Марина Авербух
Марина Борисовна Лурье
«Со Вчера - на Сегодня»
(Из заметок с Подмосковья)
2.Дачные судьбы
Недалеко уже и до моего дома...
Чуть подальше, тоже справа по моей тропочке, в глубине неболь-шого елового приусадебного леска, стоит дом с мезонином и башен-кой - это дача известного кинооператора Посельского, снявшего у всемирно известного кинорежссёра Ромма его основные „звёздные" фильмы....
Живший у Посельских рыжеватый в белых подпалинах эрдель-терьер Федька (фигурант фильма „Три тополя на Плющихе" – (он там кроме как в такси и не разъезжал) помимо киноискусства обожал прибегать к нам - как к своим ближайшим соседям – на завтраки... Ему повязывали - как истинному интеллигенту — салфетку на шею... К нашему столу приставляли высокий расклад-ной детский стульчик – столик (в вертикальной сборке)...
Федька разом вспрыгивал в него и оказывался на одном уровне с нами... Его зоркий глаз, как и вся сосредоточенная фигурка, нацелены были на Бабушкины руки, которые откладывали ему порцию немного-нимало ...куриного паштета.. .Жрецы искусств обожают такую высокоделикатную еду!
Получив в свою мисочку кусочек паштета, Федька, как истинный аристократ и гурман, медленно откусывал кусочек за кусочком, вздыхая при этом сладко и печально: лакомство исчеза-ло быстрее, чем хотелось... Прикончив порцию, Федька тщательно, обходя все краешки миски и её донышко, вылизывал (наверное, добиваясь полного исчезновения запаха паштета), после чего выжи-дательно всматривался в Бабушкино лицо, но при этом не скуля, как беспородная вечно голодная дворняжка, а только намекая "без стона и нажима" - вдруг Бабушка отвлеклась на других едоков - конкурентов, а про него (ПРО НЕГО!) и позабыла...
Но Бабушка был начеку, и в мисочке появлялась новая (на сегодня последняя!) порция вкусности...
В благодарение Федька – вот когда порода аристократа проявляется во всей красе! – позволял себе слегка и нежно лизнуть щедрую кормящую руку!
Иду не спеша дальше..
Ну вот я почти и пришла...
Сейчас начинается дача ТётиЗины, а сразу за ней и наша... Узнавать нашу дачу всем новоприходящим было очень просто:
перед домом стояла высоченная раскидистая сосна, верхушка кото-рой, однако, была напрочь сгоревшей...
Лет пять назад, во время страшной грозы, это наша сосна спасла и дом, а может и весь наш тупичёк, приняв на себя удар бешеной молнии и послужив громоотводом.
...И заплатила за служение своей красотой... Но урожаи шишек от такой беды не понизились, и каждое лето мы топим наш десятили-тровый старинный (с тульскими медалями) самовар её „приплодом“.
Загляделась я на сосну и вдруг услышала по-молодому звонкий, хотя и с лёгкой хрипотцей активной курильщицы, голос драгоценной нашей (МОЕЙ!) „ТётиЗины“...
Перед сосной, ещё в переулке, стояла моя "особенная любовь" – ТётяЗина – и, как пловчиха – баттерфляйка, всплескивала руками, словно приманивая и зазывая меня подойти поближе и поскорее...
– Ой, моя Тётечка Зиночка! Здравствйте!! Как хорошо-то выглядите - значит, выздоровели, Слава Богу! Сейчас закидаю к своим всю корзинку и...к Вам...Как Ваши ватрушечки!!!
– Скорее, моя девочка! Заждалась я тебя... Почти всю зиму не вида-ла...
– „Моя девочка!"... Сколько лет (ой, не лет, а десятилетий, вот ужас!) слышу её ласковое „Моя девочка!" и не перестаю вздраги-вать от внутреннего ощущения счастья и заботливости...)
С самого моего раннего детства (наверно, лет с четырёх) тётя Зина была моей „Летней Мамой".
Моя „Зимняя Мама" работала в Москве,в Министерстве,
„сидела на каких-то ответственных бумагах", и как села на них лет двадцать назад, то будто утонула в них...
И выплывала (домой) после восьми вечера, и в итоге приезжала на дачу проведать меня – своего ребёнка – и Бабушку – свою Мать – лишь по субботам...
Но уже в воскресенье "вечерней электричкой" „убегала" в Москву (чтобы утром быть опять при своих бумагах!)...
А так-как нашу дачу и дачу ТётиЗины разделял жиденький штакетный заборчик, в котором некоторые планочки давно уж отва-лились или расшатались, то просочиться мне с нашей территории на тётиЗинину ничего не стоило!
Главное, чтобы между дощечками пролезала голова, а осталь-ное уже пройдёт само cобо coбой...
И в сегодняшний вечер я, как и прошлым летом, прошла этот же освоенный в детстве маршрут; и вот я уже сижу за столом перед моей (!) „ТётейЗиной“ и вдыхаю тёплый ванильный аромат пышных ватрушек и ...начинаю слушать!
Говорунья „ТётяЗина“ замечательная - не какая-то пустопорож-няя дачная болтушка, а безумно интересная и умная и всё–знаю-щая энциклопедия, говорящая, не компьютерная, а живая, с сотня-ми неожиданных статей или кратких сообщений, занимательных рефе-ратов, миниэссе и микроповестей...
Моя „ТётяЗина“ - дачная Зинаида Ауэрбах и Ираклий Андронников в одном лице! Но в её изустных текстах не найти никакой литера-турщины - всё из реальной, невыдуманной жизни, такой нестандарт-ной, занимательной и даже немножко волшебной...
Зеленоглазая, белокурая (это от отца - прибалтийского нем-ца) и объёмисто-дородная, но не рыхлая, а статно-пружинистая, быстрая и в словах и в действиях (это наследство мамы - оваль-ный фотопортрет годов 30-ых висел рядом с портретом её отца)
Всегда в хорошем настроении, одетая со стильной изысканностью – никакой дачно-почвенной зачумленности и неряшливости.
Никакое огородно-хозяйственное действо не опускало её до обыденности или дачной убогости, всегда сохранялось её прирож-дённое изящество... В ней была видна своего рода благородная холёность, вызванная не леностью и безделием и бытьём „на всём готовом“, а только природной способностью всё успевать и всему радоватья.
Не по таким ли женщинам вздыхал Некрасов?
А по зелёным глазам „ТётиЗины“ вздыхали чуть не все мужчины Загорянки... И хотя муж её - Василий - посмеивался при остротах друзей, его смех был иногда полон и досады, хотя мне казалось, абсолютно излишней... Но кто что знает!!
Профессия ТетиЗины была нестандартная: она была „белошвейкой-надомницей“, вполне официально, и выполняла заказы Москов-ского „Дома Моды“... Её платья часто отбирали на выставки... Имена модельеров тех лет были известны только узкому кругу жён и приравненных к ним подругам деятелей „верхних эшелонов“ Власти... Но именно поэтому у ТётиЗины заказчицы не переводи-лись... Об её тонком шве среди модниц ходили легенды...
Я сама, порою, носила сшитые для меня платьица „наизнанку“! И никто не замечал!!!
Более того: платья ТётиЗины были окутаны невидимой, но ощутимой “Аурой благополучия“... Надев сшитые ТётиЗиной платья, я могла спокойно итти на экзамен даже по математике... Всё завершалось пятёрками!!!
Но тем не менее ТётяЗина, работая за своей ножной машинкой
„Зингер“, постоянно нервничала, ожидая налёта “финов“...
Я позже поняла, что это были не жители страны Финляндия, а „фининспекторы“, верные финансовые псы Советской власти... Портновский талант у ТётиЗины - как и внешность, как и харак-тер - тоже наследственные...
Мама ТётиЗины, что на довоенной овальной фотографии - была первоклассной портнихой, но не в Москве, а в далёком Сыктыв-каре... И приехала (была привезена, а более точно - пригнана) из далёкого от этого североуральского места хлебородного Поволжья... Того самого Поволжья, где на заре Совтской власти была провозглашена (и Москвой разрешена!) „Республика Поволжья "...
Но вторая, тоже Отечественная, тоже Народная, война России с Германией вдохновила Москву вспомнить царскую практику выселять подале на восток и, чем севернее, тем лучше, всех лиц подозри-тельной немецкой национальности..
Так и оказались в рядах „Трудармии" папа Юрген, мама - Лотта и их дочка - Зигфрида...
Юрген,потеряв, за невостребованностью, свои навыки машиниста, запил, заболел туберкулёзом, был „списан" на свободу, и стал опускаться и пропадать из дому, порой на несколько месяцев...
...Маме Лотте и некогда было горевать – работы хватало, едоков – мал мала-меньше - тоже хватало... Портниха «номер один» захо-лустного околоуральского поселения – она всегда что-то переши-вала, а плату принимала натурпродуктами...
И дочку свою Зигфриду, а по-местному (то-есть по-российски) - Зину - стала обучать и быстро выучила швейному делу: вначале перелицовке и переделке, а затем и „серьёзному пошиву"... Трудолюбие и аккуратность - что ещё нужно для поддержания жизни в скотских условиях советской высылки!?
А счастье?! – Но что оно значило в те беспросветные времена.
Быть бы живу самой, да детям... А ни отдыхать, ни болеть - то и некогда было.
Так и жили, не думая о переменах в судьбе, проживая каждый день как надежду на наступление следующего дня...
Но вот однажды в их „безотцовском" доме, после долгого загу-ла, объявился папа Юрген! Был он – совсем плохой: полупарали-зованный, неухоженный, в обмотках...
Но...пришёл он не один. Привёл в дом прехорошенькую белоку-рую, черноглазую с казахски - немецким личиком четырёхлетку –Айгюль!... Её мать - казашка - не выдержала питейной конкурен-ции с Юргеном, спилась вчистую и умерла типичной для запойных смертью... Под каким-то чужим забором (или дувалом?).
А за столом Лотты стало одной дочкой больше... И у Зигфриды - Зины - появилась любимая младшая сестра...Айгюль.
Айгюль росла быстро - как растут многонациональные детишки - и как все они, Айгюль была общительна, резва и постепенно сфор-мировалась... типичной мальчишницей...
От мальчишек, точнее, через них - приобщилась ко всем запрет-ным плодам местной цивилизации... И винцу, и „травке“ и осовре-мененному интиму...
И когда пришла пора рожать, она, крепко „поддав“, так перевозбу-дилась, что завершила роды за считанные минуты, в конце которых она уверилась в том, что родила ...мальчика!
Это ей так сразу показалось - и никого иного она не хотела признавать, кроме своего ...Мишеньки!
Так бы и пошла по жизни девочка по имени „Михаил“, как бы не „бабушка“ Лотта! Та быстро переиначила метрику, и в ней появилось имя – „Михалина“...
Стоило это немного: перелицовка костюма дедушки для повзрос-левшего внука старшей акушерки. Иначе могло бы возникнуть стройное уголовное дело о несанкционированном „трансверсе“ и назначении чуть ли не пожизненных лагерных сроков...
Непутёвая мать Михалинки, не откормив малышку даже до года, пропала вконец... Поговаривали, что на североуральской трассе она подрабатывала „плечевой“...
И пришлось бабушке Лотте-Ляле, при почтово-финансовой поддер-жке Зигфриды-Зины, дорастить девочку до школы...
Михалина закончила школу с медалью, да школу-то не простую, а с французским уклоном! (Появилась в те годы официальная мода на качественное, но не всеобщее, конечно, приобщение народа к иностранным языкам...)
И во французском языке в школе ей не было равных... Её даже в Москву посылали - на языковую Олимпиаду... Первое место – не х первое, но диплом она привезла, а с этим дипломом её могли принять в Институт иностранных языков!
...История Михалины, полная несообразностей, неожиданностей и счастливых совпадений, мне поведывалась „тётейЗиной“ поэтапно, каждый раз с новыми, неожиданным и порою непредсказуемыми полуфантастическими деталями...
Пока я шла от дачи к дачи, её история в очередной перелисталась в моей голове...
Михалина, казалось, всё хорошее, не реализованное её предками, решила воплотить в своей жизни ...
И тому способствовал целый комплекс необычностей её натуры...
В отличие от традиционных неординарных „свойств“ многих своих предков, её необычные свойства были позитивны: они не приносили никому вреда, чаще же - радость и лишь иногда беспокойство.
Волновались в основном близкие и любящие её родственники – уж больно эти отличия от общенародного стандарта были непривычны и даже непригодны для нашего сугубо материалистического мира.
Вначале - лет с десяти - она удивляла только своей нетри-виальной способностью к обучению... Всё ей давалось легко и весело: и язык - по-французски она, как нам казалось, превзошла всех учителей... Помимо этого сама освоила азы музыкальной грамоты и научилась подыгрывать при исполнении собственных песенок - на свои слова и на свои мелодии... Танцевала - всем девчонкам на зависть...
Почти все мальчишки были в неё влюблены, причём никаких подруж-киных ревностей.
По математике и физике - одни пятёрки - хоть сразу золотую медаль, до выпускных экзаменов.
Правда, с историей, особенно с древней, были трудности и замин-ки... Она обнаруживала „ошибки“ почти в каждом слове учительни-цы... Да что учительница!
Не раз она устраивала в классе разнос тем или иным историческим описаниям в учебнике... Словно сама была свидетелем тех древних исторических событий, описание которых она бурно и гневно отвергала или поправляла...
Она бурлила, как вулкан, и ничем её нельзя было успокоить... Однажды этот вулкан чуть не погубил историчку...
Прочтя вслух михалинино описание жизни в древних городах в районе армянского озера Севан, учительница швырнула ей на парту тетрадку, приказав всё переписать, как надо по учебнику! — и прекратить свои фантазии на темы древней истории...
...Михалинка вскочила, прижала к груди тетрадку и, глядя в лицо историчке своими синими, но от гнева быстро темнеющими глазами, прокричала:
— Ты злая! Злая и тощая потому, что в твоём животе огромные клубки червяков! Они выживают из твоего живота твоих детей! — Михалинку тут же выгнали из класса... Он гордо ушла, но прозвенел звонок и вслед за ней, вытирая слёзы, выбежала учительница... Все думали, что Михалинку исключят из школы... Но после врачебного обследования, предпринятого самой учительницей, оказалось, что диагноз девочки был абсолютно правдив и правилен! По строгому совету врачей - профессионалов учительница избавилась от гельмин-тов, а через год у неё родились чудесные близняшки. Мальчика назвали ...Михаилом, а девочку, почему-то ...Севаной... Наверное, в честь озера Севан, из-за которого и разыгрались страсти...
После этой „истории с Историей“ к Михалинке стали подходить и знакомые, и потом вовсе незнакомые посоветоваться о своём здоровье... Порою и сама Михалина чуть не приставала к незнако-мому (это случалось даже на улице!) и что-то шептала ему...
В доме стали появляться посторонние, но родные быстро пресекли такую активность девочки: того и гляди придут „строгие сотруд-ники спецорганов“... Но до этого, к счастью, не дошло...
А в классе уже привыкли к тому, что с ними учится „девочка-рентген“... Её так и стали называть, и не в шутку, особенно после спасения одной из школьниц класса...
То была подружка Михалины... Однажды утром, на самой первой перемене, Михалинка с пылом и жаром стала уговаривать - приказы-вать девочке немедленно, не дожидаясь конца уроков, пойти, не медля, но не торопясь, в больницу (которая и была, к счастью, в соседнем квартале)...
– У тебя справа под животом набух какой-то опасный длинный пузырь... Я боюсь, но он вот-вот может лопнуть!
– Немедленная операция и удаление воспалённого аппендикса спасла девочку от неминуемого перитонита...
Это был один из многих „летучих“ диагнозов Михалинки.
Михалина могла видеть „толстые белые верёвки в голове, по которым с трудом протекает красная кровь“, или обнаруживала сердце, которое неправильно хлюпает „что-то не туда“ ...
Лет с пятнадцати Михалинка, насмотревшись на сеансы „гадания на кофейной гуще“, проводимых бабой Лоттой, сама стала „опроки-дывать чашечку“ и предсказыватьвать судьбу ...
Скольких девчонок она избавила от плохих знакомств и скольким присоветовала хороших парней!
К своим особенностям девочка относилась почти по-матерински, как будто это не она носитель клада, а кто-то иной, живущий в ней же... Детский период увлечённости своей особенностью, своими чудесностями через пару лет прошёл... Несколько попозже она и гадать на кофе перестала...Осталось только диагностирование...
В букете паранормальных талантов Михалины спряталась, до нужной поры, способность предвидеть глобальные катаклизмы... Более того! Михалинка тонко чувствовала многие физические нарушения и отклонения от некоего, ей, собственно, и неизвестного, общеми-рового порядка... Указывала на малейшие неровности в стенах здания, предсказывала протечки трубопроводов и даже...остановки лифта...
И проявилась эта „глобалистская“ способность в зимние дни 1988-го года, когда в маленьком армянском городке, далеко от Москвы, случилось печально известное всему миру землетрясение...
...Но уже ЗА ДЕНЬ до трагедии Михалина стала искать на книж-ной полке хоть какую-нибудь книжку, где могла бы находиться карта Кавказа...
Не найдя у своих, она попросила у соседей кар-ту Советского Союза (не географическую, а обычную - политико-административ-ную). На этой карте не было такого маленького городка, как Спетак, но Михалина нарисовала маленький и неровный кружочек внутри пределов республики Армении...
...В центре его, как поняла она назавтра, находился несчастный город... Но кого могла тогда предупредить юная провидица?
Хитроумные „телодвижения“ Судьбы свели и меня с этой нетри-виальной девочкой, но об этом я подумаю и вам расскажу, позже, когда пройду ещё одну дачу...
....На левой стороне нашего многонационального „тупичка“, ближе к концу „улицы Глинки“, в красиво окрашенном и полностью оштука-туренном доме жила (и живёт до сих пор в почти первоначальном составе) армянская семья Левокянов...
Дедушка - Левок Левокян - не так давно умер, и хозяйство вела и ведёт по сию пору Наири Вартановна - ещё не старая, но уже седеющая строгая дама... Как положено на Кавказе, она ходила и ходит только в чёрном одеянии - то ли платье, то ли балахоне... На „Бабушке Наири“, как на скале, держится и дом, и огород и цветы и двое внучат - Карен и Акоп, родители которых (отец - известный художник, а мать - преподаватель армянского языка
„для иностранцев“) жили в Армении, в том же самом маленьком городке Спетак, печально прогремевшем на весь цивилизованный и сердо-больный мир...
Так вот – наша героиня Михалина, уже перебравшаяся из „пред-уралья“ в „подмосковье“ - то есть к Бабушке Зине - Зигфриде, дружила с этой семьёй... Особенно ей нравился быстроглазый, весёлый и языкастый Карен... Поначалу их сдружила музыка:.. Карен чудесно, с небольшой и мягкой хрипотцой, пел под аккомпа-немент гитары и грустные армянские песни и русские (цыган-ские) романсы и французские шлягеры... Наири Вартановна с гордостью заявляла, что её Карен поёт не хуже самого великого шансонье Шарля Азнавура! При этом всегда уточняла, что он (то¬ есть Шарло, так она говорила на французский манер) их не очень дальный родственник, и именно поэтому её Каренчик такой музыкальный...
Карен отшучивался, но от родства не отказывлся... После особенно удачной спевки Наири Вартановна обычно доставала из бархатной шкатулки фотографию, где старейшины рода Азнавуров и Левокянов запечатлели себя в кругу родственников... Среди родственников поместился и четырёхлетний Каренчик!
И вот тогда, то есть в 1988-м году, когда случилось землетря-сение, Михалина стала совсем не своя...
Добравшись до бабушки Наири, она убеждала её срочно начать поиски Карена.
– Он жив, но сейчас он лежит без движения под обломками их дома! –
Непросто было поверить... Не просто было дозвониться до Парижа и до самого Шарля Азнавура... Тот вовсю кипел энергией спасателя: посланные им волонтёры уже полетели в Армению...
И одной из первой „раскопок" стал дом Левокянов... Под его развалинами в коме лежал Карен... Не выводя его из коматоза, юношу переправили в Париж...
...Через несколько дней парнишка очнулся...
Вы все наверняка догадались, что, после спасения Карена, судьбы его и Михалины переплелись крепче, чем лианы винограда.
... Прошло несколько, сравнительно спокойных, лет...
Теперь молодые люди - парижане, оба учатся в Сорбонне... Михалина хочет стать врачём-психотерапевтом, а Карен — музыкаль-ным дизайнером... Эта новая ветка искусства, и Карен в ней най-дёт себя...
В каждой судьбе всё решает мощность креативного гена...
У Михалины он победил все разрушительные способности её родите-лей, а Карен станет укрепителем славных традиций армянского народа... Ну, чем не „хэппи-энд" нашей дачной истории...
Но моя память не даёт мнепокоя...
Хоть и под-занавес моего дачного маршрута, нельзя не вспом-нить ещё одну необычность судьбы Михалины...
Как ни странно, Михалина не стала тем, кого называют „народным целителем“... Лечить она больше не пыталась и неизвестно - могла ли вообще лечить и исправлять обнруженные ею аномалии в работе чьего-то организма...!?
А вот самой заболеть от её собственной чрезмерной активности ей пришлось... И проявилось эта беда по вине телевидения...
...Любимые всей молодёжью и многими пенсионерами России филь-мы - фэнтэзи и фильмы - ужастики вначале, ненадолго, захватили и Михалину... Но после нескольких месяцев увлечения, Михалиной завладела странная и неотвязная боязнь „заразиться“ компьютер-ным вирусом, а потом и ещё более дурная идея-фикс: боязнь, что в неё вставят „чип“, зазомбируют и унесут на другие планеты... Это явная „шизофрения“ не выплескивалась далее тележизни (если "теледурь" считать жизнью! )...
Михалина стала прятаться от „ящика“ и даже несколько раз пыталась запрятать сам телевизор,, осерчав на ничем не винова-тый аппарат (да ещё и новейшего поколения)... Однажды она завернула его в ватное одеяло, перебинтовала свёрток, как ребён-ка, и засунула упаковку за шкаф,чтобы из него не вылез „чип"
и не вселился в меня!
— Освободившись от телезаразы, успокоиласьи всё бы позабылось, если бы не возникшие потом почти беспрерывные головные боли... Видно, талант-талантом, а девочка где-то перенапряглась... Обратно, на Урал, Михалина не поехала, поселившись у ТётиЗины.
Сама-не-своя... Как закрылась в своей комнатке, так и не выхо-дит, и врачей видеть не хочет, только сжимает свою красивую головку и постанывает...
От боли (как когда-то от гнева) синие её глазки потемнели - почернели.... Сидит, стонет, книг не читает, телевизор видеть не желает...
Срочно позвали меня как главного и единственного семейного
«эксперта по всем болезням»: у меня уже год как был диплом Московского мединститута.
Я, как увидела её состояние, поняла, что без нашего главного институтского невропатолога профессора Завалишина не обойтись...
...Сделали Михалине томограмму и...ахнули!
Под теменной костью, там, где у грудных детишек ещё вибриру-ет - колышется мягкий „родничёк“, на рентгеноснимке отчётливо видна...поверить не могли ...инкапсулированная иголка!
Да не просто иголка, а с ниткой, у которой ещё хвостик в узе-лок завязан!! Как эта игла попала сюда, не повредив фатально мозговую облочку? Почему она не продвинулась далее? Отчего она ранее не беспокоила, да и беспокоит ли она сейчас?
Может, головные боли вызваны чем-то иным?
Как обычно, вопросов всегда ворох, а ответ должен притти доста-точно быстро и предельно однозначно...
Пока проходили консилиумы, пока ординаторы и ассистенты рас-сматривали и Михалинку и её снимки, боли как-то стали исчезать.
И слава Богу!
Да не совсем... Нависла необходимость оперативного удаления злочастной иглы, чтобы не случилось бы самой страшной беды...
(Описаны случаи безвредного попадания инородных предметов в мозговую, преимущественно в лобную часть... Я вычитала как-то историю о диком случае психопатического срыва, реализовавшегося в (!) „самовколачивании“ гвоздей (да не одного, а более десят-ка) в лобные доли..). Но у нас не литература, а живая подружка!
И деньги для операции нужны огромные.
Их-то удалось насобирать по всем друзьям и друзьям друзей, осво-ивших новые «капиталистические формы существо-вания»...
В итоге нейрохирурги иглу удалили, и девочка навсегда пере-стала чувствовать головные боли, перестала бояться телевизи-онных „инопланетян“..., но!!!
Но зато полностью рассталась со своею паранормальностью“! Обычная талантливость - сохранилась...
Коэффициент интеллекта превысил 150, но это уже никому не казалось чудом... Жизнь её пошла своим кем-то запрограммирован-ным путём...
– Вот на сегодня и вся история Михалинки...
.... Ну, а это мой дачный, летний, дом, дом моих предков!
И сосна, пострадавшая ради нашей жизни...
Вот и пятнистый пёсик Федька...Здравствуй дурачёк...
— Здравстуйте, мои хорошие!
А вот и Я! Ваша Марина!!!