Фёдор Басманов знал, что выйдет из подклети только для казни. И не боялся этого. Жизнь кончена. У некогда вольной птицы сломаны крылья. В небо уже не подняться. Никогда. Да иначе и быть не может: ведь он слишком грешен. А по грехам и награда.
И всё же…
…всё же он, царский любимец, думный боярин, опричник, которого пусть и не уважали, но боялись, понимал, что хочет жить. Никогда раньше это ненасытное желание не было таким острым. Оно буквально душило, заставляя осознавать, что путь пройден, и пройден совсем не так, как когда-то хотелось. А когда-то, в теперь уже далёкой юности, Фёдору очень хотелось быть не только богатым и сильным, но и справедливым. Хотелось быть таким, как отец.
Не получилось. Хотя… что же это он! Получилось. Ещё как получилось - Фёдор стал похожим на отца. Он стал таким же злым, развратным и алчным, стал бездушным. И сейчас, на пороге смерти, молодой опричник совершенно не жалел об этом. Жизнь, после того, как отец фактически продал его царю, стала бесполезной. Фёдор погряз в пьянстве и разврате, он стал равнодушно убивать ни в чём неповинных людей, а так же вполне спокойно выполнять любые царские приказы: не краснея и не опуская глаз, молодой опричник спокойно надевал сарафан и танцевал не только перед Иоанном в царской опочивальне, но и перед торговыми гостями и боярами. Тонкий, поразительно красивый, гибкий, с распущенными длинными волосами он в те недолгие моменты и впрямь походил на девушку…
Единственными лучиками в этом царстве мрака были маленькие сыновья - Иван и Пётр. Он любил их. Фёдору очень хотелось, что бы они навсегда забыли о нём и выросли настоящими мужчинами.
***
Скрипнула дверь, впустив в мрачную подклеть сноп яркого летнего света. Вошла стража. Фёдора без какой – либо почести поволокли на улицу. Там, перед царём, восседающем на огромном буланом жеребце, уже стояли обессиленные пытками Алексей Басманов и его младший сын Пётр. И если Басманов - старший был готов принять свою смерть, так как понимал, что иного не дано, то юный Пётр, по чьим щекам торопливо бежали слёзы, буквально трясся от страха. Он вертел во все стороны головой, надеясь хоть в чьём-нибудь лице найти защиту. Но бояре и опричники стояли молча. Их больше волновала своя собственная шкура, чем жизнь юноши, повинного лишь в том, что он сын Алексею и брат Фёдору Басмановым.
- Ну, что, Федор, - презрительно хмыкнул царь, - хочешь жить?
- А кто ж не хочет, надёжа-государь, - откликнулся равнодушно Фёдор. Его глаза вырвали из согнанной на казнь толпы простолюдинов бледное, перекошенное от бессилия и страха, лицо жены, которую он просто терпел. Иногда жалел. Но не более.
- Убей отца и брата! И тогда, я - клянусь! - на этом слове обречённый на смерть опричник криво усмехнулся, - я дарую тебе живот.
И к ногам Фёдора полетела сабля с золоченой рукоятью. Басманов неторопливо нагнулся и взял оружие в руки, провёл пальцем по блестевшему в солнечных лучах клинку. Клинок был острым. Не иначе сам Малюта старательно точил. Вон, как глаза его сверкают. Небось, радуется, рыжий пёс, их смерти.
- И убью! – голос у Фёдора спокойный… слишком спокойный...
Не дрогнула рука Басманова – младшего, когда отрубал он голову отцу. Всю злость, всю свою ненависть вложил Фёдор в этот удар. Пусть поздняя, но месть за опоганенную и растоптанную душу. А вот убить равнодушно брата он не смог. Из его глаз в момент удара брызнули слёзы.
- Ты доволен моей покорностью, государь? - опричник продолжал сжимать саблю, его и без того разодранные одежды, пропитались тёплой кровью отца и брата.
- Более чем, - ответил Иоанн. – Я передумал. Ты тоже умрёшь, - и кивнул проворно соскочившему с коня Малюте. – Здесь и сейчас.
- А я другого и не ждал…
Басманов швырнул под ноги Скуратову окровавленную саблю, после чего встал на колени, но головы так и не склонил. Он мужественно принял удар…
***
Его глаза смотрели в чистое летнее небо, а душа, пропитанная чернотой, стремилась навстречу вечности…