Мама" – последняя мысль. Смерть.

- Ну всё ребята, спасибо. Гальванизация успешно завершена. Сегодня неплохо поработали. Впрочем, как и всегда. Разбор полётов и тренировка – завтра утром.
Чума попрощался с каждым за руки, собрал пустые бутылки и неспешно пошёл домой.
"Американ Комфорт" ещё не успел остыть и ласково принял хозяина в свои объятия. Гальваник сел, блаженно вытянул натруженные бегом ноги и закурил сигарету.
Зло в очередной раз было наказано. Справедливость восторжествовала.