«1987»
Он был мистик по природе своей, из тех,
кто живет на границе сказки: и может
статься он первый заметил, как часто
эта граница проходит посреди
многолюдного города. В 20 ф. от него (он
был очень близорук) красные, белые и
желтые лучи газовых фонарей сплетались
и сливались, образуя огненную окраску
волшебного леса.
Г.К. Честертон
Иван Бодхидхарма движется с юга
на крыльях весны…
Б.Гребенщиков. «И.Бодхидхарма»
ФРАГМЕНТ НЕ БОЛЬШОЙ,ПРОСТО РАЗ ДЕСЯТЬ ПРОДУБЛИРОВАН!
КРАСНОГО КУРСАНТА, 23
«Ластик забвения» начисто стер воспоминания о встрече 87-го года; видимо, в общаге на *** тихо, скромно, скорее всего с Игорем М.
Вскоре заработала медкомиссия и на втором этапе меня забраковала; физически прошел, психологически нет: повышенная чувствительность, т.е. «поэтом можешь ты побыть, а мильцанером быть не можешь!»
Начальник кадров РУВД расстроился, что я не прошел комиссию и не бросил меня, обещал помочь с работой и пропиской.
Игорь тоже огорчился, он надеялся, что мы будем работать вместе, он-то комиссию прошел и уже собирался перебираться в другую общагу.
Чуть погодя майор позвонил на вахту и передал, чтобы заехал к нему…
- Ну как, Алексей, паркетчиком смог бы работать? – встретил он меня вопросом.
- Думаю, смог бы.
- Ну вот, я договорился, что тебя возьмут учеником паркетчика в РСУ-17. Это на Васильевском острове. А общежитие на Петроградской, на Красного Курсанта.
- А в этом, где я сейчас живу, нельзя остаться?
- Нет, в этом нельзя; разные организации.
- Ну хорошо. Спасибо вам, товарищ майор, огромное.
- Ничего-ничего, работай, поступай! Жалко, конечно, что к нам не попал, нам бы таких ребят, как ты, Алексей, побольше! Удачи тебе на новом месте!
- И вам!
На этом мы простились и больше майора я никогда не видел, но запомнил на всю жизнь. (Эх, побольше бы нам «таких майоров»! И пусть бы становились генералами!)
Сборы длились недолго, и вот я на Красного Курсанта. И я «в минусе»! Это – общага! Безликая грязная пятиэтажка в каком-то неуютном углу!
Слишком много народу, а значит, ни капельки «домашности». В комнате, страшно сказать, жили шесть человек! К тому же мои новые соседи были намного старше и почти все алкоголики!
Нет, мы не конфликтовали, но особо и не ладили. Чтение вызывало у них недоумение и попало под негласный запрет: они рано ложились спать, приходилось тушить свет.
К счастью, в «моей первой» общаге остался друг, сосед его почти не ночевал, а Алексей всегда был рад моему приходу, а я любил оказаться в уютной «домашней» обстановке; так что все было не так уж и плохо.
КАП-КАП. РЕМОНТНИКИ. (РСУ-17)
От моей новой общаги до конторы РСУ-17 было рукой подать, минут десять ходьбы быстрым шагом. Правда, в конторе мы бывали нечасто, в дни зарплаты, при переходе на новый объект и т.п.
То, чем мы занимались, называлось – капитальный ремонт. Это когда берут старинный дом, внутри все ломают и делают «по-современному», а снаружи дом как бы остается старинным.
«География» наша не выходила дальше двух районов: Василеостровского и Петроградского.
«Мой первый дом» был на 8-й линии В.О., между Средним и Большим проспектами. Начинал я подсобником. Незабываем крик прораба:
- Е…я карусель! Опять х… в подъемник сломался! Подсобники! Ну, где вас х… носит?! Опять нажрались до обеда! Берите на х… ведра! Будете раствор таскать на пятый этаж! Надо тебя убирать (это уже мне) от этих алкашей! Сопьешься с ними на х…!
- Не, Петрович, - успокаивали его мои коллеги, - он молодец! Он эту гадость тово! Мимо! Долой! Не прикасается к ней!
- Ну молодец! Ладно, хватит стоять! Где ведра?! Е…я карусель!
«Замена подъемника» - самая трудная из всех наших обязанностей. Остальное – чепуха, типа уборки строительного мусора и т.п.
Гулявшие по стройке сквозняки «наградили» меня моим первым (и последним) больничным. Называлось мое освобождение от серых трудовых будней ярким красивым словом «люмбаго», это когда нагнуться нельзя.
Где-то около недели я ходил на процедуры в больницу неподалеку от общаги, где загорал под кварцевой лампой и любовался молоденькой санитаркой. Такой приятный отдых быстро поставил меня на ноги и больше люмбаго не возвращалось…
ПЕРВЫЙ РАЗ – НЕ «ПЕРВЫЙ КЛАСС»
Как-то субботним вечером мы сидели с одним знакомым в его комнате, пили чай и болтали. В коридоре вдруг раздался какой-то шум, типа скандала.
- Ой, пошли, глянем, что там такое! – вскочил мой любопытный друг.
Две пьяные девушки буянили около стола вахтерши, которая не пропускала их в мужскую общагу. Увидев нас, они замахали нам, мол, идите сюда…
Мы подошли.
- Пошли на улицу, покурим, - предложили подруги.
- Пошли.
На улице я угостил их сигаретами, а они нас – предложением:
- Пошли к нам в гости?
Глаза друга засияли. Он шепотом поинтересовался:
- Ты как?! Пойдем?!
- Ну и что мы стоим?! – обратился я к девчатам.
- Ниче! Пошли, - ухватили они нас за рукава, и мы тронулись в путь.
Мы подошли к женской общаге. Было одно «но», если в мужской общаге вахтконтроль осуществлялся мягко, как «на границе Швеции и Норвегии», то в женской – сурово, типа «границы Мексики и США». Так что пришлось лезть через окно…
И вот мы в комнате у «наших девушек». У них чисто и уютно, вот что значит женщины.
- Вон, - машут они рукой в сторону своих кроватей, - присаживайтесь, а мы пока переоденемся.
Мы садимся; один на одну кровать, другой на противоположную. Сидим молча, пялимся друг на друга, краснеем… Потому что краем глаза видим, как они переодеваются в сторонке в легкие домашние халатики и только…
Дверь уже заперта, одна их них занавешивает шторы. Потом «дамы» садятся рядышком с «кавалерами». Хотя шторы задернуты, но в комнате все равно светло и отвести глаз от красивых ног ( что те халатики) невозможно!
«Моя» что-то говорит и в конце концов «бросает хвост кота», заявляя:
- Ну ты и стеснительный! Мы же не дети!
Она берет мою руку и опускает ее на свою ногу, чуть выше колена, и хотя я действительно жутко скован, но руку мою, как магнитом, тянет куда-то под халат…
Увы, первый раз оказался не «первый класс», куда как ниже. После этого было как-то не по себе и я нашел какой-то невероятно веский предлог, чтобы слинять, исчезнуть, раствориться…
Приятель тоже не задержался, похоже, мы были одного поля ягода…
ВВЕРХ ПО ЛЕСТНИЦЕ
Весна принесла долгожданное тепло для города и служебное повышение для меня, «долгожданное» место паркетчика; в нашей бригаде я снова оказался самый молодой. Нет, числился еще парень года на два-три старше меня, но он как-то не воспринимался молодым. Однажды сидим после обеда, «цигарки жжем», а он начал вслух мечтать: «Вот выйду на пенсию, целыми днями рыбачить буду! А еще…» и т.д.
Меня это поразило! Мечтать о пенсии, значит, мечтать о старости! Что за бред?!
Итак, два молодых, основная масса – мужики среднего возраста и один пенсионер, который, понаблюдав за моей работой, изрек:
- Не, сынок! Не получится из тебя паркетчика!
Надо отдать должное моей бригаде, увидев, что паркетчик из меня никакой, обратно в подсобники они меня не отправили, ведь там и зарплата меньше и престиж ниже и все такое прочее…
Нравилось мне, когда мы попадали в жилые квартиры, циклевать или менять паркет. Было интересно заглянуть в чужую жизнь, да и встречали нас всегда «хлебом-солью»…
Весна тем временем набирала силу, а в нашем РСУ трудилась женская бригада маляров, а в этой бригаде состояла Лена В.
PUSSY CAT
На моей «малой родине» девушек мальчишки (и не только) называют телками, а вот в Ленинграде я такого не слышал; возможно, в моем кругу такое словечко не употреблялось.
Когда я стал на слух воспринимать англоязычные тексты песен, заметил, что девушек, в основном, называют «pussy cat» (кошечка).
Из этих двух подходов мне всегда был близок второй; или я скорее предпочитал тип женщины «кошка» типу «телка».
Как раз Лена В. была вылитая «кошка среди телок»: мягкая и жесткая, стройная, гибкая, подвижная, но все же первое, что я заметил, ее потрясающие зеленые глаза. Им-то и посвятил одно из первых ленинградских стихотворений:
Я встречал много девчонок;
Красивых, модно одетых, богатых,
Стройных, наглых, умных, хитрых,
но ни у одной их них
не было глаз.
Я не помню твоей одежды;
Я не помню твоей фигуры;
Я не знал твоего положения,
но у тебя были глаза!
Зеленые угольки!
Живые!
Я люблю вас!
Я хочу обжигать о вас губы!
До боли,
До бесчувствия,
До смерти…
То есть, если «есть» глаза, то они покроют все недостатки.
Так что, увидев Лену, я перестал спокойно спать и все пытался с ней встретиться. Это было непросто. Нет, я видел, что тоже ей нравлюсь! И ее коллеги расхваливали меня на все лады. Помню, как во время перекура на объекте присел на что-то каменное, входит начальник РСУ и кричит мне:
- Ты бы не сидел на камне-то! А то кое-что заболеет, и женщины любить не будут!
- Ой, нет! – чуть ли не хором закричали маляры, - мы бы его любого любили! Такой мальчик! Золото!
Вот только Лена была сирота. Выросла в детдоме. В 16 «залетела» (ох и слово!), родила и даже вышла замуж за «виновника залета», благо, что по выходу из детдома получила квартиру. Но примерно за год до нашего знакомства с мужем они развелись. Так что, во-первых, она уже «обожглась на воде», а во-вторых, ребенок на руках и никого, кто помог бы; ни тебе бабушек, ни тебе дедушек, их было только двое…
Тем не менее весна требовала своего. Как-то она оставила ребенка кому-то из соседей и мы встретились вечером в городе.
Погуляли, сходили в кино, поели мороженого; все было невинно и благопристойно.
Несколько раз наши встречи повторялись по тому же «сценарию», а потом, сразу после зарплаты, я пригласил ее в ресторан!
Попали мы как раз в тот, «без названия», что в «Валином доме», на углу Чкаловского и Б.Зелениной. Конечно, где кабак, там и выпивка, она меня расковала, и я предложил поехать ко мне в гости.
Ко «мне в гости» - это значило в комнату с пятью алкашами, что, естественно, отпадало; оставалось «ко мне в гости», значит, к Алексею М. на ***
Когда мы подходили к общаге, уже стемнело, и окошко Алексеевой комнаты светило нам, как фонарь мотылькам…
Я заглянул внутрь; еще безмятежный Алексей валялся на диване с книгой и грыз пряники. Тихо постучал. Алексей оторвался от книги и повернулся к окну…
- Привет, Алекс, - высунулся он в окно, сияя своей «фирменной» улыбкой, - ты что так поздно?
Но тут он заметил Лену и уже без улыбки задал риторический, сакраментальный вопрос:
- Мне уйти?
- Желательно, Леш!
- Ладно, пойду к *** Оставляю вам пряники. Чай знаешь где.
Ну какой может быть чай вдвоем с девушкой, о которой столько грезил?!
Как только за Алексеем захлопнулась дверь и мы влезли через окно в комнату, как тут же оказались в кровати…
Наша одежда летела на пол, и вот та, которая столько грезилась, лежала рядом… Когда-то желанная и далекая, а теперь желанная и близкая, горячая юной весенней кровью…
Но когда «бурная прелюдия» окончилась, «оркестр погасил свечи и покинул сцену». Крах-трах!
Кошмар; закон подлости; почему, когда я ложился спать один и если при этом начинал думать о ней, то все было в порядке? Настолько в порядке, что это не давало уснуть мне часами! А тут, когда она оказалась рядом, это отказалось служить хозяину!
Давно мне не было так стыдно! Но, надо отдать ей должное, Лена вела себя очень тактично. Видимо, у нее были глубокие чувства ко мне. Она как-то ненавязчиво утешала меня, а мне хотелось одного – исчезнуть…
И я исчез; в этом мне помог случай и Министерство Обороны; сразу же после этой ночи ее бригаду срочно перебросили в какой-то отдаленный район, что бывало очень-очень редко; а чуть позже Министерство обороны…
НАЧИНАЮЩИЕ И ЗАКАНЧИВАЮЩИЕ ЭКСТРЕМАЛЫ
Как-то на выходных мы с Алексеем решили отдать дань моде: покататься на скейтах; вернее, поучиться. Недалеко от его общаги находился*** парк, туда мы и направились…
И вот пробуем с горочки спускаться, благо она не крутая. Начинаем с энтузиазмом, но быстро остываем; первый я.
- Леш, - говорю, - ты как хочешь, а из меня скейтбордиста не выйдет!
- Ну, Алекс, давай еще попробуем! За полчаса же не научишься!
- И за час! И за два! Ладно, ты учись, а я посижу покурю.
Сижу-курю и вдруг замечаю двух девушек, играющих в бадминтон. Они одного росточка, но в остальном разные. Одна полненькая, но совсем чуть-чуть, так что это ее не портит, даже придает некий шарм; другая пожестче.
Полненькая – явно домашняя девочка, у нее интеллигентный вид, отчасти из-за очков; другая на домашнюю не похожа, такая может и машину водить, и на дерево залезть, и похулиганить и т.п.
Алексей сосредоточен на учебе. Возможно, ему грезятся лавры чемпиона и куча поклонниц «крутого экстремала»; разрушаю грезы:
- Леш, ты катайся, а я пойду с девушками в бадминтон поиграю.
- Где?! – Лешка от такой новости теряет равновесие и грохается на асфальт. То ли от удара, то ли от девушек глаза его начинают сиять… - Где, Алекс, девушки?!
- Разуй глаза! Они рядом с нами уже полчаса играют.
- Слушай, ну так пойдем, познакомимся! Только, что в очках, чур моя!
- Ой, Леш, что-то уже расхотелось. Да и неудобно как-то. Хотя, если она тебе так сильно понравилась, иди!
- Я стесняюсь. Давай ты первый!
- Ага, опять я!
- Ну Алекс! Ну, Алексушка! (Не с этого ли момента он всех стал называть на –ушка? Цоюшка, Шварцушка, Борюшка и т.д.)
- Ладно, пойдем!
Как легко знакомиться с девушками, которые тебе симпатичны, но речь не идет ни о «высокой любви», ни о «низкой тяге»! Вскоре мы уже знаем, что в очках – это Таня, а без очков – Жанна. Я предлагаю меняться: они катаются, а мы с Алексеем играем в бадминтон. Предложение принимается…
Увы, они тоже не рождены скейтбордистами! Видя такое дело, я, к вящему(и вякающему чуть-чуть )неудовольствию Алексея, бросаю ракетку и бросаюсь помогать Жанне. Ведь это веский повод обнять девушку за талию, подхватить ее при падении и т.п. Тут доходит и до него; он кидается к Татьяне и дает ей «мастер-класс»…
На память об этом, не самом худшем дне нашей жизни у меня сохранилась плохонькая черно-белая фотография, где Татьяна с Алексеем стоят рядышком, а я, присев за их спинами, держу у них над головами ракетки. Было похоже на «нимбы», но, оказалось, «обручальные кольца»…
ПОЛНОПРИВОДНОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ
Как-то я заехал к Саше В. на Скороходова, а он мне с порога:
- Хочешь подзаработать?
- Спрашиваешь! А что надо делать?
- Да работа несложная. Вот, смотри.
Он открыл картонную коробку, в которой оказались не склеенные, распластанные пачки «М».
- Ого! – присвистнул я. – Лучше бы, конечно, они были полными.
- Вот их надо склеить, а потом наполнить.
- Чем и зачем?
- Резаным, по форме пачки, картоном. А потом заклеить целлофаном. Все необходимое для этого имеется.
- А зачем все это?
- Понимаешь, тут один мой знакомый еврей уезжает в Израиль, навсегда. Последнее время он держал подпольный видеосалон, а заодно и как бы «игорный дом», всякие там картежные игры. Там же у него что-то вроде бара: фирменная выпивка, сигареты и прочие «радости жизни». Сейчас все это «дело» он собирается продать одному человеку; если этому еврею перед самым отъездом впарить «М», то он перепродаст их вместе с «делом» новому хозяину, когда откроется, что сигареты «левые», он будет уже далеко и спросить будет не с кого.
- Ага, понятно!
- Бабки хорошие, делим пополам. Ну как, согласен?
- Да.
- Тогда так, делать надо быстро, времени уже в обрез; то есть, может, пару ночей придется не спать. Одну коробку ты сделаешь у себя в общаге, а одну я дома.
- Раз так, то давай я сразу и поеду делать.
- Правильно, это по-деловому.
Понимая, что одному трудно управиться за такое время, решил подключить Алексея М. Пообещал хорошо заплатить. Он согласился.
И вот бесконечно нудная, отупляющая работа, ко всеобщей радости, окончена в срок. Я, как крутой ковбой, с целой коробкой «М» еду на Скороходова…
Дверь распахивается. За ней два незнакомых мужика, а за их спинами Саша В. Мужики спрашивают:
- Вам кого?
А Саша за их спинами машет головой, типа «сваливай, явка провалена»!
- Это Скороходова ***? – называю другой адрес.
- Нет. Это ***.
- Ой, извините, ошибся!
Разворачиваюсь, с бухающим сердцем спускаюсь по лестнице и вдруг окрик:
- Минутку!
Тут я перехожу на бег, но у выхода из парадного они меня настигают и хватают под белы рученьки…
- В-в, к тебе человек шел?
- Ну да, ко мне.
- А что это он сделал вид, будто тебя не знает?
- Откуда я знаю?! Спросите у него!
- Хорошо, спросим.
И меня вежливо ведут в РОВД, благо оно совсем рядом. Беседовали со мной тоже вежливо (прямо как на «улице разбитых фонарей». Любопытствовали, что да как, да почему, «не хочу ли я в тюрьму» (шутка). Что это за странные сигареты? Давно ли я знаю В.? Не сидел ли я с ним?
То, что В. сидел, оказалось для меня сюрпризом. Выяснилось, что после отсидки он состоял под надзором, а это опера как раз и пришли его «надзирать». Бывали они у В. и раньше, но мне везло, раньше я с ними не сталкивался…
В свою очередь, я поведал им грустную историю приезжего паренька, который редко дотягивает до получки и каждую последнюю неделю месяца тихонечко голодает. А тут возможность подзаработать, делать «роботов» на продажу (был такой бзик в то время: из пустых сигаретных пачек, фирменных, конечно, клеили «роботов» и украшали ими свои скромные жилища).
В соседнем кабинете без всякой предварительной договоренности про «роботов» плел и «фантаст» В.
Повезло, попали на одну волну. Видимо, поэтому нам поверили и отпустили. Но афера, конечно, сорвалась.
РОК-УРОК
There no stars in N.Y.sky
They all on the ground.
Lou Reed
У Алексея М. был магнитофон. «Бобинник» или «катушечник», как звали тогда такие агрегаты. В довесок к агрегату он знал одного меломана, имевшего связи в Питерском рок-клубе. Этот меломан, Глеб, давал записи на время, послушать. Слушал, разумеется, и я.
Странно, но в Константиновке почему-то не слушали питерского рока во времена моей юности; московский, да: «Машина времени» в числе фаворитов. Конечно, было много западной попсы и поменьше рока. Естественно, по рукам ходил «блатняк» (еще не «шансон») где-то перед моим отъездом в Питер появились свердловские команды, с «Наутилусом» на «первых ролях», а питерского так ничего и не было. Так что я чувствовал себя «Колумбом», когда впервые услышал «Зоопарк», «Кино», «Аквариум», «Алису», «Телевизор» и т.д.
Также, благодаря Алексею, я впервые попал на рок-концерт или «сейшн», по-тогдашнему. Собственно, концертов было много, в Ленинградском Дворце Молодежи проходил рок-фестиваль, так что почти сразу после прослушивания записей многие из этих команд я увидел и услышал вживую…
Денег не было, но было сильное желание попасть в зал, это желание заменяло билеты. Способ «всеми – правдами – неправдами» требовал времени; нужно было попасть в ЛДМ как можно раньше, чтобы изучить все варианты прохода. В один из таких «ранних заходов» (Дворец еще пустовал) мы с Алексеем сидели у второстепенного входа (главный вход шел как бы через гостиницу), осматривались. Через этот вход вошли три парня, присели рядом с нами, закурили и начали что-то горячо обсуждать; по их разговору я понял, что это музыканты какой-то группы. Потом они встали и ушли за кулисы…
Лешка перевел дыхание и каким-то ненормальным, священным полушепотом заявил:
- Знаешь, кто рядом с тобой сидел?!
- Нет?
- Цой! Ну, «Кино»!
- А-а! Ну, я еще гляжу, восточная внешность. Да, а он-то Цой! Ну да!
Лешка еще долго ходил взбудораженный, но на меня, честно говоря, большого впечатления это не произвело, хотя «Кино» я уже полюбил (три моих самые любимые команды на сегодня как раз «Кино», «Аквариум» и «Зоопарк», только «Кино» я теперь не могу слушать) к тому времени…
Позже я видел Боярского в бане на Марата, а Розенбаума в кафе на 1-ой линии В.о. Знакомый уличный портретист писал портрет Патриции Каас, и там же, на «катьке», как-то дружески беседовал с художниками Светин.
Так что слова Лу Рида:
В небе Нью-Йорка не увидишь звезд,
Все они на земле -
прекрасно подходили для Ленинграда…
тем временем публика стекалась в Дворец Молодежи; если к началу концерта мы еще не проникали в зал, тогда оставалось пробиваться в зал «свиньей».
Способ этот заключался в скоплении толпы безбилетников у входа в зал; в какой-то удобный момент эта группа перла внутрь внаглую, оттирала контролеров и рассеивалась в толпе, где уже нереально было отделить «козлов от овечек». Тут главное было не оказаться в «хвосте группы», последних могли схватить контролеры…
Но вот ты в зале, билета у тебя нет, значит, нет и места. Но слушать рок сидя – это…извращение! Самый смак быть сжатым толпой и под звуки музыки войти с ней в один ритм, стать одним целым. Это невероятная энергетика! Я понимаю, откуда взялась у рокеров манера прыгать со сцены в зал, на руки зрителей: у этой энергии такой заряд, что кажется, оттолкнись посильнее от пола и полетишь, взмоешь над толпой…
С этого рок-фестиваля на несколько лет «сейшены» стали весомой частью моей жизни. Это был хороший «рок-урок»: мощный импульс вывести внутреннюю свободу из подполья на «свежий ветер» перестройки (кто знал, что «ветерок» этот превратится в «ураган»)…
ЛЕНИНГРАД. ИЮНЬ. ДОЖДЬ.
День тот выдался одновременно дождливым и светлым, бывают иногда такие денечки. Светлым он был и по настроению; кажется, в такой день ничего плохого в мире, а по крайней мере в городе, не происходит. И даже умирают люди легко и радостно, как будто не умирают даже, а «уезжают» в некие благословенные края, к своим хорошим, любимым друзьям…
Собака тоже была необычная, такая «прародительница – мы-сами-не-местные», что появились несколько лет спустя. Она забежала в вагон на следующей после моей остановки и, несмотря на мои уговоры доехать со мной до друзей, где я надеялся ее покормить, вышла раньше…
Меня это впечатлило, так что я сразу же, в трамвае, начал писать:
Ленинград. Июнь. Дождь.
Я еду к знакомой девчонке;
Только что добежал до остановки,
Встал под защиту балкона,
Но вот идет трамвай №1
И больше ничего не надо ждать…
Трамвай-одиночка, без второго вагона;
Люди без задних мыслей;
Кто мокрый,
А кто сложивший зонт
Едут куда-то в нем;
Скорее всего домой,
А может и на работу,
Если в ночную смену;
Но никто, я уверен,
Не едет просто так…
И вдруг,
Они начинают беспокоиться,
По очереди,
До кого когда дойдет
Этот мокрый бездомный пес…
(Зачем-то вбежавший сюда
И едущий в никуда…)
И люди боятся этот «комок
Тихого одиночества».
Они принимают позу угрозы,
Когда приближается «их друг».
Они убирают ноги,
чтобы не испачкаться вдруг…
Закончил я его в парадном и только потом поднялся к друзьям (здесь оно не полностью, слишком большое).
Собственно, я ехал не только и не совсем к знакомой девчонке. Татьяна уже стала М., то есть вышла замуж за Алексея. Кстати, провернули они это дело «по-ленински», т.е. конспиративно: «ни один шпик не унюхал шпиг со свадебного стола»! Так как, по словам Алексея, свадьбы не было; получил жену «под роспись» и все дела!
После свадьбы он перебрался к Татьяне. Она с родителями жила в уютной отдельной квартире с прекрасным видом на Никольский собор, лучшую церковь Ленинграда, по моему мнению!
Алексей сразу стал 100% семьянином! Конец «сейшенам» и прочим тусовкам. Какое-то время я бывал у них в гостях, но мне не очень нравилась зажатость, закрытость их дома, так что постепенно мои визиты прекратились, а Алексея я видел лишь изредка, в Академии…
М.О. СССР ПРОТЯГИВАЕТ «РУКУ ДРУЖБЫ»
На лестничной площадке 1-го этажа «краснокурсантской» общаги стоял стол, а на нем что-то вроде «почтового ящика»: много-много деревянных ячеек с номерами комнат…
Однажды, примчавшись с работы, я нашел в своей ячейке «путевку на курорт», а серьезнее, повестку на сборы…
- Ура! – закричал я. – От сборов отмажусь, а работу завтра на законных основаниях (поездка в военкомат) прогуляю!
Утром приехал в военкомат и меня с ходу взяли в оборот:
- В отпуск когда?
- Не знаю. В сентябре-октябре, наверное.
- А мы предлагаем почти все лето отдохнуть!
- Да, а где?
- А под Архангельском! Лагерь в лесу. Места красивейшие! Речки. Озера. Грибы. Ягоды. Как южанина спрашиваю, чернику, к примеру, доводилось пробовать?
- Ни разу. В книгах попадалось «черничный пирог», а пробовать не приходилось.
- Ну вот! А там ее полно и совершенно даром! Ягода – чудо! Объедение. Эх, я бы и сам туда махнул! Да вот служба. А тебе, сам подумай, или все лето в городе париться, или… Да, а приедешь со сборов, тут сюрприз!
- Приятный?
- Еще какой! Зарплата за три месяца! Сохраняется по месту работы! Ну как, едешь?
- Еду!
- Ну и отлично! Послезавтра сюда же, к восьми утра, с вещами.
Продолжение следует…
СТОП!!!ДАЛЬШЕ ТО ЖЕ САМОЕ!!!
П
«1987»
Он был мистик по природе своей, из тех,
кто живет на границе сказки: и может
статься он первый заметил, как часто
эта граница проходит посреди
многолюдного города. В 20 ф. от него (он
был очень близорук) красные, белые и
желтые лучи газовых фонарей сплетались
и сливались, образуя огненную окраску
волшебного леса.
Г.К. Честертон
Иван Бодхидхарма движется с юга
на крыльях весны…
Б.Гребенщиков. «И.Бодхидхарма»
КРАСНОГО КУРСАНТА, 23
«Ластик забвения» начисто стер воспоминания о встрече 87-го года; видимо, в общаге на *** тихо, скромно, скорее всего с Игорем М.
Вскоре заработала медкомиссия и на втором этапе меня забраковала; физически прошел, психологически нет: повышенная чувствительность, т.е. «поэтом можешь ты побыть, а мильцанером быть не можешь!»
Начальник кадров РУВД расстроился, что я не прошел комиссию и не бросил меня, обещал помочь с работой и пропиской.
Игорь тоже огорчился, он надеялся, что мы будем работать вместе, он-то комиссию прошел и уже собирался перебираться в другую общагу.
Чуть погодя майор позвонил на вахту и передал, чтобы заехал к нему…
- Ну как, Алексей, паркетчиком смог бы работать? – встретил он меня вопросом.
- Думаю, смог бы.
- Ну вот, я договорился, что тебя возьмут учеником паркетчика в РСУ-17. Это на Васильевском острове. А общежитие на Петроградской, на Красного Курсанта.
- А в этом, где я сейчас живу, нельзя остаться?
- Нет, в этом нельзя; разные организации.
- Ну хорошо. Спасибо вам, товарищ майор, огромное.
- Ничего-ничего, работай, поступай! Жалко, конечно, что к нам не попал, нам бы таких ребят, как ты, Алексей, побольше! Удачи тебе на новом месте!
- И вам!
На этом мы простились и больше майора я никогда не видел, но запомнил на всю жизнь. (Эх, побольше бы нам «таких майоров»! И пусть бы становились генералами!)
Сборы длились недолго, и вот я на Красного Курсанта. И я «в минусе»! Это – общага! Безликая грязная пятиэтажка в каком-то неуютном углу!
Слишком много народу, а значит, ни капельки «домашности». В комнате, страшно сказать, жили шесть человек! К тому же мои новые соседи были намного старше и почти все алкоголики!
Нет, мы не конфликтовали, но особо и не ладили. Чтение вызывало у них недоумение и попало под негласный запрет: они рано ложились спать, приходилось тушить свет.
К счастью, в «моей первой» общаге остался друг, сосед его почти не ночевал, а Алексей всегда был рад моему приходу, а я любил оказаться в уютной «домашней» обстановке; так что все было не так уж и плохо.
КАП-КАП. РЕМОНТНИКИ. (РСУ-17)
От моей новой общаги до конторы РСУ-17 было рукой подать, минут десять ходьбы быстрым шагом. Правда, в конторе мы бывали нечасто, в дни зарплаты, при переходе на новый объект и т.п.
То, чем мы занимались, называлось – капитальный ремонт. Это когда берут старинный дом, внутри все ломают и делают «по-современному», а снаружи дом как бы остается старинным.
«География» наша не выходила дальше двух районов: Василеостровского и Петроградского.
«Мой первый дом» был на 8-й линии В.О., между Средним и Большим проспектами. Начинал я подсобником. Незабываем крик прораба:
- Е…я карусель! Опять х… в подъемник сломался! Подсобники! Ну, где вас х… носит?! Опять нажрались до обеда! Берите на х… ведра! Будете раствор таскать на пятый этаж! Надо тебя убирать (это уже мне) от этих алкашей! Сопьешься с ними на х…!
- Не, Петрович, - успокаивали его мои коллеги, - он молодец! Он эту гадость тово! Мимо! Долой! Не прикасается к ней!
- Ну молодец! Ладно, хватит стоять! Где ведра?! Е…я карусель!
«Замена подъемника» - самая трудная из всех наших обязанностей. Остальное – чепуха, типа уборки строительного мусора и т.п.
Гулявшие по стройке сквозняки «наградили» меня моим первым (и последним) больничным. Называлось мое освобождение от серых трудовых будней ярким красивым словом «люмбаго», это когда нагнуться нельзя.
Где-то около недели я ходил на процедуры в больницу неподалеку от общаги, где загорал под кварцевой лампой и любовался молоденькой санитаркой. Такой приятный отдых быстро поставил меня на ноги и больше люмбаго не возвращалось…
ПЕРВЫЙ РАЗ – НЕ «ПЕРВЫЙ КЛАСС»
Как-то субботним вечером мы сидели с одним знакомым в его комнате, пили чай и болтали. В коридоре вдруг раздался какой-то шум, типа скандала.
- Ой, пошли, глянем, что там такое! – вскочил мой любопытный друг.
Две пьяные девушки буянили около стола вахтерши, которая не пропускала их в мужскую общагу. Увидев нас, они замахали нам, мол, идите сюда…
Мы подошли.
- Пошли на улицу, покурим, - предложили подруги.
- Пошли.
На улице я угостил их сигаретами, а они нас – предложением:
- Пошли к нам в гости?
Глаза друга засияли. Он шепотом поинтересовался:
- Ты как?! Пойдем?!
- Ну и что мы стоим?! – обратился я к девчатам.
- Ниче! Пошли, - ухватили они нас за рукава, и мы тронулись в путь.
Мы подошли к женской общаге. Было одно «но», если в мужской общаге вахтконтроль осуществлялся мягко, как «на границе Швеции и Норвегии», то в женской – сурово, типа «границы Мексики и США». Так что пришлось лезть через окно…
И вот мы в комнате у «наших девушек». У них чисто и уютно, вот что значит женщины.
- Вон, - машут они рукой в сторону своих кроватей, - присаживайтесь, а мы пока переоденемся.
Мы садимся; один на одну кровать, другой на противоположную. Сидим молча, пялимся друг на друга, краснеем… Потому что краем глаза видим, как они переодеваются в сторонке в легкие домашние халатики и только…
Дверь уже заперта, одна их них занавешивает шторы. Потом «дамы» садятся рядышком с «кавалерами». Хотя шторы задернуты, но в комнате все равно светло и отвести глаз от красивых ног ( что те халатики) невозможно!
«Моя» что-то говорит и в конце концов «бросает хвост кота», заявляя:
- Ну ты и стеснительный! Мы же не дети!
Она берет мою руку и опускает ее на свою ногу, чуть выше колена, и хотя я действительно жутко скован, но руку мою, как магнитом, тянет куда-то под халат…
Увы, первый раз оказался не «первый класс», куда как ниже. После этого было как-то не по себе и я нашел какой-то невероятно веский предлог, чтобы слинять, исчезнуть, раствориться…
Приятель тоже не задержался, похоже, мы были одного поля ягода…
ВВЕРХ ПО ЛЕСТНИЦЕ
Весна принесла долгожданное тепло для города и служебное повышение для меня, «долгожданное» место паркетчика; в нашей бригаде я снова оказался самый молодой. Нет, числился еще парень года на два-три старше меня, но он как-то не воспринимался молодым. Однажды сидим после обеда, «цигарки жжем», а он начал вслух мечтать: «Вот выйду на пенсию, целыми днями рыбачить буду! А еще…» и т.д.
Меня это поразило! Мечтать о пенсии, значит, мечтать о старости! Что за бред?!
Итак, два молодых, основная масса – мужики среднего возраста и один пенсионер, который, понаблюдав за моей работой, изрек:
- Не, сынок! Не получится из тебя паркетчика!
Надо отдать должное моей бригаде, увидев, что паркетчик из меня никакой, обратно в подсобники они меня не отправили, ведь там и зарплата меньше и престиж ниже и все такое прочее…
Нравилось мне, когда мы попадали в жилые квартиры, циклевать или менять паркет. Было интересно заглянуть в чужую жизнь, да и встречали нас всегда «хлебом-солью»…
Весна тем временем набирала силу, а в нашем РСУ трудилась женская бригада маляров, а в этой бригаде состояла Лена В.
PUSSY CAT
На моей «малой родине» девушек мальчишки (и не только) называют телками, а вот в Ленинграде я такого не слышал; возможно, в моем кругу такое словечко не употреблялось.
Когда я стал на слух воспринимать англоязычные тексты песен, заметил, что девушек, в основном, называют «pussy cat» (кошечка).
Из этих двух подходов мне всегда был близок второй; или я скорее предпочитал тип женщины «кошка» типу «телка».
Как раз Лена В. была вылитая «кошка среди телок»: мягкая и жесткая, стройная, гибкая, подвижная, но все же первое, что я заметил, ее потрясающие зеленые глаза. Им-то и посвятил одно из первых ленинградских стихотворений:
Я встречал много девчонок;
Красивых, модно одетых, богатых,
Стройных, наглых, умных, хитрых,
но ни у одной их них
не было глаз.
Я не помню твоей одежды;
Я не помню твоей фигуры;
Я не знал твоего положения,
но у тебя были глаза!
Зеленые угольки!
Живые!
Я люблю вас!
Я хочу обжигать о вас губы!
До боли,
До бесчувствия,
До смерти…
То есть, если «есть» глаза, то они покроют все недостатки.
Так что, увидев Лену, я перестал спокойно спать и все пытался с ней встретиться. Это было непросто. Нет, я видел, что тоже ей нравлюсь! И ее коллеги расхваливали меня на все лады. Помню, как во время перекура на объекте присел на что-то каменное, входит начальник РСУ и кричит мне:
- Ты бы не сидел на камне-то! А то кое-что заболеет, и женщины любить не будут!
- Ой, нет! – чуть ли не хором закричали маляры, - мы бы его любого любили! Такой мальчик! Золото!
Вот только Лена была сирота. Выросла в детдоме. В 16 «залетела» (ох и слово!), родила и даже вышла замуж за «виновника залета», благо, что по выходу из детдома получила квартиру. Но примерно за год до нашего знакомства с мужем они развелись. Так что, во-первых, она уже «обожглась на воде», а во-вторых, ребенок на руках и никого, кто помог бы; ни тебе бабушек, ни тебе дедушек, их было только двое…
Тем не менее весна требовала своего. Как-то она оставила ребенка кому-то из соседей и мы встретились вечером в городе.
Погуляли, сходили в кино, поели мороженого; все было невинно и благопристойно.
Несколько раз наши встречи повторялись по тому же «сценарию», а потом, сразу после зарплаты, я пригласил ее в ресторан!
Попали мы как раз в тот, «без названия», что в «Валином доме», на углу Чкаловского и Б.Зелениной. Конечно, где кабак, там и выпивка, она меня расковала, и я предложил поехать ко мне в гости.
Ко «мне в гости» - это значило в комнату с пятью алкашами, что, естественно, отпадало; оставалось «ко мне в гости», значит, к Алексею М. на ***
Когда мы подходили к общаге, уже стемнело, и окошко Алексеевой комнаты светило нам, как фонарь мотылькам…
Я заглянул внутрь; еще безмятежный Алексей валялся на диване с книгой и грыз пряники. Тихо постучал. Алексей оторвался от книги и повернулся к окну…
- Привет, Алекс, - высунулся он в окно, сияя своей «фирменной» улыбкой, - ты что так поздно?
Но тут он заметил Лену и уже без улыбки задал риторический, сакраментальный вопрос:
- Мне уйти?
- Желательно, Леш!
- Ладно, пойду к *** Оставляю вам пряники. Чай знаешь где.
Ну какой может быть чай вдвоем с девушкой, о которой столько грезил?!
Как только за Алексеем захлопнулась дверь и мы влезли через окно в комнату, как тут же оказались в кровати…
Наша одежда летела на пол, и вот та, которая столько грезилась, лежала рядом… Когда-то желанная и далекая, а теперь желанная и близкая, горячая юной весенней кровью…
Но когда «бурная прелюдия» окончилась, «оркестр погасил свечи и покинул сцену». Крах-трах!
Кошмар; закон подлости; почему, когда я ложился спать один и если при этом начинал думать о ней, то все было в порядке? Настолько в порядке, что это не давало уснуть мне часами! А тут, когда она оказалась рядом, это отказалось служить хозяину!
Давно мне не было так стыдно! Но, надо отдать ей должное, Лена вела себя очень тактично. Видимо, у нее были глубокие чувства ко мне. Она как-то ненавязчиво утешала меня, а мне хотелось одного – исчезнуть…
И я исчез; в этом мне помог случай и Министерство Обороны; сразу же после этой ночи ее бригаду срочно перебросили в какой-то отдаленный район, что бывало очень-очень редко; а чуть позже Министерство обороны…
НАЧИНАЮЩИЕ И ЗАКАНЧИВАЮЩИЕ ЭКСТРЕМАЛЫ
Как-то на выходных мы с Алексеем решили отдать дань моде: покататься на скейтах; вернее, поучиться. Недалеко от его общаги находился*** парк, туда мы и направились…
И вот пробуем с горочки спускаться, благо она не крутая. Начинаем с энтузиазмом, но быстро остываем; первый я.
- Леш, - говорю, - ты как хочешь, а из меня скейтбордиста не выйдет!
- Ну, Алекс, давай еще попробуем! За полчаса же не научишься!
- И за час! И за два! Ладно, ты учись, а я посижу покурю.
Сижу-курю и вдруг замечаю двух девушек, играющих в бадминтон. Они одного росточка, но в остальном разные. Одна полненькая, но совсем чуть-чуть, так что это ее не портит, даже придает некий шарм; другая пожестче.
Полненькая – явно домашняя девочка, у нее интеллигентный вид, отчасти из-за очков; другая на домашнюю не похожа, такая может и машину водить, и на дерево залезть, и похулиганить и т.п.
Алексей сосредоточен на учебе. Возможно, ему грезятся лавры чемпиона и куча поклонниц «крутого экстремала»; разрушаю грезы:
- Леш, ты катайся, а я пойду с девушками в бадминтон поиграю.
- Где?! – Лешка от такой новости теряет равновесие и грохается на асфальт. То ли от удара, то ли от девушек глаза его начинают сиять… - Где, Алекс, девушки?!
- Разуй глаза! Они рядом с нами уже полчаса играют.
- Слушай, ну так пойдем, познакомимся! Только, что в очках, чур моя!
- Ой, Леш, что-то уже расхотелось. Да и неудобно как-то. Хотя, если она тебе так сильно понравилась, иди!
- Я стесняюсь. Давай ты первый!
- Ага, опять я!
- Ну Алекс! Ну, Алексушка! (Не с этого ли момента он всех стал называть на –ушка? Цоюшка, Шварцушка, Борюшка и т.д.)
- Ладно, пойдем!
Как легко знакомиться с девушками, которые тебе симпатичны, но речь не идет ни о «высокой любви», ни о «низкой тяге»! Вскоре мы уже знаем, что в очках – это Таня, а без очков – Жанна. Я предлагаю меняться: они катаются, а мы с Алексеем играем в бадминтон. Предложение принимается…
Увы, они тоже не рождены скейтбордистами! Видя такое дело, я, к вящему(и вякающему чуть-чуть )неудовольствию Алексея, бросаю ракетку и бросаюсь помогать Жанне. Ведь это веский повод обнять девушку за талию, подхватить ее при падении и т.п. Тут доходит и до него; он кидается к Татьяне и дает ей «мастер-класс»…
На память об этом, не самом худшем дне нашей жизни у меня сохранилась плохонькая черно-белая фотография, где Татьяна с Алексеем стоят рядышком, а я, присев за их спинами, держу у них над головами ракетки. Было похоже на «нимбы», но, оказалось, «обручальные кольца»…
ПОЛНОПРИВОДНОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ
Как-то я заехал к Саше В. на Скороходова, а он мне с порога:
- Хочешь подзаработать?
- Спрашиваешь! А что надо делать?
- Да работа несложная. Вот, смотри.
Он открыл картонную коробку, в которой оказались не склеенные, распластанные пачки «М».
- Ого! – присвистнул я. – Лучше бы, конечно, они были полными.
- Вот их надо склеить, а потом наполнить.
- Чем и зачем?
- Резаным, по форме пачки, картоном. А потом заклеить целлофаном. Все необходимое для этого имеется.
- А зачем все это?
- Понимаешь, тут один мой знакомый еврей уезжает в Израиль, навсегда. Последнее время он держал подпольный видеосалон, а заодно и как бы «игорный дом», всякие там картежные игры. Там же у него что-то вроде бара: фирменная выпивка, сигареты и прочие «радости жизни». Сейчас все это «дело» он собирается продать одному человеку; если этому еврею перед самым отъездом впарить «М», то он перепродаст их вместе с «делом» новому хозяину, когда откроется, что сигареты «левые», он будет уже далеко и спросить будет не с кого.
- Ага, понятно!
- Бабки хорошие, делим пополам. Ну как, согласен?
- Да.
- Тогда так, делать надо быстро, времени уже в обрез; то есть, может, пару ночей придется не спать. Одну коробку ты сделаешь у себя в общаге, а одну я дома.
- Раз так, то давай я сразу и поеду делать.
- Правильно, это по-деловому.
Понимая, что одному трудно управиться за такое время, решил подключить Алексея М. Пообещал хорошо заплатить. Он согласился.
И вот бесконечно нудная, отупляющая работа, ко всеобщей радости, окончена в срок. Я, как крутой ковбой, с целой коробкой «М» еду на Скороходова…
Дверь распахивается. За ней два незнакомых мужика, а за их спинами Саша В. Мужики спрашивают:
- Вам кого?
А Саша за их спинами машет головой, типа «сваливай, явка провалена»!
- Это Скороходова ***? – называю другой адрес.
- Нет. Это ***.
- Ой, извините, ошибся!
Разворачиваюсь, с бухающим сердцем спускаюсь по лестнице и вдруг окрик:
- Минутку!
Тут я перехожу на бег, но у выхода из парадного они меня настигают и хватают под белы рученьки…
- В-в, к тебе человек шел?
- Ну да, ко мне.
- А что это он сделал вид, будто тебя не знает?
- Откуда я знаю?! Спросите у него!
- Хорошо, спросим.
И меня вежливо ведут в РОВД, благо оно совсем рядом. Беседовали со мной тоже вежливо (прямо как на «улице разбитых фонарей». Любопытствовали, что да как, да почему, «не хочу ли я в тюрьму» (шутка). Что это за странные сигареты? Давно ли я знаю В.? Не сидел ли я с ним?
То, что В. сидел, оказалось для меня сюрпризом. Выяснилось, что после отсидки он состоял под надзором, а это опера как раз и пришли его «надзирать». Бывали они у В. и раньше, но мне везло, раньше я с ними не сталкивался…
В свою очередь, я поведал им грустную историю приезжего паренька, который редко дотягивает до получки и каждую последнюю неделю месяца тихонечко голодает. А тут возможность подзаработать, делать «роботов» на продажу (был такой бзик в то время: из пустых сигаретных пачек, фирменных, конечно, клеили «роботов» и украшали ими свои скромные жилища).
В соседнем кабинете без всякой предварительной договоренности про «роботов» плел и «фантаст» В.
Повезло, попали на одну волну. Видимо, поэтому нам поверили и отпустили. Но афера, конечно, сорвалась.
РОК-УРОК
There no stars in N.Y.sky
They all on the ground.
Lou Reed
У Алексея М. был магнитофон. «Бобинник» или «катушечник», как звали тогда такие агрегаты. В довесок к агрегату он знал одного меломана, имевшего связи в Питерском рок-клубе. Этот меломан, Глеб, давал записи на время, послушать. Слушал, разумеется, и я.
Странно, но в Константиновке почему-то не слушали питерского рока во времена моей юности; московский, да: «Машина времени» в числе фаворитов. Конечно, было много западной попсы и поменьше рока. Естественно, по рукам ходил «блатняк» (еще не «шансон») где-то перед моим отъездом в Питер появились свердловские команды, с «Наутилусом» на «первых ролях», а питерского так ничего и не было. Так что я чувствовал себя «Колумбом», когда впервые услышал «Зоопарк», «Кино», «Аквариум», «Алису», «Телевизор» и т.д.
Также, благодаря Алексею, я впервые попал на рок-концерт или «сейшн», по-тогдашнему. Собственно, концертов было много, в Ленинградском Дворце Молодежи проходил рок-фестиваль, так что почти сразу после прослушивания записей многие из этих команд я увидел и услышал вживую…
Денег не было, но было сильное желание попасть в зал, это желание заменяло билеты. Способ «всеми – правдами – неправдами» требовал времени; нужно было попасть в ЛДМ как можно раньше, чтобы изучить все варианты прохода. В один из таких «ранних заходов» (Дворец еще пустовал) мы с Алексеем сидели у второстепенного входа (главный вход шел как бы через гостиницу), осматривались. Через этот вход вошли три парня, присели рядом с нами, закурили и начали что-то горячо обсуждать; по их разговору я понял, что это музыканты какой-то группы. Потом они встали и ушли за кулисы…
Лешка перевел дыхание и каким-то ненормальным, священным полушепотом заявил:
- Знаешь, кто рядом с тобой сидел?!
- Нет?
- Цой! Ну, «Кино»!
- А-а! Ну, я еще гляжу, восточная внешность. Да, а он-то Цой! Ну да!
Лешка еще долго ходил взбудораженный, но на меня, честно говоря, большого впечатления это не произвело, хотя «Кино» я уже полюбил (три моих самые любимые команды на сегодня как раз «Кино», «Аквариум» и «Зоопарк», только «Кино» я теперь не могу слушать) к тому времени…
Позже я видел Боярского в бане на Марата, а Розенбаума в кафе на 1-ой линии В.о. Знакомый уличный портретист писал портрет Патриции Каас, и там же, на «катьке», как-то дружески беседовал с художниками Светин.
Так что слова Лу Рида:
В небе Нью-Йорка не увидишь звезд,
Все они на земле -
прекрасно подходили для Ленинграда…
тем временем публика стекалась в Дворец Молодежи; если к началу концерта мы еще не проникали в зал, тогда оставалось пробиваться в зал «свиньей».
Способ этот заключался в скоплении толпы безбилетников у входа в зал; в какой-то удобный момент эта группа перла внутрь внаглую, оттирала контролеров и рассеивалась в толпе, где уже нереально было отделить «козлов от овечек». Тут главное было не оказаться в «хвосте группы», последних могли схватить контролеры…
Но вот ты в зале, билета у тебя нет, значит, нет и места. Но слушать рок сидя – это…извращение! Самый смак быть сжатым толпой и под звуки музыки войти с ней в один ритм, стать одним целым. Это невероятная энергетика! Я понимаю, откуда взялась у рокеров манера прыгать со сцены в зал, на руки зрителей: у этой энергии такой заряд, что кажется, оттолкнись посильнее от пола и полетишь, взмоешь над толпой…
С этого рок-фестиваля на несколько лет «сейшены» стали весомой частью моей жизни. Это был хороший «рок-урок»: мощный импульс вывести внутреннюю свободу из подполья на «свежий ветер» перестройки (кто знал, что «ветерок» этот превратится в «ураган»)…
ЛЕНИНГРАД. ИЮНЬ. ДОЖДЬ.
День тот выдался одновременно дождливым и светлым, бывают иногда такие денечки. Светлым он был и по настроению; кажется, в такой день ничего плохого в мире, а по крайней мере в городе, не происходит. И даже умирают люди легко и радостно, как будто не умирают даже, а «уезжают» в некие благословенные края, к своим хорошим, любимым друзьям…
Собака тоже была необычная, такая «прародительница – мы-сами-не-местные», что появились несколько лет спустя. Она забежала в вагон на следующей после моей остановки и, несмотря на мои уговоры доехать со мной до друзей, где я надеялся ее покормить, вышла раньше…
Меня это впечатлило, так что я сразу же, в трамвае, начал писать:
Ленинград. Июнь. Дождь.
Я еду к знакомой девчонке;
Только что добежал до остановки,
Встал под защиту балкона,
Но вот идет трамвай №1
И больше ничего не надо ждать…
Трамвай-одиночка, без второго вагона;
Люди без задних мыслей;
Кто мокрый,
А кто сложивший зонт
Едут куда-то в нем;
Скорее всего домой,
А может и на работу,
Если в ночную смену;
Но никто, я уверен,
Не едет просто так…
И вдруг,
Они начинают беспокоиться,
По очереди,
До кого когда дойдет
Этот мокрый бездомный пес…
(Зачем-то вбежавший сюда
И едущий в никуда…)
И люди боятся этот «комок
Тихого одиночества».
Они принимают позу угрозы,
Когда приближается «их друг».
Они убирают ноги,
чтобы не испачкаться вдруг…
Закончил я его в парадном и только потом поднялся к друзьям (здесь оно не полностью, слишком большое).
Собственно, я ехал не только и не совсем к знакомой девчонке. Татьяна уже стала М., то есть вышла замуж за Алексея. Кстати, провернули они это дело «по-ленински», т.е. конспиративно: «ни один шпик не унюхал шпиг со свадебного стола»! Так как, по словам Алексея, свадьбы не было; получил жену «под роспись» и все дела!
После свадьбы он перебрался к Татьяне. Она с родителями жила в уютной отдельной квартире с прекрасным видом на Никольский собор, лучшую церковь Ленинграда, по моему мнению!
Алексей сразу стал 100% семьянином! Конец «сейшенам» и прочим тусовкам. Какое-то время я бывал у них в гостях, но мне не очень нравилась зажатость, закрытость их дома, так что постепенно мои визиты прекратились, а Алексея я видел лишь изредка, в Академии…
М.О. СССР ПРОТЯГИВАЕТ «РУКУ ДРУЖБЫ»
На лестничной площадке 1-го этажа «краснокурсантской» общаги стоял стол, а на нем что-то вроде «почтового ящика»: много-много деревянных ячеек с номерами комнат…
Однажды, примчавшись с работы, я нашел в своей ячейке «путевку на курорт», а серьезнее, повестку на сборы…
- Ура! – закричал я. – От сборов отмажусь, а работу завтра на законных основаниях (поездка в военкомат) прогуляю!
Утром приехал в военкомат и меня с ходу взяли в оборот:
- В отпуск когда?
- Не знаю. В сентябре-октябре, наверное.
- А мы предлагаем почти все лето отдохнуть!
- Да, а где?
- А под Архангельском! Лагерь в лесу. Места красивейшие! Речки. Озера. Грибы. Ягоды. Как южанина спрашиваю, чернику, к примеру, доводилось пробовать?
- Ни разу. В книгах попадалось «черничный пирог», а пробовать не приходилось.
- Ну вот! А там ее полно и совершенно даром! Ягода – чудо! Объедение. Эх, я бы и сам туда махнул! Да вот служба. А тебе, сам подумай, или все лето в городе париться, или… Да, а приедешь со сборов, тут сюрприз!
- Приятный?
- Еще какой! Зарплата за три месяца! Сохраняется по месту работы! Ну как, едешь?
- Еду!
- Ну и отлично! Послезавтра сюда же, к восьми утра, с вещами.
Продолжение следует…
П
«1987»
Он был мистик по природе своей, из тех,
кто живет на границе сказки: и может
статься он первый заметил, как часто
эта граница проходит посреди
многолюдного города. В 20 ф. от него (он
был очень близорук) красные, белые и
желтые лучи газовых фонарей сплетались
и сливались, образуя огненную окраску
волшебного леса.
Г.К. Честертон
Иван Бодхидхарма движется с юга
на крыльях весны…
Б.Гребенщиков. «И.Бодхидхарма»
КРАСНОГО КУРСАНТА, 23
«Ластик забвения» начисто стер воспоминания о встрече 87-го года; видимо, в общаге на *** тихо, скромно, скорее всего с Игорем М.
Вскоре заработала медкомиссия и на втором этапе меня забраковала; физически прошел, психологически нет: повышенная чувствительность, т.е. «поэтом можешь ты побыть, а мильцанером быть не можешь!»
Начальник кадров РУВД расстроился, что я не прошел комиссию и не бросил меня, обещал помочь с работой и пропиской.
Игорь тоже огорчился, он надеялся, что мы будем работать вместе, он-то комиссию прошел и уже собирался перебираться в другую общагу.
Чуть погодя майор позвонил на вахту и передал, чтобы заехал к нему…
- Ну как, Алексей, паркетчиком смог бы работать? – встретил он меня вопросом.
- Думаю, смог бы.
- Ну вот, я договорился, что тебя возьмут учеником паркетчика в РСУ-17. Это на Васильевском острове. А общежитие на Петроградской, на Красного Курсанта.
- А в этом, где я сейчас живу, нельзя остаться?
- Нет, в этом нельзя; разные организации.
- Ну хорошо. Спасибо вам, товарищ майор, огромное.
- Ничего-ничего, работай, поступай! Жалко, конечно, что к нам не попал, нам бы таких ребят, как ты, Алексей, побольше! Удачи тебе на новом месте!
- И вам!
На этом мы простились и больше майора я никогда не видел, но запомнил на всю жизнь. (Эх, побольше бы нам «таких майоров»! И пусть бы становились генералами!)
Сборы длились недолго, и вот я на Красного Курсанта. И я «в минусе»! Это – общага! Безликая грязная пятиэтажка в каком-то неуютном углу!
Слишком много народу, а значит, ни капельки «домашности». В комнате, страшно сказать, жили шесть человек! К тому же мои новые соседи были намного старше и почти все алкоголики!
Нет, мы не конфликтовали, но особо и не ладили. Чтение вызывало у них недоумение и попало под негласный запрет: они рано ложились спать, приходилось тушить свет.
К счастью, в «моей первой» общаге остался друг, сосед его почти не ночевал, а Алексей всегда был рад моему приходу, а я любил оказаться в уютной «домашней» обстановке; так что все было не так уж и плохо.
КАП-КАП. РЕМОНТНИКИ. (РСУ-17)
От моей новой общаги до конторы РСУ-17 было рукой подать, минут десять ходьбы быстрым шагом. Правда, в конторе мы бывали нечасто, в дни зарплаты, при переходе на новый объект и т.п.
То, чем мы занимались, называлось – капитальный ремонт. Это когда берут старинный дом, внутри все ломают и делают «по-современному», а снаружи дом как бы остается старинным.
«География» наша не выходила дальше двух районов: Василеостровского и Петроградского.
«Мой первый дом» был на 8-й линии В.О., между Средним и Большим проспектами. Начинал я подсобником. Незабываем крик прораба:
- Е…я карусель! Опять х… в подъемник сломался! Подсобники! Ну, где вас х… носит?! Опять нажрались до обеда! Берите на х… ведра! Будете раствор таскать на пятый этаж! Надо тебя убирать (это уже мне) от этих алкашей! Сопьешься с ними на х…!
- Не, Петрович, - успокаивали его мои коллеги, - он молодец! Он эту гадость тово! Мимо! Долой! Не прикасается к ней!
- Ну молодец! Ладно, хватит стоять! Где ведра?! Е…я карусель!
«Замена подъемника» - самая трудная из всех наших обязанностей. Остальное – чепуха, типа уборки строительного мусора и т.п.
Гулявшие по стройке сквозняки «наградили» меня моим первым (и последним) больничным. Называлось мое освобождение от серых трудовых будней ярким красивым словом «люмбаго», это когда нагнуться нельзя.
Где-то около недели я ходил на процедуры в больницу неподалеку от общаги, где загорал под кварцевой лампой и любовался молоденькой санитаркой. Такой приятный отдых быстро поставил меня на ноги и больше люмбаго не возвращалось…
ПЕРВЫЙ РАЗ – НЕ «ПЕРВЫЙ КЛАСС»
Как-то субботним вечером мы сидели с одним знакомым в его комнате, пили чай и болтали. В коридоре вдруг раздался какой-то шум, типа скандала.
- Ой, пошли, глянем, что там такое! – вскочил мой любопытный друг.
Две пьяные девушки буянили около стола вахтерши, которая не пропускала их в мужскую общагу. Увидев нас, они замахали нам, мол, идите сюда…
Мы подошли.
- Пошли на улицу, покурим, - предложили подруги.
- Пошли.
На улице я угостил их сигаретами, а они нас – предложением:
- Пошли к нам в гости?
Глаза друга засияли. Он шепотом поинтересовался:
- Ты как?! Пойдем?!
- Ну и что мы стоим?! – обратился я к девчатам.
- Ниче! Пошли, - ухватили они нас за рукава, и мы тронулись в путь.
Мы подошли к женской общаге. Было одно «но», если в мужской общаге вахтконтроль осуществлялся мягко, как «на границе Швеции и Норвегии», то в женской – сурово, типа «границы Мексики и США». Так что пришлось лезть через окно…
И вот мы в комнате у «наших девушек». У них чисто и уютно, вот что значит женщины.
- Вон, - машут они рукой в сторону своих кроватей, - присаживайтесь, а мы пока переоденемся.
Мы садимся; один на одну кровать, другой на противоположную. Сидим молча, пялимся друг на друга, краснеем… Потому что краем глаза видим, как они переодеваются в сторонке в легкие домашние халатики и только…
Дверь уже заперта, одна их них занавешивает шторы. Потом «дамы» садятся рядышком с «кавалерами». Хотя шторы задернуты, но в комнате все равно светло и отвести глаз от красивых ног ( что те халатики) невозможно!
«Моя» что-то говорит и в конце концов «бросает хвост кота», заявляя:
- Ну ты и стеснительный! Мы же не дети!
Она берет мою руку и опускает ее на свою ногу, чуть выше колена, и хотя я действительно жутко скован, но руку мою, как магнитом, тянет куда-то под халат…
Увы, первый раз оказался не «первый класс», куда как ниже. После этого было как-то не по себе и я нашел какой-то невероятно веский предлог, чтобы слинять, исчезнуть, раствориться…
Приятель тоже не задержался, похоже, мы были одного поля ягода…
ВВЕРХ ПО ЛЕСТНИЦЕ
Весна принесла долгожданное тепло для города и служебное повышение для меня, «долгожданное» место паркетчика; в нашей бригаде я снова оказался самый молодой. Нет, числился еще парень года на два-три старше меня, но он как-то не воспринимался молодым. Однажды сидим после обеда, «цигарки жжем», а он начал вслух мечтать: «Вот выйду на пенсию, целыми днями рыбачить буду! А еще…» и т.д.
Меня это поразило! Мечтать о пенсии, значит, мечтать о старости! Что за бред?!
Итак, два молодых, основная масса – мужики среднего возраста и один пенсионер, который, понаблюдав за моей работой, изрек:
- Не, сынок! Не получится из тебя паркетчика!
Надо отдать должное моей бригаде, увидев, что паркетчик из меня никакой, обратно в подсобники они меня не отправили, ведь там и зарплата меньше и престиж ниже и все такое прочее…
Нравилось мне, когда мы попадали в жилые квартиры, циклевать или менять паркет. Было интересно заглянуть в чужую жизнь, да и встречали нас всегда «хлебом-солью»…
Весна тем временем набирала силу, а в нашем РСУ трудилась женская бригада маляров, а в этой бригаде состояла Лена В.
PUSSY CAT
На моей «малой родине» девушек мальчишки (и не только) называют телками, а вот в Ленинграде я такого не слышал; возможно, в моем кругу такое словечко не употреблялось.
Когда я стал на слух воспринимать англоязычные тексты песен, заметил, что девушек, в основном, называют «pussy cat» (кошечка).
Из этих двух подходов мне всегда был близок второй; или я скорее предпочитал тип женщины «кошка» типу «телка».
Как раз Лена В. была вылитая «кошка среди телок»: мягкая и жесткая, стройная, гибкая, подвижная, но все же первое, что я заметил, ее потрясающие зеленые глаза. Им-то и посвятил одно из первых ленинградских стихотворений:
Я встречал много девчонок;
Красивых, модно одетых, богатых,
Стройных, наглых, умных, хитрых,
но ни у одной их них
не было глаз.
Я не помню твоей одежды;
Я не помню твоей фигуры;
Я не знал твоего положения,
но у тебя были глаза!
Зеленые угольки!
Живые!
Я люблю вас!
Я хочу обжигать о вас губы!
До боли,
До бесчувствия,
До смерти…
То есть, если «есть» глаза, то они покроют все недостатки.
Так что, увидев Лену, я перестал спокойно спать и все пытался с ней встретиться. Это было непросто. Нет, я видел, что тоже ей нравлюсь! И ее коллеги расхваливали меня на все лады. Помню, как во время перекура на объекте присел на что-то каменное, входит начальник РСУ и кричит мне:
- Ты бы не сидел на камне-то! А то кое-что заболеет, и женщины любить не будут!
- Ой, нет! – чуть ли не хором закричали маляры, - мы бы его любого любили! Такой мальчик! Золото!
Вот только Лена была сирота. Выросла в детдоме. В 16 «залетела» (ох и слово!), родила и даже вышла замуж за «виновника залета», благо, что по выходу из детдома получила квартиру. Но примерно за год до нашего знакомства с мужем они развелись. Так что, во-первых, она уже «обожглась на воде», а во-вторых, ребенок на руках и никого, кто помог бы; ни тебе бабушек, ни тебе дедушек, их было только двое…
Тем не менее весна требовала своего. Как-то она оставила ребенка кому-то из соседей и мы встретились вечером в городе.
Погуляли, сходили в кино, поели мороженого; все было невинно и благопристойно.
Несколько раз наши встречи повторялись по тому же «сценарию», а потом, сразу после зарплаты, я пригласил ее в ресторан!
Попали мы как раз в тот, «без названия», что в «Валином доме», на углу Чкаловского и Б.Зелениной. Конечно, где кабак, там и выпивка, она меня расковала, и я предложил поехать ко мне в гости.
Ко «мне в гости» - это значило в комнату с пятью алкашами, что, естественно, отпадало; оставалось «ко мне в гости», значит, к Алексею М. на ***
Когда мы подходили к общаге, уже стемнело, и окошко Алексеевой комнаты светило нам, как фонарь мотылькам…
Я заглянул внутрь; еще безмятежный Алексей валялся на диване с книгой и грыз пряники. Тихо постучал. Алексей оторвался от книги и повернулся к окну…
- Привет, Алекс, - высунулся он в окно, сияя своей «фирменной» улыбкой, - ты что так поздно?
Но тут он заметил Лену и уже без улыбки задал риторический, сакраментальный вопрос:
- Мне уйти?
- Желательно, Леш!
- Ладно, пойду к *** Оставляю вам пряники. Чай знаешь где.
Ну какой может быть чай вдвоем с девушкой, о которой столько грезил?!
Как только за Алексеем захлопнулась дверь и мы влезли через окно в комнату, как тут же оказались в кровати…
Наша одежда летела на пол, и вот та, которая столько грезилась, лежала рядом… Когда-то желанная и далекая, а теперь желанная и близкая, горячая юной весенней кровью…
Но когда «бурная прелюдия» окончилась, «оркестр погасил свечи и покинул сцену». Крах-трах!
Кошмар; закон подлости; почему, когда я ложился спать один и если при этом начинал думать о ней, то все было в порядке? Настолько в порядке, что это не давало уснуть мне часами! А тут, когда она оказалась рядом, это отказалось служить хозяину!
Давно мне не было так стыдно! Но, надо отдать ей должное, Лена вела себя очень тактично. Видимо, у нее были глубокие чувства ко мне. Она как-то ненавязчиво утешала меня, а мне хотелось одного – исчезнуть…
И я исчез; в этом мне помог случай и Министерство Обороны; сразу же после этой ночи ее бригаду срочно перебросили в какой-то отдаленный район, что бывало очень-очень редко; а чуть позже Министерство обороны…
НАЧИНАЮЩИЕ И ЗАКАНЧИВАЮЩИЕ ЭКСТРЕМАЛЫ
Как-то на выходных мы с Алексеем решили отдать дань моде: покататься на скейтах; вернее, поучиться. Недалеко от его общаги находился*** парк, туда мы и направились…
И вот пробуем с горочки спускаться, благо она не крутая. Начинаем с энтузиазмом, но быстро остываем; первый я.
- Леш, - говорю, - ты как хочешь, а из меня скейтбордиста не выйдет!
- Ну, Алекс, давай еще попробуем! За полчаса же не научишься!
- И за час! И за два! Ладно, ты учись, а я посижу покурю.
Сижу-курю и вдруг замечаю двух девушек, играющих в бадминтон. Они одного росточка, но в остальном разные. Одна полненькая, но совсем чуть-чуть, так что это ее не портит, даже придает некий шарм; другая пожестче.
Полненькая – явно домашняя девочка, у нее интеллигентный вид, отчасти из-за очков; другая на домашнюю не похожа, такая может и машину водить, и на дерево залезть, и похулиганить и т.п.
Алексей сосредоточен на учебе. Возможно, ему грезятся лавры чемпиона и куча поклонниц «крутого экстремала»; разрушаю грезы:
- Леш, ты катайся, а я пойду с девушками в бадминтон поиграю.
- Где?! – Лешка от такой новости теряет равновесие и грохается на асфальт. То ли от удара, то ли от девушек глаза его начинают сиять… - Где, Алекс, девушки?!
- Разуй глаза! Они рядом с нами уже полчаса играют.
- Слушай, ну так пойдем, познакомимся! Только, что в очках, чур моя!
- Ой, Леш, что-то уже расхотелось. Да и неудобно как-то. Хотя, если она тебе так сильно понравилась, иди!
- Я стесняюсь. Давай ты первый!
- Ага, опять я!
- Ну Алекс! Ну, Алексушка! (Не с этого ли момента он всех стал называть на –ушка? Цоюшка, Шварцушка, Борюшка и т.д.)
- Ладно, пойдем!
Как легко знакомиться с девушками, которые тебе симпатичны, но речь не идет ни о «высокой любви», ни о «низкой тяге»! Вскоре мы уже знаем, что в очках – это Таня, а без очков – Жанна. Я предлагаю меняться: они катаются, а мы с Алексеем играем в бадминтон. Предложение принимается…
Увы, они тоже не рождены скейтбордистами! Видя такое дело, я, к вящему(и вякающему чуть-чуть )неудовольствию Алексея, бросаю ракетку и бросаюсь помогать Жанне. Ведь это веский повод обнять девушку за талию, подхватить ее при падении и т.п. Тут доходит и до него; он кидается к Татьяне и дает ей «мастер-класс»…
На память об этом, не самом худшем дне нашей жизни у меня сохранилась плохонькая черно-белая фотография, где Татьяна с Алексеем стоят рядышком, а я, присев за их спинами, держу у них над головами ракетки. Было похоже на «нимбы», но, оказалось, «обручальные кольца»…
ПОЛНОПРИВОДНОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ
Как-то я заехал к Саше В. на Скороходова, а он мне с порога:
- Хочешь подзаработать?
- Спрашиваешь! А что надо делать?
- Да работа несложная. Вот, смотри.
Он открыл картонную коробку, в которой оказались не склеенные, распластанные пачки «М».
- Ого! – присвистнул я. – Лучше бы, конечно, они были полными.
- Вот их надо склеить, а потом наполнить.
- Чем и зачем?
- Резаным, по форме пачки, картоном. А потом заклеить целлофаном. Все необходимое для этого имеется.
- А зачем все это?
- Понимаешь, тут один мой знакомый еврей уезжает в Израиль, навсегда. Последнее время он держал подпольный видеосалон, а заодно и как бы «игорный дом», всякие там картежные игры. Там же у него что-то вроде бара: фирменная выпивка, сигареты и прочие «радости жизни». Сейчас все это «дело» он собирается продать одному человеку; если этому еврею перед самым отъездом впарить «М», то он перепродаст их вместе с «делом» новому хозяину, когда откроется, что сигареты «левые», он будет уже далеко и спросить будет не с кого.
- Ага, понятно!
- Бабки хорошие, делим пополам. Ну как, согласен?
- Да.
- Тогда так, делать надо быстро, времени уже в обрез; то есть, может, пару ночей придется не спать. Одну коробку ты сделаешь у себя в общаге, а одну я дома.
- Раз так, то давай я сразу и поеду делать.
- Правильно, это по-деловому.
Понимая, что одному трудно управиться за такое время, решил подключить Алексея М. Пообещал хорошо заплатить. Он согласился.
И вот бесконечно нудная, отупляющая работа, ко всеобщей радости, окончена в срок. Я, как крутой ковбой, с целой коробкой «М» еду на Скороходова…
Дверь распахивается. За ней два незнакомых мужика, а за их спинами Саша В. Мужики спрашивают:
- Вам кого?
А Саша за их спинами машет головой, типа «сваливай, явка провалена»!
- Это Скороходова ***? – называю другой адрес.
- Нет. Это ***.
- Ой, извините, ошибся!
Разворачиваюсь, с бухающим сердцем спускаюсь по лестнице и вдруг окрик:
- Минутку!
Тут я перехожу на бег, но у выхода из парадного они меня настигают и хватают под белы рученьки…
- В-в, к тебе человек шел?
- Ну да, ко мне.
- А что это он сделал вид, будто тебя не знает?
- Откуда я знаю?! Спросите у него!
- Хорошо, спросим.
И меня вежливо ведут в РОВД, благо оно совсем рядом. Беседовали со мной тоже вежливо (прямо как на «улице разбитых фонарей». Любопытствовали, что да как, да почему, «не хочу ли я в тюрьму» (шутка). Что это за странные сигареты? Давно ли я знаю В.? Не сидел ли я с ним?
То, что В. сидел, оказалось для меня сюрпризом. Выяснилось, что после отсидки он состоял под надзором, а это опера как раз и пришли его «надзирать». Бывали они у В. и раньше, но мне везло, раньше я с ними не сталкивался…
В свою очередь, я поведал им грустную историю приезжего паренька, который редко дотягивает до получки и каждую последнюю неделю месяца тихонечко голодает. А тут возможность подзаработать, делать «роботов» на продажу (был такой бзик в то время: из пустых сигаретных пачек, фирменных, конечно, клеили «роботов» и украшали ими свои скромные жилища).
В соседнем кабинете без всякой предварительной договоренности про «роботов» плел и «фантаст» В.
Повезло, попали на одну волну. Видимо, поэтому нам поверили и отпустили. Но афера, конечно, сорвалась.
РОК-УРОК
There no stars in N.Y.sky
They all on the ground.
Lou Reed
У Алексея М. был магнитофон. «Бобинник» или «катушечник», как звали тогда такие агрегаты. В довесок к агрегату он знал одного меломана, имевшего связи в Питерском рок-клубе. Этот меломан, Глеб, давал записи на время, послушать. Слушал, разумеется, и я.
Странно, но в Константиновке почему-то не слушали питерского рока во времена моей юности; московский, да: «Машина времени» в числе фаворитов. Конечно, было много западной попсы и поменьше рока. Естественно, по рукам ходил «блатняк» (еще не «шансон») где-то перед моим отъездом в Питер появились свердловские команды, с «Наутилусом» на «первых ролях», а питерского так ничего и не было. Так что я чувствовал себя «Колумбом», когда впервые услышал «Зоопарк», «Кино», «Аквариум», «Алису», «Телевизор» и т.д.
Также, благодаря Алексею, я впервые попал на рок-концерт или «сейшн», по-тогдашнему. Собственно, концертов было много, в Ленинградском Дворце Молодежи проходил рок-фестиваль, так что почти сразу после прослушивания записей многие из этих команд я увидел и услышал вживую…
Денег не было, но было сильное желание попасть в зал, это желание заменяло билеты. Способ «всеми – правдами – неправдами» требовал времени; нужно было попасть в ЛДМ как можно раньше, чтобы изучить все варианты прохода. В один из таких «ранних заходов» (Дворец еще пустовал) мы с Алексеем сидели у второстепенного входа (главный вход шел как бы через гостиницу), осматривались. Через этот вход вошли три парня, присели рядом с нами, закурили и начали что-то горячо обсуждать; по их разговору я понял, что это музыканты какой-то группы. Потом они встали и ушли за кулисы…
Лешка перевел дыхание и каким-то ненормальным, священным полушепотом заявил:
- Знаешь, кто рядом с тобой сидел?!
- Нет?
- Цой! Ну, «Кино»!
- А-а! Ну, я еще гляжу, восточная внешность. Да, а он-то Цой! Ну да!
Лешка еще долго ходил взбудораженный, но на меня, честно говоря, большого впечатления это не произвело, хотя «Кино» я уже полюбил (три моих самые любимые команды на сегодня как раз «Кино», «Аквариум» и «Зоопарк», только «Кино» я теперь не могу слушать) к тому времени…
Позже я видел Боярского в бане на Марата, а Розенбаума в кафе на 1-ой линии В.о. Знакомый уличный портретист писал портрет Патриции Каас, и там же, на «катьке», как-то дружески беседовал с художниками Светин.
Так что слова Лу Рида:
В небе Нью-Йорка не увидишь звезд,
Все они на земле -
прекрасно подходили для Ленинграда…
тем временем публика стекалась в Дворец Молодежи; если к началу концерта мы еще не проникали в зал, тогда оставалось пробиваться в зал «свиньей».
Способ этот заключался в скоплении толпы безбилетников у входа в зал; в какой-то удобный момент эта группа перла внутрь внаглую, оттирала контролеров и рассеивалась в толпе, где уже нереально было отделить «козлов от овечек». Тут главное было не оказаться в «хвосте группы», последних могли схватить контролеры…
Но вот ты в зале, билета у тебя нет, значит, нет и места. Но слушать рок сидя – это…извращение! Самый смак быть сжатым толпой и под звуки музыки войти с ней в один ритм, стать одним целым. Это невероятная энергетика! Я понимаю, откуда взялась у рокеров манера прыгать со сцены в зал, на руки зрителей: у этой энергии такой заряд, что кажется, оттолкнись посильнее от пола и полетишь, взмоешь над толпой…
С этого рок-фестиваля на несколько лет «сейшены» стали весомой частью моей жизни. Это был хороший «рок-урок»: мощный импульс вывести внутреннюю свободу из подполья на «свежий ветер» перестройки (кто знал, что «ветерок» этот превратится в «ураган»)…
ЛЕНИНГРАД. ИЮНЬ. ДОЖДЬ.
День тот выдался одновременно дождливым и светлым, бывают иногда такие денечки. Светлым он был и по настроению; кажется, в такой день ничего плохого в мире, а по крайней мере в городе, не происходит. И даже умирают люди легко и радостно, как будто не умирают даже, а «уезжают» в некие благословенные края, к своим хорошим, любимым друзьям…
Собака тоже была необычная, такая «прародительница – мы-сами-не-местные», что появились несколько лет спустя. Она забежала в вагон на следующей после моей остановки и, несмотря на мои уговоры доехать со мной до друзей, где я надеялся ее покормить, вышла раньше…
Меня это впечатлило, так что я сразу же, в трамвае, начал писать:
Ленинград. Июнь. Дождь.
Я еду к знакомой девчонке;
Только что добежал до остановки,
Встал под защиту балкона,
Но вот идет трамвай №1
И больше ничего не надо ждать…
Трамвай-одиночка, без второго вагона;
Люди без задних мыслей;
Кто мокрый,
А кто сложивший зонт
Едут куда-то в нем;
Скорее всего домой,
А может и на работу,
Если в ночную смену;
Но никто, я уверен,
Не едет просто так…
И вдруг,
Они начинают беспокоиться,
По очереди,
До кого когда дойдет
Этот мокрый бездомный пес…
(Зачем-то вбежавший сюда
И едущий в никуда…)
И люди боятся этот «комок
Тихого одиночества».
Они принимают позу угрозы,
Когда приближается «их друг».
Они убирают ноги,
чтобы не испачкаться вдруг…
Закончил я его в парадном и только потом поднялся к друзьям (здесь оно не полностью, слишком большое).
Собственно, я ехал не только и не совсем к знакомой девчонке. Татьяна уже стала М., то есть вышла замуж за Алексея. Кстати, провернули они это дело «по-ленински», т.е. конспиративно: «ни один шпик не унюхал шпиг со свадебного стола»! Так как, по словам Алексея, свадьбы не было; получил жену «под роспись» и все дела!
После свадьбы он перебрался к Татьяне. Она с родителями жила в уютной отдельной квартире с прекрасным видом на Никольский собор, лучшую церковь Ленинграда, по моему мнению!
Алексей сразу стал 100% семьянином! Конец «сейшенам» и прочим тусовкам. Какое-то время я бывал у них в гостях, но мне не очень нравилась зажатость, закрытость их дома, так что постепенно мои визиты прекратились, а Алексея я видел лишь изредка, в Академии…
М.О. СССР ПРОТЯГИВАЕТ «РУКУ ДРУЖБЫ»
На лестничной площадке 1-го этажа «краснокурсантской» общаги стоял стол, а на нем что-то вроде «почтового ящика»: много-много деревянных ячеек с номерами комнат…
Однажды, примчавшись с работы, я нашел в своей ячейке «путевку на курорт», а серьезнее, повестку на сборы…
- Ура! – закричал я. – От сборов отмажусь, а работу завтра на законных основаниях (поездка в военкомат) прогуляю!
Утром приехал в военкомат и меня с ходу взяли в оборот:
- В отпуск когда?
- Не знаю. В сентябре-октябре, наверное.
- А мы предлагаем почти все лето отдохнуть!
- Да, а где?
- А под Архангельском! Лагерь в лесу. Места красивейшие! Речки. Озера. Грибы. Ягоды. Как южанина спрашиваю, чернику, к примеру, доводилось пробовать?
- Ни разу. В книгах попадалось «черничный пирог», а пробовать не приходилось.
- Ну вот! А там ее полно и совершенно даром! Ягода – чудо! Объедение. Эх, я бы и сам туда махнул! Да вот служба. А тебе, сам подумай, или все лето в городе париться, или… Да, а приедешь со сборов, тут сюрприз!
- Приятный?
- Еще какой! Зарплата за три месяца! Сохраняется по месту работы! Ну как, едешь?
- Еду!
- Ну и отлично! Послезавтра сюда же, к восьми утра, с вещами.
Продолжение следует…
П
«1987»
Он был мистик по природе своей, из тех,
кто живет на границе сказки: и может
статься он первый заметил, как часто
эта граница проходит посреди
многолюдного города. В 20 ф. от него (он
был очень близорук) красные, белые и
желтые лучи газовых фонарей сплетались
и сливались, образуя огненную окраску
волшебного леса.
Г.К. Честертон
Иван Бодхидхарма движется с юга
на крыльях весны…
Б.Гребенщиков. «И.Бодхидхарма»
КРАСНОГО КУРСАНТА, 23
«Ластик забвения» начисто стер воспоминания о встрече 87-го года; видимо, в общаге на *** тихо, скромно, скорее всего с Игорем М.
Вскоре заработала медкомиссия и на втором этапе меня забраковала; физически прошел, психологически нет: повышенная чувствительность, т.е. «поэтом можешь ты побыть, а мильцанером быть не можешь!»
Начальник кадров РУВД расстроился, что я не прошел комиссию и не бросил меня, обещал помочь с работой и пропиской.
Игорь тоже огорчился, он надеялся, что мы будем работать вместе, он-то комиссию прошел и уже собирался перебираться в другую общагу.
Чуть погодя майор позвонил на вахту и передал, чтобы заехал к нему…
- Ну как, Алексей, паркетчиком смог бы работать? – встретил он меня вопросом.
- Думаю, смог бы.
- Ну вот, я договорился, что тебя возьмут учеником паркетчика в РСУ-17. Это на Васильевском острове. А общежитие на Петроградской, на Красного Курсанта.
- А в этом, где я сейчас живу, нельзя остаться?
- Нет, в этом нельзя; разные организации.
- Ну хорошо. Спасибо вам, товарищ майор, огромное.
- Ничего-ничего, работай, поступай! Жалко, конечно, что к нам не попал, нам бы таких ребят, как ты, Алексей, побольше! Удачи тебе на новом месте!
- И вам!
На этом мы простились и больше майора я никогда не видел, но запомнил на всю жизнь. (Эх, побольше бы нам «таких майоров»! И пусть бы становились генералами!)
Сборы длились недолго, и вот я на Красного Курсанта. И я «в минусе»! Это – общага! Безликая грязная пятиэтажка в каком-то неуютном углу!
Слишком много народу, а значит, ни капельки «домашности». В комнате, страшно сказать, жили шесть человек! К тому же мои новые соседи были намного старше и почти все алкоголики!
Нет, мы не конфликтовали, но особо и не ладили. Чтение вызывало у них недоумение и попало под негласный запрет: они рано ложились спать, приходилось тушить свет.
К счастью, в «моей первой» общаге остался друг, сосед его почти не ночевал, а Алексей всегда был рад моему приходу, а я любил оказаться в уютной «домашней» обстановке; так что все было не так уж и плохо.
КАП-КАП. РЕМОНТНИКИ. (РСУ-17)
От моей новой общаги до конторы РСУ-17 было рукой подать, минут десять ходьбы быстрым шагом. Правда, в конторе мы бывали нечасто, в дни зарплаты, при переходе на новый объект и т.п.
То, чем мы занимались, называлось – капитальный ремонт. Это когда берут старинный дом, внутри все ломают и делают «по-современному», а снаружи дом как бы остается старинным.
«География» наша не выходила дальше двух районов: Василеостровского и Петроградского.
«Мой первый дом» был на 8-й линии В.О., между Средним и Большим проспектами. Начинал я подсобником. Незабываем крик прораба:
- Е…я карусель! Опять х… в подъемник сломался! Подсобники! Ну, где вас х… носит?! Опять нажрались до обеда! Берите на х… ведра! Будете раствор таскать на пятый этаж! Надо тебя убирать (это уже мне) от этих алкашей! Сопьешься с ними на х…!
- Не, Петрович, - успокаивали его мои коллеги, - он молодец! Он эту гадость тово! Мимо! Долой! Не прикасается к ней!
- Ну молодец! Ладно, хватит стоять! Где ведра?! Е…я карусель!
«Замена подъемника» - самая трудная из всех наших обязанностей. Остальное – чепуха, типа уборки строительного мусора и т.п.
Гулявшие по стройке сквозняки «наградили» меня моим первым (и последним) больничным. Называлось мое освобождение от серых трудовых будней ярким красивым словом «люмбаго», это когда нагнуться нельзя.
Где-то около недели я ходил на процедуры в больницу неподалеку от общаги, где загорал под кварцевой лампой и любовался молоденькой санитаркой. Такой приятный отдых быстро поставил меня на ноги и больше люмбаго не возвращалось…
ПЕРВЫЙ РАЗ – НЕ «ПЕРВЫЙ КЛАСС»
Как-то субботним вечером мы сидели с одним знакомым в его комнате, пили чай и болтали. В коридоре вдруг раздался какой-то шум, типа скандала.
- Ой, пошли, глянем, что там такое! – вскочил мой любопытный друг.
Две пьяные девушки буянили около стола вахтерши, которая не пропускала их в мужскую общагу. Увидев нас, они замахали нам, мол, идите сюда…
Мы подошли.
- Пошли на улицу, покурим, - предложили подруги.
- Пошли.
На улице я угостил их сигаретами, а они нас – предложением:
- Пошли к нам в гости?
Глаза друга засияли. Он шепотом поинтересовался:
- Ты как?! Пойдем?!
- Ну и что мы стоим?! – обратился я к девчатам.
- Ниче! Пошли, - ухватили они нас за рукава, и мы тронулись в путь.
Мы подошли к женской общаге. Было одно «но», если в мужской общаге вахтконтроль осуществлялся мягко, как «на границе Швеции и Норвегии», то в женской – сурово, типа «границы Мексики и США». Так что пришлось лезть через окно…
И вот мы в комнате у «наших девушек». У них чисто и уютно, вот что значит женщины.
- Вон, - машут они рукой в сторону своих кроватей, - присаживайтесь, а мы пока переоденемся.
Мы садимся; один на одну кровать, другой на противоположную. Сидим молча, пялимся друг на друга, краснеем… Потому что краем глаза видим, как они переодеваются в сторонке в легкие домашние халатики и только…
Дверь уже заперта, одна их них занавешивает шторы. Потом «дамы» садятся рядышком с «кавалерами». Хотя шторы задернуты, но в комнате все равно светло и отвести глаз от красивых ног ( что те халатики) невозможно!
«Моя» что-то говорит и в конце концов «бросает хвост кота», заявляя:
- Ну ты и стеснительный! Мы же не дети!
Она берет мою руку и опускает ее на свою ногу, чуть выше колена, и хотя я действительно жутко скован, но руку мою, как магнитом, тянет куда-то под халат…
Увы, первый раз оказался не «первый класс», куда как ниже. После этого было как-то не по себе и я нашел какой-то невероятно веский предлог, чтобы слинять, исчезнуть, раствориться…
Приятель тоже не задержался, похоже, мы были одного поля ягода…
ВВЕРХ ПО ЛЕСТНИЦЕ
Весна принесла долгожданное тепло для города и служебное повышение для меня, «долгожданное» место паркетчика; в нашей бригаде я снова оказался самый молодой. Нет, числился еще парень года на два-три старше меня, но он как-то не воспринимался молодым. Однажды сидим после обеда, «цигарки жжем», а он начал вслух мечтать: «Вот выйду на пенсию, целыми днями рыбачить буду! А еще…» и т.д.
Меня это поразило! Мечтать о пенсии, значит, мечтать о старости! Что за бред?!
Итак, два молодых, основная масса – мужики среднего возраста и один пенсионер, который, понаблюдав за моей работой, изрек:
- Не, сынок! Не получится из тебя паркетчика!
Надо отдать должное моей бригаде, увидев, что паркетчик из меня никакой, обратно в подсобники они меня не отправили, ведь там и зарплата меньше и престиж ниже и все такое прочее…
Нравилось мне, когда мы попадали в жилые квартиры, циклевать или менять паркет. Было интересно заглянуть в чужую жизнь, да и встречали нас всегда «хлебом-солью»…
Весна тем временем набирала силу, а в нашем РСУ трудилась женская бригада маляров, а в этой бригаде состояла Лена В.
PUSSY CAT
На моей «малой родине» девушек мальчишки (и не только) называют телками, а вот в Ленинграде я такого не слышал; возможно, в моем кругу такое словечко не употреблялось.
Когда я стал на слух воспринимать англоязычные тексты песен, заметил, что девушек, в основном, называют «pussy cat» (кошечка).
Из этих двух подходов мне всегда был близок второй; или я скорее предпочитал тип женщины «кошка» типу «телка».
Как раз Лена В. была вылитая «кошка среди телок»: мягкая и жесткая, стройная, гибкая, подвижная, но все же первое, что я заметил, ее потрясающие зеленые глаза. Им-то и посвятил одно из первых ленинградских стихотворений:
Я встречал много девчонок;
Красивых, модно одетых, богатых,
Стройных, наглых, умных, хитрых,
но ни у одной их них
не было глаз.
Я не помню твоей одежды;
Я не помню твоей фигуры;
Я не знал твоего положения,
но у тебя были глаза!
Зеленые угольки!
Живые!
Я люблю вас!
Я хочу обжигать о вас губы!
До боли,
До бесчувствия,
До смерти…
То есть, если «есть» глаза, то они покроют все недостатки.
Так что, увидев Лену, я перестал спокойно спать и все пытался с ней встретиться. Это было непросто. Нет, я видел, что тоже ей нравлюсь! И ее коллеги расхваливали меня на все лады. Помню, как во время перекура на объекте присел на что-то каменное, входит начальник РСУ и кричит мне:
- Ты бы не сидел на камне-то! А то кое-что заболеет, и женщины любить не будут!
- Ой, нет! – чуть ли не хором закричали маляры, - мы бы его любого любили! Такой мальчик! Золото!
Вот только Лена была сирота. Выросла в детдоме. В 16 «залетела» (ох и слово!), родила и даже вышла замуж за «виновника залета», благо, что по выходу из детдома получила квартиру. Но примерно за год до нашего знакомства с мужем они развелись. Так что, во-первых, она уже «обожглась на воде», а во-вторых, ребенок на руках и никого, кто помог бы; ни тебе бабушек, ни тебе дедушек, их было только двое…
Тем не менее весна требовала своего. Как-то она оставила ребенка кому-то из соседей и мы встретились вечером в городе.
Погуляли, сходили в кино, поели мороженого; все было невинно и благопристойно.
Несколько раз наши встречи повторялись по тому же «сценарию», а потом, сразу после зарплаты, я пригласил ее в ресторан!
Попали мы как раз в тот, «без названия», что в «Валином доме», на углу Чкаловского и Б.Зелениной. Конечно, где кабак, там и выпивка, она меня расковала, и я предложил поехать ко мне в гости.
Ко «мне в гости» - это значило в комнату с пятью алкашами, что, естественно, отпадало; оставалось «ко мне в гости», значит, к Алексею М. на ***
Когда мы подходили к общаге, уже стемнело, и окошко Алексеевой комнаты светило нам, как фонарь мотылькам…
Я заглянул внутрь; еще безмятежный Алексей валялся на диване с книгой и грыз пряники. Тихо постучал. Алексей оторвался от книги и повернулся к окну…
- Привет, Алекс, - высунулся он в окно, сияя своей «фирменной» улыбкой, - ты что так поздно?
Но тут он заметил Лену и уже без улыбки задал риторический, сакраментальный вопрос:
- Мне уйти?
- Желательно, Леш!
- Ладно, пойду к *** Оставляю вам пряники. Чай знаешь где.
Ну какой может быть чай вдвоем с девушкой, о которой столько грезил?!
Как только за Алексеем захлопнулась дверь и мы влезли через окно в комнату, как тут же оказались в кровати…
Наша одежда летела на пол, и вот та, которая столько грезилась, лежала рядом… Когда-то желанная и далекая, а теперь желанная и близкая, горячая юной весенней кровью…
Но когда «бурная прелюдия» окончилась, «оркестр погасил свечи и покинул сцену». Крах-трах!
Кошмар; закон подлости; почему, когда я ложился спать один и если при этом начинал думать о ней, то все было в порядке? Настолько в порядке, что это не давало уснуть мне часами! А тут, когда она оказалась рядом, это отказалось служить хозяину!
Давно мне не было так стыдно! Но, надо отдать ей должное, Лена вела себя очень тактично. Видимо, у нее были глубокие чувства ко мне. Она как-то ненавязчиво утешала меня, а мне хотелось одного – исчезнуть…
И я исчез; в этом мне помог случай и Министерство Обороны; сразу же после этой ночи ее бригаду срочно перебросили в какой-то отдаленный район, что бывало очень-очень редко; а чуть позже Министерство обороны…
НАЧИНАЮЩИЕ И ЗАКАНЧИВАЮЩИЕ ЭКСТРЕМАЛЫ
Как-то на выходных мы с Алексеем решили отдать дань моде: покататься на скейтах; вернее, поучиться. Недалеко от его общаги находился*** парк, туда мы и направились…
И вот пробуем с горочки спускаться, благо она не крутая. Начинаем с энтузиазмом, но быстро остываем; первый я.
- Леш, - говорю, - ты как хочешь, а из меня скейтбордиста не выйдет!
- Ну, Алекс, давай еще попробуем! За полчаса же не научишься!
- И за час! И за два! Ладно, ты учись, а я посижу покурю.
Сижу-курю и вдруг замечаю двух девушек, играющих в бадминтон. Они одного росточка, но в остальном разные. Одна полненькая, но совсем чуть-чуть, так что это ее не портит, даже придает некий шарм; другая пожестче.
Полненькая – явно домашняя девочка, у нее интеллигентный вид, отчасти из-за очков; другая на домашнюю не похожа, такая может и машину водить, и на дерево залезть, и похулиганить и т.п.
Алексей сосредоточен на учебе. Возможно, ему грезятся лавры чемпиона и куча поклонниц «крутого экстремала»; разрушаю грезы:
- Леш, ты катайся, а я пойду с девушками в бадминтон поиграю.
- Где?! – Лешка от такой новости теряет равновесие и грохается на асфальт. То ли от удара, то ли от девушек глаза его начинают сиять… - Где, Алекс, девушки?!
- Разуй глаза! Они рядом с нами уже полчаса играют.
- Слушай, ну так пойдем, познакомимся! Только, что в очках, чур моя!
- Ой, Леш, что-то уже расхотелось. Да и неудобно как-то. Хотя, если она тебе так сильно понравилась, иди!
- Я стесняюсь. Давай ты первый!
- Ага, опять я!
- Ну Алекс! Ну, Алексушка! (Не с этого ли момента он всех стал называть на –ушка? Цоюшка, Шварцушка, Борюшка и т.д.)
- Ладно, пойдем!
Как легко знакомиться с девушками, которые тебе симпатичны, но речь не идет ни о «высокой любви», ни о «низкой тяге»! Вскоре мы уже знаем, что в очках – это Таня, а без очков – Жанна. Я предлагаю меняться: они катаются, а мы с Алексеем играем в бадминтон. Предложение принимается…
Увы, они тоже не рождены скейтбордистами! Видя такое дело, я, к вящему(и вякающему чуть-чуть )неудовольствию Алексея, бросаю ракетку и бросаюсь помогать Жанне. Ведь это веский повод обнять девушку за талию, подхватить ее при падении и т.п. Тут доходит и до него; он кидается к Татьяне и дает ей «мастер-класс»…
На память об этом, не самом худшем дне нашей жизни у меня сохранилась плохонькая черно-белая фотография, где Татьяна с Алексеем стоят рядышком, а я, присев за их спинами, держу у них над головами ракетки. Было похоже на «нимбы», но, оказалось, «обручальные кольца»…
ПОЛНОПРИВОДНОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ
Как-то я заехал к Саше В. на Скороходова, а он мне с порога:
- Хочешь подзаработать?
- Спрашиваешь! А что надо делать?
- Да работа несложная. Вот, смотри.
Он открыл картонную коробку, в которой оказались не склеенные, распластанные пачки «М».
- Ого! – присвистнул я. – Лучше бы, конечно, они были полными.
- Вот их надо склеить, а потом наполнить.
- Чем и зачем?
- Резаным, по форме пачки, картоном. А потом заклеить целлофаном. Все необходимое для этого имеется.
- А зачем все это?
- Понимаешь, тут один мой знакомый еврей уезжает в Израиль, навсегда. Последнее время он держал подпольный видеосалон, а заодно и как бы «игорный дом», всякие там картежные игры. Там же у него что-то вроде бара: фирменная выпивка, сигареты и прочие «радости жизни». Сейчас все это «дело» он собирается продать одному человеку; если этому еврею перед самым отъездом впарить «М», то он перепродаст их вместе с «делом» новому хозяину, когда откроется, что сигареты «левые», он будет уже далеко и спросить будет не с кого.
- Ага, понятно!
- Бабки хорошие, делим пополам. Ну как, согласен?
- Да.
- Тогда так, делать надо быстро, времени уже в обрез; то есть, может, пару ночей придется не спать. Одну коробку ты сделаешь у себя в общаге, а одну я дома.
- Раз так, то давай я сразу и поеду делать.
- Правильно, это по-деловому.
Понимая, что одному трудно управиться за такое время, решил подключить Алексея М. Пообещал хорошо заплатить. Он согласился.
И вот бесконечно нудная, отупляющая работа, ко всеобщей радости, окончена в срок. Я, как крутой ковбой, с целой коробкой «М» еду на Скороходова…
Дверь распахивается. За ней два незнакомых мужика, а за их спинами Саша В. Мужики спрашивают:
- Вам кого?
А Саша за их спинами машет головой, типа «сваливай, явка провалена»!
- Это Скороходова ***? – называю другой адрес.
- Нет. Это ***.
- Ой, извините, ошибся!
Разворачиваюсь, с бухающим сердцем спускаюсь по лестнице и вдруг окрик:
- Минутку!
Тут я перехожу на бег, но у выхода из парадного они меня настигают и хватают под белы рученьки…
- В-в, к тебе человек шел?
- Ну да, ко мне.
- А что это он сделал вид, будто тебя не знает?
- Откуда я знаю?! Спросите у него!
- Хорошо, спросим.
И меня вежливо ведут в РОВД, благо оно совсем рядом. Беседовали со мной тоже вежливо (прямо как на «улице разбитых фонарей». Любопытствовали, что да как, да почему, «не хочу ли я в тюрьму» (шутка). Что это за странные сигареты? Давно ли я знаю В.? Не сидел ли я с ним?
То, что В. сидел, оказалось для меня сюрпризом. Выяснилось, что после отсидки он состоял под надзором, а это опера как раз и пришли его «надзирать». Бывали они у В. и раньше, но мне везло, раньше я с ними не сталкивался…
В свою очередь, я поведал им грустную историю приезжего паренька, который редко дотягивает до получки и каждую последнюю неделю месяца тихонечко голодает. А тут возможность подзаработать, делать «роботов» на продажу (был такой бзик в то время: из пустых сигаретных пачек, фирменных, конечно, клеили «роботов» и украшали ими свои скромные жилища).
В соседнем кабинете без всякой предварительной договоренности про «роботов» плел и «фантаст» В.
Повезло, попали на одну волну. Видимо, поэтому нам поверили и отпустили. Но афера, конечно, сорвалась.
РОК-УРОК
There no stars in N.Y.sky
They all on the ground.
Lou Reed
У Алексея М. был магнитофон. «Бобинник» или «катушечник», как звали тогда такие агрегаты. В довесок к агрегату он знал одного меломана, имевшего связи в Питерском рок-клубе. Этот меломан, Глеб, давал записи на время, послушать. Слушал, разумеется, и я.
Странно, но в Константиновке почему-то не слушали питерского рока во времена моей юности; московский, да: «Машина времени» в числе фаворитов. Конечно, было много западной попсы и поменьше рока. Естественно, по рукам ходил «блатняк» (еще не «шансон») где-то перед моим отъездом в Питер появились свердловские команды, с «Наутилусом» на «первых ролях», а питерского так ничего и не было. Так что я чувствовал себя «Колумбом», когда впервые услышал «Зоопарк», «Кино», «Аквариум», «Алису», «Телевизор» и т.д.
Также, благодаря Алексею, я впервые попал на рок-концерт или «сейшн», по-тогдашнему. Собственно, концертов было много, в Ленинградском Дворце Молодежи проходил рок-фестиваль, так что почти сразу после прослушивания записей многие из этих команд я увидел и услышал вживую…
Денег не было, но было сильное желание попасть в зал, это желание заменяло билеты. Способ «всеми – правдами – неправдами» требовал времени; нужно было попасть в ЛДМ как можно раньше, чтобы изучить все варианты прохода. В один из таких «ранних заходов» (Дворец еще пустовал) мы с Алексеем сидели у второстепенного входа (главный вход шел как бы через гостиницу), осматривались. Через этот вход вошли три парня, присели рядом с нами, закурили и начали что-то горячо обсуждать; по их разговору я понял, что это музыканты какой-то группы. Потом они встали и ушли за кулисы…
Лешка перевел дыхание и каким-то ненормальным, священным полушепотом заявил:
- Знаешь, кто рядом с тобой сидел?!
- Нет?
- Цой! Ну, «Кино»!
- А-а! Ну, я еще гляжу, восточная внешность. Да, а он-то Цой! Ну да!
Лешка еще долго ходил взбудораженный, но на меня, честно говоря, большого впечатления это не произвело, хотя «Кино» я уже полюбил (три моих самые любимые команды на сегодня как раз «Кино», «Аквариум» и «Зоопарк», только «Кино» я теперь не могу слушать) к тому времени…
Позже я видел Боярского в бане на Марата, а Розенбаума в кафе на 1-ой линии В.о. Знакомый уличный портретист писал портрет Патриции Каас, и там же, на «катьке», как-то дружески беседовал с художниками Светин.
Так что слова Лу Рида:
В небе Нью-Йорка не увидишь звезд,
Все они на земле -
прекрасно подходили для Ленинграда…
тем временем публика стекалась в Дворец Молодежи; если к началу концерта мы еще не проникали в зал, тогда оставалось пробиваться в зал «свиньей».
Способ этот заключался в скоплении толпы безбилетников у входа в зал; в какой-то удобный момент эта группа перла внутрь внаглую, оттирала контролеров и рассеивалась в толпе, где уже нереально было отделить «козлов от овечек». Тут главное было не оказаться в «хвосте группы», последних могли схватить контролеры…
Но вот ты в зале, билета у тебя нет, значит, нет и места. Но слушать рок сидя – это…извращение! Самый смак быть сжатым толпой и под звуки музыки войти с ней в один ритм, стать одним целым. Это невероятная энергетика! Я понимаю, откуда взялась у рокеров манера прыгать со сцены в зал, на руки зрителей: у этой энергии такой заряд, что кажется, оттолкнись посильнее от пола и полетишь, взмоешь над толпой…
С этого рок-фестиваля на несколько лет «сейшены» стали весомой частью моей жизни. Это был хороший «рок-урок»: мощный импульс вывести внутреннюю свободу из подполья на «свежий ветер» перестройки (кто знал, что «ветерок» этот превратится в «ураган»)…
ЛЕНИНГРАД. ИЮНЬ. ДОЖДЬ.
День тот выдался одновременно дождливым и светлым, бывают иногда такие денечки. Светлым он был и по настроению; кажется, в такой день ничего плохого в мире, а по крайней мере в городе, не происходит. И даже умирают люди легко и радостно, как будто не умирают даже, а «уезжают» в некие благословенные края, к своим хорошим, любимым друзьям…
Собака тоже была необычная, такая «прародительница – мы-сами-не-местные», что появились несколько лет спустя. Она забежала в вагон на следующей после моей остановки и, несмотря на мои уговоры доехать со мной до друзей, где я надеялся ее покормить, вышла раньше…
Меня это впечатлило, так что я сразу же, в трамвае, начал писать:
Ленинград. Июнь. Дождь.
Я еду к знакомой девчонке;
Только что добежал до остановки,
Встал под защиту балкона,
Но вот идет трамвай №1
И больше ничего не надо ждать…
Трамвай-одиночка, без второго вагона;
Люди без задних мыслей;
Кто мокрый,
А кто сложивший зонт
Едут куда-то в нем;
Скорее всего домой,
А может и на работу,
Если в ночную смену;
Но никто, я уверен,
Не едет просто так…
И вдруг,
Они начинают беспокоиться,
По очереди,
До кого когда дойдет
Этот мокрый бездомный пес…
(Зачем-то вбежавший сюда
И едущий в никуда…)
И люди боятся этот «комок
Тихого одиночества».
Они принимают позу угрозы,
Когда приближается «их друг».
Они убирают ноги,
чтобы не испачкаться вдруг…
Закончил я его в парадном и только потом поднялся к друзьям (здесь оно не полностью, слишком большое).
Собственно, я ехал не только и не совсем к знакомой девчонке. Татьяна уже стала М., то есть вышла замуж за Алексея. Кстати, провернули они это дело «по-ленински», т.е. конспиративно: «ни один шпик не унюхал шпиг со свадебного стола»! Так как, по словам Алексея, свадьбы не было; получил жену «под роспись» и все дела!
После свадьбы он перебрался к Татьяне. Она с родителями жила в уютной отдельной квартире с прекрасным видом на Никольский собор, лучшую церковь Ленинграда, по моему мнению!
Алексей сразу стал 100% семьянином! Конец «сейшенам» и прочим тусовкам. Какое-то время я бывал у них в гостях, но мне не очень нравилась зажатость, закрытость их дома, так что постепенно мои визиты прекратились, а Алексея я видел лишь изредка, в Академии…
М.О. СССР ПРОТЯГИВАЕТ «РУКУ ДРУЖБЫ»
На лестничной площадке 1-го этажа «краснокурсантской» общаги стоял стол, а на нем что-то вроде «почтового ящика»: много-много деревянных ячеек с номерами комнат…
Однажды, примчавшись с работы, я нашел в своей ячейке «путевку на курорт», а серьезнее, повестку на сборы…
- Ура! – закричал я. – От сборов отмажусь, а работу завтра на законных основаниях (поездка в военкомат) прогуляю!
Утром приехал в военкомат и меня с ходу взяли в оборот:
- В отпуск когда?
- Не знаю. В сентябре-октябре, наверное.
- А мы предлагаем почти все лето отдохнуть!
- Да, а где?
- А под Архангельском! Лагерь в лесу. Места красивейшие! Речки. Озера. Грибы. Ягоды. Как южанина спрашиваю, чернику, к примеру, доводилось пробовать?
- Ни разу. В книгах попадалось «черничный пирог», а пробовать не приходилось.
- Ну вот! А там ее полно и совершенно даром! Ягода – чудо! Объедение. Эх, я бы и сам туда махнул! Да вот служба. А тебе, сам подумай, или все лето в городе париться, или… Да, а приедешь со сборов, тут сюрприз!
- Приятный?
- Еще какой! Зарплата за три месяца! Сохраняется по месту работы! Ну как, едешь?
- Еду!
- Ну и отлично! Послезавтра сюда же, к восьми утра, с вещами.
Продолжение следует…
П
«1987»
Он был мистик по природе своей, из тех,
кто живет на границе сказки: и может
статься он первый заметил, как часто
эта граница проходит посреди
многолюдного города. В 20 ф. от него (он
был очень близорук) красные, белые и
желтые лучи газовых фонарей сплетались
и сливались, образуя огненную окраску
волшебного леса.
Г.К. Честертон
Иван Бодхидхарма движется с юга
на крыльях весны…
Б.Гребенщиков. «И.Бодхидхарма»
КРАСНОГО КУРСАНТА, 23
«Ластик забвения» начисто стер воспоминания о встрече 87-го года; видимо, в общаге на *** тихо, скромно, скорее всего с Игорем М.
Вскоре заработала медкомиссия и на втором этапе меня забраковала; физически прошел, психологически нет: повышенная чувствительность, т.е. «поэтом можешь ты побыть, а мильцанером быть не можешь!»
Начальник кадров РУВД расстроился, что я не прошел комиссию и не бросил меня, обещал помочь с работой и пропиской.
Игорь тоже огорчился, он надеялся, что мы будем работать вместе, он-то комиссию прошел и уже собирался перебираться в другую общагу.
Чуть погодя майор позвонил на вахту и передал, чтобы заехал к нему…
- Ну как, Алексей, паркетчиком смог бы работать? – встретил он меня вопросом.
- Думаю, смог бы.
- Ну вот, я договорился, что тебя возьмут учеником паркетчика в РСУ-17. Это на Васильевском острове. А общежитие на Петроградской, на Красного Курсанта.
- А в этом, где я сейчас живу, нельзя остаться?
- Нет, в этом нельзя; разные организации.
- Ну хорошо. Спасибо вам, товарищ майор, огромное.
- Ничего-ничего, работай, поступай! Жалко, конечно, что к нам не попал, нам бы таких ребят, как ты, Алексей, побольше! Удачи тебе на новом месте!
- И вам!
На этом мы простились и больше майора я никогда не видел, но запомнил на всю жизнь. (Эх, побольше бы нам «таких майоров»! И пусть бы становились генералами!)
Сборы длились недолго, и вот я на Красного Курсанта. И я «в минусе»! Это – общага! Безликая грязная пятиэтажка в каком-то неуютном углу!
Слишком много народу, а значит, ни капельки «домашности». В комнате, страшно сказать, жили шесть человек! К тому же мои новые соседи были намного старше и почти все алкоголики!
Нет, мы не конфликтовали, но особо и не ладили. Чтение вызывало у них недоумение и попало под негласный запрет: они рано ложились спать, приходилось тушить свет.
К счастью, в «моей первой» общаге остался друг, сосед его почти не ночевал, а Алексей всегда был рад моему приходу, а я любил оказаться в уютной «домашней» обстановке; так что все было не так уж и плохо.
КАП-КАП. РЕМОНТНИКИ. (РСУ-17)
От моей новой общаги до конторы РСУ-17 было рукой подать, минут десять ходьбы быстрым шагом. Правда, в конторе мы бывали нечасто, в дни зарплаты, при переходе на новый объект и т.п.
То, чем мы занимались, называлось – капитальный ремонт. Это когда берут старинный дом, внутри все ломают и делают «по-современному», а снаружи дом как бы остается старинным.
«География» наша не выходила дальше двух районов: Василеостровского и Петроградского.
«Мой первый дом» был на 8-й линии В.О., между Средним и Большим проспектами. Начинал я подсобником. Незабываем крик прораба:
- Е…я карусель! Опять х… в подъемник сломался! Подсобники! Ну, где вас х… носит?! Опять нажрались до обеда! Берите на х… ведра! Будете раствор таскать на пятый этаж! Надо тебя убирать (это уже мне) от этих алкашей! Сопьешься с ними на х…!
- Не, Петрович, - успокаивали его мои коллеги, - он молодец! Он эту гадость тово! Мимо! Долой! Не прикасается к ней!
- Ну молодец! Ладно, хватит стоять! Где ведра?! Е…я карусель!
«Замена подъемника» - самая трудная из всех наших обязанностей. Остальное – чепуха, типа уборки строительного мусора и т.п.
Гулявшие по стройке сквозняки «наградили» меня моим первым (и последним) больничным. Называлось мое освобождение от серых трудовых будней ярким красивым словом «люмбаго», это когда нагнуться нельзя.
Где-то около недели я ходил на процедуры в больницу неподалеку от общаги, где загорал под кварцевой лампой и любовался молоденькой санитаркой. Такой приятный отдых быстро поставил меня на ноги и больше люмбаго не возвращалось…
ПЕРВЫЙ РАЗ – НЕ «ПЕРВЫЙ КЛАСС»
Как-то субботним вечером мы сидели с одним знакомым в его комнате, пили чай и болтали. В коридоре вдруг раздался какой-то шум, типа скандала.
- Ой, пошли, глянем, что там такое! – вскочил мой любопытный друг.
Две пьяные девушки буянили около стола вахтерши, которая не пропускала их в мужскую общагу. Увидев нас, они замахали нам, мол, идите сюда…
Мы подошли.
- Пошли на улицу, покурим, - предложили подруги.
- Пошли.
На улице я угостил их сигаретами, а они нас – предложением:
- Пошли к нам в гости?
Глаза друга засияли. Он шепотом поинтересовался:
- Ты как?! Пойдем?!
- Ну и что мы стоим?! – обратился я к девчатам.
- Ниче! Пошли, - ухватили они нас за рукава, и мы тронулись в путь.
Мы подошли к женской общаге. Было одно «но», если в мужской общаге вахтконтроль осуществлялся мягко, как «на границе Швеции и Норвегии», то в женской – сурово, типа «границы Мексики и США». Так что пришлось лезть через окно…
И вот мы в комнате у «наших девушек». У них чисто и уютно, вот что значит женщины.
- Вон, - машут они рукой в сторону своих кроватей, - присаживайтесь, а мы пока переоденемся.
Мы садимся; один на одну кровать, другой на противоположную. Сидим молча, пялимся друг на друга, краснеем… Потому что краем глаза видим, как они переодеваются в сторонке в легкие домашние халатики и только…
Дверь уже заперта, одна их них занавешивает шторы. Потом «дамы» садятся рядышком с «кавалерами». Хотя шторы задернуты, но в комнате все равно светло и отвести глаз от красивых ног ( что те халатики) невозможно!
«Моя» что-то говорит и в конце концов «бросает хвост кота», заявляя:
- Ну ты и стеснительный! Мы же не дети!
Она берет мою руку и опускает ее на свою ногу, чуть выше колена, и хотя я действительно жутко скован, но руку мою, как магнитом, тянет куда-то под халат…
Увы, первый раз оказался не «первый класс», куда как ниже. После этого было как-то не по себе и я нашел какой-то невероятно веский предлог, чтобы слинять, исчезнуть, раствориться…
Приятель тоже не задержался, похоже, мы были одного поля ягода…
ВВЕРХ ПО ЛЕСТНИЦЕ
Весна принесла долгожданное тепло для города и служебное повышение для меня, «долгожданное» место паркетчика; в нашей бригаде я снова оказался самый молодой. Нет, числился еще парень года на два-три старше меня, но он как-то не воспринимался молодым. Однажды сидим после обеда, «цигарки жжем», а он начал вслух мечтать: «Вот выйду на пенсию, целыми днями рыбачить буду! А еще…» и т.д.
Меня это поразило! Мечтать о пенсии, значит, мечтать о старости! Что за бред?!
Итак, два молодых, основная масса – мужики среднего возраста и один пенсионер, который, понаблюдав за моей работой, изрек:
- Не, сынок! Не получится из тебя паркетчика!
Надо отдать должное моей бригаде, увидев, что паркетчик из меня никакой, обратно в подсобники они меня не отправили, ведь там и зарплата меньше и престиж ниже и все такое прочее…
Нравилось мне, когда мы попадали в жилые квартиры, циклевать или менять паркет. Было интересно заглянуть в чужую жизнь, да и встречали нас всегда «хлебом-солью»…
Весна тем временем набирала силу, а в нашем РСУ трудилась женская бригада маляров, а в этой бригаде состояла Лена В.
PUSSY CAT
На моей «малой родине» девушек мальчишки (и не только) называют телками, а вот в Ленинграде я такого не слышал; возможно, в моем кругу такое словечко не употреблялось.
Когда я стал на слух воспринимать англоязычные тексты песен, заметил, что девушек, в основном, называют «pussy cat» (кошечка).
Из этих двух подходов мне всегда был близок второй; или я скорее предпочитал тип женщины «кошка» типу «телка».
Как раз Лена В. была вылитая «кошка среди телок»: мягкая и жесткая, стройная, гибкая, подвижная, но все же первое, что я заметил, ее потрясающие зеленые глаза. Им-то и посвятил одно из первых ленинградских стихотворений:
Я встречал много девчонок;
Красивых, модно одетых, богатых,
Стройных, наглых, умных, хитрых,
но ни у одной их них
не было глаз.
Я не помню твоей одежды;
Я не помню твоей фигуры;
Я не знал твоего положения,
но у тебя были глаза!
Зеленые угольки!
Живые!
Я люблю вас!
Я хочу обжигать о вас губы!
До боли,
До бесчувствия,
До смерти…
То есть, если «есть» глаза, то они покроют все недостатки.
Так что, увидев Лену, я перестал спокойно спать и все пытался с ней встретиться. Это было непросто. Нет, я видел, что тоже ей нравлюсь! И ее коллеги расхваливали меня на все лады. Помню, как во время перекура на объекте присел на что-то каменное, входит начальник РСУ и кричит мне:
- Ты бы не сидел на камне-то! А то кое-что заболеет, и женщины любить не будут!
- Ой, нет! – чуть ли не хором закричали маляры, - мы бы его любого любили! Такой мальчик! Золото!
Вот только Лена была сирота. Выросла в детдоме. В 16 «залетела» (ох и слово!), родила и даже вышла замуж за «виновника залета», благо, что по выходу из детдома получила квартиру. Но примерно за год до нашего знакомства с мужем они развелись. Так что, во-первых, она уже «обожглась на воде», а во-вторых, ребенок на руках и никого, кто помог бы; ни тебе бабушек, ни тебе дедушек, их было только двое…
Тем не менее весна требовала своего. Как-то она оставила ребенка кому-то из соседей и мы встретились вечером в городе.
Погуляли, сходили в кино, поели мороженого; все было невинно и благопристойно.
Несколько раз наши встречи повторялись по тому же «сценарию», а потом, сразу после зарплаты, я пригласил ее в ресторан!
Попали мы как раз в тот, «без названия», что в «Валином доме», на углу Чкаловского и Б.Зелениной. Конечно, где кабак, там и выпивка, она меня расковала, и я предложил поехать ко мне в гости.
Ко «мне в гости» - это значило в комнату с пятью алкашами, что, естественно, отпадало; оставалось «ко мне в гости», значит, к Алексею М. на ***
Когда мы подходили к общаге, уже стемнело, и окошко Алексеевой комнаты светило нам, как фонарь мотылькам…
Я заглянул внутрь; еще безмятежный Алексей валялся на диване с книгой и грыз пряники. Тихо постучал. Алексей оторвался от книги и повернулся к окну…
- Привет, Алекс, - высунулся он в окно, сияя своей «фирменной» улыбкой, - ты что так поздно?
Но тут он заметил Лену и уже без улыбки задал риторический, сакраментальный вопрос:
- Мне уйти?
- Желательно, Леш!
- Ладно, пойду к *** Оставляю вам пряники. Чай знаешь где.
Ну какой может быть чай вдвоем с девушкой, о которой столько грезил?!
Как только за Алексеем захлопнулась дверь и мы влезли через окно в комнату, как тут же оказались в кровати…
Наша одежда летела на пол, и вот та, которая столько грезилась, лежала рядом… Когда-то желанная и далекая, а теперь желанная и близкая, горячая юной весенней кровью…
Но когда «бурная прелюдия» окончилась, «оркестр погасил свечи и покинул сцену». Крах-трах!
Кошмар; закон подлости; почему, когда я ложился спать один и если при этом начинал думать о ней, то все было в порядке? Настолько в порядке, что это не давало уснуть мне часами! А тут, когда она оказалась рядом, это отказалось служить хозяину!
Давно мне не было так стыдно! Но, надо отдать ей должное, Лена вела себя очень тактично. Видимо, у нее были глубокие чувства ко мне. Она как-то ненавязчиво утешала меня, а мне хотелось одного – исчезнуть…
И я исчез; в этом мне помог случай и Министерство Обороны; сразу же после этой ночи ее бригаду срочно перебросили в какой-то отдаленный район, что бывало очень-очень редко; а чуть позже Министерство обороны…
НАЧИНАЮЩИЕ И ЗАКАНЧИВАЮЩИЕ ЭКСТРЕМАЛЫ
Как-то на выходных мы с Алексеем решили отдать дань моде: покататься на скейтах; вернее, поучиться. Недалеко от его общаги находился*** парк, туда мы и направились…
И вот пробуем с горочки спускаться, благо она не крутая. Начинаем с энтузиазмом, но быстро остываем; первый я.
- Леш, - говорю, - ты как хочешь, а из меня скейтбордиста не выйдет!
- Ну, Алекс, давай еще попробуем! За полчаса же не научишься!
- И за час! И за два! Ладно, ты учись, а я посижу покурю.
Сижу-курю и вдруг замечаю двух девушек, играющих в бадминтон. Они одного росточка, но в остальном разные. Одна полненькая, но совсем чуть-чуть, так что это ее не портит, даже придает некий шарм; другая пожестче.
Полненькая – явно домашняя девочка, у нее интеллигентный вид, отчасти из-за очков; другая на домашнюю не похожа, такая может и машину водить, и на дерево залезть, и похулиганить и т.п.
Алексей сосредоточен на учебе. Возможно, ему грезятся лавры чемпиона и куча поклонниц «крутого экстремала»; разрушаю грезы:
- Леш, ты катайся, а я пойду с девушками в бадминтон поиграю.
- Где?! – Лешка от такой новости теряет равновесие и грохается на асфальт. То ли от удара, то ли от девушек глаза его начинают сиять… - Где, Алекс, девушки?!
- Разуй глаза! Они рядом с нами уже полчаса играют.
- Слушай, ну так пойдем, познакомимся! Только, что в очках, чур моя!
- Ой, Леш, что-то уже расхотелось. Да и неудобно как-то. Хотя, если она тебе так сильно понравилась, иди!
- Я стесняюсь. Давай ты первый!
- Ага, опять я!
- Ну Алекс! Ну, Алексушка! (Не с этого ли момента он всех стал называть на –ушка? Цоюшка, Шварцушка, Борюшка и т.д.)
- Ладно, пойдем!
Как легко знакомиться с девушками, которые тебе симпатичны, но речь не идет ни о «высокой любви», ни о «низкой тяге»! Вскоре мы уже знаем, что в очках – это Таня, а без очков – Жанна. Я предлагаю меняться: они катаются, а мы с Алексеем играем в бадминтон. Предложение принимается…
Увы, они тоже не рождены скейтбордистами! Видя такое дело, я, к вящему(и вякающему чуть-чуть )неудовольствию Алексея, бросаю ракетку и бросаюсь помогать Жанне. Ведь это веский повод обнять девушку за талию, подхватить ее при падении и т.п. Тут доходит и до него; он кидается к Татьяне и дает ей «мастер-класс»…
На память об этом, не самом худшем дне нашей жизни у меня сохранилась плохонькая черно-белая фотография, где Татьяна с Алексеем стоят рядышком, а я, присев за их спинами, держу у них над головами ракетки. Было похоже на «нимбы», но, оказалось, «обручальные кольца»…
ПОЛНОПРИВОДНОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ
Как-то я заехал к Саше В. на Скороходова, а он мне с порога:
- Хочешь подзаработать?
- Спрашиваешь! А что надо делать?
- Да работа несложная. Вот, смотри.
Он открыл картонную коробку, в которой оказались не склеенные, распластанные пачки «М».
- Ого! – присвистнул я. – Лучше бы, конечно, они были полными.
- Вот их надо склеить, а потом наполнить.
- Чем и зачем?
- Резаным, по форме пачки, картоном. А потом заклеить целлофаном. Все необходимое для этого имеется.
- А зачем все это?
- Понимаешь, тут один мой знакомый еврей уезжает в Израиль, навсегда. Последнее время он держал подпольный видеосалон, а заодно и как бы «игорный дом», всякие там картежные игры. Там же у него что-то вроде бара: фирменная выпивка, сигареты и прочие «радости жизни». Сейчас все это «дело» он собирается продать одному человеку; если этому еврею перед самым отъездом впарить «М», то он перепродаст их вместе с «делом» новому хозяину, когда откроется, что сигареты «левые», он будет уже далеко и спросить будет не с кого.
- Ага, понятно!
- Бабки хорошие, делим пополам. Ну как, согласен?
- Да.
- Тогда так, делать надо быстро, времени уже в обрез; то есть, может, пару ночей придется не спать. Одну коробку ты сделаешь у себя в общаге, а одну я дома.
- Раз так, то давай я сразу и поеду делать.
- Правильно, это по-деловому.
Понимая, что одному трудно управиться за такое время, решил подключить Алексея М. Пообещал хорошо заплатить. Он согласился.
И вот бесконечно нудная, отупляющая работа, ко всеобщей радости, окончена в срок. Я, как крутой ковбой, с целой коробкой «М» еду на Скороходова…
Дверь распахивается. За ней два незнакомых мужика, а за их спинами Саша В. Мужики спрашивают:
- Вам кого?
А Саша за их спинами машет головой, типа «сваливай, явка провалена»!
- Это Скороходова ***? – называю другой адрес.
- Нет. Это ***.
- Ой, извините, ошибся!
Разворачиваюсь, с бухающим сердцем спускаюсь по лестнице и вдруг окрик:
- Минутку!
Тут я перехожу на бег, но у выхода из парадного они меня настигают и хватают под белы рученьки…
- В-в, к тебе человек шел?
- Ну да, ко мне.
- А что это он сделал вид, будто тебя не знает?
- Откуда я знаю?! Спросите у него!
- Хорошо, спросим.
И меня вежливо ведут в РОВД, благо оно совсем рядом. Беседовали со мной тоже вежливо (прямо как на «улице разбитых фонарей». Любопытствовали, что да как, да почему, «не хочу ли я в тюрьму» (шутка). Что это за странные сигареты? Давно ли я знаю В.? Не сидел ли я с ним?
То, что В. сидел, оказалось для меня сюрпризом. Выяснилось, что после отсидки он состоял под надзором, а это опера как раз и пришли его «надзирать». Бывали они у В. и раньше, но мне везло, раньше я с ними не сталкивался…
В свою очередь, я поведал им грустную историю приезжего паренька, который редко дотягивает до получки и каждую последнюю неделю месяца тихонечко голодает. А тут возможность подзаработать, делать «роботов» на продажу (был такой бзик в то время: из пустых сигаретных пачек, фирменных, конечно, клеили «роботов» и украшали ими свои скромные жилища).
В соседнем кабинете без всякой предварительной договоренности про «роботов» плел и «фантаст» В.
Повезло, попали на одну волну. Видимо, поэтому нам поверили и отпустили. Но афера, конечно, сорвалась.
РОК-УРОК
There no stars in N.Y.sky
They all on the ground.
Lou Reed
У Алексея М. был магнитофон. «Бобинник» или «катушечник», как звали тогда такие агрегаты. В довесок к агрегату он знал одного меломана, имевшего связи в Питерском рок-клубе. Этот меломан, Глеб, давал записи на время, послушать. Слушал, разумеется, и я.
Странно, но в Константиновке почему-то не слушали питерского рока во времена моей юности; московский, да: «Машина времени» в числе фаворитов. Конечно, было много западной попсы и поменьше рока. Естественно, по рукам ходил «блатняк» (еще не «шансон») где-то перед моим отъездом в Питер появились свердловские команды, с «Наутилусом» на «первых ролях», а питерского так ничего и не было. Так что я чувствовал себя «Колумбом», когда впервые услышал «Зоопарк», «Кино», «Аквариум», «Алису», «Телевизор» и т.д.
Также, благодаря Алексею, я впервые попал на рок-концерт или «сейшн», по-тогдашнему. Собственно, концертов было много, в Ленинградском Дворце Молодежи проходил рок-фестиваль, так что почти сразу после прослушивания записей многие из этих команд я увидел и услышал вживую…
Денег не было, но было сильное желание попасть в зал, это желание заменяло билеты. Способ «всеми – правдами – неправдами» требовал времени; нужно было попасть в ЛДМ как можно раньше, чтобы изучить все варианты прохода. В один из таких «ранних заходов» (Дворец еще пустовал) мы с Алексеем сидели у второстепенного входа (главный вход шел как бы через гостиницу), осматривались. Через этот вход вошли три парня, присели рядом с нами, закурили и начали что-то горячо обсуждать; по их разговору я понял, что это музыканты какой-то группы. Потом они встали и ушли за кулисы…
Лешка перевел дыхание и каким-то ненормальным, священным полушепотом заявил:
- Знаешь, кто рядом с тобой сидел?!
- Нет?
- Цой! Ну, «Кино»!
- А-а! Ну, я еще гляжу, восточная внешность. Да, а он-то Цой! Ну да!
Лешка еще долго ходил взбудораженный, но на меня, честно говоря, большого впечатления это не произвело, хотя «Кино» я уже полюбил (три моих самые любимые команды на сегодня как раз «Кино», «Аквариум» и «Зоопарк», только «Кино» я теперь не могу слушать) к тому времени…
Позже я видел Боярского в бане на Марата, а Розенбаума в кафе на 1-ой линии В.о. Знакомый уличный портретист писал портрет Патриции Каас, и там же, на «катьке», как-то дружески беседовал с художниками Светин.
Так что слова Лу Рида:
В небе Нью-Йорка не увидишь звезд,
Все они на земле -
прекрасно подходили для Ленинграда…
тем временем публика стекалась в Дворец Молодежи; если к началу концерта мы еще не проникали в зал, тогда оставалось пробиваться в зал «свиньей».
Способ этот заключался в скоплении толпы безбилетников у входа в зал; в какой-то удобный момент эта группа перла внутрь внаглую, оттирала контролеров и рассеивалась в толпе, где уже нереально было отделить «козлов от овечек». Тут главное было не оказаться в «хвосте группы», последних могли схватить контролеры…
Но вот ты в зале, билета у тебя нет, значит, нет и места. Но слушать рок сидя – это…извращение! Самый смак быть сжатым толпой и под звуки музыки войти с ней в один ритм, стать одним целым. Это невероятная энергетика! Я понимаю, откуда взялась у рокеров манера прыгать со сцены в зал, на руки зрителей: у этой энергии такой заряд, что кажется, оттолкнись посильнее от пола и полетишь, взмоешь над толпой…
С этого рок-фестиваля на несколько лет «сейшены» стали весомой частью моей жизни. Это был хороший «рок-урок»: мощный импульс вывести внутреннюю свободу из подполья на «свежий ветер» перестройки (кто знал, что «ветерок» этот превратится в «ураган»)…
ЛЕНИНГРАД. ИЮНЬ. ДОЖДЬ.
День тот выдался одновременно дождливым и светлым, бывают иногда такие денечки. Светлым он был и по настроению; кажется, в такой день ничего плохого в мире, а по крайней мере в городе, не происходит. И даже умирают люди легко и радостно, как будто не умирают даже, а «уезжают» в некие благословенные края, к своим хорошим, любимым друзьям…
Собака тоже была необычная, такая «прародительница – мы-сами-не-местные», что появились несколько лет спустя. Она забежала в вагон на следующей после моей остановки и, несмотря на мои уговоры доехать со мной до друзей, где я надеялся ее покормить, вышла раньше…
Меня это впечатлило, так что я сразу же, в трамвае, начал писать:
Ленинград. Июнь. Дождь.
Я еду к знакомой девчонке;
Только что добежал до остановки,
Встал под защиту балкона,
Но вот идет трамвай №1
И больше ничего не надо ждать…
Трамвай-одиночка, без второго вагона;
Люди без задних мыслей;
Кто мокрый,
А кто сложивший зонт
Едут куда-то в нем;
Скорее всего домой,
А может и на работу,
Если в ночную смену;
Но никто, я уверен,
Не едет просто так…
И вдруг,
Они начинают беспокоиться,
По очереди,
До кого когда дойдет
Этот мокрый бездомный пес…
(Зачем-то вбежавший сюда
И едущий в никуда…)
И люди боятся этот «комок
Тихого одиночества».
Они принимают позу угрозы,
Когда приближается «их друг».
Они убирают ноги,
чтобы не испачкаться вдруг…
Закончил я его в парадном и только потом поднялся к друзьям (здесь оно не полностью, слишком большое).
Собственно, я ехал не только и не совсем к знакомой девчонке. Татьяна уже стала М., то есть вышла замуж за Алексея. Кстати, провернули они это дело «по-ленински», т.е. конспиративно: «ни один шпик не унюхал шпиг со свадебного стола»! Так как, по словам Алексея, свадьбы не было; получил жену «под роспись» и все дела!
После свадьбы он перебрался к Татьяне. Она с родителями жила в уютной отдельной квартире с прекрасным видом на Никольский собор, лучшую церковь Ленинграда, по моему мнению!
Алексей сразу стал 100% семьянином! Конец «сейшенам» и прочим тусовкам. Какое-то время я бывал у них в гостях, но мне не очень нравилась зажатость, закрытость их дома, так что постепенно мои визиты прекратились, а Алексея я видел лишь изредка, в Академии…
М.О. СССР ПРОТЯГИВАЕТ «РУКУ ДРУЖБЫ»
На лестничной площадке 1-го этажа «краснокурсантской» общаги стоял стол, а на нем что-то вроде «почтового ящика»: много-много деревянных ячеек с номерами комнат…
Однажды, примчавшись с работы, я нашел в своей ячейке «путевку на курорт», а серьезнее, повестку на сборы…
- Ура! – закричал я. – От сборов отмажусь, а работу завтра на законных основаниях (поездка в военкомат) прогуляю!
Утром приехал в военкомат и меня с ходу взяли в оборот:
- В отпуск когда?
- Не знаю. В сентябре-октябре, наверное.
- А мы предлагаем почти все лето отдохнуть!
- Да, а где?
- А под Архангельском! Лагерь в лесу. Места красивейшие! Речки. Озера. Грибы. Ягоды. Как южанина спрашиваю, чернику, к примеру, доводилось пробовать?
- Ни разу. В книгах попадалось «черничный пирог», а пробовать не приходилось.
- Ну вот! А там ее полно и совершенно даром! Ягода – чудо! Объедение. Эх, я бы и сам туда махнул! Да вот служба. А тебе, сам подумай, или все лето в городе париться, или… Да, а приедешь со сборов, тут сюрприз!
- Приятный?
- Еще какой! Зарплата за три месяца! Сохраняется по месту работы! Ну как, едешь?
- Еду!
- Ну и отлично! Послезавтра сюда же, к восьми утра, с вещами.
Продолжение следует…
П
«1987»
Он был мистик по природе своей, из тех,
кто живет на границе сказки: и может
статься он первый заметил, как часто
эта граница проходит посреди
многолюдного города. В 20 ф. от него (он
был очень близорук) красные, белые и
желтые лучи газовых фонарей сплетались
и сливались, образуя огненную окраску
волшебного леса.
Г.К. Честертон
Иван Бодхидхарма движется с юга
на крыльях весны…
Б.Гребенщиков. «И.Бодхидхарма»
КРАСНОГО КУРСАНТА, 23
«Ластик забвения» начисто стер воспоминания о встрече 87-го года; видимо, в общаге на *** тихо, скромно, скорее всего с Игорем М.
Вскоре заработала медкомиссия и на втором этапе меня забраковала; физически прошел, психологически нет: повышенная чувствительность, т.е. «поэтом можешь ты побыть, а мильцанером быть не можешь!»
Начальник кадров РУВД расстроился, что я не прошел комиссию и не бросил меня, обещал помочь с работой и пропиской.
Игорь тоже огорчился, он надеялся, что мы будем работать вместе, он-то комиссию прошел и уже собирался перебираться в другую общагу.
Чуть погодя майор позвонил на вахту и передал, чтобы заехал к нему…
- Ну как, Алексей, паркетчиком смог бы работать? – встретил он меня вопросом.
- Думаю, смог бы.
- Ну вот, я договорился, что тебя возьмут учеником паркетчика в РСУ-17. Это на Васильевском острове. А общежитие на Петроградской, на Красного Курсанта.
- А в этом, где я сейчас живу, нельзя остаться?
- Нет, в этом нельзя; разные организации.
- Ну хорошо. Спасибо вам, товарищ майор, огромное.
- Ничего-ничего, работай, поступай! Жалко, конечно, что к нам не попал, нам бы таких ребят, как ты, Алексей, побольше! Удачи тебе на новом месте!
- И вам!
На этом мы простились и больше майора я никогда не видел, но запомнил на всю жизнь. (Эх, побольше бы нам «таких майоров»! И пусть бы становились генералами!)
Сборы длились недолго, и вот я на Красного Курсанта. И я «в минусе»! Это – общага! Безликая грязная пятиэтажка в каком-то неуютном углу!
Слишком много народу, а значит, ни капельки «домашности». В комнате, страшно сказать, жили шесть человек! К тому же мои новые соседи были намного старше и почти все алкоголики!
Нет, мы не конфликтовали, но особо и не ладили. Чтение вызывало у них недоумение и попало под негласный запрет: они рано ложились спать, приходилось тушить свет.
К счастью, в «моей первой» общаге остался друг, сосед его почти не ночевал, а Алексей всегда был рад моему приходу, а я любил оказаться в уютной «домашней» обстановке; так что все было не так уж и плохо.
КАП-КАП. РЕМОНТНИКИ. (РСУ-17)
От моей новой общаги до конторы РСУ-17 было рукой подать, минут десять ходьбы быстрым шагом. Правда, в конторе мы бывали нечасто, в дни зарплаты, при переходе на новый объект и т.п.
То, чем мы занимались, называлось – капитальный ремонт. Это когда берут старинный дом, внутри все ломают и делают «по-современному», а снаружи дом как бы остается старинным.
«География» наша не выходила дальше двух районов: Василеостровского и Петроградского.
«Мой первый дом» был на 8-й линии В.О., между Средним и Большим проспектами. Начинал я подсобником. Незабываем крик прораба:
- Е…я карусель! Опять х… в подъемник сломался! Подсобники! Ну, где вас х… носит?! Опять нажрались до обеда! Берите на х… ведра! Будете раствор таскать на пятый этаж! Надо тебя убирать (это уже мне) от этих алкашей! Сопьешься с ними на х…!
- Не, Петрович, - успокаивали его мои коллеги, - он молодец! Он эту гадость тово! Мимо! Долой! Не прикасается к ней!
- Ну молодец! Ладно, хватит стоять! Где ведра?! Е…я карусель!
«Замена подъемника» - самая трудная из всех наших обязанностей. Остальное – чепуха, типа уборки строительного мусора и т.п.
Гулявшие по стройке сквозняки «наградили» меня моим первым (и последним) больничным. Называлось мое освобождение от серых трудовых будней ярким красивым словом «люмбаго», это когда нагнуться нельзя.
Где-то около недели я ходил на процедуры в больницу неподалеку от общаги, где загорал под кварцевой лампой и любовался молоденькой санитаркой. Такой приятный отдых быстро поставил меня на ноги и больше люмбаго не возвращалось…
ПЕРВЫЙ РАЗ – НЕ «ПЕРВЫЙ КЛАСС»
Как-то субботним вечером мы сидели с одним знакомым в его комнате, пили чай и болтали. В коридоре вдруг раздался какой-то шум, типа скандала.
- Ой, пошли, глянем, что там такое! – вскочил мой любопытный друг.
Две пьяные девушки буянили около стола вахтерши, которая не пропускала их в мужскую общагу. Увидев нас, они замахали нам, мол, идите сюда…
Мы подошли.
- Пошли на улицу, покурим, - предложили подруги.
- Пошли.
На улице я угостил их сигаретами, а они нас – предложением:
- Пошли к нам в гости?
Глаза друга засияли. Он шепотом поинтересовался:
- Ты как?! Пойдем?!
- Ну и что мы стоим?! – обратился я к девчатам.
- Ниче! Пошли, - ухватили они нас за рукава, и мы тронулись в путь.
Мы подошли к женской общаге. Было одно «но», если в мужской общаге вахтконтроль осуществлялся мягко, как «на границе Швеции и Норвегии», то в женской – сурово, типа «границы Мексики и США». Так что пришлось лезть через окно…
И вот мы в комнате у «наших девушек». У них чисто и уютно, вот что значит женщины.
- Вон, - машут они рукой в сторону своих кроватей, - присаживайтесь, а мы пока переоденемся.
Мы садимся; один на одну кровать, другой на противоположную. Сидим молча, пялимся друг на друга, краснеем… Потому что краем глаза видим, как они переодеваются в сторонке в легкие домашние халатики и только…
Дверь уже заперта, одна их них занавешивает шторы. Потом «дамы» садятся рядышком с «кавалерами». Хотя шторы задернуты, но в комнате все равно светло и отвести глаз от красивых ног ( что те халатики) невозможно!
«Моя» что-то говорит и в конце концов «бросает хвост кота», заявляя:
- Ну ты и стеснительный! Мы же не дети!
Она берет мою руку и опускает ее на свою ногу, чуть выше колена, и хотя я действительно жутко скован, но руку мою, как магнитом, тянет куда-то под халат…
Увы, первый раз оказался не «первый класс», куда как ниже. После этого было как-то не по себе и я нашел какой-то невероятно веский предлог, чтобы слинять, исчезнуть, раствориться…
Приятель тоже не задержался, похоже, мы были одного поля ягода…
ВВЕРХ ПО ЛЕСТНИЦЕ
Весна принесла долгожданное тепло для города и служебное повышение для меня, «долгожданное» место паркетчика; в нашей бригаде я снова оказался самый молодой. Нет, числился еще парень года на два-три старше меня, но он как-то не воспринимался молодым. Однажды сидим после обеда, «цигарки жжем», а он начал вслух мечтать: «Вот выйду на пенсию, целыми днями рыбачить буду! А еще…» и т.д.
Меня это поразило! Мечтать о пенсии, значит, мечтать о старости! Что за бред?!
Итак, два молодых, основная масса – мужики среднего возраста и один пенсионер, который, понаблюдав за моей работой, изрек:
- Не, сынок! Не получится из тебя паркетчика!
Надо отдать должное моей бригаде, увидев, что паркетчик из меня никакой, обратно в подсобники они меня не отправили, ведь там и зарплата меньше и престиж ниже и все такое прочее…
Нравилось мне, когда мы попадали в жилые квартиры, циклевать или менять паркет. Было интересно заглянуть в чужую жизнь, да и встречали нас всегда «хлебом-солью»…
Весна тем временем набирала силу, а в нашем РСУ трудилась женская бригада маляров, а в этой бригаде состояла Лена В.
PUSSY CAT
На моей «малой родине» девушек мальчишки (и не только) называют телками, а вот в Ленинграде я такого не слышал; возможно, в моем кругу такое словечко не употреблялось.
Когда я стал на слух воспринимать англоязычные тексты песен, заметил, что девушек, в основном, называют «pussy cat» (кошечка).
Из этих двух подходов мне всегда был близок второй; или я скорее предпочитал тип женщины «кошка» типу «телка».
Как раз Лена В. была вылитая «кошка среди телок»: мягкая и жесткая, стройная, гибкая, подвижная, но все же первое, что я заметил, ее потрясающие зеленые глаза. Им-то и посвятил одно из первых ленинградских стихотворений:
Я встречал много девчонок;
Красивых, модно одетых, богатых,
Стройных, наглых, умных, хитрых,
но ни у одной их них
не было глаз.
Я не помню твоей одежды;
Я не помню твоей фигуры;
Я не знал твоего положения,
но у тебя были глаза!
Зеленые угольки!
Живые!
Я люблю вас!
Я хочу обжигать о вас губы!
До боли,
До бесчувствия,
До смерти…
То есть, если «есть» глаза, то они покроют все недостатки.
Так что, увидев Лену, я перестал спокойно спать и все пытался с ней встретиться. Это было непросто. Нет, я видел, что тоже ей нравлюсь! И ее коллеги расхваливали меня на все лады. Помню, как во время перекура на объекте присел на что-то каменное, входит начальник РСУ и кричит мне:
- Ты бы не сидел на камне-то! А то кое-что заболеет, и женщины любить не будут!
- Ой, нет! – чуть ли не хором закричали маляры, - мы бы его любого любили! Такой мальчик! Золото!
Вот только Лена была сирота. Выросла в детдоме. В 16 «залетела» (ох и слово!), родила и даже вышла замуж за «виновника залета», благо, что по выходу из детдома получила квартиру. Но примерно за год до нашего знакомства с мужем они развелись. Так что, во-первых, она уже «обожглась на воде», а во-вторых, ребенок на руках и никого, кто помог бы; ни тебе бабушек, ни тебе дедушек, их было только двое…
Тем не менее весна требовала своего. Как-то она оставила ребенка кому-то из соседей и мы встретились вечером в городе.
Погуляли, сходили в кино, поели мороженого; все было невинно и благопристойно.
Несколько раз наши встречи повторялись по тому же «сценарию», а потом, сразу после зарплаты, я пригласил ее в ресторан!
Попали мы как раз в тот, «без названия», что в «Валином доме», на углу Чкаловского и Б.Зелениной. Конечно, где кабак, там и выпивка, она меня расковала, и я предложил поехать ко мне в гости.
Ко «мне в гости» - это значило в комнату с пятью алкашами, что, естественно, отпадало; оставалось «ко мне в гости», значит, к Алексею М. на ***
Когда мы подходили к общаге, уже стемнело, и окошко Алексеевой комнаты светило нам, как фонарь мотылькам…
Я заглянул внутрь; еще безмятежный Алексей валялся на диване с книгой и грыз пряники. Тихо постучал. Алексей оторвался от книги и повернулся к окну…
- Привет, Алекс, - высунулся он в окно, сияя своей «фирменной» улыбкой, - ты что так поздно?
Но тут он заметил Лену и уже без улыбки задал риторический, сакраментальный вопрос:
- Мне уйти?
- Желательно, Леш!
- Ладно, пойду к *** Оставляю вам пряники. Чай знаешь где.
Ну какой может быть чай вдвоем с девушкой, о которой столько грезил?!
Как только за Алексеем захлопнулась дверь и мы влезли через окно в комнату, как тут же оказались в кровати…
Наша одежда летела на пол, и вот та, которая столько грезилась, лежала рядом… Когда-то желанная и далекая, а теперь желанная и близкая, горячая юной весенней кровью…
Но когда «бурная прелюдия» окончилась, «оркестр погасил свечи и покинул сцену». Крах-трах!
Кошмар; закон подлости; почему, когда я ложился спать один и если при этом начинал думать о ней, то все было в порядке? Настолько в порядке, что это не давало уснуть мне часами! А тут, когда она оказалась рядом, это отказалось служить хозяину!
Давно мне не было так стыдно! Но, надо отдать ей должное, Лена вела себя очень тактично. Видимо, у нее были глубокие чувства ко мне. Она как-то ненавязчиво утешала меня, а мне хотелось одного – исчезнуть…
И я исчез; в этом мне помог случай и Министерство Обороны; сразу же после этой ночи ее бригаду срочно перебросили в какой-то отдаленный район, что бывало очень-очень редко; а чуть позже Министерство обороны…
НАЧИНАЮЩИЕ И ЗАКАНЧИВАЮЩИЕ ЭКСТРЕМАЛЫ
Как-то на выходных мы с Алексеем решили отдать дань моде: покататься на скейтах; вернее, поучиться. Недалеко от его общаги находился*** парк, туда мы и направились…
И вот пробуем с горочки спускаться, благо она не крутая. Начинаем с энтузиазмом, но быстро остываем; первый я.
- Леш, - говорю, - ты как хочешь, а из меня скейтбордиста не выйдет!
- Ну, Алекс, давай еще попробуем! За полчаса же не научишься!
- И за час! И за два! Ладно, ты учись, а я посижу покурю.
Сижу-курю и вдруг замечаю двух девушек, играющих в бадминтон. Они одного росточка, но в остальном разные. Одна полненькая, но совсем чуть-чуть, так что это ее не портит, даже придает некий шарм; другая пожестче.
Полненькая – явно домашняя девочка, у нее интеллигентный вид, отчасти из-за очков; другая на домашнюю не похожа, такая может и машину водить, и на дерево залезть, и похулиганить и т.п.
Алексей сосредоточен на учебе. Возможно, ему грезятся лавры чемпиона и куча поклонниц «крутого экстремала»; разрушаю грезы:
- Леш, ты катайся, а я пойду с девушками в бадминтон поиграю.
- Где?! – Лешка от такой новости теряет равновесие и грохается на асфальт. То ли от удара, то ли от девушек глаза его начинают сиять… - Где, Алекс, девушки?!
- Разуй глаза! Они рядом с нами уже полчаса играют.
- Слушай, ну так пойдем, познакомимся! Только, что в очках, чур моя!
- Ой, Леш, что-то уже расхотелось. Да и неудобно как-то. Хотя, если она тебе так сильно понравилась, иди!
- Я стесняюсь. Давай ты первый!
- Ага, опять я!
- Ну Алекс! Ну, Алексушка! (Не с этого ли момента он всех стал называть на –ушка? Цоюшка, Шварцушка, Борюшка и т.д.)
- Ладно, пойдем!
Как легко знакомиться с девушками, которые тебе симпатичны, но речь не идет ни о «высокой любви», ни о «низкой тяге»! Вскоре мы уже знаем, что в очках – это Таня, а без очков – Жанна. Я предлагаю меняться: они катаются, а мы с Алексеем играем в бадминтон. Предложение принимается…
Увы, они тоже не рождены скейтбордистами! Видя такое дело, я, к вящему(и вякающему чуть-чуть )неудовольствию Алексея, бросаю ракетку и бросаюсь помогать Жанне. Ведь это веский повод обнять девушку за талию, подхватить ее при падении и т.п. Тут доходит и до него; он кидается к Татьяне и дает ей «мастер-класс»…
На память об этом, не самом худшем дне нашей жизни у меня сохранилась плохонькая черно-белая фотография, где Татьяна с Алексеем стоят рядышком, а я, присев за их спинами, держу у них над головами ракетки. Было похоже на «нимбы», но, оказалось, «обручальные кольца»…
ПОЛНОПРИВОДНОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ
Как-то я заехал к Саше В. на Скороходова, а он мне с порога:
- Хочешь подзаработать?
- Спрашиваешь! А что надо делать?
- Да работа несложная. Вот, смотри.
Он открыл картонную коробку, в которой оказались не склеенные, распластанные пачки «М».
- Ого! – присвистнул я. – Лучше бы, конечно, они были полными.
- Вот их надо склеить, а потом наполнить.
- Чем и зачем?
- Резаным, по форме пачки, картоном. А потом заклеить целлофаном. Все необходимое для этого имеется.
- А зачем все это?
- Понимаешь, тут один мой знакомый еврей уезжает в Израиль, навсегда. Последнее время он держал подпольный видеосалон, а заодно и как бы «игорный дом», всякие там картежные игры. Там же у него что-то вроде бара: фирменная выпивка, сигареты и прочие «радости жизни». Сейчас все это «дело» он собирается продать одному человеку; если этому еврею перед самым отъездом впарить «М», то он перепродаст их вместе с «делом» новому хозяину, когда откроется, что сигареты «левые», он будет уже далеко и спросить будет не с кого.
- Ага, понятно!
- Бабки хорошие, делим пополам. Ну как, согласен?
- Да.
- Тогда так, делать надо быстро, времени уже в обрез; то есть, может, пару ночей придется не спать. Одну коробку ты сделаешь у себя в общаге, а одну я дома.
- Раз так, то давай я сразу и поеду делать.
- Правильно, это по-деловому.
Понимая, что одному трудно управиться за такое время, решил подключить Алексея М. Пообещал хорошо заплатить. Он согласился.
И вот бесконечно нудная, отупляющая работа, ко всеобщей радости, окончена в срок. Я, как крутой ковбой, с целой коробкой «М» еду на Скороходова…
Дверь распахивается. За ней два незнакомых мужика, а за их спинами Саша В. Мужики спрашивают:
- Вам кого?
А Саша за их спинами машет головой, типа «сваливай, явка провалена»!
- Это Скороходова ***? – называю другой адрес.
- Нет. Это ***.
- Ой, извините, ошибся!
Разворачиваюсь, с бухающим сердцем спускаюсь по лестнице и вдруг окрик:
- Минутку!
Тут я перехожу на бег, но у выхода из парадного они меня настигают и хватают под белы рученьки…
- В-в, к тебе человек шел?
- Ну да, ко мне.
- А что это он сделал вид, будто тебя не знает?
- Откуда я знаю?! Спросите у него!
- Хорошо, спросим.
И меня вежливо ведут в РОВД, благо оно совсем рядом. Беседовали со мной тоже вежливо (прямо как на «улице разбитых фонарей». Любопытствовали, что да как, да почему, «не хочу ли я в тюрьму» (шутка). Что это за странные сигареты? Давно ли я знаю В.? Не сидел ли я с ним?
То, что В. сидел, оказалось для меня сюрпризом. Выяснилось, что после отсидки он состоял под надзором, а это опера как раз и пришли его «надзирать». Бывали они у В. и раньше, но мне везло, раньше я с ними не сталкивался…
В свою очередь, я поведал им грустную историю приезжего паренька, который редко дотягивает до получки и каждую последнюю неделю месяца тихонечко голодает. А тут возможность подзаработать, делать «роботов» на продажу (был такой бзик в то время: из пустых сигаретных пачек, фирменных, конечно, клеили «роботов» и украшали ими свои скромные жилища).
В соседнем кабинете без всякой предварительной договоренности про «роботов» плел и «фантаст» В.
Повезло, попали на одну волну. Видимо, поэтому нам поверили и отпустили. Но афера, конечно, сорвалась.
РОК-УРОК
There no stars in N.Y.sky
They all on the ground.
Lou Reed
У Алексея М. был магнитофон. «Бобинник» или «катушечник», как звали тогда такие агрегаты. В довесок к агрегату он знал одного меломана, имевшего связи в Питерском рок-клубе. Этот меломан, Глеб, давал записи на время, послушать. Слушал, разумеется, и я.
Странно, но в Константиновке почему-то не слушали питерского рока во времена моей юности; московский, да: «Машина времени» в числе фаворитов. Конечно, было много западной попсы и поменьше рока. Естественно, по рукам ходил «блатняк» (еще не «шансон») где-то перед моим отъездом в Питер появились свердловские команды, с «Наутилусом» на «первых ролях», а питерского так ничего и не было. Так что я чувствовал себя «Колумбом», когда впервые услышал «Зоопарк», «Кино», «Аквариум», «Алису», «Телевизор» и т.д.
Также, благодаря Алексею, я впервые попал на рок-концерт или «сейшн», по-тогдашнему. Собственно, концертов было много, в Ленинградском Дворце Молодежи проходил рок-фестиваль, так что почти сразу после прослушивания записей многие из этих команд я увидел и услышал вживую…
Денег не было, но было сильное желание попасть в зал, это желание заменяло билеты. Способ «всеми – правдами – неправдами» требовал времени; нужно было попасть в ЛДМ как можно раньше, чтобы изучить все варианты прохода. В один из таких «ранних заходов» (Дворец еще пустовал) мы с Алексеем сидели у второстепенного входа (главный вход шел как бы через гостиницу), осматривались. Через этот вход вошли три парня, присели рядом с нами, закурили и начали что-то горячо обсуждать; по их разговору я понял, что это музыканты какой-то группы. Потом они встали и ушли за кулисы…
Лешка перевел дыхание и каким-то ненормальным, священным полушепотом заявил:
- Знаешь, кто рядом с тобой сидел?!
- Нет?
- Цой! Ну, «Кино»!
- А-а! Ну, я еще гляжу, восточная внешность. Да, а он-то Цой! Ну да!
Лешка еще долго ходил взбудораженный, но на меня, честно говоря, большого впечатления это не произвело, хотя «Кино» я уже полюбил (три моих самые любимые команды на сегодня как раз «Кино», «Аквариум» и «Зоопарк», только «Кино» я теперь не могу слушать) к тому времени…
Позже я видел Боярского в бане на Марата, а Розенбаума в кафе на 1-ой линии В.о. Знакомый уличный портретист писал портрет Патриции Каас, и там же, на «катьке», как-то дружески беседовал с художниками Светин.
Так что слова Лу Рида:
В небе Нью-Йорка не увидишь звезд,
Все они на земле -
прекрасно подходили для Ленинграда…
тем временем публика стекалась в Дворец Молодежи; если к началу концерта мы еще не проникали в зал, тогда оставалось пробиваться в зал «свиньей».
Способ этот заключался в скоплении толпы безбилетников у входа в зал; в какой-то удобный момент эта группа перла внутрь внаглую, оттирала контролеров и рассеивалась в толпе, где уже нереально было отделить «козлов от овечек». Тут главное было не оказаться в «хвосте группы», последних могли схватить контролеры…
Но вот ты в зале, билета у тебя нет, значит, нет и места. Но слушать рок сидя – это…извращение! Самый смак быть сжатым толпой и под звуки музыки войти с ней в один ритм, стать одним целым. Это невероятная энергетика! Я понимаю, откуда взялась у рокеров манера прыгать со сцены в зал, на руки зрителей: у этой энергии такой заряд, что кажется, оттолкнись посильнее от пола и полетишь, взмоешь над толпой…
С этого рок-фестиваля на несколько лет «сейшены» стали весомой частью моей жизни. Это был хороший «рок-урок»: мощный импульс вывести внутреннюю свободу из подполья на «свежий ветер» перестройки (кто знал, что «ветерок» этот превратится в «ураган»)…
ЛЕНИНГРАД. ИЮНЬ. ДОЖДЬ.
День тот выдался одновременно дождливым и светлым, бывают иногда такие денечки. Светлым он был и по настроению; кажется, в такой день ничего плохого в мире, а по крайней мере в городе, не происходит. И даже умирают люди легко и радостно, как будто не умирают даже, а «уезжают» в некие благословенные края, к своим хорошим, любимым друзьям…
Собака тоже была необычная, такая «прародительница – мы-сами-не-местные», что появились несколько лет спустя. Она забежала в вагон на следующей после моей остановки и, несмотря на мои уговоры доехать со мной до друзей, где я надеялся ее покормить, вышла раньше…
Меня это впечатлило, так что я сразу же, в трамвае, начал писать:
Ленинград. Июнь. Дождь.
Я еду к знакомой девчонке;
Только что добежал до остановки,
Встал под защиту балкона,
Но вот идет трамвай №1
И больше ничего не надо ждать…
Трамвай-одиночка, без второго вагона;
Люди без задних мыслей;
Кто мокрый,
А кто сложивший зонт
Едут куда-то в нем;
Скорее всего домой,
А может и на работу,
Если в ночную смену;
Но никто, я уверен,
Не едет просто так…
И вдруг,
Они начинают беспокоиться,
По очереди,
До кого когда дойдет
Этот мокрый бездомный пес…
(Зачем-то вбежавший сюда
И едущий в никуда…)
И люди боятся этот «комок
Тихого одиночества».
Они принимают позу угрозы,
Когда приближается «их друг».
Они убирают ноги,
чтобы не испачкаться вдруг…
Закончил я его в парадном и только потом поднялся к друзьям (здесь оно не полностью, слишком большое).
Собственно, я ехал не только и не совсем к знакомой девчонке. Татьяна уже стала М., то есть вышла замуж за Алексея. Кстати, провернули они это дело «по-ленински», т.е. конспиративно: «ни один шпик не унюхал шпиг со свадебного стола»! Так как, по словам Алексея, свадьбы не было; получил жену «под роспись» и все дела!
После свадьбы он перебрался к Татьяне. Она с родителями жила в уютной отдельной квартире с прекрасным видом на Никольский собор, лучшую церковь Ленинграда, по моему мнению!
Алексей сразу стал 100% семьянином! Конец «сейшенам» и прочим тусовкам. Какое-то время я бывал у них в гостях, но мне не очень нравилась зажатость, закрытость их дома, так что постепенно мои визиты прекратились, а Алексея я видел лишь изредка, в Академии…
М.О. СССР ПРОТЯГИВАЕТ «РУКУ ДРУЖБЫ»
На лестничной площадке 1-го этажа «краснокурсантской» общаги стоял стол, а на нем что-то вроде «почтового ящика»: много-много деревянных ячеек с номерами комнат…
Однажды, примчавшись с работы, я нашел в своей ячейке «путевку на курорт», а серьезнее, повестку на сборы…
- Ура! – закричал я. – От сборов отмажусь, а работу завтра на законных основаниях (поездка в военкомат) прогуляю!
Утром приехал в военкомат и меня с ходу взяли в оборот:
- В отпуск когда?
- Не знаю. В сентябре-октябре, наверное.
- А мы предлагаем почти все лето отдохнуть!
- Да, а где?
- А под Архангельском! Лагерь в лесу. Места красивейшие! Речки. Озера. Грибы. Ягоды. Как южанина спрашиваю, чернику, к примеру, доводилось пробовать?
- Ни разу. В книгах попадалось «черничный пирог», а пробовать не приходилось.
- Ну вот! А там ее полно и совершенно даром! Ягода – чудо! Объедение. Эх, я бы и сам туда махнул! Да вот служба. А тебе, сам подумай, или все лето в городе париться, или… Да, а приедешь со сборов, тут сюрприз!
- Приятный?
- Еще какой! Зарплата за три месяца! Сохраняется по месту работы! Ну как, едешь?
- Еду!
- Ну и отлично! Послезавтра сюда же, к восьми утра, с вещами.
Продолжение следует…
П
«1987»
Он был мистик по природе своей, из тех,
кто живет на границе сказки: и может
статься он первый заметил, как часто
эта граница проходит посреди
многолюдного города. В 20 ф. от него (он
был очень близорук) красные, белые и
желтые лучи газовых фонарей сплетались
и сливались, образуя огненную окраску
волшебного леса.
Г.К. Честертон
Иван Бодхидхарма движется с юга
на крыльях весны…
Б.Гребенщиков. «И.Бодхидхарма»
КРАСНОГО КУРСАНТА, 23
«Ластик забвения» начисто стер воспоминания о встрече 87-го года; видимо, в общаге на *** тихо, скромно, скорее всего с Игорем М.
Вскоре заработала медкомиссия и на втором этапе меня забраковала; физически прошел, психологически нет: повышенная чувствительность, т.е. «поэтом можешь ты побыть, а мильцанером быть не можешь!»
Начальник кадров РУВД расстроился, что я не прошел комиссию и не бросил меня, обещал помочь с работой и пропиской.
Игорь тоже огорчился, он надеялся, что мы будем работать вместе, он-то комиссию прошел и уже собирался перебираться в другую общагу.
Чуть погодя майор позвонил на вахту и передал, чтобы заехал к нему…
- Ну как, Алексей, паркетчиком смог бы работать? – встретил он меня вопросом.
- Думаю, смог бы.
- Ну вот, я договорился, что тебя возьмут учеником паркетчика в РСУ-17. Это на Васильевском острове. А общежитие на Петроградской, на Красного Курсанта.
- А в этом, где я сейчас живу, нельзя остаться?
- Нет, в этом нельзя; разные организации.
- Ну хорошо. Спасибо вам, товарищ майор, огромное.
- Ничего-ничего, работай, поступай! Жалко, конечно, что к нам не попал, нам бы таких ребят, как ты, Алексей, побольше! Удачи тебе на новом месте!
- И вам!
На этом мы простились и больше майора я никогда не видел, но запомнил на всю жизнь. (Эх, побольше бы нам «таких майоров»! И пусть бы становились генералами!)
Сборы длились недолго, и вот я на Красного Курсанта. И я «в минусе»! Это – общага! Безликая грязная пятиэтажка в каком-то неуютном углу!
Слишком много народу, а значит, ни капельки «домашности». В комнате, страшно сказать, жили шесть человек! К тому же мои новые соседи были намного старше и почти все алкоголики!
Нет, мы не конфликтовали, но особо и не ладили. Чтение вызывало у них недоумение и попало под негласный запрет: они рано ложились спать, приходилось тушить свет.
К счастью, в «моей первой» общаге остался друг, сосед его почти не ночевал, а Алексей всегда был рад моему приходу, а я любил оказаться в уютной «домашней» обстановке; так что все было не так уж и плохо.
КАП-КАП. РЕМОНТНИКИ. (РСУ-17)
От моей новой общаги до конторы РСУ-17 было рукой подать, минут десять ходьбы быстрым шагом. Правда, в конторе мы бывали нечасто, в дни зарплаты, при переходе на новый объект и т.п.
То, чем мы занимались, называлось – капитальный ремонт. Это когда берут старинный дом, внутри все ломают и делают «по-современному», а снаружи дом как бы остается старинным.
«География» наша не выходила дальше двух районов: Василеостровского и Петроградского.
«Мой первый дом» был на 8-й линии В.О., между Средним и Большим проспектами. Начинал я подсобником. Незабываем крик прораба:
- Е…я карусель! Опять х… в подъемник сломался! Подсобники! Ну, где вас х… носит?! Опять нажрались до обеда! Берите на х… ведра! Будете раствор таскать на пятый этаж! Надо тебя убирать (это уже мне) от этих алкашей! Сопьешься с ними на х…!
- Не, Петрович, - успокаивали его мои коллеги, - он молодец! Он эту гадость тово! Мимо! Долой! Не прикасается к ней!
- Ну молодец! Ладно, хватит стоять! Где ведра?! Е…я карусель!
«Замена подъемника» - самая трудная из всех наших обязанностей. Остальное – чепуха, типа уборки строительного мусора и т.п.
Гулявшие по стройке сквозняки «наградили» меня моим первым (и последним) больничным. Называлось мое освобождение от серых трудовых будней ярким красивым словом «люмбаго», это когда нагнуться нельзя.
Где-то около недели я ходил на процедуры в больницу неподалеку от общаги, где загорал под кварцевой лампой и любовался молоденькой санитаркой. Такой приятный отдых быстро поставил меня на ноги и больше люмбаго не возвращалось…
ПЕРВЫЙ РАЗ – НЕ «ПЕРВЫЙ КЛАСС»
Как-то субботним вечером мы сидели с одним знакомым в его комнате, пили чай и болтали. В коридоре вдруг раздался какой-то шум, типа скандала.
- Ой, пошли, глянем, что там такое! – вскочил мой любопытный друг.
Две пьяные девушки буянили около стола вахтерши, которая не пропускала их в мужскую общагу. Увидев нас, они замахали нам, мол, идите сюда…
Мы подошли.
- Пошли на улицу, покурим, - предложили подруги.
- Пошли.
На улице я угостил их сигаретами, а они нас – предложением:
- Пошли к нам в гости?
Глаза друга засияли. Он шепотом поинтересовался:
- Ты как?! Пойдем?!
- Ну и что мы стоим?! – обратился я к девчатам.
- Ниче! Пошли, - ухватили они нас за рукава, и мы тронулись в путь.
Мы подошли к женской общаге. Было одно «но», если в мужской общаге вахтконтроль осуществлялся мягко, как «на границе Швеции и Норвегии», то в женской – сурово, типа «границы Мексики и США». Так что пришлось лезть через окно…
И вот мы в комнате у «наших девушек». У них чисто и уютно, вот что значит женщины.
- Вон, - машут они рукой в сторону своих кроватей, - присаживайтесь, а мы пока переоденемся.
Мы садимся; один на одну кровать, другой на противоположную. Сидим молча, пялимся друг на друга, краснеем… Потому что краем глаза видим, как они переодеваются в сторонке в легкие домашние халатики и только…
Дверь уже заперта, одна их них занавешивает шторы. Потом «дамы» садятся рядышком с «кавалерами». Хотя шторы задернуты, но в комнате все равно светло и отвести глаз от красивых ног ( что те халатики) невозможно!
«Моя» что-то говорит и в конце концов «бросает хвост кота», заявляя:
- Ну ты и стеснительный! Мы же не дети!
Она берет мою руку и опускает ее на свою ногу, чуть выше колена, и хотя я действительно жутко скован, но руку мою, как магнитом, тянет куда-то под халат…
Увы, первый раз оказался не «первый класс», куда как ниже. После этого было как-то не по себе и я нашел какой-то невероятно веский предлог, чтобы слинять, исчезнуть, раствориться…
Приятель тоже не задержался, похоже, мы были одного поля ягода…
ВВЕРХ ПО ЛЕСТНИЦЕ
Весна принесла долгожданное тепло для города и служебное повышение для меня, «долгожданное» место паркетчика; в нашей бригаде я снова оказался самый молодой. Нет, числился еще парень года на два-три старше меня, но он как-то не воспринимался молодым. Однажды сидим после обеда, «цигарки жжем», а он начал вслух мечтать: «Вот выйду на пенсию, целыми днями рыбачить буду! А еще…» и т.д.
Меня это поразило! Мечтать о пенсии, значит, мечтать о старости! Что за бред?!
Итак, два молодых, основная масса – мужики среднего возраста и один пенсионер, который, понаблюдав за моей работой, изрек:
- Не, сынок! Не получится из тебя паркетчика!
Надо отдать должное моей бригаде, увидев, что паркетчик из меня никакой, обратно в подсобники они меня не отправили, ведь там и зарплата меньше и престиж ниже и все такое прочее…
Нравилось мне, когда мы попадали в жилые квартиры, циклевать или менять паркет. Было интересно заглянуть в чужую жизнь, да и встречали нас всегда «хлебом-солью»…
Весна тем временем набирала силу, а в нашем РСУ трудилась женская бригада маляров, а в этой бригаде состояла Лена В.
PUSSY CAT
На моей «малой родине» девушек мальчишки (и не только) называют телками, а вот в Ленинграде я такого не слышал; возможно, в моем кругу такое словечко не употреблялось.
Когда я стал на слух воспринимать англоязычные тексты песен, заметил, что девушек, в основном, называют «pussy cat» (кошечка).
Из этих двух подходов мне всегда был близок второй; или я скорее предпочитал тип женщины «кошка» типу «телка».
Как раз Лена В. была вылитая «кошка среди телок»: мягкая и жесткая, стройная, гибкая, подвижная, но все же первое, что я заметил, ее потрясающие зеленые глаза. Им-то и посвятил одно из первых ленинградских стихотворений:
Я встречал много девчонок;
Красивых, модно одетых, богатых,
Стройных, наглых, умных, хитрых,
но ни у одной их них
не было глаз.
Я не помню твоей одежды;
Я не помню твоей фигуры;
Я не знал твоего положения,
но у тебя были глаза!
Зеленые угольки!
Живые!
Я люблю вас!
Я хочу обжигать о вас губы!
До боли,
До бесчувствия,
До смерти…
То есть, если «есть» глаза, то они покроют все недостатки.
Так что, увидев Лену, я перестал спокойно спать и все пытался с ней встретиться. Это было непросто. Нет, я видел, что тоже ей нравлюсь! И ее коллеги расхваливали меня на все лады. Помню, как во время перекура на объекте присел на что-то каменное, входит начальник РСУ и кричит мне:
- Ты бы не сидел на камне-то! А то кое-что заболеет, и женщины любить не будут!
- Ой, нет! – чуть ли не хором закричали маляры, - мы бы его любого любили! Такой мальчик! Золото!
Вот только Лена была сирота. Выросла в детдоме. В 16 «залетела» (ох и слово!), родила и даже вышла замуж за «виновника залета», благо, что по выходу из детдома получила квартиру. Но примерно за год до нашего знакомства с мужем они развелись. Так что, во-первых, она уже «обожглась на воде», а во-вторых, ребенок на руках и никого, кто помог бы; ни тебе бабушек, ни тебе дедушек, их было только двое…
Тем не менее весна требовала своего. Как-то она оставила ребенка кому-то из соседей и мы встретились вечером в городе.
Погуляли, сходили в кино, поели мороженого; все было невинно и благопристойно.
Несколько раз наши встречи повторялись по тому же «сценарию», а потом, сразу после зарплаты, я пригласил ее в ресторан!
Попали мы как раз в тот, «без названия», что в «Валином доме», на углу Чкаловского и Б.Зелениной. Конечно, где кабак, там и выпивка, она меня расковала, и я предложил поехать ко мне в гости.
Ко «мне в гости» - это значило в комнату с пятью алкашами, что, естественно, отпадало; оставалось «ко мне в гости», значит, к Алексею М. на ***
Когда мы подходили к общаге, уже стемнело, и окошко Алексеевой комнаты светило нам, как фонарь мотылькам…
Я заглянул внутрь; еще безмятежный Алексей валялся на диване с книгой и грыз пряники. Тихо постучал. Алексей оторвался от книги и повернулся к окну…
- Привет, Алекс, - высунулся он в окно, сияя своей «фирменной» улыбкой, - ты что так поздно?
Но тут он заметил Лену и уже без улыбки задал риторический, сакраментальный вопрос:
- Мне уйти?
- Желательно, Леш!
- Ладно, пойду к *** Оставляю вам пряники. Чай знаешь где.
Ну какой может быть чай вдвоем с девушкой, о которой столько грезил?!
Как только за Алексеем захлопнулась дверь и мы влезли через окно в комнату, как тут же оказались в кровати…
Наша одежда летела на пол, и вот та, которая столько грезилась, лежала рядом… Когда-то желанная и далекая, а теперь желанная и близкая, горячая юной весенней кровью…
Но когда «бурная прелюдия» окончилась, «оркестр погасил свечи и покинул сцену». Крах-трах!
Кошмар; закон подлости; почему, когда я ложился спать один и если при этом начинал думать о ней, то все было в порядке? Настолько в порядке, что это не давало уснуть мне часами! А тут, когда она оказалась рядом, это отказалось служить хозяину!
Давно мне не было так стыдно! Но, надо отдать ей должное, Лена вела себя очень тактично. Видимо, у нее были глубокие чувства ко мне. Она как-то ненавязчиво утешала меня, а мне хотелось одного – исчезнуть…
И я исчез; в этом мне помог случай и Министерство Обороны; сразу же после этой ночи ее бригаду срочно перебросили в какой-то отдаленный район, что бывало очень-очень редко; а чуть позже Министерство обороны…
НАЧИНАЮЩИЕ И ЗАКАНЧИВАЮЩИЕ ЭКСТРЕМАЛЫ
Как-то на выходных мы с Алексеем решили отдать дань моде: покататься на скейтах; вернее, поучиться. Недалеко от его общаги находился*** парк, туда мы и направились…
И вот пробуем с горочки спускаться, благо она не крутая. Начинаем с энтузиазмом, но быстро остываем; первый я.
- Леш, - говорю, - ты как хочешь, а из меня скейтбордиста не выйдет!
- Ну, Алекс, давай еще попробуем! За полчаса же не научишься!
- И за час! И за два! Ладно, ты учись, а я посижу покурю.
Сижу-курю и вдруг замечаю двух девушек, играющих в бадминтон. Они одного росточка, но в остальном разные. Одна полненькая, но совсем чуть-чуть, так что это ее не портит, даже придает некий шарм; другая пожестче.
Полненькая – явно домашняя девочка, у нее интеллигентный вид, отчасти из-за очков; другая на домашнюю не похожа, такая может и машину водить, и на дерево залезть, и похулиганить и т.п.
Алексей сосредоточен на учебе. Возможно, ему грезятся лавры чемпиона и куча поклонниц «крутого экстремала»; разрушаю грезы:
- Леш, ты катайся, а я пойду с девушками в бадминтон поиграю.
- Где?! – Лешка от такой новости теряет равновесие и грохается на асфальт. То ли от удара, то ли от девушек глаза его начинают сиять… - Где, Алекс, девушки?!
- Разуй глаза! Они рядом с нами уже полчаса играют.
- Слушай, ну так пойдем, познакомимся! Только, что в очках, чур моя!
- Ой, Леш, что-то уже расхотелось. Да и неудобно как-то. Хотя, если она тебе так сильно понравилась, иди!
- Я стесняюсь. Давай ты первый!
- Ага, опять я!
- Ну Алекс! Ну, Алексушка! (Не с этого ли момента он всех стал называть на –ушка? Цоюшка, Шварцушка, Борюшка и т.д.)
- Ладно, пойдем!
Как легко знакомиться с девушками, которые тебе симпатичны, но речь не идет ни о «высокой любви», ни о «низкой тяге»! Вскоре мы уже знаем, что в очках – это Таня, а без очков – Жанна. Я предлагаю меняться: они катаются, а мы с Алексеем играем в бадминтон. Предложение принимается…
Увы, они тоже не рождены скейтбордистами! Видя такое дело, я, к вящему(и вякающему чуть-чуть )неудовольствию Алексея, бросаю ракетку и бросаюсь помогать Жанне. Ведь это веский повод обнять девушку за талию, подхватить ее при падении и т.п. Тут доходит и до него; он кидается к Татьяне и дает ей «мастер-класс»…
На память об этом, не самом худшем дне нашей жизни у меня сохранилась плохонькая черно-белая фотография, где Татьяна с Алексеем стоят рядышком, а я, присев за их спинами, держу у них над головами ракетки. Было похоже на «нимбы», но, оказалось, «обручальные кольца»…
ПОЛНОПРИВОДНОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ
Как-то я заехал к Саше В. на Скороходова, а он мне с порога:
- Хочешь подзаработать?
- Спрашиваешь! А что надо делать?
- Да работа несложная. Вот, смотри.
Он открыл картонную коробку, в которой оказались не склеенные, распластанные пачки «М».
- Ого! – присвистнул я. – Лучше бы, конечно, они были полными.
- Вот их надо склеить, а потом наполнить.
- Чем и зачем?
- Резаным, по форме пачки, картоном. А потом заклеить целлофаном. Все необходимое для этого имеется.
- А зачем все это?
- Понимаешь, тут один мой знакомый еврей уезжает в Израиль, навсегда. Последнее время он держал подпольный видеосалон, а заодно и как бы «игорный дом», всякие там картежные игры. Там же у него что-то вроде бара: фирменная выпивка, сигареты и прочие «радости жизни». Сейчас все это «дело» он собирается продать одному человеку; если этому еврею перед самым отъездом впарить «М», то он перепродаст их вместе с «делом» новому хозяину, когда откроется, что сигареты «левые», он будет уже далеко и спросить будет не с кого.
- Ага, понятно!
- Бабки хорошие, делим пополам. Ну как, согласен?
- Да.
- Тогда так, делать надо быстро, времени уже в обрез; то есть, может, пару ночей придется не спать. Одну коробку ты сделаешь у себя в общаге, а одну я дома.
- Раз так, то давай я сразу и поеду делать.
- Правильно, это по-деловому.
Понимая, что одному трудно управиться за такое время, решил подключить Алексея М. Пообещал хорошо заплатить. Он согласился.
И вот бесконечно нудная, отупляющая работа, ко всеобщей радости, окончена в срок. Я, как крутой ковбой, с целой коробкой «М» еду на Скороходова…
Дверь распахивается. За ней два незнакомых мужика, а за их спинами Саша В. Мужики спрашивают:
- Вам кого?
А Саша за их спинами машет головой, типа «сваливай, явка провалена»!
- Это Скороходова ***? – называю другой адрес.
- Нет. Это ***.
- Ой, извините, ошибся!
Разворачиваюсь, с бухающим сердцем спускаюсь по лестнице и вдруг окрик:
- Минутку!
Тут я перехожу на бег, но у выхода из парадного они меня настигают и хватают под белы рученьки…
- В-в, к тебе человек шел?
- Ну да, ко мне.
- А что это он сделал вид, будто тебя не знает?
- Откуда я знаю?! Спросите у него!
- Хорошо, спросим.
И меня вежливо ведут в РОВД, благо оно совсем рядом. Беседовали со мной тоже вежливо (прямо как на «улице разбитых фонарей». Любопытствовали, что да как, да почему, «не хочу ли я в тюрьму» (шутка). Что это за странные сигареты? Давно ли я знаю В.? Не сидел ли я с ним?
То, что В. сидел, оказалось для меня сюрпризом. Выяснилось, что после отсидки он состоял под надзором, а это опера как раз и пришли его «надзирать». Бывали они у В. и раньше, но мне везло, раньше я с ними не сталкивался…
В свою очередь, я поведал им грустную историю приезжего паренька, который редко дотягивает до получки и каждую последнюю неделю месяца тихонечко голодает. А тут возможность подзаработать, делать «роботов» на продажу (был такой бзик в то время: из пустых сигаретных пачек, фирменных, конечно, клеили «роботов» и украшали ими свои скромные жилища).
В соседнем кабинете без всякой предварительной договоренности про «роботов» плел и «фантаст» В.
Повезло, попали на одну волну. Видимо, поэтому нам поверили и отпустили. Но афера, конечно, сорвалась.
РОК-УРОК
There no stars in N.Y.sky
They all on the ground.
Lou Reed
У Алексея М. был магнитофон. «Бобинник» или «катушечник», как звали тогда такие агрегаты. В довесок к агрегату он знал одного меломана, имевшего связи в Питерском рок-клубе. Этот меломан, Глеб, давал записи на время, послушать. Слушал, разумеется, и я.
Странно, но в Константиновке почему-то не слушали питерского рока во времена моей юности; московский, да: «Машина времени» в числе фаворитов. Конечно, было много западной попсы и поменьше рока. Естественно, по рукам ходил «блатняк» (еще не «шансон») где-то перед моим отъездом в Питер появились свердловские команды, с «Наутилусом» на «первых ролях», а питерского так ничего и не было. Так что я чувствовал себя «Колумбом», когда впервые услышал «Зоопарк», «Кино», «Аквариум», «Алису», «Телевизор» и т.д.
Также, благодаря Алексею, я впервые попал на рок-концерт или «сейшн», по-тогдашнему. Собственно, концертов было много, в Ленинградском Дворце Молодежи проходил рок-фестиваль, так что почти сразу после прослушивания записей многие из этих команд я увидел и услышал вживую…
Денег не было, но было сильное желание попасть в зал, это желание заменяло билеты. Способ «всеми – правдами – неправдами» требовал времени; нужно было попасть в ЛДМ как можно раньше, чтобы изучить все варианты прохода. В один из таких «ранних заходов» (Дворец еще пустовал) мы с Алексеем сидели у второстепенного входа (главный вход шел как бы через гостиницу), осматривались. Через этот вход вошли три парня, присели рядом с нами, закурили и начали что-то горячо обсуждать; по их разговору я понял, что это музыканты какой-то группы. Потом они встали и ушли за кулисы…
Лешка перевел дыхание и каким-то ненормальным, священным полушепотом заявил:
- Знаешь, кто рядом с тобой сидел?!
- Нет?
- Цой! Ну, «Кино»!
- А-а! Ну, я еще гляжу, восточная внешность. Да, а он-то Цой! Ну да!
Лешка еще долго ходил взбудораженный, но на меня, честно говоря, большого впечатления это не произвело, хотя «Кино» я уже полюбил (три моих самые любимые команды на сегодня как раз «Кино», «Аквариум» и «Зоопарк», только «Кино» я теперь не могу слушать) к тому времени…
Позже я видел Боярского в бане на Марата, а Розенбаума в кафе на 1-ой линии В.о. Знакомый уличный портретист писал портрет Патриции Каас, и там же, на «катьке», как-то дружески беседовал с художниками Светин.
Так что слова Лу Рида:
В небе Нью-Йорка не увидишь звезд,
Все они на земле -
прекрасно подходили для Ленинграда…
тем временем публика стекалась в Дворец Молодежи; если к началу концерта мы еще не проникали в зал, тогда оставалось пробиваться в зал «свиньей».
Способ этот заключался в скоплении толпы безбилетников у входа в зал; в какой-то удобный момент эта группа перла внутрь внаглую, оттирала контролеров и рассеивалась в толпе, где уже нереально было отделить «козлов от овечек». Тут главное было не оказаться в «хвосте группы», последних могли схватить контролеры…
Но вот ты в зале, билета у тебя нет, значит, нет и места. Но слушать рок сидя – это…извращение! Самый смак быть сжатым толпой и под звуки музыки войти с ней в один ритм, стать одним целым. Это невероятная энергетика! Я понимаю, откуда взялась у рокеров манера прыгать со сцены в зал, на руки зрителей: у этой энергии такой заряд, что кажется, оттолкнись посильнее от пола и полетишь, взмоешь над толпой…
С этого рок-фестиваля на несколько лет «сейшены» стали весомой частью моей жизни. Это был хороший «рок-урок»: мощный импульс вывести внутреннюю свободу из подполья на «свежий ветер» перестройки (кто знал, что «ветерок» этот превратится в «ураган»)…
ЛЕНИНГРАД. ИЮНЬ. ДОЖДЬ.
День тот выдался одновременно дождливым и светлым, бывают иногда такие денечки. Светлым он был и по настроению; кажется, в такой день ничего плохого в мире, а по крайней мере в городе, не происходит. И даже умирают люди легко и радостно, как будто не умирают даже, а «уезжают» в некие благословенные края, к своим хорошим, любимым друзьям…
Собака тоже была необычная, такая «прародительница – мы-сами-не-местные», что появились несколько лет спустя. Она забежала в вагон на следующей после моей остановки и, несмотря на мои уговоры доехать со мной до друзей, где я надеялся ее покормить, вышла раньше…
Меня это впечатлило, так что я сразу же, в трамвае, начал писать:
Ленинград. Июнь. Дождь.
Я еду к знакомой девчонке;
Только что добежал до остановки,
Встал под защиту балкона,
Но вот идет трамвай №1
И больше ничего не надо ждать…
Трамвай-одиночка, без второго вагона;
Люди без задних мыслей;
Кто мокрый,
А кто сложивший зонт
Едут куда-то в нем;
Скорее всего домой,
А может и на работу,
Если в ночную смену;
Но никто, я уверен,
Не едет просто так…
И вдруг,
Они начинают беспокоиться,
По очереди,
До кого когда дойдет
Этот мокрый бездомный пес…
(Зачем-то вбежавший сюда
И едущий в никуда…)
И люди боятся этот «комок
Тихого одиночества».
Они принимают позу угрозы,
Когда приближается «их друг».
Они убирают ноги,
чтобы не испачкаться вдруг…
Закончил я его в парадном и только потом поднялся к друзьям (здесь оно не полностью, слишком большое).
Собственно, я ехал не только и не совсем к знакомой девчонке. Татьяна уже стала М., то есть вышла замуж за Алексея. Кстати, провернули они это дело «по-ленински», т.е. конспиративно: «ни один шпик не унюхал шпиг со свадебного стола»! Так как, по словам Алексея, свадьбы не было; получил жену «под роспись» и все дела!
После свадьбы он перебрался к Татьяне. Она с родителями жила в уютной отдельной квартире с прекрасным видом на Никольский собор, лучшую церковь Ленинграда, по моему мнению!
Алексей сразу стал 100% семьянином! Конец «сейшенам» и прочим тусовкам. Какое-то время я бывал у них в гостях, но мне не очень нравилась зажатость, закрытость их дома, так что постепенно мои визиты прекратились, а Алексея я видел лишь изредка, в Академии…
М.О. СССР ПРОТЯГИВАЕТ «РУКУ ДРУЖБЫ»
На лестничной площадке 1-го этажа «краснокурсантской» общаги стоял стол, а на нем что-то вроде «почтового ящика»: много-много деревянных ячеек с номерами комнат…
Однажды, примчавшись с работы, я нашел в своей ячейке «путевку на курорт», а серьезнее, повестку на сборы…
- Ура! – закричал я. – От сборов отмажусь, а работу завтра на законных основаниях (поездка в военкомат) прогуляю!
Утром приехал в военкомат и меня с ходу взяли в оборот:
- В отпуск когда?
- Не знаю. В сентябре-октябре, наверное.
- А мы предлагаем почти все лето отдохнуть!
- Да, а где?
- А под Архангельском! Лагерь в лесу. Места красивейшие! Речки. Озера. Грибы. Ягоды. Как южанина спрашиваю, чернику, к примеру, доводилось пробовать?
- Ни разу. В книгах попадалось «черничный пирог», а пробовать не приходилось.
- Ну вот! А там ее полно и совершенно даром! Ягода – чудо! Объедение. Эх, я бы и сам туда махнул! Да вот служба. А тебе, сам подумай, или все лето в городе париться, или… Да, а приедешь со сборов, тут сюрприз!
- Приятный?
- Еще какой! Зарплата за три месяца! Сохраняется по месту работы! Ну как, едешь?
- Еду!
- Ну и отлично! Послезавтра сюда же, к восьми утра, с вещами.
Продолжение следует…