Время Байконура

Николай Куракин
          2 июня 2010 года космодрому Байконур исполнилось 55 лет. Дата знаковая. Юбилей  широко праздновался как на всероссийском уровне, так и на самом Байконуре. В Саратове и губернии есть люди, прошедшие в своё время военную службу на боевых испытательных и космических стартах Байконура. Они объединились в Межрегиональную общественную организацию ветеранов космодрома Байконур, саратовское отделение которой возглавляет заслуженный испытатель Байконура полковник в отставке Анатолий Петрович Шматов. Этим людям есть что вспомнить и рассказать. Долгие годы Байконур был совсекретным объектом стратегического назначения. Поэтому воспоминания очевидцев представляют сегодня особый интерес. Байконур – наша высоко летящая космическая песня, наша отеческая слава.
                Шматов Анатолий Петрович (18.02.1936 - 6.04.2011)
             С апреля 2011 г. Саратовское отделение ветеранов Байконура
           возглавляет подполковник в отставке Баканов Иван Васильевич.

                ВРЕМЯ  БАЙКОНУРА

                Это было так и не иначе:
                У руля космических ветрил
                Человек как первую задачу
                Строил старты, город возводил.

                У  РУЛЯ  КОСМИЧЕСКИХ  ВЕТРИЛ

       Время, перелётная птица время… Куда держишь ты путь свой? Где твоё пристанище и где твоё начало? Сменяются эпохи, рушатся империи, истирается в песчаную пыль камень-гранит… Ты неумолимо, время. И только память, человеческая память нетленна. В ней - связь времён. Не дай оборваться ниточке этой, соединяющей поколения, связующей сердца наши с сердцами отцов и дедов в глубинах русских веков и внуков с правнуками – в нашем будущем. Не дай перекати-полю беспамятства разметаться по неоглядным просторам твоим, Русь! Неужели тебе недостаточно того, что перекати-поле гуляет сегодня по бессчётным тюра-тамским пескам и такырам, там где ещё два десятилетия назад кипела жизнь и не стихал грохот уходящих в зенит межконтинентальных советских ракет, космических и боевых испытательных?..
       Сегодня жизнь эта болезненно съёжилась до одного военного городка, именуемого Байконуром, и нескольких космических стартов, арендуемых Россией у Республики Казахстан. На большее у Родины нашей не хватает сегодня сил, как не хватает их на подъём экономики и достойную поддержку образования и науки, на обеспечение новой боевой техникой собственных Вооружённых Сил. Такое выпало нам время.

       А я вспоминаю другое… Когда ненавязчиво, но неуклонно внедрялось в сознание и находило отклик в наших сердцах: “Раньше думай о Родине, а потом – о себе!”. И думали, и покоряли космические дали, а прежде – обживали вековые тюра-тамские пески.
       Тюра-Там – в переводе с тюркского “одинокая могила”. Маленькая железнодорожная станция в Кзыл-Ординской области южного Казахстана. Сюда ветреным морозным днём 1966 года призывной эшелон доставил нас, команду саратовских новобранцев, для прохождения срочной военной службы.
       Двое суток пути от Саратова – в неизвестность. Воспоминания об этой неказистой запущенной станции назначения вовсе потерялись бы в глубинах сознания, если бы не широко раскинувшийся неподалёку, примыкающий своей тыльной стороной к берегу Сыр-Дарьи и обнесённый высокой кирпичной стеной с непременным КПП (контрольно-пропускным пунктом) большой закрытый город. И гордое панно на въезде: “Звездоград”. Распахнулись ворота, и выехало несколько больших автобусов, в которых, отобранные из общего числа “офицерами-покупателями”, разместились мы, призывники. Свою группу лейтенант, сопровождавший нас из Саратова, отобрал заранее, в ней оказались ребята пограмотней и побоевитей.
       Автобусы, не теряя времени, покатили по широкой гладкой бетонке навстречу новой, незнакомой нам пока жизни. Так и не увидел я в тот первый раз ровных городских улиц и выстроившихся вдоль тротуаров многоэтажек, широкоэкранного кинотеатра “Сатурн” и городского телецентра с примыкающими к нему домиком космонавтов и правительственной дачей. Внушительного, сверкающего на солнце металлом и стеклом, помпезного сооружения. К нему ещё со времён хитрющего и мужиковатого генсека Никиты Сергеевича прилепилось да так и осталось название “Хрущёвская дача”. Неподалёку на обширной территории разместились бассейн и хорошо оборудованные летние спортивные площадки. Всё это я разглядел много позже, когда был в качестве поощрения командирован сюда за канцтоварами для своего подразделения. Увольнений как таковых наша служба не предусматривала. Закрытый город ракетчики, несмотря на звёздную вывеску, называли просто “Десяткой” (“Десятая площадка”). В официальном же почтовом адресе он значился как “Ленинск-10”.
       Только в автобусе, во время почти двухчасового пути до ставшей нам на три года родным домом площадки под номером 43-я – жилая, (при ней 41-я – стартовая, 42-я – монтажно-испытательная), сопровождающий нас офицер “раскрылся”, объяснив, что служить мы будем на ракетном испытательном полигоне, который обычно (по радио, телевидению и в газетах) именуют Байконуром, но здесь говорить так не принято. Больше в течение трёх лет моей службы на полигоне этого названия от сослуживцев я так ни разу и не услышал. Ракетчики именовали свои жилые городки и старты просто и буднично: “Первая площадка” – стартовая (гагаринская); “Вторая площадка” – жилая (гагаринская); “Десятка” – центральная, т.е. Ленинск-Звездоград; “Тридцать первая” – “Тридцать вторая” – новая космическая по соседству с нашей “Сорок третьей” и так далее.
       Так как я перед самым призывом окончил Саратовский авиационный техникум и получил специальность радиотехника, то после «карантина» и прохождения жёсткой муштры в “школе молодого бойца” был направлен для дальнейшей службы в узел связи отдельной ракетной испытательной части, именуемой, как это принято в войсках, в/ч 14332. Весь первый год был от начала до конца заполнен ежедневной боевой учёбой. Строевая и политическая подготовка, уставы, стрельбы, “хим-дым”, физподготовка и марш-броски... Систематически – дневальная и караульная служба и, чего врагу не пожелаешь, наряды в солдатскую столовую. Четверым, с вечера и до утра, надо было начистить полную ванну картошки – на тысячу ртов. Сон в наряде – не более четырёх часов в сутки. И стимулом для работы была как раз возможность эти часы всё-таки поспать. Так нас учили безропотно переносить уставные “тяготы и лишения военной службы”. Но такова была судьба всех новобранцев. “Старикам” делались всевозможные “нарядные” послабления и поблажки, и это казалось естественным, так как старослужащие уже получили свою "порцию лиха".
       Ко втором году службы после сдачи зачётов по спецподготовке нас стали допускать к работе «на технике». Все новобранцы были назначены в соответствующие дежурные смены. Я попал во взвод обслуживания местной АТС, кросса, телефонного коммутатора и аппаратуры дальней связи. Служба стала и легче, и интересней, так как дежурные расчёты, заступая на свои технические посты, освобождались от совпадающей с их сменой ежедневной общей плановой муштры.
       Мне повезло, что на службу попал уже двадцатилетним, “умненьким-разумненьким” (имеющим специальное техническое образование). К тому же я всегда был дисциплинированным и инициативным, участвовал в выпуске стенной газеты и в художественной самодеятельности, даже солировал под аккомпанемент вокально-инструментального ансамбля нашей части. В армии мне очень помогли студенческий опыт общественной работы и комсорговские навыки. Всё это не осталось незамеченным и позволило довольно бойко перескакивать со ступеньки на ступеньку в прохождении младших командирских должностей. Ко времени демобилизации я занимал уже старшинскую должность техника дальней связи и носил лычки старшего сержанта.

       В начале 1967 года я был избран секретарём комсомольской организации узла связи (на учёте – более ста человек). Это фактически освобождало меня от заступления в дежурные смены. И так как в подразделении не было штатного замполита, а политподготовка беспременно числилась в войсковых планах, в отсутствие офицеров (а они постоянно отзывались из подразделения на совещания, сборы, в наряды и пр.) я систематически проводил с личным составом политзанятия и политинформации. Благо, эрудиции хватало.
       Узел связи имел хорошие воинские традиции и считался одним из самых престижных подразделений в части. Поставленная мною комсомольская работа вывела связистов по результатам социалистического соревнования в число лучших подразделений. В 1967 году я сам был награждён Почётной грамотой ЦК ВЛКСМ. Акцентирую на этом внимание потому, что, став “передовым” комсомольским секретарём, я не однажды бывал на различных сборах и комсомольских конференциях, как в масштабе управления, так и соединения в целом. Это давало некоторый доступ к дополнительной информации, что было для меня особенно важным потому, что с юных лет я писал стихи и, хотя не делал систематических дневниковых заметок (а зря!), но кое-что всё-таки помечал и записывал. В нашем положении, когда запрещалось даже извещать родных о том, где ты служишь и чем занимаешься, а письма периодически подвергались выборочной перлюстрации, такой способ самовыражения отнюдь не приветствовался. И если бы что открылось, то непременно бы заинтересовало "особистов". Но, слава Богу, обошлось.
       За годы службы как комсомольскому активисту мне дважды посчастливилось бывать в Музее боевой славы полигона на “Второй (гагаринской) площадке”. Я не просто хлопал глазами у стендов, но не поленился выписать многое из истории соединения. Этому не препятствовали, так как подразумевалось, что комсорг должен «нести знания в массы». Этот бесценный материал сохранился, и теперь, по истечении сорока лет, когда давно вышли все сроки моей “подписки о неразглашении”, считаю своим долгом поделиться с читателем.
       Так как же Родина наша стала ведущей ракетной и космической державой?



                ЭТО  БЫЛО  ТАК

       Формирование ракетных частей в нашей стране началось в 1946 году после принятия постановления Совета Министров о развитии в СССР реактивного вооружения. Директивой начальника Генерального штаба Вооружённых сил СССР от 13 мая 1946 года было принято решение о создании первой ракетной части – Бригады Особого назначения Резерва Верховного Главного командования.
       Первые шесть ракет испытывались на полигоне “Капустин Яр” в Астраханской области. Начало было положено пуском 10 октября 1948 года баллистической ракеты Р-1, разработанной в НИИ-88 (конструктор В.П. Глушко) по немецкому прототипу “ФАУ-2”. Этот тип ракеты в 1951 году был принят на вооружение, однако не устраивал политическое и военное руководство СССР по максимальной дальности действия. Для создания ядерного щита стране нужны были ракеты, способные преодолевать огромные расстояния, более 6-10 тысяч километров за время в 30-35 минут.
       К 1954 году в СССР был достигнут такой уровень развития ракетной техники, который позволил поставить на повестку дня вопрос о создании межконтинентальных баллистических ракет, искусственных спутников Земли и других космических аппаратов.
       12 февраля 1955 года ЦК КПСС и Совет Министров СССР приняли постановление о создании научно-исследовательского испытательного полигона (НИИП-5). Выбор пал на территорию Казахстана, где условия южных широт, безоблачности и ясности неба, развитой железнодорожной коммуникации, а также широких незаселённых просторов полупустыни наиболее благоприятствовали проведению боевых испытательных работ.
       20 мая 1955 года на небольшой разъезд Тюра-Там Кзыл-Ординской области высадилась первая оперативная группа в составе двух офицеров – подполковника Кузьменко Н.И., инженер-капитана Белушкина А.А. и 16 человек рядового и сержантского состава.
Директивой Генерального штаба Советской Армии от 2 июня 1955 года положено начало формированию головной войсковой части, которая развилась впоследствии в ракетное испытательное соединение. 2 июня стало днём рождения космодрома.
       19 июня 1955 года к месту постоянной дислокации части прибыла оперативная группа командования и штаба НИИП-5 в составе 7 офицеров во главе с начальником штаба гвардии подполковником Буцким А.С. и начальником политотдела гвардии полковником Прошлецовым Н.М. Встретила их неоглядная степь, коричнево-серая, голая, пустая. На выжженных солнцем кызыл-кумских песках лишь изредка попадались седые островки ковыля да сиротливо покачивали ветками заморённые жарой кусты саксаула. В полдень температура достигала +40… +50 в тени, к песку невозможно было прикоснуться, он раскалялся до 60-70 градусов. Ночью же температура падала до +5… +10 градусов по Цельсию. Так что в ночных караулах жарко не казалось, а зубы частенько выбивали дробь.
       В короткий срок – в несколько месяцев – в пустынной местности сосредоточились тысячи советских людей, чтобы решить задачу первостепенной государственной важности: построить полигон, подготовить и провести испытание нового оружия – межконтинентальных баллистических ракет, которые позволили бы изменить соотношение сил на мировой арене в пользу СССР.
       В июне 1955 года началось строительство объекта 135 – первого стартового комплекса, ставшего впоследствии известным как “Гагаринский старт”. Одновременно строился и жилой городок для первопроходцев космической гавани.
Возведением первого в мире космодрома руководил легендарный строитель генерал Шубников Георгий Максимович, построивший до этого известный мемориальный комплекс Трептов-парк в Берлине.
       Все работы велись в атмосфере строжайшей секретности. Легендой прикрытия объекта стало название небольшого посёлка Байконур в Джезказганской области. Выросший рядом со станцией Тюра-Там военный городок испытателей в разное время именовался по-разному: Москва-400, Ташкент-90, Кзыл-Орда-50, посёлок Заря, посёлок Ленинский, Звездоград, город Ленинск и, наконец, Байконур.
       1956 – 1957 годы были самыми напряжёнными и трудными в истории полигона. Начавшиеся во второй половине 1955 года строительные работы в 1956 году приобрели широкий размах. Военные строители и воины-ракетчики, понимая значение создаваемого объекта, прилагали все силы к тому, чтобы вовремя выполнить поставленную задачу.
Много трудностей и лишений выпало на долю первопроходцев космического века. Нестерпимо жгло южное солнце, не хватало питьевой воды, несколько раз нависала угроза распространения холеры. Дизентерия и гепатит были бичом строителей. Жили в землянках, бараках, палатках, железнодорожных вагонах. Но невероятно тяжёлые условия не сломили мужества и целеустремлённости советских воинов, веривших в конечный успех дела, ради которого они были здесь. Люди рыли нетронутую веками землю, о которую даже ковш экскаватора ломал стальные зубья. Глину и песок месили ногами, воевали с песчаными бурями. Не знали выходных, спали по четыре часа в сутки. Баня и чистое бельё считались здесь роскошью. Строили дома, тянули коммуникации, линии электропередачи, закладывали первые метры уходящей в песчаные дали бетонной дороги.
       В рекордно короткие сроки (через полтора года от начала работ) строители сумели сдать в эксплуатацию первый стартовый комплекс и МИК (монтажно-испытательный корпус), в котором производилась сборка и технологические испытания ракеты Р-7.
       Первым начальником соединения был назначен генерал-лейтенант Нестеренко А.И. Уже 15 мая 1957 года полигон получил первое боевое крещение. В 19 часов после доклада инженер-полковника Носова председателю Государственной комиссии о готовности к пуску инженер-подполковник Осташёв Е.И. нажал кнопку “Пуск”, и мощный грохот ракетных двигателей потряс веками спавшую пустыню. Стартовала королёвская “семёрка” – Р-7, первая ракета, способная нести ядерную боеголовку. Она просуществовала всего 109 секунд, но и это было великим достижением, открывающим грандиозные перспективы.
       Следующие испытания ракеты 9 июня и 12 июля закончились неудачей, первая ушла в отказ из-за наличия заводского брака, а вторая взорвалась на активном участке полёта. Все неудачи детально анализировались испытателями и конструкторами во главе с Сергеем Павловичем Королёвым, вносились необходимые коррективы в конструкцию и делались соответствующие доработки – “ракету учили летать”.
       Четвёртый запуск модернизированной ракеты Р-7 21 августа увенчался успехом. Головная часть достигла полигона “Кура” на Камчатке в шести тысячах километров от места пуска, хотя после отделения и рассыпалась в воздухе. Это позволило ТАСС 27 августа 1957 года после подтверждения результатов стрельб сообщить об успешном испытании в нашей стране межконтинентальной баллистической ракеты (МБР).



                В  КОСМОС  ПЕРВЫЕ  ШАГИ

       4 октября 1957 года весь мир был потрясён вестью из России: воинами-ракетчиками совместно с конструкторами и инженерами космодрома был запущен первый искусственный спутник Земли. Он просуществовал на орбите 92 дня, посылая в эфир своё знаменитое “бип-бип”, пока не сгорел в плотных слоях атмосферы.
       С 1957 года личный состав соединения начал работы над решением проблем полёта человека в космос. Одновременно проводились запуски всё более совершенных искусственных спутников Земли. Эти достижения были подготовлены напряжённой работой наших ведущих учёных в различных областях науки.
       2 января 1959 года ознаменовалось запуском межпланетной станции “Луна-1”, ставшей первой искусственной планетой Солнечной системы. “Луна-2”, которая стартовала 12 сентября1959 года, достигла поверхности Луны и доставила на неё вымпел СССР, а космический аппарат “Луна-3”, запущенный 4 октября 1959 года, облетел вокруг нашего ночного светила и передал на Землю снимки невидимой стороны Луны. Однако следующие два запуска наших “лунников” 15 и 17 апреля 1960 года закончились авариями, и дальнейшие работы в этом направлении были временно приостановлены.
       Вместе с испытаниями космической техники продолжались испытания боевых МБР. Это позволило в 1959 году Советскому правительству принять решение о создании нового вида Вооружённых сил – Ракетных войск стратегического назначения. Первым главнокомандующим Ракетными войсками был назначен выдающийся военачальник, прославленный герой Великой Отечественной войны Главный маршал артиллерии Неделин Митрофан Иванович.
       После успешного завершения серии испытательных запусков с манекеном “Иваном Иванычем” (так любовно его здесь окрестили, как бы одухотворив) и с собачками Белкой и Стрелкой (19 августа 1960 г.), собакой Чернушкой (9 марта 1961 г.) и с собакой Звёздочкой (25 марта 1961 г.) было принято решение о полёте в космос человека. Ещё в марте 1960 года была тщательно подобрана группа молодых лётчиков-истребителей, которые начали космическую подготовку.
       5 апреля 1961 года первая шестёрка космонавтов (Гагарин, Титов, Быковский, Николаев, Нелюбов и Попович) прибыла на Байконур.
       8 апреля на специальном закрытом заседании Государственная комиссия приняла решение кто первым отправится в космос.
       10 апреля на торжественной встрече членов Госкомиссии с космонавтами было объявлено, что для первого полёта в космос утверждён Юрий Гагарин (дублёром – Герман Титов).
       12 апреля 1961 года положило начало новой эры в истории человечества. Человек, преодолев силу земного тяготения, вырвался в космос. И не случайно первопроходцем стал наш соотечественник – Юрий Гагарин. Смоленский паренёк, вставший на крыло в Саратовском аэроклубе, совершил первый в мире орбитальный космический полёт. 108 героических минут в космосе, виток в 40 тысяч километров вокруг Земного шара, голубой Планеты людей – таков итог титанической работы на земле и в небе.
       Долгие годы замалчивался один маленький нюанс, связанный с возвращением Юрия Гагарина на Землю. Официально было объявлено, что первый космонавт планеты приземлился в спускаемом аппарате. На самом деле Юрий Гагарин катапультировался из спускаемой капсулы в специальном кресле и приземлился на обычном парашюте. Легенда о приземлении была вынужденным шагом: иначе советский космический рекорд могла не зарегистрировать Международная организация по аэронавтике. Космический аппарат “Восток” не имел системы обеспечения мягкой посадки и потому все остальные пятеро космонавтов, летавшие на кораблях “Восток-2” – “Восток-6”, приземлялись подобным же образом, посредством катапультирования. Новая модифицированная серия кораблей “Восход” (первый запуск 12 октября 1964 года) уже была оснащена системой мягкой посадки спускаемого аппарата и обеспечена высокой степенью герметизации кабины, что подвигло к принятию конструкторского решения об отказе на всех этапах полёта от скафандров. Решения, как оказалось впоследствии, трагического.
       Автору этих строк Юрий Гагарин особенно дорог тем, что он дважды мой земляк: родился под Смоленском, учился и мужал в Саратове. В судьбе Гагарина символически соединились издревле русская Смоленская земля и великоволжские степные просторы Земли саратовской. В юношеской балладе о городе рождения и детства Смоленске, которая называется “Ключ-город”, одна из частей посвящена подвигу моего голубоглазого земляка.

                Вглядись, отчётливо видны
                В замшелых письменах столетий,
                В величье русской старины
                Твои, Смоленск, крутые плечи.

                И время бьётся у строки,
                Победно устремляя в вечность
                Твои Грюнвальдские полки –
                Российской гвардии предтечи.

                А время подтверждает вновь,
                Не укрощая шаг сажений,
                Исконно русскую любовь
                Твоих сынов и поколений.

                И вот уже гляди! Вот тот,
                Кто первым на земле весенней,
                Уйдя в космический полёт,
                Шагнул в объятия Вселенной.

                Чтоб Землю взглядом враз объять,
                Чтоб возвеличить Человека,
                Чтоб возвратиться и сказать:
                Я твой, Земля!  Я твой от века.

                Я твой! В глазах моих цветёт
                Смоленский лён бездонной ширью.
                Сыновне чествую Россию,
                Дарю ей первый свой полёт.


                ПУТЬ В НЕИЗВЕДАННОЕ

       Байконур стал точкой отсчёта, с которой мир вступил в космическую эру.
Много ярких событий космической эпопеи, из тех, что свершились впервые, вписано в биографию Байконура: первый групповой полёт, первый выход человека в открытый космос, первая в мире женщина-космонавт, осуществлённое впервые космическое маневрирование и сближение кораблей на орбите, стыковка двух космических аппаратов, исследование “Луноходом” нашего ночного светила и т. д.
       Однако путь в неизведанное – это всегда преодоление и риск. Выкрикнув лихое “Поехали!”, пошёл на осознанный риск Юрий Гагарин. И именно в этом его героизм. Через шесть лет, пережив испытания мировой славой и всеобщим почитанием, первый космонавт встал в связку со своим другом Владимиром Комаровым, став его дублёром при первом пилотируемом испытании нового космического корабля “Союз”. Полковник Комаров испытывал судьбу во второй раз, будучи к этому времени самым опытным из космонавтов. Последовавшее заявление ТАСС было для нас, несведущих: “Первый испытательный полёт нового космического корабля “Союз-1”… Владимир Михайлович прекрасно знал, что летит он на четвёртом “Союзе”, а беспилотные испытания первых трёх фактически закончились неудачей. Последний, третий корабль, официально названный спутником серии “Космос”, хотя и вернулся на Землю, но отнюдь не по расчётной траектории.
       Первый старт “Союза” под кодовым названием “Космос-133” состоялся в конце ноября 1966 года. С интервалом в сутки должен был стартовать второй беспилотный “Союз” для обеспечения автоматической стыковки кораблей на орбите. Но второй запуск отменили, так как отказы и технические неполадки не оставляли никаких шансов на успех. В довершение неурядиц выяснилось, что корабль должен сесть на чужой территории и поэтому он был уничтожен “системой аварийного подрыва объекта”.
       Судьба второго “Союза” сложилась ещё более нелепо. На этапе предпусковой подготовки несанкционированно сработала “система аварийного спасения корабля” (САС). Сам спускаемый аппарат был “отстрелян”, что вызвало пожар и взрыв ракеты-носителя прямо на стартовой площадке. Этот взрыв буквально разворотил старт, погибли нескольких человек из состава боевого расчета. 14 декабря 1966 года я стал невольным свидетелем этой трагедии. Всё произошло на старте соседней космической площадки 31, которая находилась в пределах прямой видимости от нашей жилой площадки 43.
       Однако к 50-летию Октября надо было непременно рапортовать партии и правительству о новых достижениях и победах, более того США шли по пятам, форсированно гнали свою космическую программу и были близки к тому, чтобы вырваться вперёд, пообещав “отправить в ближайшее время астронавтов на Луну”. В этих условиях робкие возражения о неготовности к пилотируемому полёту не получили серьёзной поддержки в Правительственной комиссии. Более того, сторонники пилотируемого запуска рассчитывали на опытность космонавта Владимира Комарова, знавшего “Союз” буквально “до винтика” и готового взять на себя управление кораблём в случае, если откажет техника.
       Ранним воскресным утром 23 апреля 1967 года в 5 часов 35 минут (3.35 по московскому времени) незадолго до подъёма нас разбудил грохот над головой. Бросились к окнам, знали – это пилотируемый космический запуск, однако низкая облачность не позволила по традиции проводить ракету взглядом, как бы напутствуя её. Через сутки, на следующее утро, ждали второго пуска с космонавтом. Но весь первый день ТАСС упорно отмалчивался, второго пуска – не последовало. По площадке поползли слухи, что пуск неудачный, и космонавт погиб...
       Только через день пришло траурное сообщение ТАСС: “Центральный Комитет КПСС, Президиум Верховного Совета СССР и Совет Министров СССР с глубоким прискорбием извещают, что 24 апреля 1967 года при завершении испытательного полёта на космическом корабле “Союз-1” трагически погиб один из первых покорителей космоса талантливый испытатель космических кораблей, член КПСС, лётчик-космонавт СССР, Герой Советского Союза, инженер-полковник Комаров Владимир Михайлович.
       Центральный Комитет КПСС, Президиум Верховного Совета СССР и Совет Министров СССР выражают глубокое соболезнование семье покойного”.
       Связисты народ информированный, и трагедия постепенно стала обрастать подробностями. Трудности возникли с первых минут после запуска. Не раскрылось левое крыло солнечных батарей. Питание аппаратуры оказалось рассимметрированным и недостаточным, отказали системы ориентации. Владимир Комаров как никто понимал своё положение, но не терял самообладания и сутки боролся с почти неуправляемой машиной. Запуск второго “Союза” был отменён. Стояла задача: как возвратить первый корабль на землю? Поскольку автоматика не работала, космонавт взял всё управление на себя. По рекомендациям с Земли вручную “на глазок” осуществив ориентацию корабля и коррекцию траектории, Комаров в расчётное время включил двигатель на торможение. Этого на орбите ещё никто не делал. Управляемый спуск оказался заблокированным, и “Союз” перешёл на траекторию баллистического (неуправляемого) спуска.
       Дальнейшие детали судьбы корабля и космонавта я узнал совсем недавно из статьи Космонавт был обречён», опубликованной в газете “Труд” (№ 43 от 10 марта 2004 г.). Руководитель Научно-технического центра ЦНИИ машиностроения Владимир Ходаков вспоминает: “Казалось, всё самое трудное осталось позади. Но через несколько минут произошло непоправимое. На 7-километровой высоте не вышел основной парашют, а запасной не наполнился воздухом… Спускаемый аппарат с огромной скоростью врезался в землю, зарылся глубоко в грунт. Произошёл взрыв, начался пожар…” О той страшной картине гибели Комарова даёт представление запись в дневнике генерала Каманина: “Через час раскопок (на месте катастрофы) мы обнаружили тело Комарова среди обломков корабля. Первое время было трудно разобрать, где голова, где руки и ноги. По-видимому, Комаров погиб во время удара корабля о землю, а пожар превратил его тело в небольшой обгорелый комок размером 30 на 80 сантиметров…”.

       Завоевание космоса – это не только праздники. Как любое большое и новое дело, как всё, что делается впервые, освоение космоса не обходится без неудач, трагедий и потерь. Природа надёжно хранит свои тайны и только мужество, только непомерный труд, граничащий порой с самопожертвованием, позволяет вырвать у мироздания очередную тайну, подчинить её служению человеку.
       Первый выход человека в открытый космос в марте 1965 года чуть было не закончился трагедией. Скафандр Алексея Леонова, не имеющий достаточной жёсткости, в безвоздушном пространстве из-за перепада давления неожиданно раздулся и не позволил космонавту при возвращении проникнуть в шлюзовую камеру корабля “Восход-2”. Остававшийся на борту командир экипажа Павел Беляев в случае неудачи с возвращением космонавта обязан был оставить его навечно в открытом космосе и возвращаться на Землю в одиночестве. Сегодня возможность такого поворота событий подтверждается разными источниками, хотя самому Алексею Архиповичу очень не хочется в это верить. Но то было трагическое и нелёгкое решение Земли. Спас положение сам Алексей Леонов, приняв единственно правильное в сложившейся ситуации решение: продышав некоторое время чистым кислородом, чтобы вымыть азот из крови во избежание её закипания при снижении давления внутри скафандра, он в два раза сбросил давление. Скафандр сжался, что и позволило космонавту ценой нечеловеческих усилий войти обратно в шлюзовую камеру корабля, но опять же не ногами, как следовало, а головой. Как потом Леонову удалось в ней перевернуться, чтобы закрыть наружный люк, он сам не может понять, жажда к жизни заставила, видимо, сложиться вдвое.
       Перед посадкой космонавтов поджидал ещё один пренеприятный сюрприз: отказала система ориентации корабля на Землю, необходимая для включения тормозных двигателей. Экипажу пришлось совершить дополнительный 18-ый виток вокруг Земли, чтобы подготовиться к работе вручную. Взяв управление на себя, они благополучно совершили спуск в ручном режиме. Приземлились, однако, в глухой тайге, в 180 километрах от Перми, в лютый не по-весеннему мороз, от которого никак не спасала лёгкая космическая одежда. Спасибо группе поиска – не дали окончательно замёрзнуть. Вертолётчики, обнаружив экипаж “Восхода–2” и осознав, что приземлиться негде, сбросили космонавтам свою меховую одежду и обувь. Силами местного населения была организована вырубка просеки, а затем (через двое суток!) эвакуация экипажа на лыжах.

       В октябре 1976-го космонавты Вячеслав Зудов и Валерий Рождественский приводнились в покрытое ледяным крошевом озеро Тенгиз – ночью, в снегопад, без связи с поисковой службой…
       Такие вот непредвиденные “приключения” ожидают порой первопроходцев…

       Первое испытание пилотируемого корабля “Союз-1” 23-24 апреля 1967 года – первая горькая утрата для человечества. Погиб самый опытный из космонавтов – инженер-полковник Владимир Комаров.
       Первая стыковка корабля “Союз-11” и модуля “Салют” с образованием обслуживаемой орбитальной научной станции 7 июня 1971 года – и опять невосполнимые потери. 30 июня при возвращении на Землю после 23-дневного полёта на траектории снижения неожиданно произошла разгерметизация спускаемого аппарата, и весь воздух моментально вытек в вакуум. Космонавты Добровольскй, Волков и Пацаев были без скафандров и погибли от удушья. Это роковое событие выпало дублирующему экипажу, которому предстояло лететь на следующем “Союзе”. Основной экипаж в составе Леонова, Кубасова и Колодина был снят за три дня до старта по причине того, что у Валерия Кубасова медики обнаружили грипп. Так судьба в очередной раз обошла своим мрачным пиром Алексея Леонова. После трагедии с экипажем “Союза-11” скафандр снова стал непременной принадлежностью космонавтов.



                ДЕНЬ  ПАМЯТИ

       Об одном из трагических эпизодов в истории полигона я узнал, только перелистав страницы боевого пути своей войсковой части 14332, сформированной на основе 347 Краснознамённого Ракетного полка.
       24 октября 1960 года произошла первая в мире и самая крупная в истории ракетостроения авария. При подготовке к пуску межконтинентальная баллистическая ракета Р-16 (8К64) конструкции академика Янгеля взорвалась на старте (площадка 41), когда этого никто не мог ожидать. По причине нарушения технологического цикла предстартовой подготовки произошёл самопроизвольный запуск двигателей второй ступени. Мощный реактивный поток, как автогеном, вспорол огромную первую ступень ракеты. Последовал взрыв, разлив 120 тонн компонентов ракетного топлива, и всё в округе заполыхало адовым огнём. Температура в эпицентре взрыва достигала трёх тысяч градусов. Асфальтовое покрытие стартовой площадки превратилось в вязкое кашицеобразное месиво, не позволяющее вытянуть сапог. Люди оказались в смертельной ловушке. Советские вооружённые силы и наука понесли тяжёлые потери. В пламени погибли 74 человека (по другим данным – около и более ста). В том числе маршал Ракетных войск Неделин М.И., следивший за ходом работ в 20 метрах от стартового стола. Многие из участников испытаний, получив серьёзные ожоги и отравления, умерли в госпитале или остались инвалидами. Четыре дня спустя в центральных газетах было опубликовано сообщение ТАСС, в котором извещалось о гибели маршала и сопровождающих его лиц в авиационной катастрофе. Да, все аварии и потери у нас тогда были строго засекречены, хотя теперь очевидно, что 1960 год (с учётом фатального стечения обстоятельств в лунной космической программе) оказался в истории полигона Байконур самым неудачным и даже трагическим. Сегодня на месте той ужасной аварии на пустующей площадке 41 установлен обелиск с именами всех погибших при испытаниях первой ракеты Р-16.
       День 24 октября оказался роковым в истории Байконура. Ровно через три года, день в день, из-за пожара в шахтной пусковой установке площадки 70 на глубине около 30 метров снова погибли, сгорев заживо, восемь испытателей. Жертвы этих трагедий захоронены в двух братских могилах на скорбном мемориале Байконура, который по иронии судьбы назван “Площадкой номер тринадцать”.


       Трагические события 24 октября 1963 года в шахтном пусковом стволе площадки 70 помог мне восстановить их участник ветеран космодрома майор в отставке (в те дни старший лейтенант заправщик) Меньшиков Юрий Михайлович.
       Завершался этап монтажно-испытательных работ на последнем третьем стволе А шахты, где была установлена учебная ракета Р-9А (8К75), работающая на компонентах: керосин (топливо) – жидкий кислород (окислитель). Стволы Б и В шахтной пусковой установки уже были введены в строй ранее. Командование утвердило очень плотный график завершения работ и сдачи всей шахты в эксплуатацию. Поэтому личный состав в/ч 44083 и командированные на сдачу представители разработчика и промышленности вели работы в две-три смены, не считаясь со временем.
       В 23 часа 10 минут 23 октября был завершён один из самых сложных этапов испытаний – заправка с последующим сливом ракетного горючего. Жидкий кислород нагнетается в двигательную систему под температурой минус 183 градуса по Цельсию, при этом металл стальных коммуникаций доставки отчаянно трещит от напряжения. Специалисты знают, что заправочные работы часто сопровождаются неизбежными утечками кислорода разной степени интенсивности. Потому работы были прерваны до утра, чтобы сооружение достаточно проветрилось средствами вентиляции.
       Утром работы в сооружении полагалось начинать после обязательного проведения замеров загазованности помещений и только при условии отсутствия превышения допустимых норм. Приборного экспресс-метода замеров загазованности тогда ещё не существовало и сам замер представлял собой рутинный и длительный процесс. Химики-лаборанты запропастились где-то со своими склянками-пробирками и про них в спешке благополучно забыли. Каждая команда с рассветом приступила на своём участке к демонтажу рабочего макета ракеты с тем, чтобы установить в шахту штатное изделие 8К75.
       Работы шли одновременно на нескольких уровнях многоэтажного 50-метрового сооружения шахты. Лифт то и дело сновал вверх и вниз, доставляя людей, инструмент, оборудование. И никто не обращал внимания на то, что в шахте дышалось особенно легко – кислорода было в избытке…
       На 30-метровом ярусе седьмого этажа на системах телеметрии работали майор Ковальский, лейтенант Щербаков и гражданский представитель КБ транспортного и химического машиностроения Кулагин. В одном из двух герметичных взрывозащищённых светильников погасла лампа. Стало темновато. Расторопный лейтенант Щербаков с молодой беспечностью развинтил и раскрыл плафон, собираясь заменить перегоревшую лампу. Обесточить систему освещения, конечно же, никто не подумал. При ввинчивании лампы в патрон малой искры хватило, чтобы гигроскопичное “хэбе” лейтенанта, вобравшее в себя свободный кислород окружающей среды, вспыхнуло факелом. “Человек горит!..” Кулагин Иван Иванович бросился было сбивать пламя – и моментально превратился во второй факел. Майор Ковальский в панике ринулся в лифт и, поднявшись наверх, устроил большой шум.
       “Пожар! Внизу пожар!” – понеслось по этажам и помещениям огромного сооружения. Пламя моментально перекинулось на оплётки кабельных сетей, повис липкий чёрный смог от горящих полимеров. Ядовитые клубы дыма обволакивали и заполняли помещения. Люди работали без противогазов. Кто-то успел покинуть свои рабочие места, кто-то замешкался. Начались шум и всеобщая неразбериха. Паника и несогласованность действий в критических ситуациях чаще всего ведёт к катастрофе.
       Действуя по инструкции, начальник группы подполковник Жаров Николай Васильевич с сержантом Соловьёвым и лифтёром рядовым Муртазиным, вооружившись огнетушителями и противогазами, забежали в лифт и стали спускаться к месту возгорания. Однако прежде чем тушить горящие кабели, их необходимо было обесточить…
       В пультовой на другом конце сооружения, куда успел добежать майор Ковальский, принимается решение полностью снять электропитание. Действуют опять же вроде бы по инструкции. При этом лифт с людьми зависает на большой глубине, и они оказываются обречёнными.
       Выясняется, что на шестом этаже шахты оказались забытыми военнослужащие команды сжатых газов капитан Николай Котов, лейтенант Владимир Соловьёв и рядовой Александр Гудимов. Были они, конечно же, как и все, без противогазов. А огонь стремительно стал распространяться по кабельным каналам на все этажи сооружения. В таких случаях всё решают не часы, а минуты. Подобная же ситуация разыгралась много позже при пожаре на Останкинской телебашне. Тогда 27 августа 2000 года не смогли предотвратить стремительное распространение огня по кабельным трассам сверху вниз от ресторана “Седьмое небо”, и тоже погибли люди.
       Главный (Сергей Павлович Королёв) тяжело пережил трагедию в пусковой шахте. По результатам работы аварийной комиссии были приняты конструктивные и организационные меры, исключающие подобные катастрофы впредь. В частности, были доработаны шахтные сооружения: разработана и введена в строй система сквозного дистанционного контроля загазованности. Внедрены аварийные люки, соединяющие все многоуровневые помещения пусковых шахтных сооружений.
       С тех пор на Байконуре 24 октября не проводятся никакие пусковые или испытательные работы, а этот день объявлен Днём памяти.



                ПАЛЬМЫ  В  ПОЛУПУСТЫНЕ

       Плотная завеса секретности вокруг НИИП-5 была на официальном уровне несколько приподнята, когда в рамках проведённой советскими спецслужбами операции “Пальма-1”, 25 июня 1966 года на полигон вместе с политическим руководством страны неожиданно прибыл президент Франции генерал де Голль. Два успешно проведённых при нём пуска (спутника “Космос-122” и МБР Р-16У из шахты площадки 60) не оставляли никакого сомнения в ракетно-ядерной мощи страны Советов. Президенту Франции была продемонстрирована карта с обозначением главных целей противника в случае возникновения чрезвычайных обстоятельств. Париж на ней был помечен жирным крестом. На вопрос де Голля “дорогой Леонид Ильич” откровенно разъяснил, что столица Франции входит в число объектов первоочередного ракетно-ядерного удара по причине нахождения в ней штаба НАТО. Такая доверительность должна была укрепить Францию в её решении о выходе из военной организации Североатлантического альянса, прозвучавшем в заявлении правительства в начале марта. Во время июньского визита Шарля де Голля в СССР была подписана советско-французская Декларация, в которой обе стороны высказались в пользу разрядки напряжённости между Западом и Востоком. В итоге этот визит стал поворотным моментом в отношениях между СССР и Французской Республикой. Буквально через несколько дней штаб-квартира НАТО была перенесена из Парижа в Брюссель.
       Политические цели преследовались и тогда, когда в промозглые облачные дни 19-21 октября 1966 года (операция “Пальма-2”) военно-космический полигон СССР посетили главы восьми стран Варшавского договора. Операции “Пальма-3” (23-24 октября 1969 г.) и “Пальма-4” (8-9 октября 1970 г.) продемонстрировали возможности Байконура президенту Чехословакии Людвигу Свободе, и новому президенту Франции Жоржу Помпиду. Для личного состава воинских частей, однако, жёсткий режим секретности это ничуть не поколебало.



                НИКТО ИЗ НАС НЕ БЫЛ ГЕРОЕМ

       1 сентября 1967 года в День части на территории площадки 43 был открыт памятный монумент “В честь первого боевого пуска межконтинентальной баллистической ракеты. 2 февраля 1961 года”. Взметнувшуюся ввысь стелу увенчал серебристый макет ракеты, совместного детища научной и технической мысли. А также их промышленного воплощения в соединении с ратным трудом воинов-ракетчиков.
       Три года службы, наполненные ежедневным ратным трудом... Было многое: боевая учёба и пуски; взрывы ракет на старте и после падения их неподалёку от площадок; самоликвидация ракет в воздухе при аварийной ситуации, когда ноги в руки – и бежишь из-под падающих на головы обломков; были вовсе не учебные – по боевой тревоге – ночные марш-броски в противогазах, чтобы выйти из района действия ядовито-бурых паров азотной кислоты (ракетный окислитель). Всё это было… И для всего этого – ты солдат. И это – твой долг: быть на своём боевом посту, что бы там ни было.
       Если пуски выпадали не на боевую смену, то весь свободный личный состав, кроме дневальных и дежурных по подразделениям и части, сажали на машины или мотовоз (пассажирский поезд, ведомый тепловозной тягой и зовущийся мотовозом по специфической байконурской придумке) и отправляли в район эвакуации. Будто бы ракета, эта двухступенчатая многометровая дура, выбирает, где ей в случае чего упасть…
       В один из таких выездов пришли стихи:

                Мотовоз набирает скорость,
                Городок исчезает вдали.
                Пуск ракеты для нас – не новость,
                Мы немало с тобой прошли.

                Жгло палящее солнце зноем,
                Бил в лицо злой песчаный шторм.
                И никто из нас не был героем,
                Был солдатом на месте своём.



                НОВЫЕ  ВРЕМЕНА

       Распад Советского Союза превратил главную его стартовую ракетную площадку в собственность Республики Казахстан. Однако оказалось напрочь забытым, что все многомиллиардные сооружения космодрома возводились на голом месте за счёт бюджета Советского Союза и казахское участие в этом строительстве несравненно меньше российского.
       В начале 90-х годов, в условиях трагического распада и всеобщего развала, Байконур пережил самый сложный период в своей истории. Финансирование достигло минимума, статус космодрома не был официально определён. Многие старты опустели, оборудование переводилось в металлолом и растаскивалось местным населением, специалисты уезжали в Россию. Только в конце 1994 года “высокие договаривающиеся стороны” от России и Казахстана пришли к пониманию того, что космодром не изжил себя и может ещё послужить обоим государствам.
       В соответствии с Договором аренды комплекса “Байконур” между Правительством Российской Федерации и Правительством Республики Казахстан (подписан 20.12.1994 г.) использование комплекса осуществляется Россией. Стоимость аренды космодрома составляет 115 миллионов долларов в год. Срок аренды Байконура определялся в 20 лет.
       25 мая 2005 года в преддверии 50-летия ракетно-космического полигона Госдума РФ ратифицировала соглашение с Республикой Казахстан о совместном использовании Байконура, которое предусматривает аренду космодрома Россией до 2050 года на прежних условиях. До этого срока на Байконуре должен быть построен российско-казахский ракетно-космический комплекс “Байтерек” на основе ракет-носителей нового поколения “Ангара”, использующих экологически безопасные компоненты топлива. Ведь применяемый в ракетоносителях стартового комплекса “Протон” гептил в шесть раз токсичнее серной кислоты, и это вызывает законную тревогу казахской стороны.
       Быть может, в свете новых подходов сторон космодром не только останется жить, но и станет развиваться… Предусматриваются более активное двухстороннее использование Байконура, целенаправленное участие в проекте МКС, в котором сотрудничают 16 стран. Роль России здесь видится как ключевая. Успешно расширяется коммерческая часть космических программ как способ зарабатывания денег. В качестве космических туристов привлекаются люди, способные заплатить за полёт кругленькую сумму по примеру американского миллионера Дэнниса Тито, выложившего за осуществление своей космической мечты 20 миллионов долларов.
Сегодня с Байконура производится в среднем около 50% всех запусков космических аппаратов России, а по суммарной массе выводимых полезных грузов – более 80%, в том числе производятся все запуски на геостационарную орбиту.
       Однако в связи с изменившимся статусом космодром продолжает испытывать множество проблем. Не потому ли всё настойчивее звучит намерение Федерального космического агентства об участии в строительстве космодрома Куру во Французской Гвиане. Уже на первой “гагаринской” площадке извлечён из земли космодрома Байконур памятный камень, который будет заложен в основу будущего стартового комплекса в рамках программы “Союз-Куру”.


                ВРЕМЯ  БАЙКОНУРА  НЕ ЗАБЫЛОСЬ

       Вспоминаю минувшие годы с чувством глубокого удовлетворения как годы напряжённой солдатской работы и вполне осознанного риска – так было нужно моей стране.

                По площадкам нас судьба носила,
                Старты обживали, как свой дом.
                Время Байконура не забылось:
                Молодость, Десятка, космодром.

       Время Байконура, лучшее время, когда был он космическим сердцем великой державы, неумолимо уходит. Ложится героическими страницами в анналы российской истории. Что грядёт ему на смену? Произрастут ли на сегодняшней российской почве новые гагарины, которые теперь не столько ради отеческой гордости и славы, а коммерческой выгоды для станут рисковать собственной жизнью? И удержат ли громаду космоса нынешние шаткие российские мостки, ненадёжно так соединившие две эпохи, две формации, две морали?..

       Время уходит, память - остаётся.
       Спустя сорокалетие на основе юношеских байконурских стихов написалась песня, которая так и называется “Время Байконура”. И понимаешь, что уже ради этого стоило пройти ту суровую солдатскую школу. Стоило!


                ВРЕМЯ   БАЙКОНУРА
                Стихи Николая Куракина     Музыка Татьяны Мазилкиной

                п о с в я щ а е т с я
                всем, кто обживал
                космическую гавань Земли

                Опустилась ночь над полигоном,
                Звёзды ярким бисером зажглись.
                Здесь не встретишь в полутьме влюблённых,
                Здесь мужская непростая жизнь.

                Здесь причал космического века.
                Здесь сошлись начала всех начал –
                Долг и служба, гений Человека
                И ракеты гордая свеча.

                И куда б судьба не заносила,
                Старты обживали, как свой дом.
                Эти годы сердце не забыло:
                Тюра-Там, Десятка, космодром.

                Здесь, на этих стартах, мы дружили,
                Снаряжали в космос корабли.
                Стали здесь легендами и былью
                Сыновья и дочери Земли.

                Новый день.  Крутые повороты,
                И непросто подвести итог...
                Но навек – площадка первых взлётов,
                Королёв, Гагарин и Титов.

                По площадкам нас судьба носила.
                Старты обживали, как свой дом.
                Время Байконура не забылось:
                Молодость, Десятка, космодром.

                Здесь причал космического века.
                Здесь сошлись начала всех начал –
                Долг и служба, гений Человека
                И ракеты гордая свеча.

                По площадкам нас судьба носила.
                Старты обживали, как свой дом.
                Время Байконура не забылось:
                Молодость, Десятка, космодром.