Невезёт

           
        Ну и невезучим же я был… Часто со мной приключалось необычное и неприятное.  Хорошо, что эти мои  беды  кончались всегда  благополучно.

       Прилетели мы большой группой на «чужой» аэродром для участия в крупных войсковых учениях: поддержать наземные войска в наступлении. Но зима в Германии есть зима,  и дни боевых действий наземных войск совпали с самой неблагоприятной для авиации погодой: туманы, сливающиеся с облачностью, морось, снег, то оттепель, то морозец, и просидели мы всё время решающего наступления наших войск на аэродроме в щелястой, отапливаемой «буржуйкой» в одном углу, будке в постоянном ожидании команды на вылет.  Этой,  выстреливающей нас в небо команды, мы так и не дождались, но продолжали с таким же нетерпением ждать всё той же команды «Воздух!», но теперь уже для перелёта на «свой» аэродром.

Ждём день – погоды нет. Ждём второй – ещё хуже. Ждём третий… И я не выдержал: вечером у меня  поднялась сумасшедшая температура. Трясёт, знобит… К врачу обращаться нельзя (это мы, молодые и дурные, так решили: отстранит от перелёта – кто перегонит самолёт домой?). И мой командир и друг Олег   накрыл меня несколькими меховыми куртками, затем меня бросило в жар – он поснимал куртки; затем опять морозило, затем опять жар. И так всю ночь он проявлял обо мне такую  заботу. А ума – обратиться к врачу, чем обезопасить  от перелёта в таком состоянии – ни у кого мужества не хватило.
Утром приехали на аэродром в продуваемую сквозь щели будку (год 1955, тогда ещё специальных  для лётчиков «высотных домиков» не было), и меня в углу опять  то накрывали меховыми куртками, то раскрывали. Еле живой! Лежать бы и не шевелиться. Заснуть бы в покое…
Вдруг команда:  «По самолётам!»
        Заботливый командир: «Ну, как, Игорёк?»
        Молодой дурачок: «Нормально!»
          Влез в кабину.  Уронить бы голову, заснуть и не видеть, и не слышать бы никого и ничего.
        -- Вам запуск!
        А тут ещё и страшный гололёд (тогда тепловых машин,  плавящих и сдувающих лёд с полосы, не было).  Чуть при выруливании не наехал на самолёт Олега. Хорошо, что он во-время увидел и «выскочил» из-под меня.
Взлетели, набрали высоту. Идти прилично, не рядом. Двигатель монотонно гудит, голова клонится, меня трясёт, реакция замедленная. Единственная радость – вся Германия открыта, сейчас сядем «дома» и хоть в свою  уютную комнатку (прибежит врач), хоть в лазарет,  но всё равно на твёрдо стоящую койку,  и думать, и делать ничего не нужно будет.
          Заботливый командир  по радио:  «Ты как?»    
          -- «В норме!»               
Но самое интересное впереди. Подходим к своему аэродрому, а он… Вся Германия открыта, над ней безоблачно, видимость чудесная, а на наш родной  Гроссенхайн  будто кто-то бросил громадный пук ваты – туман.   Нам с земли команда: «Возвращайтесь на аэродром вылета!»   И мы, даже не снижаясь, развернулись на 180 градусов  и...  снова  я в углу этой проклятой будки лежу под кучей меховых курток.

        Опять команда «По самолётам!»
Господи! Дадут ли мне тихо и спокойно умереть? Какие самолёты? Какой вылет?

И опять я на высоте 9000 м,  снова голову распиливает собственный двигатель,  всё так же   борюсь с самим собой:  хочется закрыть глаза, повесить голову на грудь и… будь что будет (хотя, что будет понятно:  полный рот земли -- в самолёте я ведь один).  А ещё нужно долететь, а ещё впереди самый трудный и  ответственный этап – заход на посадку и посадка. Господи!  Кончится ли всё это?                Нет, хоть и тяжело, но нужно встряхнуться,  собраться с силами  и закончить полёт нормально,  чем оправдать и  доверие и  веру в меня  и моего  друга – командира,  и моих коллег (они же всё видели).  Да и самому себе – проверка волевых качеств…

        Не знаю, кто позаботился, но, когда я зарулил, выключил двигатель и пытался  выбраться  из  кабины,  рядом  с моим самолётом  остановилась санитарка, и наш полковой врач Алексеич нёсся ко мне с жутко вытянутым лицом.

        Господи! Неужели так бывает, что не нужно ничего делать, ни за чем не нужно следить, не нужно принимать никаких решений, а тебя вынули из кабины и куда-то повели? Да пусть хоть куда, какая разница? Это ведь на родной  твёрдой  и  неподвижной  земле.