Что может быть хуже, чем две лекции подряд? Особенно в середине недели, когда всем зверски хочется спать? Да еще и когда эти лекции ведет одна и та же преподавательница, да еще и преследующая всю группу в кошмарных снах угрозами не поставить зачет? Пожалуй, что только две лабораторные все у той же Елены Павловны. Так, по крайней мере, думает Лиза Степанчук. Ну, ей простительно, она отличница.
Вот, например, Жеку Попова преподаватели в кошмарах не преследуют. Ему сны вообще не снятся – времени не хватает. Хотя он-то как раз не ботаник, просто влюблен. Причем взаимно – по крайней мере, так ему кажется; во всяком случае, встречаться она согласилась, хотя в поклонниках недостатка не испытывает.
Жека человек общительный, но скрытный, если вы можете себе это представить. То есть говорит он много и достаточно остроумно, но о себе практически ничего не рассказывает. А уж личная жизнь потому и называется личной, что чужим к ней доступ заказан. И вчерашняя шутка преподавательницы «вышки» (то бишь высшей математики): «Что это вы, Евгений, в последнее время такой мечтательный, уж не влюбились ли?» - совершенно не показалась ему смешной. Кому какое дело, в конце концов?
Попов расстроился бы куда больше, если бы узнал, что такое предположение первой сделала еще неделю назад староста, а поскольку на выходных две главные сплетницы группы, Вика и Настя, встретили его с девушкой, то все уже прекрасно знали, что она не ошиблась. На вопрос, как выглядела таинственная незнакомка, Вика с Настей описывали симпатичную блондинку (правда, крашеную), с неплохой фигурой, высокую (чуть не на голову выше Жеки, но это же ничего, правда?). Между собой - сошлись во мнении: «Кошка дранная, ни кожи, ни рожи, ни грамма вкуса, и зачем только этакой дылде каблуки?». Если правдива примета, что у человека, которому перемывают кости, горит лицо, то несчастная крашеная блондинка страдала безвинно – она приходилась Жеке старшей сестрой, а его избранница была смуглой брюнеткой.
В то время как счастливый влюбленный благословляет судьбу и деканат, которые составили такое удачное расписание, и собирается заняться на паре тем, для чего, собственно, предназначены все лекции, а именно выспаться, сидящая позади него Влада мучается от другой проблемы. Но если недосып – беда для студентов извечная и нескончаемая, то от холода они страдают всего лишь две трети учебного года – прочее время их донимает жара. Сейчас, впрочем, проклятье летней сессии кажется предметом мечтаний. А Влада Маковская с утра угодила под дождь (зонтик, увы, не помещается в сумочку), набрала в ботинки по кружке воды, и чувствует себя теперь отвратительно. И значит, очень скоро кому-то еще станет паршиво. Причем, вероятней всего, этого «кого-то» будут звать Виталиком Кривым. Пусть только подаст какой-нибудь повод! Пусть хоть близко подойдет! Убить его Влада готова уже сейчас, но даже волк, прежде чем пообедать ягненком, пытался его в чем-нибудь обвинить. Не объяснишь же обладателю забавной фамилии и голубых глаз, что Маковская только что пятнадцать минут мерзла на морозе в мокрых ботинках, вместо того, чтобы пообедать, только из-за того, что обладатель вышеозначенных качеств не мыслит жизни без сигарет, а Влада, в свою очередь – без его общества! И что скоро она окончательно испортит себе здоровье, потому что ходить в курилку на каждой перемене все-таки чересчур. А виновник такого самопожертвования хоть бы взглянул лишний раз в ее сторону, и не презрительно, как он это умеет – она, в конце концов, не какая-нибудь там Полякова, и от нее представители сильного пола не шарахаются, как частицы с одинаковым зарядом, а наоборот, притягиваются. Со страшной силой. И только одна скотина!..
- Вот клоун, - заметила Владина соседка, наблюдая, как входящий в аудиторию с опозданием Виталик громогласно приветствует сидящего на задней парте Пашку, явно нарываясь на конфликт с преподавательницей.
- И не говори, - согласилась Влада, - я этого шута горохового просто видеть уже не могу! Что называется, в семье не без урода. Все вроде нормальные люди, а этот...
Соседка засомневалась, действительно ли все? Маковская согласилась, что есть исключения. При этом они, конечно, не называли имен, но каждая решила, что вторая подумала о тех же. Это, естественно, было не так, потому что соседка включила в список «ненормальных» личностей саму Владу.
- Закройте дверь, вы же не в лифте, - говорит Елена Павловна вбежавшей вслед за Кривым старосте с пачкой ксерокопий в руках. На ксероксе, действительно, можно не то что на пять минут задержаться, но и состариться – шутка ли, один на весь корпус!
- Так там еще люди подойдут.
- Это их проблемы!
Староста закрывает. Ручка щелкает. После того, как стихает стук старостиных каблуков, в аудитории на какой-то момент становится так тихо, что слышна музыка, доносящаяся из наушников Вики. Потом кто-то включает тепловентилятор. «Раньше нельзя было?» - думает Влада.
- Наконец-то, - произносит Полякова. Смешно, но кое-что общее между ними есть – и Полякова, и Маковская одинаково мерзнут.
- Что, Наташа, любовь не греет? – интересуется Володя. Это любимая поговорка их группы. Полякова краснеет и молчит. Ей приходит в голову предложить Вове исправить это досадное упущение, но такие слова может позволить себе, к примеру, староста или Маковская, а с Наташки все только посмеются и долго потом станут обсуждать. Как проще всего выставить человека идиотом? Принимать каждую сказанную им шутку за его настоящее мнение...
В дверь начинают настойчиво ломиться снаружи.
- Нужно повесить табличку: «На себя», - раздраженно говорит преподавательница. – Сейчас выломают. Откройте им! – обращается она к Лизе, сидящей, как положено отличнице, на первой парте.
Та вскакивает и бросается к двери... ну, или пытается. Дело в том, что набитая книгами сумка не влезла в парту и осталась стоять на полу, подло раскинув во все стороны ручки, об одну из которых Лиза спотыкается и чуть не падает. Все, кто не спит, смеются, но Степанчук – не Полякова, ей на реакцию одногрупников чихать и кашлять, ее больше волнует Елена Павловна. Выпутавшись, как ей кажется, через несколько минут, из сумки, Лиза подбегает к двери. Ручка сопротивляется. Не веря своим органам чувств, Лиза пытается нажать на нее снова, но терпит в борьбе с дверью поражение.
- Не открывается, - растерянно сообщает Степанчук Елене Павловне, про себя думая: «Почему, когда хочешь угодить, обязательно что-нибудь мешает?».
На лице преподавательницы написано: «Бестолочь». Она сама лично направляется к двери, и все начинают сочувствовать опоздавшим (если они по-прежнему в коридоре, а не отправились в буфет пить кофе). Но ручка не испытывает должного почтения к возрасту и заслугам и реагирует на Елену Павловну так же, как и на Лизу – то есть никак. Степанчук чувствует себя отомщенной, но потом понимает, наконец, что это значит.
- Прикинь! – пихает в бок задремавшего Жеку сосед по парте, Володя. Льющуюся в ответ брань он относит в адрес двери.
- У меня клаустрофобия! Я задыхаюсь! – притворно взвизгивают на «галерке» Катя и Аня. Клич подхватывают по всей аудитории. Впрочем, хохот раздается куда чаще, чем возмущения – такое разнообразие в скучной лекции по информатике не может не радовать.
По крайней мере, студентов. Преподавательнице явно не до смеха. Она несколько истерично требует тишины, которой, естественно, не добивается, и кричит стоящим за дверью:
- Зайдите на кафедру! У них есть ключи, может, снаружи дверь получится открыть!
Группа впадает в уныние: кафедра находится напротив злосчастной аудитории, и значит, заточению вот-вот придет конец, а прошло всего только пять минут пары. Хоть держи дверь с этой стороны, не впуская освободителей, чтобы потянуть время.
Впрочем, Лиза не особенно радуется своевольному поведению замка, и теперь уж вовсе не потому, что она отличница – у Степанчук звонит мобильный, а возможности выйти в коридор нет. И денег на счету, чтобы потом перезвонить, тоже.
Настя – не та, которая первая сплетница, а, наоборот, на дух не переносящая свою тезку – тоже недовольна. Ей тоже хочется выйти, но по более насущной надобности. Всю перемену она провела вместе с Владой и прочими, в курилке, и теперь очень об этом сожалеет. Повернувшись к сидящим позади Мирошниченко и Павловой, Настя раздраженно интересуется:
- А может, это те гады закрыли, которые там, в коридоре, торчат?
Ей свойственна некоторая грубость и категоричность суждений.
- Скажи еще, что это наша порядочная девочка отличилась, - замечает Павлова, кивая на Степанчук. В отличие от Насти, она придерживается неписаных норм женского этикета: отрицательное отношение следует передавать подчеркнуто-сладкой интонацией, а никак не грубостью. По крайней мере, пока в разговоре принимают участие больше двух человек.
Ира Мирошниченко Лизу любит больше, чем, к примеру, Полякову. Эта не такая мямля, хоть иногда рот раскрывает, но не настолько, чтобы показаться наглой. Ботан, конечно. И чучело. С некоторой даже жалостью Мирошниченко думает, что парня Лизке не видать, как своих ушей.
То же самое, но злорадно, думает ее соседка.
А сама Степанчук в этот момент переживает из-за невозможности снять трубку – и звонит ей именно парень.
Из-за двери сообщают:
- А на кафедре тоже закрыто!
Смеяться начинают все одновременно, даже те, кто стремится в коридор.
- Сейчас будем выходить через окно! – кричат пацаны с галерки.
Ага, конечно, с третьего этажа. Вообразим себя Человеком-пауком.
- А правда, что ты занималась парашютизмом? – обращается к Алле Володя. Кстати, это действительно правда.
- А это идея, - подключается Слава. – Сигани в окно, сгоняй за лаборантами.
- Сейчас ты у меня сиганешь, - обещает Алла Славке – впрочем, совершенно беззлобно: ее эта ситуация тоже веселит.
- А зачем нам, собственно, выходить? – философски интересуется Виталик Кривой. – Один фиг завтра первая пара здесь.
Маковской приходит в голову шальная мысль: если бы их действительно не выпустили до завтра... Это был бы новый повод пообщаться лишний раз с Кривым. Черт с ним, она прощает ему все сегодняшние неприятности и не будет распускать слухов о его очень уж близкой дружбе с Пашкой, как собиралась. Виталик, конечно, смел, а она уж сумеет быть слабой и несчастной, ему это наверняка понравится. Как тут не быть несчастной: еды нет, воды нет, туалета нет, отопление готовится испустить последний вздох...
Любопытно, что тихоня Полякова думает в этот момент о том же. Это был бы единственный шанс для нее вообще заговорить с Виталей. Она-то знает его достаточно хорошо (он достаточно смел и даже нагл, чтобы быть всегда на виду), но вот Кривой, скорее всего, даже не помнит ее имени. Зачем ему Наташино имя? Даже если ему понадобится что-то сказать, достаточно обратиться «Эй, Полякова!» - в конце концов, все так делают.
Кстати, обе, упоминая о смелости Витали, глубоко ошибаются. Их бы потрясло и даже оттолкнуло, узнай девушки, насколько их идеал неуверен в себе. Идеал, впрочем, не задумывается о них. Он в равной степени уделяет внимание всем своим одногруппницам, но, если бы ему пришлось выбирать из их числа, предпочел бы Аллу, или Катю, или даже Лизу – хоть она и заучка, но человек самодостаточный и вообще плевать на всех хотела, а это вызывает уважение.
А до завтра их все равно освободят – в крайнем случае, выломают дверь.
Впрочем, преподавательницу это почему-то не успокаивает.
- У кого есть деньги на счету? – вопрошает она, причем выглядит совершенно не так значительно, как обычно.
Веселье утихает мгновенно. Все взгляды упираются в парты. Деньги-то есть пусть не у всех, но у многих, но жертвовать своим кровным телефоном, когда эти многие скромно молчат, не стремится даже желающая угодить Лиза.
- Откуда деньги у бедных студентов? – разводит руками Кривой, и тишина снова переходит в хохот, который, впрочем, быстро затихает, потому что Елена Павловна реагирует на выходку очень бурно, грозя шутнику Витале всевозможными карами. Чуть ли не всем приходит в голову, что начальство страдает клаустрофобией не понарошку. Группа, конечно, не знает, что у Елены Павловны очень уважительная причина попасть домой в срок, а лучше – чуть пораньше. Но так как их это не касается, то и углубляться в этот вопрос не стоит.
На Виталика смотрят, как на героя: никто не сомневается в том, что свои угрозы преподавательница исполнит. Ни один из Виталиных одногруппников не подозревает, что сам мнимый смельчак раздумывает сейчас на тему «Язык мой – враг мой».
Елена Павловна выуживает из сумки собственный телефон и, набрав номер, описывает кому-то на том конце провода ситуацию. Приунывшая группа синхронно смотрит на часы и экраны мобильных и с ужасом видит, что так кстати заклинившая дверь задержала всех только на несколько минут. А пара длится час двадцать.
Вскоре оказывается, что ключ вполне решает возникшую проблему. Освободитель, Сергей Васильевич, оставляет дверь приоткрытой. Преподавательница изготавливается вещать. Катя, Аня, Пашка и Настя одинаковым движением засовывают в ухо второй наушник. Лиза, Полякова, Мирошниченко и Вика раскрывают тетради и достают из сумочек и пеналов ручки: хотя бы название темы для приличия нужно записать. Женя клюет носом: ко всем прочим неприятностям, он еще и сидит возле обогревателя. Антон набирает СМС-ку. Уважение к любому, даже самому грозному преподавателю на лекциях проявляется обычно только в одном: никто не разговаривает.
Маковская просит разрешения выйти, и, выслушав положенное «Перемена закончилась десять минут назад!», направляется к дверям. Ей смотрят вслед, и некоторые (в частности – Павел) с мыслями, которые были бы Владе приятны. Но Виталик, разумеется, в это число не входит.
- А можно и мне выйти? – тянет руку Настя.
- Когда она вернется, - отвечает Елена Павловна.
В этот момент рассерженная на весь мир Маковская выходит и громко хлопает дверью. До нее дойдет, что она натворила, только перед зеркалом в туалете. А вот группа замирает уже сейчас.
- Она опять нас закрыла? – раздается одинокий голос в наступившей тишине.
- Не может быть! – бросается к двери преподавательница и обнаруживает, что не только может быть, но так оно и есть.
Многоголосный хохот заглушает возмущенный вопль Насти:
- А вот надо было меня выпустить, я бы не дала ей дверь закрыть!
И все повторяется снова: смех, матюги разбуженного Володей Жени, шуточки насчет парашюта и способов вскрывания замка женской шпилькой, паника преподавательницы и робкая надежда Наташи Поляковой. В жизни вообще многие глупости имеют обыкновение повторяться. На сей раз, впрочем, Елена Павловна экономит деньги и ждет, пока вернется Влада, после чего отправляет ее на поиски Сергея Васильевича, и Маковская мечется пять минут по коридору, чувствуя себя круглой дурой. Но все хорошее или все плохое, смотря с чьей точки зрения оценивать, когда-нибудь заканчивается, и группу спасают вторично.
И глядя на злосчастную дверь, которую оставили настежь раскрытой, склонившаяся над конспектом Наташа думает о том, что надежда – худшее из человеческих чувств. Если бы только она умела не надеяться, она бы и не разочаровывалась никогда. К чему мечтать о том, чего никогда не получишь?
Впрочем, одновременно с тем, как Полякова погружена в траурные размышления, Лера испытывает огромное облегчение от того, что сможет уйти из института вовремя – она приглашена на день рождения, все выходные выбирала подарок, потом все утро делала прическу, и пропустить вечеринку из-за какого-то дурацкого замка ей совершенно не улыбается. И Елена Павловна рада. И Настя, которой разрешили наконец выйти, тоже.
А потому – стоит ли расстраиваться?